— Я.
— У вас есть для этого особые полномочия?
— Разумеется!
— Разумеется! Вы и следователь, и прокурор, и адвокат, и судья, и все в одном лице! А может быть, вы еще и судебный исполнитель? — Сен-Реми указывает на вторую повозку, загруженную наиболее ценным имуществом, конфискованным у несчастных.
— Полномочия… — начинает было Дерю.
— Своими полномочиями, грабитель, ты можешь трясти в других местах, а не перед лейтенантом гвардейских мушкетеров! Господин лейтенант! Какие будут распоряжения?
— Пленников освободить! Этих — арестовать!
— Барон де Ривак, командир сводного отряда… — начинает опять Дерю.
— Довольно болтать! — останавливаю его я. — Барон де Ривак — государственный преступник и скоро получит своё. Что касается вас, то лучшее, что вы можете сделать, — это отдать нам свое оружие и ключи от клетки и цепей.
Мишель Дерю обнажает саблю и достает связку ключей.
— Вот ключи, а вот оружие! Попробуйте взять их сами!
— Возьмем! — успокаиваю я его и командую: — За дело, мушкетеры!
Такую команду моим гвардейцам не надо повторять. Мгновенно начинают сверкать сабли и греметь выстрелы. Сам я в схватку не вступаю, всем своим видом показывая, что слишком много чести для таких разбойников скрестить оружие с лейтенантом мушкетеров. Я только достаю пистолет и взвожу курок. Сразу же приходится пристрелить одного из «летучих», неосмотрительно бросившегося на меня. Снова взвожу курок и поворачиваю барабан.
Но стрелять мне больше не приходится. «Летучие» явно никогда не имели дела с мушкетерами, и все их надежды на численное превосходство быстро рассеялись, как дым от моего выстрела.
Гвардейцы недаром считаются лучшими бойцами империи. Они быстро, без суеты делают привычное дело. Мишель Дерю пал одним из первых. На беду свою, он сошелся с моим сержантом и сумел только один раз замахнуться на него саблей. Второго случая шевалье ему ее не предоставил. Сен-Реми был едва ли не лучшим рубакой полка и еще раз подтвердил свою репутацию.
Все было кончено за какую-то пару минут. Восемь разбойников были убиты или ранены, трое обезоружены, четверо бросились бежать. Мушкетеры не стали их преследовать. Они дали вдогонку им залп, который положил конец деятельности этой кучки «летучих смертников».
Пока один из мушкетеров разжимал пальцы Дерю, доставая из них ключи, де Сен-Реми выстрелом из мушкета разбил замок клетки и освободил узников.
— Что будем делать с этими, лейтенант? — спрашивает он, показывая на обезоруженных бандитов.
— Довезем до ближайшего священника, который почтит их короткой исповедью, а мы — длинными веревками.
— И этого? — спрашивает один мушкетер и поясняет — Он не сопротивлялся и сразу бросил оружие.
Я смотрю на молодого человека, стоящего с опущенной головой, и колеблюсь. Моим сомнениям кладет конец молодая девушка, которую только что освободили от оков.
— Ваша милость! Господин граф! Все знают о вашем великодушии. Пощадите его! Он один из всех проявлял к нам сострадание. Шесть часов везли нас в этой клетке, и никто, кроме него, не подумал даже дать нам воды!
— Вы знаете меня, миледи?
— Кто же в Лотарингии не знает отважного и благородного графа Саусверка!
При этих словах пленники смотрят на меня. Молодой человек, о котором шел разговор, — с надеждой, другие — обреченно.
— Ну, вот они не знали, — киваю я в сторону побежденных.
— Бог им судья, но пощадите его.
— Хорошо, — решаю я, — быть по сему. Но он должен хорошо запомнить, что в дальнейшем не следует связываться с такой дрянью. Дайте ему десяток плетей и отпустите на все четыре стороны. Отдайте ему коня и оружие.
Парня быстро привязывают к повозке, и один из мушкетеров от всей души исполняет мой приказ. Во время наказания молодой человек не издает ни звука.
Пока мушкетеры собирают брошенное оружие, ловят коней и раздают все это освобожденным узникам, девушка приносит воды. Она обмывает спину и лицо молодого человека, снимает свой тонкий плащ и накидывает ему на плечи.
— Ну, за этого парня я спокоен, — со смехом говорит мне Сен-Реми. — Эта прекрасная колдунья больше не даст ему встать на ложный путь.
Девушка, услышав эти слова, вспыхивает, а молодой человек странно смотрит на шевалье.
— Берегись, сержант, — шучу я, — как бы этот красавец не вызвал тебя на поединок! Но, господа, пора в путь. Этих двоих привязать к седлам. Правильнее было бы заставить их побегать, но нам надо спешить. Прощайте и больше не попадайтесь этим выродкам. Не всегда рядом окажутся мушкетеры.
— Господь да благословит вас, благородный граф Саусверк! Господь да благословит вас, доблестные мушкетеры!
Под этот прощальный хор мы трогаемся в путь. Скоро мы прибываем в «Жаворонок».
Маркиза де Вордейля я увидел сразу. Высокий красавец с длинными, до плеч белокурыми локонами, скучая, стоит на крыльце и равнодушно смотрит на дорогу.
Подхожу поближе. От левого виска по щеке тянется шрам, который совсем не уродует по-мужски красивое, аристократическое лицо маркиза.
— Мессир?
— Я к вашим услугам.
Не говоря ни слова, я достаю из перчатки серебряный крест и протягиваю его маркизу. Тот, так же молча, берет его, прикладывается, как к святым мощам, крестится и говорит:
— Я готов выслушать волю его высокопреосвященства.
— Кардинал Бернажу приказывает вам вместе с вашими людьми поступить в мое распоряжение.
Маркиз вытягивается «смирно», бряцает шпорами:
— Я и мои люди — в вашем распоряжении, граф.
Он указывает на наших пленников.
— А это кто?
— Остатки разбойничьей шайки, которую мы потрепали неподалеку.
— И куда вы их?
— До ближайшего священника, который их исповедует, а от него — до ближайшего дерева.
— Зачем куда-то ездить? Все офицеры нашей гвардии рукоположены кардиналом Бернажу в сан полевого священника. Я сам сейчас исповедую этих пройдох, а дерево искать тоже ни к чему. Ворота — к нашим услугам. Кстати, хозяин, — оборачивается он к стоящему в дверях толстяку, — можешь переименовать свое заведение в «Два висельника». Звучит!
— Господа! Господа! — причитает хозяин. — Пощадите! Если вы повесите здесь этих людей, меня ожидают крупные неприятности. Эти летучие отряды рыщут здесь постоянно.
— А ты объясни им, что их повесили не вы, а им оказал честь быть повешенными сам граф Саусверк, лейтенант гвардии его величества. И если они попытаются доставить тебе неприятности, то напомни им, что через несколько дней я буду возвращаться в Лютецию по этой же дороге. Маркиз, эти люди в вашем распоряжении.
Пленников снимают с коней. Маркиз де Вордейль наскоро, даже слишком наскоро, с моей точки зрения, отпускает им грехи. Один из мушкетеров взбирается на перекладину ворот, и через пару минут въезд на постоялый двор украшают собой два висельника в красных с желтым мундирах.
Маркиз приглашает меня к столу. В трактире довольно людно. За соседним столом сидят три гвардейца кардинала, выделяясь своими кожаными черными, с белыми разрезами куртками. Рядом, за большим столом, устроились мои мушкетеры. В темной стороне зала сидит за столами люд попроще: бродячие торговцы, ремесленники, монахи и другие личности. Еще одна компания: пять вооруженных мужчин тихо разговаривают между собой. Мое внимание они привлекли потому, что из всех, обедающих в трактире, они одни не проявили никакого интереса к казни и даже не вышли на крыльцо. Впрочем, один из них, когда все уже было кончено, вышел ненадолго, равнодушно посмотрел на повешенных и вернулся на свое место за столом. Это показалось мне подозрительным.
— Ну, граф, — спрашивает де Вордейль, разливая вино, — какова цель нашего путешествия? Я имею в виду, куда мы едем?
— Нам надо приехать в трактир «Зеленый Дятел» на этом берегу Коры. Причем желательно оказаться там вечером.
Де Вордейль ненадолго задумывается.
— Тогда нам лучше заночевать здесь. Если мы выедем завтра утром, то к вечеру как раз прибудем в «Зеленый Дятел», — добавляет он шепотом, — а потом в Млен?
Я киваю.
— Ясно, — коротко подводит итог маркиз.
Больше о делах мы не говорим. Болтаем о пустяках, вспоминаем общих знакомых, рассказываем анекдоты.
Мушкетеры тоже не вспоминают о событиях прошедшего дня, для них это была привычная, обыденная работа. Только де Сен-Реми прошелся еще раз по поводу того, как юная «ведьмочка» быстро взялась «наводить порчу» на молодого человека, которого мы пощадили. Я говорю шевалье, что мы ночуем здесь.
— В «Двух Висельниках»? — уточняет он со смехом и сразу требует еще вина.
Сержант умел пользоваться каждым часом отдыха, который удавалось выкроить, и всегда давал вволю по возможности расслабиться своим подчиненным. Мы с маркизом заглядываем в конюшню, чтобы с убедиться, что с нашими конями все в порядке, и решаем пройтись по окрестностям. Когда через полтора часа мы возвращаемся назад, то видим на дороге двоих из той компании, что привлекла мое внимание. Они неподвижно стоят, глядя в нашу сторону. Я готовлюсь к стычке, но они молча сторонятся и отвешивают вежливые поклоны. Мы так же раскланиваемся и проходим в трактир.
Маркиз заказывает бутылку вина, мы усаживаемся и перед очагом и начинаем беседу на литературную тему. По ходу маркиз выражает желание послушать мои новые стихи, поклонником которых он оказался. Беседа затягивается за полночь, когда я чувствую необходимость отдохнуть перед завтрашней дорогой, мы, пожелав друг другу спокойной ночи, расходимся по своим комнатам.
Довольно скоро я засыпаю, но еще быстрее просыпаюсь. Рука моя тянется под подушку, куда я перед сном положил револьвер.
В комнате кто-то есть. Этот кто-то перехватывает движение моей руки и колет ее шпагой, прошептав при этом:
— Не надо, граф, уберите руку.
Когда я выполняю это требование, острие шпаги перемещается к моему горлу, а голос произносит:
— И не надо шуметь. Зажги свет, — это уже к кому-то другому.
Загорается свеча. Я вижу двух мужчин, которые встретились нам с маркизом на дороге. Взгляд на дверь. Она на засове. Окно. Так и есть! Они проникли с крыши. В окне виден висящий конец веревки.
— Все верно, граф, — усмехается тот, что держит у моего горла шпагу. — Сразу видно, что вы тоже профессионал. Вы все поняли правильно. Поэтому вы, я надеюсь, поймете и другое.
Он убирает шпагу, но при этом поднимает левую руку с пистолетом. Курок взведен. Второй тоже держит меня на прицеле, стоя у окна.
— Вы проиграли, граф, — продолжает первый, — и сейчас вы в наших руках.
Он садится в кресло, не сводя с меня дула пистолета, и коротко говорит:
— Письма!
— Какие письма?
— Не притворяйтесь, граф, не надо. Но если хотите, поясню. Нам нужны письма развратного, продавшего душу сатане прелата, которого вы именуете кардиналом Бернажу, и суздальской блудницы, которую вы именуете императрицей Ольгой.
— И только?
— Да. Как только мы их получим, мы уйдем, наградив вас на прощание полезным советом.
— А можно совет сейчас, а письма потом.
— Нет ничего проще. Слушайте внимательно, от этого зависит ваша жизнь. Не ездите в Млен и особенно не приближайтесь к монастырю святого Стефана.
— Понятно. Но должен вас огорчить, советом вашим я не воспользуюсь и поеду именно в Млен и именно в этот монастырь.
— Очень жаль. Мне бы очень не хотелось еще раз перебегать вам дорогу. Вы мне нравитесь.
— Не могу сказать, что взаимно…
— Ближе к делу, Гуго! — напоминает второй.
— Действительно, мы заболтались. Соблаговолите передать нам письма. Ведь они у вас, не так ли?
— У меня их нет.
— А у кого же они, как не у вас? Неужели вы их кому-то доверили?
— Я имею в виду, что они не при мне, а в дорожной сумке, под кроватью. Доставайте сами.
— Ага! Я или Симон полезем под кровать… Граф, я же сказал, что уважаю вас как профессионала. Уважайте и вы нас и не держите за дураков. Доставайте сами. Только не надо фокусов с оружием. Мы с Симоном выстрелим раньше.
— Хорошо, как пожелаете, — соглашаюсь я и лезу в сумку.
Правой рукой нащупываю бомбу и зажимаю большим пальцем пружину. Левой рукой освобождаю защелку ударника. Теперь стоит мне убрать большой палец, как ударник высечет искру, загорится пороховая трубка, и через три секунды заряд пороха разорвет чугунный шар и разнесет вокруг смертоносные осколки. Улыбаясь, я протягиваю Гуго правую руку с бомбой и демонстрирую ее, а левой указываю на снятую защелку. Гуго бледнеет и приподнимается в кресле.
— Симон! Не стреляй! — хрипит он..
— Вижу! — сдавленно отвечает Симон.
— Ну, Гуго, полагаю, такой оборот дела вы не предвидели. Можете стрелять. Письма все равно уцелеют, и их все равно доставят по назначению, — здесь я немного блефую, — а что касается меня… Вы же сами сказали, что я — профессионал.
Воцаряется молчание. Мои противники обдумывают свое положение. Наконец Гуго спрашивает:
— И что вы намерены предпринять? Хотите, чтобы мы составили компанию тем на воротах?
— Нет, зачем же? Я, как и вы, уважаю профессионалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64