Я не пошел к доктору и не стал звонить Ричарду еще раз. Вместо этого
я провел три недели дома, почти не выходя на улицу. Всякий раз, когда по
необходимости, все-таки, приходилось это делать, я плотно перевязывал свои
кисти несколькими слоями бинтов. Три недели. Три недели слепой надежды на
то, что эта страшная напасть оставит меня... Уверен, что поступил тогда
правильно. По крайней мере - рационально для самого себя. Если бы я был
здоровым полноценным человеком, которому не нужно кресло-каталка и который
ведет обычный образ жизни и имеет нормальное окружение, то я, может быть,
отправился бы к доктору Фландерсу или, по крайней мере, рассказал бы обо
всем Ричарду. Я мог бы, наверное, сделать это и без всех этих оговорок, в
том состоянии, в котором я находился тогда на самом деле, но всякий раз,
когда появлялась эта мысль, я вспоминал о трагической судьбе тети, которая
из-за болезни проказой была обречена оставаться практически всю свою жизнь
совершенно изолированной от людей пленницей и, в конце концов, была
съедена заживо своей болезнью, одиночеством и, в результате, - безумием...
Мысли о том, что такая же печальная участь может постигнуть и меня,
заставляли меня сохранять все в глубокой тайне и молиться, молиться,
молиться за то, чтобы, проснувшись когда-нибудь утром, я посмотрел на свои
чистые пальцы и вспоминал обо всем этом как о дьявольском сне.
Все это были, конечно, безнадежные наивные мечты.
Постепенно я почувствовал ИХ. ИХ... Неизвестный неземной Разум. Меня
никогда не интересовало, как они выглядят и откуда они пришли. Я был их
дверным проемом, их окном в этот мир. Я слишком хорошо понимал, насколько
они опасны, отвратительны и страшны, как несоразмеримо их мир отличается
от нашего. Слишком хорошо чувствовал их страшную слепую ненависть. И все
это время они вели молчаливое мрачное наблюдение за нашим миром. А я
невольно помогал им в этом, не в состоянии никак воспротивиться.
Постепенно я начал понимать, что они просто используют меня в своих целях,
что они просто-напросто управляют мною.
Когда в тот вечер мальчик, как обычно, возвращался мимо моего дома с
пляжа, он приветливо помахал мне рукой и улыбнулся. Судя по его виду,
своим сегодняшним уловом он был вполне доволен. Я сидел, как всегда, на
веранде и, мрачно размышляя о своих проблемах, решил, наконец, связаться
по телефону с мистером Крессуэллом из департамента ВМС США. Я пришел,
все-таки, к выводу, что то, что случилось со мной, началось именно во
время нашей экспедиции на Венеру пять лет назад. "Пускай, - думал я, - они
изолируют меня на всю оставшуюся жизнь от людей, пусть обследуют меня
сколько и как угодно, пусть вообще делают со мной все, что захотят - лишь
бы положить конец этим безумным ночам, когда я просыпаюсь в совершенно
неожиданных для меня местах, а руки мои живут как бы сами по себе и
наблюдают, наблюдают, наблюдают...
Однажды я пытался, дойдя до отчаяния, выколоть эти ужасные глаза
первым же попавшимся под руку острым предметом. Подвернулся остро
заточенный карандаш, но как только он приблизился к первому глазу, руки
мои пронзила резкая мучительная боль, разом охватившая и все мое тело. Я
думал, что умру от нее через пару секунд. Карандаш упал на пол и боль, не
сравнимая совершенно ни с чем, утихала очень долго. Таких адских страданий
я не испытывал раньше никогда в жизни и подобных экспериментов больше не
устраивал.
Вместо того, чтобы тоже ответить мальчику приветливым взмахом, обе
мои руки, помимо моей воли, вдруг разом судорожно потянулись к нему и я с
ужасом вспомнил, что они у меня не забинтован ы... Все десять глаз,
светясь в сумерках, разом уставились на бедного перепуганного мальчугана.
Он остановился как вкопанный и смотрел на меня широко раскрытыми от ужаса
глазами. Я почувствовал, как мое сознание быстро заволакивается густой
непроницаемой пеленой и уже в следующее мгновение я полностью утратил
контроль над собой. Дверь открылась... и я стал дверным проемом. Слепым
исполнителем чужой неведомой воли. Не помня себя, я оказался на улице и
кинулся по песку за удирающим что было силы насмерть перепуганным
парнишкой. Ноги были как деревянные и слушались очень плохо, но, все же,
бежал я довольно быстро. Мои собственные глаза были закрыты и все, что я
видел, я видел глазами моих пальцев. Картина эта была совершенно
фантасмагорической. Впереди мелькала худенькая фигурка убегающего от меня
в сторону общественного пляжа мальчонки. Все цвета и даже формы были
каким-то фантастическим образом искажены, что придавало всему
происходящему особенный оттенок, присущий монстрам. Мыс, например,
выглядел как гигантская гипсовая декорация, а небо над ним было
неестественного сочного пурпурного цвета. Глаза на пальцах просвечивали
мальчишку как мощный рентгеновский аппарат - я видел перед собой бегущий
скелет с ярко светящимися костями, скелет, цепко держащий левой рукой свою
металлическую сетку для просеивания песка. Плоти не было видно почти
совсем.
О чем, интересно думал этот бедный безымянный мальчонка в последние
минуты перед смертью? О чем он думал, рассыпая на бегу набранную за
несколько часов кропотливого труда мелочь и даже, наверное, не замечая
этого, цепко держа в руке свою сетку и почти ежесекундно оборачиваясь на
настигающего его страшного человека, который, спотыкаясь и ковыляя, упорно
преследовал его, зажмурив глаза и вытянув вперед руки как слепой? Что он
думал, видя на тянущихся к нему руках ужасные желто-золотые глаза? И что
он подумал за секунду до смерти, когда эти страшные руки с глазами
взметнулись вверх и сделали так, что в следующее мгновение его голова
разлетелась мелкими брызгами на десятки метров вокруг?..
Я не знаю...
Зато я знаю, о чем думал я.
Я думал, насколько это позволяли мои мозги о том, что только что
побывал у ворот в ад и что скоро я отправлюсь туда насовсем.
Ветер с силой трепал повязки, когда я разматывал их. Как будто
пытался помочь мне.
На жуткие черные грозовые тучи, которые были уже почти над нами,
падали последние багровые отблески заходящего солнца. Буря надвигалась
стремительно и вот-вот должна была обрушить на нас страшные массы воды и
ураганный ветер. Но мы как будто даже не замечали этого.
- Ты должен пообещать мне, Ричард, - наклонился я к его уху,
перекрикивая ветер. - Ты должен пообещать мне, что как только ты
почувствуешь что-то неладное, ты убежишь... Как только тебе покажется, что
я могу... причинить тебе какой-нибудь вред... Ты понимаешь меня?
Ветер с силой трепал ему волосы и ворот рубашки. Все лицо было
напряжено, а глаза превратились в маленькие щелочки от хлеставшего в них
песка.
Я решительным движением сдернул последние повязки с глаз на пальцах и
внимательно посмотрел на Ричарда. Все десять глаз вытаращились, конечно
же, тоже на него.
- Теперь ты видишь их сам, собственными глазами! - хрипло крикнул я.
Лицо Ричарда, лицо, которое я так хорошо знал, лицо несомненно
смелого, бесстрашного человека мгновенно вытянулось, а нижняя челюсть
отвисла. Он инстинктивно отпрянул от меня и выскочил из машины. Вспыхнула
ослепительная молния и гром ахнул прямо над нашими головами. В следующее
мгновение на нас обрушился адский поток воды.
- Артур... - прочитал я по беззвучно двигавшимся на искаженном ужасом
лице губам Ричарда.
Как он был напуган!.. Как мог я подвергнуть его такому жестокому
испытанию, такому страшному шоку?!
- Беги! Беги, Ричард!
И он побежал. Длинными стремительными скачками. Он был очень похож на
человека, приговоренного к смертной казни, который уже возведен на эшафот
и хорошо понимает, что через несколько секунд он умрет, но прощаться с
жизнью он, тем не менее, очень не хочет и все еще на что-то надеется.
Я вышел из машины и мои руки резко взлетели вверх над головой, а
пальцы судорожно вытянулись к единственному, что было им хорошо знакомо в
этом мире - тучам.
И тучи ответили им.
Они ответили им огромной, чудовищно сильной, ослепительной
бело-голубой молнией, увидев которую, я подумал, что наступил конец света.
Эта невероятная молния ударила прямо в Ричарда... В одно мгновение от него
не осталось даже пара.
Последнее, что я запомнил перед тем, как мое сознание отключилось
окончательно, был сильный запах озона...
Пришел в себя я только на следующий день рано утром. Я сидел на своей
веранде и отрешенно смотрел на Большую Дюну. Ураган уже прошел. С моря дул
мне в лицо приятный прохладный ветерок. На серо-голубом пасмурном небе еще
видна была бледная серебристая луна. Я смотрел вдаль на то место, где
вчера погиб Ричард - там не было ничего, кроме небольшого пятна черного
песка в том месте, куда ударила молния. Машины Ричарда не было, почему-то,
тоже, но тогда это не имело совершенно никакого значения.
Я медленно опустил взгляд на свои руки. Глаза на пальцах были
открытыми, но какими-то остекленевшими и неподвижными. Они, судя по всему,
устали и дремали.
С неожиданной ясностью я вдруг понял, что именно мне необходимо
сделать. Сделать немедленно, не теряя ни секунды, пока они дремали. Пока
дверь была закрыта и пока я снова не стал безвольным дверным проемом. Я,
наконец, понял, что я должен сделать для того, чтобы эта дверь не
открылась больше никогда. Никогда!
Мне нужно было торопиться. Я уже заметил первую слабую реакцию глаз
на мои мысли. Они вздрогнули, но, слава Богу, не проснулись. Кисти рук
медленно сжались в кулаки, как бы пряча глаза от какой-то непонятной еще
смутной угрозы.
В моей гостиной есть небольшой камин, который я затапливал иногда в
холодную погоду. Быстро и решительно я растопил его, изо всех сил стараясь
не думать о том, что я замыслил сделать - ведь они без труда читали все
мои мысли. Я должен был сделать все как можно быстрее - до того, как они
заподозрят что-то не ладное и смогут помешать мне.
Когда дрова, наконец, разгорелись достаточно хорошо, а в трубе
загудел поднимающийся кверху сильный поток теплого воздуха я, не теряя ни
секунды, быстро сунул обе руки в самое пекло...
Глаза проснулись в то же мгновение и, агонизируя, стали с
удивительной силой рваться назад из камина. Мне стоило огромных усилий не
выпустить их обратно, не говоря уже о моей собственной боли. Я держал руки
в огне до тех пор, пока окончательно не убедился, что глаза погибли,
сгорели вместе с моими пальцами...
Я сделал то, что должен был сделать уже давно.
С тех пор прошло уже семь лет.
Я все еще живу в том же маленьком домике и наблюдаю за тем, как
взлетают ракеты. В последнее время их старты заметно участились - нынешняя
администрация уделяет развитию космических программ гораздо больше
внимания, чем предыдущая. Я слышал даже, что планируется большая серьезная
экспедиция на Венеру.
Имя мальчика я, кстати, разузнал, но теперь уже позабыл. Он
действительно оказался из той деревушки, о которой я и думал. В тот
злополучный для него день мать отпустила его погостить на выходные к другу
в соседнюю деревню. Поэтому тревога была поднята только в понедельник
утром. Ричард? Его, почему-то, все здесь считали просто старым индюком и
никто даже особенно не обратил внимания на его исчезновение. А те, что
обратили, подумали, наверное, что он уехал в Мэрилэнд и тоже со временем
совершенно забыли о нем.
Что же касается меня самого, то о себе мне сказать почти нечего.
Здесь меня, однако, считают, несмотря на мою замкнутость, очень
эксцентричным человеком. Иногда я, так же, как и многие другие бывшие
астронавты, пишу письма в Вашингтон со старчески-наивными просьбами
направить деньги, выделенные на космические исследования, хотя бы их
часть, на решение гораздо более насущных земных проблем.
Вместо пальцев у меня теперь остались специальные крюки из
нержавеющей стали. Управляюсь я ими довольно ловко. Человек вообще быстро
привыкает почти ко всему. Я, например, запросто держу ими бритву, когда
бреюсь и даже завязываю шнурки. Получается вполне сносно. По крайней мере,
у меня не будет никаких проблем, когда мне нужно будет нажать на курок и
застрелиться, вложив дуло пистолета в рот...
То, что вы уже знаете, началось со мной снова около трех недель
назад.
На груди у меня появилось идеально правильное кольцо из двенадцати
уже известных вам пронзительно ярких желто-золотых глаз.

1 2 3 4