Бес сопротивлялся, стараясь запугать Виталика чудовищными лицами и леденящими душу криками, но парнишка был неумолим.
— Я призываю святую кровь Иисуса Христа, которая очищает от всякого греха и нечистоты, — видя как бес издевается над Ириной, не желая ее отдавать, Виталик набрался смелости и приказал как власть имеющий от Христа: — ПОШЕЛ ВОН, ВО ИМЯ ИИСУСА!!!
Оглушительный женский визг превратился в грубый хриплый бас.
Словно сквозь пелену Виталик увидел, как из тела бедной девушки нехотя, отчаянно сражаясь за власть над жертвой, вырвалось мерзкое существо.
Бес последний раз истошно взвизгнув голосом Ирины, блеснул белыми мутными зрачками, расправил сложенные за спиной перепончатые, как у летучей мыши крылья и умчался прочь сквозь стену подъезда.
«Теперь можно и самому потерять сознание…»
Глава 7
Просвет
Рука затекла.
Виталик приоткрыл глаза и понял, что он уже не в подъезде…
А может ничего не было и ему все причудилось…
— Виталик, все в порядке? — Регина Васильевна, словно призрак появилась в полутемной комнате Олега.
— Да, вроде да, — еще не до конца осознавая произошедшее, прошептал паренек. Где он… как он тут оказался… какой сейчас день… что это за странные сны, которые его преследуют? Это все похоже на психоз или нервное расстройство.
«Может и вправду христианство это гипноз, влияющий на подсознание человека?» — мысль промелькнула, но он быстро ее отогнал. Что же происходит? И этот странный шар во время операции тоже был сном?
«Что со мной творится? Самое разумное решение — спросить», — так он и сделал.
— Регина Васильевна, — он присмотрелся, различая в полумраке очертания женщины, — как я тут оказался?
— Это ты расскажи мне, как я оказалась в подъезде? — словно очередной мираж донесся голос Ирины.
— Боже, что с моей головой, — все еще не понимая что происходит, Виталик попытался ее сдавить, словно соединяя части разбившейся вазы. Потом крепко зажмурился, потряс головой и вновь открыл глаза.
Сработало. Он уже четко видел, что лежит на диване в квартире у Адвокатов, в другой части комнаты, на кровати, улыбаясь в тридцать два зуба, с перемотанной головой лежал Олег. Рядом на краю дивана сидела Регина Васильевна, держа в руках пузырек с каким-то резкопахнущим средством, которое тошнотой отдавалось во всем теле. И в довершение картины — у окна стояла Ирина, прижимая ко лбу мокрый платок.
О да! Это была именно Ира, а не то страшное существо, что ему приснилось…
Если бы приснилось! Ее разорванная одежда, царапины и ссадины на теле говорили об обратном — все происходило в реальности. Но разве такое может быть?
— Ну и? — Ирина улыбалась, радуясь, что с Виталиком и Олегом все в порядке.
Хороши борцы за правду. Один лежит весь в бинтах и со шрамом на лбу, другой понять не может где он, с огромной шишкой на голове. Да и сама она… одного пузырька зеленки еле хватило, чтобы замазать все ссадины. В последний раз она такая зеленая была еще в детском саду, когда болела ветрянкой.
— Что и? — не понимая, чего от него хотят, удивился Виталик.
Ирина и Олег рассмеялись.
— Отстаньте от парня, — заступилась Регина Васильевна. — У тебя на голове шишка размером с апельсин.
Она взяла руку Виталика и аккуратно положила ее в области ушиба.
— Ого!
— Ты на меня посмотри, — Ирина вытащила правую руку из какой-то кофты, скорее всего мамы Олега, и показала разорванный рукав блузки и руку, почти всю покрытую зеленкой. — Я теперь на жабу похожа! И мне интересно, как это произошло.
— Это тебя принц поцеловал… — Олег залился смехом, радуясь своей остроумности, при этом вздыхая и охая, так как каждый смешок отдавался болью в голове.
— Ха-ха-ха… — передразнила Ирина, — это тебя он должен был поцеловать, ведь тебе в голову стрела угодила, — и она сделала движение рукой, изображая самолет, врезавшийся в голову Олега, как раз на том месте, где была повязка.
Картинка в глазах Краснова разъехалась надвое, словно отражение в зеркале и к горлу подступила тошнота…
— Я услышала какой-то крик в подъезде, — начала рассказ Регина Васильевна.
— Угу, крик мягко сказано, было такое впечатление, что там кого-то убивают, — дополнил Олег.
Постепенно к Виталику возвращалась ясность разума.
— Честно говоря, я сначала сильно испугалась. Даже выходить побоялась.
— А я сразу понял, что это Ирка кричит, я чуть было не подскочил, чтобы тебя спасать, — Олег был просто очарователен с повязкой на голове.
— Тоже мне герой нашелся, только из-под капельниц вылез, а уже бежать собрался, — мать грозно глянула на него, и он, точно по команде, сразу лег на подушку, сделав на миг серьезное лицо. — Так вот, я взяла молоток, вот этот, — при этом она уже улыбнулась и кивнула на журнальный столик, на котором красовался столярный молоточек. — Спускаюсь вниз, а там все стекла выбиты, в подъезде словно бомба взорвалась.
Картина сразу всплыла в памяти Виталика, когда вслед за душераздирающим криком послышался звон стекла. Разве такое может быть? Если да, то почему об этом никто не говорит и никто не знает. Что это? Какое-то стихийное бедствие или катаклизм, когда в людях заводятся такие страшные существа, как то, которое он видел сегодня. А кровь? Он думал, что это кровь разорвавшегося тела Ирины, но это была всего-навсего кровь ссадин. А как тогда этот монстр вылез? Может, он прошел сквозь ее плоть. Чем больше он размышлял, тем дальше заходил в тупик.
— Ау, ты здесь?! — Ирина помахала рукой перед глазами Виталика.
— Да, да! Я слушаю.
— Тебя спрашивают, как мы там оказались? — то ли смеясь, то ли нервничая, говорила она.
— Ладно, я пошла на работу. Вы тут присмотрите друг за другом, — Регина Васильевна пошла собираться и бросила вслед. — Ирина поухаживай за мальчиками: молоко на печке, хлеб на столе, и есть вкусное лакомство — дядя Олега из плаванья привез, арахисовое масло называется. Покушайте, вам должно понравиться. А Олегу бульон налей…

* * *
Горячие тосты с арахисовым маслом и две чашки кофе стояли на столе в кабинете у Новака.
— Вот так с тех самых пор я и живу. Ем арахисовое масло и наблюдаю духовные проявления, — Виталий Андреевич сделал глоток кофе, потом улыбнулся тому, как забавно у него получилось связать прошлое с настоящим.
— А я никому не говорил, что видел тогда… Я вообще почти пять лет не говорил. Когда попал в детский дом, а самое страшное случилось именно там, я понял, что доверять нельзя никому. Знаете, я боялся, что если кому-то расскажу про то, что видел в избушке, меня отправят в психлечебницу. Вместо радужных детских снов с шести лет я видел один и тот же кошмар…
…Мать закрыла дневник. Лучина уже почти догорела, но предрассветная мгла темно-бурых цветов наполняла комнату.
О, эти шаги. Как она их любила, а сейчас по-особенному. Сомнений не было, это вернулся Анатолий. Его фигура еле заметно виднелась сквозь пелену снегопада. Кто знал, что мальчишка-очкарик, над которым они смеялись всем двором, станет тем, с кем она будет чувствовать себя, как за каменной стеной. В голове стремглав пронеслись кадры воспоминаний…
Выпускной, на котором Анатолий сделал первый шаг, пригласив ее на танец. Она и не знала, что он так хорошо танцует. Его глаза так красивы даже в очках, что заставляют все внутри замирать. Она не могла представить, что в его рассказах не представляющая для неё интереса археология и история станут живыми. Невозможно было не полюбить его, такого простого и наивного, такого честного и справедливого. Если бы не любовь к древностям, он бы мог стать замечательным юристом или судьей.
Да, именно именно на выпускном балу, когда ее платье было похоже на свадебное, а через пару месяцев и стало им, она решила, что он тот, с кем она хочет пройти всю жизнь. Любить его и родить ему мальчонку, с такими же честными глазами и уверенным голосом.
Сразу после школы ее ждала консерватория, а его после двух успешных курсов в институте — академия. Ему пророчили самую блистательную карьеру. Рождение сына, которого без малейшего раздумья назвали Толиком, не помешало обоим получить красные дипломы. Соло скрипки в ее исполнении восторженно принимали во всех городах СССР. А он сразу же пошел работать в секретную спецслужбу. Чем он там занимался, знал только Бог.
Они были обязаны своими успехами именно Ему. Несмотря на тщательный контроль со стороны властей, они молились каждый вечер. Собраний христиан они посещать не могли, так как работа в секретной службе заставляла держать в тайне их веру.
Только чудом её бабушка смогла выехать во Францию, из-за чего вся семья попала под угрозу еще более жесткого надзора или даже ссылки в лагерь. Ну ничего, скоро и они будут в Париже. Насколько желанно стало для нее это слово — «Париж», оно звучало как рай — «парадиз».
Как бы она хотела забыть это слово — «парадиз». Пропитанное светом и теплом, ожиданием счастья и мира, оно принесло горе не только в ее семью. Как она сразу не догадалась, что правительство не прощает ошибок никому…
Эти умы были обречены на гибель. Тем более, некоторые из этой группы были христианами, но скрывали это.
Дверь отворилась, и в комнату вошел Анатолий. Она сразу же кинулась к нему на шею.
— Что ты глупышка? Чего ты плачешь?
— Я переживала за тебя, где ты был так долго?
— Я проверял силки, собирал хворост, ведь уже почти рассвело. Надо успеть натопить избушку, пока не взошло солнце, чтобы никто не увидел дым.
— А что в силках?
— У нас сегодня зайчатина, — Анатолий улыбнулся, словно он всегда жил в таких условиях и охота для него обычное дело. — Как малыш? — он сделал пару шагов в сторону сына.
— Он видел кошмар этой ночью.
— Бывает, — отец присел на край кровати, потер холодные руки, чтобы как-то их согреть.
— Я сама испугалась, он вскочил и начал бредить.
— Да нет, вроде не горячий, — Анатолий потрогал лоб сына, — наверное много впечатлений за эту неделю, я и сам не могу спать из-за кошмаров.
— Мне пришлось его переодевать, он весь вспотел.
— Что же вам приснилось, Скуратов Анатолий Анатольевич, — улыбнулся отец, — У-у! Как звучит! С таким именем надо быть очень известным человеком.
— Он видел какого-то всадника, — как бы между прочим сказала она, все еще наслаждаясь звучностью имени сын.
Несмотря на то, что в комнате было темно, жена не могла не заметить, как крупной россыпью появился пот на лице еще недавно невозмутимого Скуратова-старшего.
— Что-то не так… Тебе нехорошо? — ей стало не до шуток.
— Он найдет нас… Он уже на пути к нам…
— Что с тобой, о чем ты? Ты пугаешь меня.
Анатолий быстро залил тлеющие угли и разгорающиеся сухие ветки, чтобы огонь не выдал их.
— Что ты делаешь? Мы же замерзнем?
— Одевайся и поднимай Толика!
— Зачем?
— Не время задавать вопросы, иди в погреб и начинай молиться.
Не задавая больше вопросов, жена кинулась одевать еще сонного малыша.
— Мальчик мой, сынок, проснись, нам надо идти, вставай. Ну, открой глазки, это мама. Толик нам срочно надо идти.
Малыш капризничал, но все же делал, что говорила мать.
Отец пытался забаррикадировать дверь, закрывал внутренние ставни и без того заколоченных окон, но громадные щели могли выдать их пребывание.
— Мама, а куда мы идем, что-то случилось?
В ответ звучала только молитва.
— Ой, уже утро, солнышко взошло, — мальчик показал, на солнечного зайчика, ползущего по стене.
— Откуда солнышко? — ведь только что за окном был туман и до рассвета как минимум полчаса.
— Не переставай молиться, быстро в подвал, — Анатолий знал что это.
Мать взяла сына, сумку и они стали спускаться в специально приготовленный для этого случая погреб.
Анатолий приоткрыл одну из ставней, и комнату наполнил ослепительный солнечный свет. Осталось передать SOS… Он их нашел… Закрыв мальчика в погребе, мать вернулась к мужу.
— Им нужен только я. Они тебя не тронут и искать не станут. Прячься!
— Я тебя никогда не оставлю, я тебя люблю…
Комната наполнялась жаром, дышать становилось тяжело. Горячий ветер сквозь щели стал задувать песок. Складывалось впечатление, что дом в мгновение перенесся из холодной Сибири в жаркую Сахару. Лучи света проникали сквозь щели в полу в погреб, где шестилетний ребенок отправлял по радиостанции послание с просьбой о помощи.
Сквозь щели в полу было видно, как в комнату в виде комка света проник объект… Шаровая молния, появившись из неоткуда зависла в воздухе.
— Где дневник? — спросил внезапно появившийся из воздуха лысый мужчина в одеждах похожих на женские или на наряды восточного сказочного покроя.
— Ты его не получишь, — отец понимал, — это конец, и даже если он расскажет о дневнике, вряд ли что-то изменится.
— Вы сделали свой выбор, — свет пропал, и вместе с ним человек. Остался только невыносимый жар.
Огонь…
Дым проникал во все щели…
Пламя заполнило дом…
— До сих пор во сне я слышу крики матери.
— Извини, что я заставил тебя вспомнить все это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57