От стены до стены было не меньше шести-семи метров. В стенах были ниши, с плоского потолка лился слабый голубоватый свет. Он то усиливался, то ослабевал. Казалось, помещение наполнено мерцающим газом.
Центр комнаты занимал пятиугольный стол. За ним сидели четыре венерянина. Кожа их была светлее, чем у карликов, но темнее, чем у аэров. Очевидно, это были метисы.
Венеряне с интересом смотрели на Бориса Федоровича. Его провожатый что-то быстро говорил им. Речь его состояла из коротких слов, не похожих на те, которые произносила в присутствии астронавтов Ноэлла. Отличался диалект метисов и от языка ямуров.
Закончив рассказ, пятый венерянин, точно клятву или чудодейственное заклинание, произнес:
— Ви эна.
— Ви эна! — хором ответили ему остальные.
Теперь Борис Федорович уже не сомневался, что эти два слова являются девизом какой-то тайной организации. Присутствующие произносили их то как пароль, то как торжественную клятву верности.
Поняв, что он находится среди друзей, Борис Федорович стал держать себя непринужденнее. Когда к столу придвинули еще два сидения, находившихся до этого в глубине ниши, он сел рядом с проводником и приложил руки сперва к животу, потом ко рту, давая этим понять венерянам, что проголодался.
Жесты эти были истолкованы правильно. На столе тотчас же появилось блюдо с какими-то белыми ломтиками, тарелка с желтоватыми лепешками и сосуд, наполненный до краев ароматной розовой жидкостью. Перед Борисом Федоровичем положили вилку с двумя зубцами, завернутую в тонкую прозрачную бумагу, и поставили стаканчик.
Самый старший метис, отличающийся от своих сородичей феноменальной худобой и небольшой бородкой рыжеватого цвета, разломил на две части лепешку и протянул одну половину Озерову, а другую поднес ко рту и стал есть. Очевидно, он хотел дать этим понять Борису Федоровичу, что лепешки съедобны.
Тоже самое рыжебородый проделал и с белым ломтиком, напоминавшим мясо. После этого он налил из сосуда розовую жидкость себе и гостю.
Примеру рыжебородого последовали остальные метисы, как бы давая этим понять Озерову, что отныне они все будут делить с ним пополам. Были разломлены пять лепешек и разрезаны пять кусков белого мяса.
Отощавший за время одиночного заключения Борис Федорович не пришел от этого в ужас. Он так проголодался, что в состоянии был съесть один всю снедь на этом столе.
Мясо оказалось сладковатым, лепешки вкусом своим напоминали оладьи из кукурузы, которые Озеров в детстве любил есть с медом. Прозрачная розовая жидкость, нечто вроде апельсинового сока, приятно холодила рот. Очевидно, она содержала какие-то пряности.
Борис Федорович ел, не торопясь, старательно разжевывая мясо и лепешки и запивая их небольшими глотками розового напитка. Гурманство не было ему чуждо.
Когда оба блюда и сосуд наполовину опустели, пожилой метис протянул Озерову продолговатую коробочку. В ней оказались космические таблетки.
Борис Федорович, не веря своим глазам, поднес их к носу и, понюхав, бросил одну в рот, как мятную лепешечку. Вкусом и запахом она не отличалась от тех таблеток из неприкосновенного запаса, которые Озеров берег, как зеницу ока.
“Еще тридцать суток жизни, — думал Борис Федорович, потряхивая содержимое коробочки. — За это время виэновцы успеют переправить меня на остров”.
Потом, спохватившись, он перегнулся через стол и, схватив рыжебородого за руку, с чувством стиснул его ладонь. Метисы, улыбаясь смотрели на Озерова и одобрительно кивали. Радость его произвела на них впечатление, хоть рукопожатия, видимо, не были приняты у них. Они оживленно между собой заговорили, снова и снова произнося “Ви эна”, теперь с гордостью и восхищением.
И казалось, что эти певучие слова связывают метисов и Озерова незримыми узами братства.
Когда разговоры умолкли, рыжебородый хлопнул себя рукой по затылку.
“Он что— то вспомнил, -подумал Борис Федорович, следя за тем, как метис вытаскивает из карманчика на широком поясе что-то белое. — Ему поручили передать мне не только таблетки”.
И действительно, мгновение спустя в руках Озерова оказалась четвертушка листа непромокаемой бумаги. Она была густо исписана мелким, убористым почерком Олега.
Вот что содержало послание, врученное Борису Федоровичу рыжебородым метисом:
“Венера, Аоон, 5 августа 19… г.
Здравствуйте, Борис Федорович!
Пользуясь оказией, посылаем вам таблетки. Мы в Аооне — столице Аэрии. Правительство аэров направило ямурам ноту протеста и настаивает на вашем освобождении. Если этот демарш не приведет к желаемым результатам, друзья Ноэллы обещают гари помощи тайной организации “Ви эна” установить с вами связь. Виэновцы — противники диктатора Ямурии, их цельсвергнуть режим Силициуса.
Они переправят вас в Aоон.
Политическая обстановка на Венере напряженная, атмосфера накалилась. Далеко не все венеряне понимают, что худой мир лучше доброй ссоры.
Ямуры бряцают оружием, аэры готовятся дать им отпор.
Судя по всему, Силициус, разжигая в народе фанатизм, надеется отвлечь внимание ямуров от их подлинных врагов. Убеждены, что это ему не удастся. Карты шовинизма и фанатизма будут биты. Ямуры поймут, что военная авантюра не принесет им ничего, кроме новых страданий.
Сторонники мира победили на Земле, победят они и на Венере.
До свидания, Борис Федорович. Хочется поскорее увидеть вас и пожать вашу руку.
Ваши О. Г. и С. С.”
Последующие дни, проведенные на берегу моря в лесистой местности, в доме Юр Ана, родственника рыжебородого метиса Ингра, хорошо запомнились Борису Федоровичу.
Сперва оба они объяснялись с Озеровым при помощи жестов, потом стали говорить на смешанном наречии, в состав которого входили слова из языка аэров и ямуров.
Ингр сообщил Борису Федоровичу, что последний будет скрываться в доме Юр Ана до тех пор, пока не начнется сезон южных ветров, когда на парусной лодке можно будет попытаться доплыть до острова Тета, расположенного на полпути между южным и северным материками Венеры.
Кроме Озерова и Ингра в доме Юр Ана скрывалось еще несколько человек — метисов и ямуров, входивших в состав тайной организации “Ви зна”.
Они часто покидали убежище для того, чтобы выполнить то или иное поручение Ингра, уходя то поздно вечером, то рано утром.
В свободное время виэновцы занимались охотой и рыболовством.
Борис Федорович несколько раз ходил вместе с ними в лес и горные долины, заросшие колючим кустарником. Здесь в оврагах и на берегах ручьев встречались бурые копытные четвероногие с маленькой плоской головкой на длинной изогнутой шее. Виэновцы называли их яртанами. Мясо яртанов употребляли в вареном, жареном и сушеном виде.
Чтобы Озеров не бросался в глаза коренным ямурам, изредка заходившим в лес, Бориса Федоровича переодели и загримировали. Издали его легко можно было принять за рослого ямура.
Большую часть дня Борис Федорович проводил на скалистом морском берегу.
Усевшись на каменной глыбе, он с грустью смотрел на север, откуда нескончаемой вереницей бежали зеленоватые пенистые волны.
Казалось, что Борис Федорович силится увидеть вершины лилового хребта острова Тета и ту оранжевую пущу, вблизи которой опустился “Сириус”.
А мысли геолога улетали еще дальше. В ту неведомую северную страну, родину Ноэллы, где находились Олег и Сергей.
В доме Юр Ана ему, естественно, было не так тягостно, как в одиночной камере, но тоска по товарищам не покидала его и здесь. Скорее бы к ним.
Когда бездействие становилось невыносимым, Борис Федорович начинал бродить по ступеням грабенов — узких и длинных впадин, тысячи лет назад образовавшихся при разломе исполинского каменного свода, возвышавшегося некогда в этой части Ямурии.
Острые края изломов сгладило время, выветрились кристаллические изверженные породы, ливневые воды принесли плодородный грунт в ложбины, в этот грунт попали семена трав, кустарников, деревьев, и густой растительный покров образовался там, где сотни лет назад извивались огненно-жидкие лавовые реки.
Удаляясь от побережья, Борис Федорович поднимался по каменистым осыпям, осматривал расщелины, пещеры. Он всюду натыкался на следы полезных ископаемых. Неустойчивые участки планет, бывшие или являющиеся ареной борьбы воды и огня, богаты рудами. В околожильных изменениях земных гранитов Борис Федорович неоднократно натыкался на желтовато-зеленый берилл и тугоплавкий вольфрамит, в местах соприкосновения магматических внедрений с известняками — находил медный колчедан.
В ущельях северного побережья Ямурии зоркий глаз геолога тоже замечал ценные минералы, драгоценные камни, крупицы золота и платины.
Поддаваясь давней своей страсти, он вертел в руках угловатые и гладкие камешки, вглядывался в свежие изломы, переливающиеся всеми цветами радуги, растирал в порошок комочки глины и беловатой, напоминавшей мел, породы.
Осыпи и сбросы, рудные жилы, широкие трещины и потоки застывшей лавы без утайки рассказывали ему о грандиозных катаклизмах, происходивших в этом уголке Венеры миллионы лет назад.
Но как бы далеко он ни заходил в горы, путь его неизменно заканчивался на берегу моря. Каждый вечер его можно было увидеть на краю каменистого обрыва, напряженно всматривающимся в горизонт.
Сидя на базальтовой глыбе, Борис Федорович думал о товарищах по космическому путешествию и далекой Земле, на которой ждали его возвращения жена и одиннадцатилетняя Юленька.
Вспоминая о дочери, Озеров машинально касался пальцами того места на затылке, где на протяжении многих дней торчали миниатюрные рожки металлической пластинки, причинившей ему столько неприятных ощущений.
Она не была вставлена в череп, как опасался он одно время, а только прочно приклеена к тщательно выбритому участку затылочной кости. Врачу-виэновцу удалось безболезненно удалить ее. Выбритое место заросло волосами. И теперь только по ночам, когда мучили кошмары, Борису Федоровичу чудилось, что он все еще “видит” затылком.
С наступлением сумерек Озеров имеете с виэновцами смотрел телепередачи из Абагды — столицы Ямурии.
На экране возникали морские гавани и корабли, стоящие у причалов, рыночные площади и увеселительные заведения, заполненные нарядно одетыми ямурами, дворцы и храмы, ристалища, религиозные шествия.
Виэновцы, не покидая своего тайного убежища, могли следить за тем, что происходило за десятки, а иногда и сотни километров от них.
Однажды Борис Федорович стал свидетелем пышного празднества, происходившего в крытом помещении.
Выпуклую белую крышу его, состоящую из трех полуцилиндрических поверхностей, поддерживали витые колонны. Помещение освещали шарообразные светильники, свешивающиеся с потолка. Арену окаймляли овальные зеркала и треножники с курениями. Над круглыми чашами их извивались струйки розовых и лиловых дымов.
Откуда— то неслись звуки рожков, трещоток, бубенчиков, струнных и ударных инструментов.
Ряды изогнутых скамеек и задрапированные ложи были заполнены нарядно одетыми ямурами.
Внезапно все светильники погасли, а музыка умолкла.
В помещении воцарилась напряженная тишина.
Ее нарушили три глухие протяжные удара гонга.
Занавес перед сценой раздвинулся. Стала видимой синеватая горловина туннеля, наполненного мерцающей мглой. Из мглы вышел карлик в пурпуровой одежде с золотой цепью на груди. На голове его сверкала корона.
Подойдя к перилам балкона, он поднял руки и дважды взмахнул ими.
Грянул торжественный марш. Под его звуки на арену вышли воины и стали цепью вдоль барьера.
Марш сменился томной мелодией. Из боковых дверей выбежали танцоры-девушки в оранжевых одеяниях и смуглые полуобнаженные юноши.
Последними на сцене появились подростки в полосатых костюмах. В руках у них были блестящие диски.
Карлик хлопнул в ладоши.
Музыканты заиграли еще медленнее.
Из круглого люка в куполе цирка опустилась корзина с цветами. Среди цветов стояла краснокожая девушка. Единственным одеянием ее была набедренная повязка, отороченная бубенцами.
Позванивая ими танцовщица послала воздушный поцелуй коронованному карлику, поклонилась зрителям и, извиваясь по-змеиному, покачивая обнаженными бедрами, выворачивая руки, закружилась в стремительном танце…
Глава XI. “ИГРУШКИ”
Дзира! — Поединок. — Танцующие шарики. — “Это не игрушки”. — Взаимные упреки. — Предупреждение или угроза? — В гравитационной лаборатории. — Пластинка, которую нельзя поднять. — Синий луч.
После легкого завтрака Ноэлла решила искупаться в море. Шаги ее услышал ручной ящер Эрл. Приминая траву и оставляя трехпалые следы на влажной почве, он побежал за хозяйкой.
Ноэлла поймала его в лесу совсем маленьким — он свббодно умещался на ее ладони. Яшеренок к ней привязался. Ноэлла часто брала его с собой. В лесу Эрл надежно защищал ее от рептилий и гигантских насекомых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Центр комнаты занимал пятиугольный стол. За ним сидели четыре венерянина. Кожа их была светлее, чем у карликов, но темнее, чем у аэров. Очевидно, это были метисы.
Венеряне с интересом смотрели на Бориса Федоровича. Его провожатый что-то быстро говорил им. Речь его состояла из коротких слов, не похожих на те, которые произносила в присутствии астронавтов Ноэлла. Отличался диалект метисов и от языка ямуров.
Закончив рассказ, пятый венерянин, точно клятву или чудодейственное заклинание, произнес:
— Ви эна.
— Ви эна! — хором ответили ему остальные.
Теперь Борис Федорович уже не сомневался, что эти два слова являются девизом какой-то тайной организации. Присутствующие произносили их то как пароль, то как торжественную клятву верности.
Поняв, что он находится среди друзей, Борис Федорович стал держать себя непринужденнее. Когда к столу придвинули еще два сидения, находившихся до этого в глубине ниши, он сел рядом с проводником и приложил руки сперва к животу, потом ко рту, давая этим понять венерянам, что проголодался.
Жесты эти были истолкованы правильно. На столе тотчас же появилось блюдо с какими-то белыми ломтиками, тарелка с желтоватыми лепешками и сосуд, наполненный до краев ароматной розовой жидкостью. Перед Борисом Федоровичем положили вилку с двумя зубцами, завернутую в тонкую прозрачную бумагу, и поставили стаканчик.
Самый старший метис, отличающийся от своих сородичей феноменальной худобой и небольшой бородкой рыжеватого цвета, разломил на две части лепешку и протянул одну половину Озерову, а другую поднес ко рту и стал есть. Очевидно, он хотел дать этим понять Борису Федоровичу, что лепешки съедобны.
Тоже самое рыжебородый проделал и с белым ломтиком, напоминавшим мясо. После этого он налил из сосуда розовую жидкость себе и гостю.
Примеру рыжебородого последовали остальные метисы, как бы давая этим понять Озерову, что отныне они все будут делить с ним пополам. Были разломлены пять лепешек и разрезаны пять кусков белого мяса.
Отощавший за время одиночного заключения Борис Федорович не пришел от этого в ужас. Он так проголодался, что в состоянии был съесть один всю снедь на этом столе.
Мясо оказалось сладковатым, лепешки вкусом своим напоминали оладьи из кукурузы, которые Озеров в детстве любил есть с медом. Прозрачная розовая жидкость, нечто вроде апельсинового сока, приятно холодила рот. Очевидно, она содержала какие-то пряности.
Борис Федорович ел, не торопясь, старательно разжевывая мясо и лепешки и запивая их небольшими глотками розового напитка. Гурманство не было ему чуждо.
Когда оба блюда и сосуд наполовину опустели, пожилой метис протянул Озерову продолговатую коробочку. В ней оказались космические таблетки.
Борис Федорович, не веря своим глазам, поднес их к носу и, понюхав, бросил одну в рот, как мятную лепешечку. Вкусом и запахом она не отличалась от тех таблеток из неприкосновенного запаса, которые Озеров берег, как зеницу ока.
“Еще тридцать суток жизни, — думал Борис Федорович, потряхивая содержимое коробочки. — За это время виэновцы успеют переправить меня на остров”.
Потом, спохватившись, он перегнулся через стол и, схватив рыжебородого за руку, с чувством стиснул его ладонь. Метисы, улыбаясь смотрели на Озерова и одобрительно кивали. Радость его произвела на них впечатление, хоть рукопожатия, видимо, не были приняты у них. Они оживленно между собой заговорили, снова и снова произнося “Ви эна”, теперь с гордостью и восхищением.
И казалось, что эти певучие слова связывают метисов и Озерова незримыми узами братства.
Когда разговоры умолкли, рыжебородый хлопнул себя рукой по затылку.
“Он что— то вспомнил, -подумал Борис Федорович, следя за тем, как метис вытаскивает из карманчика на широком поясе что-то белое. — Ему поручили передать мне не только таблетки”.
И действительно, мгновение спустя в руках Озерова оказалась четвертушка листа непромокаемой бумаги. Она была густо исписана мелким, убористым почерком Олега.
Вот что содержало послание, врученное Борису Федоровичу рыжебородым метисом:
“Венера, Аоон, 5 августа 19… г.
Здравствуйте, Борис Федорович!
Пользуясь оказией, посылаем вам таблетки. Мы в Аооне — столице Аэрии. Правительство аэров направило ямурам ноту протеста и настаивает на вашем освобождении. Если этот демарш не приведет к желаемым результатам, друзья Ноэллы обещают гари помощи тайной организации “Ви эна” установить с вами связь. Виэновцы — противники диктатора Ямурии, их цельсвергнуть режим Силициуса.
Они переправят вас в Aоон.
Политическая обстановка на Венере напряженная, атмосфера накалилась. Далеко не все венеряне понимают, что худой мир лучше доброй ссоры.
Ямуры бряцают оружием, аэры готовятся дать им отпор.
Судя по всему, Силициус, разжигая в народе фанатизм, надеется отвлечь внимание ямуров от их подлинных врагов. Убеждены, что это ему не удастся. Карты шовинизма и фанатизма будут биты. Ямуры поймут, что военная авантюра не принесет им ничего, кроме новых страданий.
Сторонники мира победили на Земле, победят они и на Венере.
До свидания, Борис Федорович. Хочется поскорее увидеть вас и пожать вашу руку.
Ваши О. Г. и С. С.”
Последующие дни, проведенные на берегу моря в лесистой местности, в доме Юр Ана, родственника рыжебородого метиса Ингра, хорошо запомнились Борису Федоровичу.
Сперва оба они объяснялись с Озеровым при помощи жестов, потом стали говорить на смешанном наречии, в состав которого входили слова из языка аэров и ямуров.
Ингр сообщил Борису Федоровичу, что последний будет скрываться в доме Юр Ана до тех пор, пока не начнется сезон южных ветров, когда на парусной лодке можно будет попытаться доплыть до острова Тета, расположенного на полпути между южным и северным материками Венеры.
Кроме Озерова и Ингра в доме Юр Ана скрывалось еще несколько человек — метисов и ямуров, входивших в состав тайной организации “Ви зна”.
Они часто покидали убежище для того, чтобы выполнить то или иное поручение Ингра, уходя то поздно вечером, то рано утром.
В свободное время виэновцы занимались охотой и рыболовством.
Борис Федорович несколько раз ходил вместе с ними в лес и горные долины, заросшие колючим кустарником. Здесь в оврагах и на берегах ручьев встречались бурые копытные четвероногие с маленькой плоской головкой на длинной изогнутой шее. Виэновцы называли их яртанами. Мясо яртанов употребляли в вареном, жареном и сушеном виде.
Чтобы Озеров не бросался в глаза коренным ямурам, изредка заходившим в лес, Бориса Федоровича переодели и загримировали. Издали его легко можно было принять за рослого ямура.
Большую часть дня Борис Федорович проводил на скалистом морском берегу.
Усевшись на каменной глыбе, он с грустью смотрел на север, откуда нескончаемой вереницей бежали зеленоватые пенистые волны.
Казалось, что Борис Федорович силится увидеть вершины лилового хребта острова Тета и ту оранжевую пущу, вблизи которой опустился “Сириус”.
А мысли геолога улетали еще дальше. В ту неведомую северную страну, родину Ноэллы, где находились Олег и Сергей.
В доме Юр Ана ему, естественно, было не так тягостно, как в одиночной камере, но тоска по товарищам не покидала его и здесь. Скорее бы к ним.
Когда бездействие становилось невыносимым, Борис Федорович начинал бродить по ступеням грабенов — узких и длинных впадин, тысячи лет назад образовавшихся при разломе исполинского каменного свода, возвышавшегося некогда в этой части Ямурии.
Острые края изломов сгладило время, выветрились кристаллические изверженные породы, ливневые воды принесли плодородный грунт в ложбины, в этот грунт попали семена трав, кустарников, деревьев, и густой растительный покров образовался там, где сотни лет назад извивались огненно-жидкие лавовые реки.
Удаляясь от побережья, Борис Федорович поднимался по каменистым осыпям, осматривал расщелины, пещеры. Он всюду натыкался на следы полезных ископаемых. Неустойчивые участки планет, бывшие или являющиеся ареной борьбы воды и огня, богаты рудами. В околожильных изменениях земных гранитов Борис Федорович неоднократно натыкался на желтовато-зеленый берилл и тугоплавкий вольфрамит, в местах соприкосновения магматических внедрений с известняками — находил медный колчедан.
В ущельях северного побережья Ямурии зоркий глаз геолога тоже замечал ценные минералы, драгоценные камни, крупицы золота и платины.
Поддаваясь давней своей страсти, он вертел в руках угловатые и гладкие камешки, вглядывался в свежие изломы, переливающиеся всеми цветами радуги, растирал в порошок комочки глины и беловатой, напоминавшей мел, породы.
Осыпи и сбросы, рудные жилы, широкие трещины и потоки застывшей лавы без утайки рассказывали ему о грандиозных катаклизмах, происходивших в этом уголке Венеры миллионы лет назад.
Но как бы далеко он ни заходил в горы, путь его неизменно заканчивался на берегу моря. Каждый вечер его можно было увидеть на краю каменистого обрыва, напряженно всматривающимся в горизонт.
Сидя на базальтовой глыбе, Борис Федорович думал о товарищах по космическому путешествию и далекой Земле, на которой ждали его возвращения жена и одиннадцатилетняя Юленька.
Вспоминая о дочери, Озеров машинально касался пальцами того места на затылке, где на протяжении многих дней торчали миниатюрные рожки металлической пластинки, причинившей ему столько неприятных ощущений.
Она не была вставлена в череп, как опасался он одно время, а только прочно приклеена к тщательно выбритому участку затылочной кости. Врачу-виэновцу удалось безболезненно удалить ее. Выбритое место заросло волосами. И теперь только по ночам, когда мучили кошмары, Борису Федоровичу чудилось, что он все еще “видит” затылком.
С наступлением сумерек Озеров имеете с виэновцами смотрел телепередачи из Абагды — столицы Ямурии.
На экране возникали морские гавани и корабли, стоящие у причалов, рыночные площади и увеселительные заведения, заполненные нарядно одетыми ямурами, дворцы и храмы, ристалища, религиозные шествия.
Виэновцы, не покидая своего тайного убежища, могли следить за тем, что происходило за десятки, а иногда и сотни километров от них.
Однажды Борис Федорович стал свидетелем пышного празднества, происходившего в крытом помещении.
Выпуклую белую крышу его, состоящую из трех полуцилиндрических поверхностей, поддерживали витые колонны. Помещение освещали шарообразные светильники, свешивающиеся с потолка. Арену окаймляли овальные зеркала и треножники с курениями. Над круглыми чашами их извивались струйки розовых и лиловых дымов.
Откуда— то неслись звуки рожков, трещоток, бубенчиков, струнных и ударных инструментов.
Ряды изогнутых скамеек и задрапированные ложи были заполнены нарядно одетыми ямурами.
Внезапно все светильники погасли, а музыка умолкла.
В помещении воцарилась напряженная тишина.
Ее нарушили три глухие протяжные удара гонга.
Занавес перед сценой раздвинулся. Стала видимой синеватая горловина туннеля, наполненного мерцающей мглой. Из мглы вышел карлик в пурпуровой одежде с золотой цепью на груди. На голове его сверкала корона.
Подойдя к перилам балкона, он поднял руки и дважды взмахнул ими.
Грянул торжественный марш. Под его звуки на арену вышли воины и стали цепью вдоль барьера.
Марш сменился томной мелодией. Из боковых дверей выбежали танцоры-девушки в оранжевых одеяниях и смуглые полуобнаженные юноши.
Последними на сцене появились подростки в полосатых костюмах. В руках у них были блестящие диски.
Карлик хлопнул в ладоши.
Музыканты заиграли еще медленнее.
Из круглого люка в куполе цирка опустилась корзина с цветами. Среди цветов стояла краснокожая девушка. Единственным одеянием ее была набедренная повязка, отороченная бубенцами.
Позванивая ими танцовщица послала воздушный поцелуй коронованному карлику, поклонилась зрителям и, извиваясь по-змеиному, покачивая обнаженными бедрами, выворачивая руки, закружилась в стремительном танце…
Глава XI. “ИГРУШКИ”
Дзира! — Поединок. — Танцующие шарики. — “Это не игрушки”. — Взаимные упреки. — Предупреждение или угроза? — В гравитационной лаборатории. — Пластинка, которую нельзя поднять. — Синий луч.
После легкого завтрака Ноэлла решила искупаться в море. Шаги ее услышал ручной ящер Эрл. Приминая траву и оставляя трехпалые следы на влажной почве, он побежал за хозяйкой.
Ноэлла поймала его в лесу совсем маленьким — он свббодно умещался на ее ладони. Яшеренок к ней привязался. Ноэлла часто брала его с собой. В лесу Эрл надежно защищал ее от рептилий и гигантских насекомых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34