Больше ничего не оставалось. Толмен как-то упоминал при Ферне и
Каннингхэме о высокочастотном опьянении; они не сочли эту информацию
ценной. А ведь в ней, возможно, ключ к ответу - надо подкрепить технику
прикладной психологией.
Тем временем Толмен тосковал по сигарете. В неуклюжем скафандре он
мог принять только таблетку соли и выпить несколько глотков теплой воды, и
то благодаря специальному механизму. Сердце его стучало, от тупой боли
ломило в висках. В скафандре было неудобно; никогда еще Толмену не
приходилось испытывать такого - как будто заточили его душу.
Через приемник он вслушивался в гудящее безмолвие, нарушаемое лишь
шорохом резиновой обшивки сапог, когда передвигался Ферн. Хаос
корабельного оборудования заставил Толмена зажмуриться; безжалостное
освещение. не рассчитанное на глаза человека, вызывало нервную боль в
глазницах. "Где-то на корабле, - подумал он, - скорее всего в салоне,
спрятан Квентин. Но замаскирован. Как?"
Принцип украденного письма? Навряд ли. У Квентина не было оснований
ждать налета. Лишь по чистой случайности транспланту выбрали такое
превосходное укрытие. По случайности, а также из-за лихорадочной спешки
строителей, создавших звездолет разового назначения, удобный, как
логарифмическая линейка, - ни более, ни менее.
"Вот если заставить Квентина обнаружить себя..." - подумал Толмен.
Но каким образом? Через наведенное раздражение мозга - опьянение?
Воззвать к основным схемам? Но человеческий мозг не способен на них
воздействовать. У этой породы только и есть общего с человеком, что
инстинкт самосохранения. Толмен жалел, что не похитил Линду. Тогда бы у
него был козырь.
Будь у Квентина человеческое тело, загадка решалась бы просто. И не
обязательно пыткой. Толмена привела бы к цели непроизвольная мускульная
реакция - старинное оружие профессиональных фокусников. К сожалению, целью
был Квентин - бестелесный мозг в герметизированном, изолированном
металлическом цилиндре, где вместо позвоночника - провод.
Если бы Ферну удалось наладить высокочастотный генератор, колебания
так или иначе ослабили бы оборону Барта Квентина. Пока же трансплант
остается крайне опасным противником. И отлично замаскированным.
Ну, не то чтобы идеально. Вовсе нет. Толмен внезапно оживился: ведь
Квентин не просто отсиживается, пренебрегая пиратами, и возвращается
кратчайшим путем на Землю. Он повернул назад, а не продолжал полет на
Каллисто, и это доказывает, что Квентину нужна подмога. А тем временем,
убивая, он отвлекает незваных гостей.
Значит, Квентина явно можно найти.
Лишь бы хватило времени.
Каннингхэму это было по плечу. И даже Ферн - угроза транспланту. Это
значит, что Квентин... боится.
Толмен порывисто вздохнул.
- Квент, - сказал он, - есть предложение. - Ты слушаешь?
- Да, - ответил далекий, до ужаса знакомый голос.
- Есть вариант, устраивающий нас всех. Ты хочешь остаться в живых. Мы
хотим получить корабль. Верно?
- Правильно.
- Предположим, мы сбрасываем тебя на парашюте, когда входим в земную
атмосферу. Потом принимаем управление и снова уходим в космос. Тогда...
- А Брут весьма достойный человек, - докончил Квентин. - Но только
он, конечно, никогда таким не был. Я никому из вас больше не доверяю, Вэн.
Психопаты и преступники слишком аморальны. Они не остановятся ни перед
чем, считая, будто цель оправдывает средства. Ты психолог с неустойчивой
психикой, Вэн, и именно поэтому я не верю ни единому слову.
- Надолго вперед загадываешь. Помни, если мы вовремя отыщем нужную
схему, переговоров не будет.
- Если отыщете.
- До Земли далеко. Теперь мы остерегаемся. Больше ты никого не
убьешь. Мы попросту будем спокойно работать, пока не найдем тебя. Ну как?
Помолчав, Квентин сказал:
- Я уж лучше загадаю вперед. технические категории знакомы мне лучше
человеческих. Завися от своей области знаний, я в большей безопасности,
чем если бы попытался заняться психологией. Я разбираюсь в коэффициентах и
косинусах, но не в коллоидной начинке твоего черепа.
Голова Толмена поникла, с носа на смотровое стекло шлема покатился
пот. Волной нахлынула внезапная боязнь замкнутого пространства - боязнь
тесного скафандра, более просторной темницы салона и самого корабля.
- Ты скован в своих действиях, Квент, - сказал он чересчур громко.
Выбор оружия у тебя небогатый. Ты не можешь изменить здесь атмосферного
давления, иначе давно сплющил бы нас в лепешку.
- А заодно и драгоценное оборудование. Кстати, ваши скафандры
выдерживают практически любое давление.
- Король у тебя все еще под шахом.
- Как и у тебя, - хладнокровно ответил Квентин.
Ферн посмотрел на Толмена долгим взглядом, в котором читались
одобрение и тень торжества. Под неуклюжими перчатками, орудующими хрупкими
инструментами, возникал генератор. К счастью, надо было перемонтировать
готовое оборудование, а не создать его заново - иначе времени не хватило
бы.
- Наслаждайся жизнью, - сказал Квентин. - Я выжимаю все ускорение,
которое мы стерпим.
- Не ощущаю перегрузок, - заметил Толмен.
- Все, которое мы стерпим, а не которое я способен развить. Давай же,
развлекайся. Победить ты не можешь.
- Неужели?
- Сам посуди. Пока вы привязаны к месту, вам ничто не угрожает. А
если начнете двигаться по кораблю, я вас уничтожу.
- Значит, чтобы захватить тебя, надо двигаться?
Квентин рассмеялся.
- Этого я не говорил. Я хорошо замаскирован. Сейчас же выключите!
Эхо от крика перекатывалось под сводчатым потолком, сотрясая янтарный
воздух. Толмен нервно дернулся. Он перехватил взгляд Ферна и увидел, что
астрофизик усмехается.
- Подействовало, - сказал Ферн.
Наступило долгое молчание. Внезапно корабль тряхнуло. Но генератор
был надежно закреплен, да и людей страховали канаты.
- Выключите, - вторично потребовал Квентин. Голос его звучал не
вполне уверенно.
- Где ты? - спросил Толмен.
Никакого ответа.
- Мы можем и подождать, Квент.
- Ну и ждите! Я... меня не отвлекает страх за свою шкуру. Вот одно из
многих преимуществ транспланта.
- Сильный раздражитель, - пробормотал ферн. - Быстро его разобрало.
- Полно, Квент, - убедительно сказал Толмен. - У тебя ведь не исчез
инстинкт самосохранения. Вряд ли тебе сейчас очень приятно!
- Даже... слишком приятно, - с запинкой ответил Квентин. - Но ничего
не выйдет. Меня всегда было трудно подпоить.
- Это не выпивка, - возразил Ферн. - Он коснулся диска регулятора.
Трансплант рассмеялся; Толмен с удовольствием отметил про себя, что
его речь стала невнятной.
- Уверяю тебя, ничего не выйдет. Я для вас слишком... хитер.
- Да ну?
- Да! Вы тоже не дураки, никоим образом. Ферн, может быть, и знающий
инженер, но недостаточно знающий. Помнишь, Вэн, в Квебеке ты спросил,
какие во мне... изменения? Я сказал, что никаких. Теперь я убеждаюсь, что
ошибся.
- То есть?
- Меньше отвлекаюсь. - Квентин был слишком разговорчив - симптом
опьянения. - В телесной оболочке мозг не может полностью сосредоточиться.
Он постоянно ощущает тело. А тело - механизм несовершенный. Слишком
специализированный, чтобы иметь высокий КПД.
Дыхание, кровообращение - все мешает. Отвлекают даже вдохи и выдохи.
Так вот, сейчас мое тело - корабль, но это механизм идеальный. У него КПД
предельно высокий. Соответственно лучше работает мой мозг.
- Сверхчеловеческий.
- Сверхдейственный. Обычно шахматную партию выигрывает более сложно
организованный мозг, потому что он предвидит все мыслимые гамбиты. Так и я
предвижу все, что ты можешь сделать. А у тебя серьезный гандикап.
- Отчего же?
- Ты человек.
Самомнение, подумал Толмен. Не здесь ли его ахиллесова пята? Сладость
успеха, очевидно, сделала свое психологическое дело, а электронный хмель
усыпил центры торможения. Логично. После пяти лет однообразной работы, как
она ни необычна, внезапно изменившаяся ситуация (переход от действия к
бездействию, превращение из машины в главного героя) могла послужить
катализатором. Самомнение. И сумеречное мышление.
Ведь Квентин не сверхмозг. Отнюдь нет. Чем выше коэффициент
умственного развития, тем меньше нуждаешься в самооправдании, прямом или
косвенном. И, как ни странно, Толмен разом избавился от неотступных
угрызений совести. Настоящего Барта Квентина никто не мог обвинить в
параноидном мышлении.
Значит...
Произношение Квентина осталось четким, он не глотал слов. Но ведь
звуки он издает не губами, не языком, без помощи неба. А вот контроль
громкости заметно ухудшился, и голос транспланта то понижался до шепота,
то срывался на крик.
Толмен усмехнулся. На душе у него стало легче.
- Мы люди, - сказал он, - но мы-то пока трезвы.
- Чепуха. Посмотри на индикатор. Мы приближаемся к Земле.
- Хватит дурака валять, Квент, - устало проговорил Толмен. - Ты
блефуешь, и оба мы это понимаем. Не можешь ведь ты до бесконечности
терпеть высокочастотный раздражитель. Не трать время, сдавайся.
- Сам сдавайся, - сказал Квентин. - Я вижу все, что делает каждый из
вас. Да и корабль - ловушка на ловушке. Мне остается только наблюдать
отсюда, сверху, пока вы не очутитесь возле какой-нибудь ловушки. Я свою
партию продумал на много ходов вперед, все гамбиты кончаются матом одному
из вас. У вас нет никакой надежды. У вас нет никакой надежды. У вас нет
никакой надежды.
Отсюда, сверху, подумал Толмен. Откуда сверху? Он вспомнил реплику
Коттона, что найти транспланта поможет геометрия. Конечно. Геометрия и
психология. Разделить корабль на две части, потом на четыре и так далее...
Теперь уж не обязательно. Сверху - решающее слово. Толмен ухватился
за него с пылом, ничуть не отразившимся на его лице. Сверху - значит, зона
поисков сужается вдвое. Нижние участки корабля можно исключить. теперь
надо разделить пополам верхнюю секцию - линия пойдет, допустим, через
звездный глобус.
Глаза транспланта - фотоэлементы - расположены, конечно, повсюду, но
Толмен решил исходить из того, что Квентин считает себя находящимся в
одном каком-то пункте, а не разбросанным по всему кораблю. Местонахождение
человека в его понимании соответствует местонахождению головы.
Итак, Квентину видно красное пятно на звездном глобусе, но это не
значит, что он находится в стене, к которой обращено это полушарие
глобуса. Надо спровоцировать транспланта, пусть укажет свои координаты
относительно тех или иных предметов на корабле, но это будет трудно: ведь
в таких случаях координаты определяются на глазок; зрение - важнейшее
звено, связующее человека с его окружением. А у Квентина зрение почти
всемогущее. Он видит все.
Но можно же его как-то локализовать!
Помогла бы словесная ассоциация. Но для этого нужно содействие.
Квентин не настолько пьян!
Можно узнать, что именно видит Квентин, но этим все равно ничего не
определишь: его мозгу не обязательно соседствовать с одним из глаз. У
транспланта есть неуловимое, внутреннее ощущение пространства - сознание,
что он, слепой, глухой, немой, если бы не разбросанные повсюду
дистанционные датчики, находится в определенном месте. А как вытянуть из
Квентина то, что нужно: ведь на прямые вопросы он не ответит?
Не удастся, подумал Толмен с безнадежным чувством подавленного гнева.
Гнев разрастался. Он бросил Толмена в пот, вызвал тупую, щемящую ненависть
к Квентину. Во всем виноват Квентин - в том, что Толмен стал узником
ненавистного скафандра и огромного смертоносного корабля. Машина
виновата...
И вдруг он придумал выход.
Все, конечно, зависит от того, насколько пьян Квентин. Толмен бросил
вопросительный взгляд на Ферна, а тот в ответ повернул диск и кивнул.
- Будьте вы прокляты, - шепотом произнес Квентин.
- Чепуха, сказал Толмен. - Ты сам дал понять, что у тебя исчез
инстинкт самосохранения.
- Я... не...
- Это правда, не так ли?
- Нет, - громко ответил Квентин.
- Ты забываешь, Квент, что я психолог. Мне давно следовало
всесторонне охватить твою проблему. Она ведь была открытой книгой еще до
того, как я тебя увидел, только читай. Стоило мне увидеть Линду.
- Помолчи о Линде!
На какой-то миг Толмену явилось тошнотворное видение пьяного,
измученного мозга, скрытого где-то в стене, - сюрреалистический кошмар.
- Ясно, - сказал он, - ты и сам не хочешь о ней думать.
- Помолчи.
- Ты и о себе не хочешь думать, так ведь?
- Чего ты добиваешься, Вэн? Хочешь меня разозлить?
1 2 3 4 5 6