Ирилией спокойствие. Киммериец понимал, что с таким противником он не мог себе позволить роскошь ослепленной, раздраженной ярости.
— Сержант, прекрати этот поединок, или я сама убью тебя. — Ирилия выхватила свой кинжал и угрожающе направила его на Конана. Отскочив в сторону, киммериец встал так, чтобы держать в поле зрения обоих врагов.
К его удивлению, следующий удар Омара был направлен не на него. Описав широкую дугу, меч капитана с основательным шлепком плашмя ударил по щеке Ирилии, оставив хорошо заметный след на нежной коже.
— Госпожа, — громко, на публику, объявил Омар, — разве вы не поняли, что это поединок чести? Ваше вмешательство нежелательно, более того — оскорбительно для меня. Извольте покинуть место поединка. А кроме того, уважаемые союзники, один участник нашего движения, весьма высокопоставленный, чье имя я не могу сейчас назвать, потребовал, чтобы я доставил госпожу Ирилию к нему, чтобы он мог лично сообщить ей важную информацию… Вы двое, немедленно отведите даму во дворец.
Прежде чем Ирилия смогла понять, что имеет в виду капитан Омар, двое его адъютантов схватили ее за руки, выхватив кинжал, и повели к дверям. Остальные солдаты — зрители — стояли в нерешительности, не вмешиваясь в происходящее. С одной стороны, все были поглощены зрелищем поединка, а с другой — привычно верили словам командира.
Конан не мог дольше оставаться безучастным. Изрыгая проклятья, он набросился на двуличного офицера, обрушив на него град ударов. К чести капитана, тот с достоинством отбивал самые немыслимые уколы и удары.
Но киммериец, казалось, был неутомим. Его клинок обрушивался на противника с самых немыслимых углов и направлений. Пришла очередь Омара занять глухую оборону, выжидая, пока противник выдохнется. Любая атака когда-нибудь иссякает, и атакующий, прежде чем перейти к обороне, некоторое время продолжает стоять раскрытым, еще не понимая, что его ослабевшие удары уже не заставляют противника закрываться, не помышляя о контакте. Опытный боец, капитан Омар ждал этого момента.
Развязка произошла, когда, наступая, Конан загнал противника в узкий проход между колоннами, наполовину занятый большим обеденным столом. Последовал сильнейший удар, от которого Омару не удалось отклониться. Оставалось только, рассчитывая на грубую силу, отбивать его. Два клинка столкнулись в воздухе с таким лязгом, что, казалось, неминуемо должны были сломаться. Но этого не произошло. Противники встали друг против друга, не ослабляя рук, держащих мечи. Кто кого? Только грубая сила решала исход дела. Никакого красивого фехтовального движения, никакого элегантного отхода. Только давить, давить, пока… пока Конан не опустил свой меч и не отошел спокойно к дверям казармы, оставив капитана стоять с торчащей из живота рукоятью кинжала киммерийца.
Когда капитан рухнул на каменный пол, внимание всех зрителей переключилось на победителя. Благоразумно, на всякий случай, заняв позицию в дверях, Конан сказал;
— Кинжал можете оставить себе на память о смерти командира. Жаль, что я не могу вырезать кинжалом из его глотки всю готовую вырваться оттуда ложь, как вырезают жемчужины из раскрытой раковины, но мне нужно идти. Я собираюсь предотвратить кое-что из того зла, которое и после смерти предателя еще долго будет распространяться по миру, посеянное им еще при жизни.
Конан нагнал Ирилию и ее конвой в темном глухом переулке неподалеку от казармы. Едва успев развернуться навстречу киммерийцу, один из офицеров был сбит с ног сильным пинком и рухнул прямо на острие подставленного меча. Обернувшись, Конан увидел, что второй конвоир уже поплатился за свою невнимательность. Видимо, прикидывая, как лучше напасть на киммерийца, он не обратил внимания на то, что Ирилия вытащила у него из-за пояса свой кинжал. В тот момент, когда Конан повернулся к нему, офицер уже стоял на коленях, судорожно хватаясь слабеющими руками за торчащую из горла рукоятку кинжала.
Вся дрожа от пережитого, Ирилия схватила Конана за руку, чтобы успокоиться. После долгого молчания она хрипло спросила:
— Значит, капитан Омар мертв?
— Да, или вот-вот умрет! Не был он вашим союзником! Пойми ты, скорее он верно служил нашему общему врагу.
— Может быть, ты прав, — сдавленным голосом сказала Ирилия, позволяя Конану увести себя прочь от еще извивающихся тел. — За сегодняшнюю ночь я видела столько смертей и предательств, что теперь уже ни в чем не уверена. Кто знает, не настанет ли завтра действительно день воцарения хаоса и смятения в сердцах!
— Трудно предугадать. Мы ведь не боги. — Конан сжал ее плечо. — Трудно предсказать и то, кто из смертных сыграет свою роль так, что боги будут вынуждены отступить…
Пройдя несколько кварталов, они вышли к площади с большим глубоким фонтаном. К удивлению Конана, Ирилия, разбежавшись, перепрыгнула через бортик и с размаху влетела в прохладную воду.
Окунувшись, она повернулась к Конану и, впервые улыбнувшись ему, сказала:
— Мы оба опять измазаны. На этот раз — кровью лжецов и негодяев.
Расстегнув застежку своей туники, она сняла ее, оставшись обнаженной по пояс в воде.
— Нужно отстирать кровь. Будь благоразумен, герой. Снимай свою форму!
И она протянула ему свои тонкие, с легким загаром руки:
— Давай, герой, я отмою тебя…
— Что ты сказал, евнух? Капитан Омар мертв? — Аболхассан взволнованно заходил по комнате, словно тень, в своей черной тунике. — Невероятно! Опытный мастер фехтования побежден дикарем, упражнявшимся в каких-то боях с мятежниками! Честно говоря, я этого совсем не ожидал. Даже предположить не мог. Весьма несвоевременная смерть. Проследи, чтобы на его место был назначен наш человек… А что с варваром? Он схвачен?
— Нет, господин генерал. — Эврантхус явно чувствовал себя неуютно в роли гонца, приносящего дурные известия. — По последним донесениям, он был замечен в одном из городских фонтанов совокупляющимся с женщиной по имени Ирилия.
Лицо Аболхассана совсем почернело, он еще раз измерил шагами свой кабинет, отчаянно гремя шпорами. Наконец, криво улыбнувшись, он сказал:
— Ну что ж, прекрасно, что наши противники, развлекаясь вместе, облегчают нашу задачу следить за ними. Но как только девка останется одна — притащи ее сюда немедленно.
— Слушаюсь, генерал! — Молодой евнух неумело попытался щелкнуть каблуками и изобразить стойку «смирно».
— А как быть с варваром, генерал?
— Позаботься, чтобы он вовремя прибыл на назначенную церемонию. У меня есть новый план.
Развернувшись, он снова зашагал взад-вперед по кабинету, как любой начальник накануне решающего сражения.
— Завтра, когда король наконец-таки воплотит свою дурацкую затею с награждениями, я буду находиться рядом с ним и варваром, вручая королю наградной знак. Сначала я хотел сказать ему, что такой порядок церемонии унижает меня, превращая в жалкого подносчика побрякушек, но теперь я по достоинству оценил решение короля. Итак, когда мы втроем окажемся рядом друг с другом, я сумею улучить момент и воткнуть кинжал в живот Йилдизу. Затем, подняв шум и указав всем на Конана, я, может быть, успею свалить и его. А если даже нет — стража не станет слушать его оправданий и тут же прикончит горе-героя. Никто ничего не заметит, а если и заметит, то не посмеет подать голос. В любом случае те, кто будет стоять в первых рядах приглашенных, — в основном наши друзья. Ну, Эврантхус, что скажешь, приятель?
Молодой евнух стоял широко раскрыв глаза, пораженный дерзостью плана.
— Рискованный план, господин Аболхассан! Но красивый. Под силу только могучему человеку, настоящему лидеру, такому, как вы.
Генерал расплылся в широкой улыбке:
— Да, евнух. Именно так! Представь себе, нам не нужно будет ни ждать народных волнений, ни выдвигать ультиматумов. Не будет унизительной зависимости от настроения этого сброда, называемого народом. А для меня это прямая дорога на трон! Ну а теперь обсудим кое-какие детали…
ГЛАВА 19. ПОЧЕТНАЯ НАГРАДА
В течение считанных часов, остававшихся до рассвета, усилиями множества рабов, всегда готовых потрудиться во исполнение священной воли Его Величества короля Йилдиза, огромный зал торжественных приемов полностью преобразился. Сначала были убраны все последствия ночного пиршества и баталии с перебрасыванием поданных блюд; были вычищены и натерты до блеска мраморные плиты пола. Затем, как по волшебству, по периметру зала поднялись широкие ступени, чтобы дать завтрашним гостям возможность видеть церемонию даже из задних рядов: с потолка спустились разноцветные знамена. Наконец с первыми лучами рассвета в огромном куполе зала были открыты большие круглые окна, и помещение оказалось залито сначала красным, а затем золотистым солнечным светом.
Вскоре стали появляться первые гости, помятый и невыспавшийся вид которых явно не стоил столь тщательных и торжественных приготовлений. Многие придворные еще не оправились от последствий вчерашних возлияний и дебоша. Кое у кого на лицах можно было разглядеть тщательно припудренные синяки и ссадины. Но помимо усталости в глазах большинства приглашенных светился огонек сомнения по поводу самого факта разумности присутствия во дворце в этот день. Придворные тщательно взвешивали, что окажется более рискованным — торчать во дворце в столь напряженные дни, полные слухами о каких-то заговорах и готовящихся мятежах, или не показываться даже на церемонии, объявленной праздничной самим королем, и быть обвиненными в недостаточной лояльности королевской власти.
Не рискнув прогневать Йилдиза, большинство приглашенных пошли на компромисс, опоздав к назначенному сроку. Они не учли лишь одного — что право на задержку, как и все другие права, строго регламентировалось неписаными дворцовыми законами. И самые высшие чиновники и вельможи, не менее напуганные, чем другие, появились еще позже их менее почтенных собратьев, а король и вовсе показался перед гостями позже всех.
Собравшиеся гости рассаживались в соответствии с рангами и титулами на подушках в первых рядах или занимали места на жестких скамейках позади. Некоторым пришлось довольствоваться стоячими местами между колоннами у самых стен. Между гостями засновали слуги, разносившие на золотых подносах изящные кубки с вином и кумысом, а также фрукты и сладости. Придворные вели себя чрезвычайно сдержанно, словно желая исправить мнение о себе, пошатнувшееся после вчерашнего побоища. Многие вообще не притронулись к напиткам и закускам. Все вели себя тихо, и лишь негромкий гул спокойных голосов наполнял воздух в зале.
Но в одном углу огромного помещения еда и выпивка уже требовались куда в больших количествах. Там, на большом помосте, огражденном невысокими перилами, царило веселое оживление. На шелковых подушках, устилавших помост, восседали Конан и Ирилия, не скрывавшие своего явно более близкого, чем дружеское, знакомства. Эта парочка явилась чуть не раньше всех и уж точно была самой шумной. Вокруг них носились специально выделенные слуги, подававшие вино и еду; тут же крутился и взволнованный Семпрониус.
— Я рад, что вы довольны дворцовой жизнью, сержант, а также тому, что вы нашли себе… обожательницу.
Семпрониус с сомнением оглядел Ирилию, лежащую тесно прижавшись к Конану и обняв его рукой за шею.
— Надеюсь также, что вы по достоинству оцените торжественность сегодняшнего дня и его основной церемонии — награждения героя.
— А, это да, конечно… Почему бы не оценить, правда, красотка? — Конан ласково провел рукой по спине Ирилии, отчего она чуть не замурлыкала. — Я тут уже много чего оценил. Теперь понятно, как в столице принимают героев… Слушай, Семпрониус, нельзя ли как-нибудь организовать парочку чистых туник, а то наши маленько помялись…
— Безусловно! Это несомненно улучшит ваш внешний вид и, наверное… избавит вас от необходимости прижиматься друг к другу, чтобы согреться. Я немедленно займусь этим. — И Семпрониус обернулся к двум стоящим поблизости слугам с соответствующим приказанием.
Стоило евнуху отвернуться, как Ирилия, чуть отстранившись от Конана, с неодобрением посмотрела на очередной осушаемый им кубок с вином, который киммериец тотчас же поставил на столик рядом с собой и жестом приказал внимательно следящему за ним слуге вновь наполнить весьма объемистый сосуд.
— В чем-то он прав, — сказала Ирилия совершенно серьезным голосом. — Хоть мы и счастливы быть рядом друг с другом, но не забывай, что мы участвуем в серьезном деле, а значит, и опасности нам грозят еще более серьезные. Я, конечно, желаю тебе удачи в твоем честном порыве образумить Йилдиза, но маловероятно, что это осуществимо. Но в любом случае мы не должны быть слишком пьяны или разгорячены страстью, чтобы быть готовыми по крайней мере защитить себя и унести отсюда ноги.
— Эх, девочка, к сожалению, ты права. С этой минуты я не пью ничего крепче кумыса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Сержант, прекрати этот поединок, или я сама убью тебя. — Ирилия выхватила свой кинжал и угрожающе направила его на Конана. Отскочив в сторону, киммериец встал так, чтобы держать в поле зрения обоих врагов.
К его удивлению, следующий удар Омара был направлен не на него. Описав широкую дугу, меч капитана с основательным шлепком плашмя ударил по щеке Ирилии, оставив хорошо заметный след на нежной коже.
— Госпожа, — громко, на публику, объявил Омар, — разве вы не поняли, что это поединок чести? Ваше вмешательство нежелательно, более того — оскорбительно для меня. Извольте покинуть место поединка. А кроме того, уважаемые союзники, один участник нашего движения, весьма высокопоставленный, чье имя я не могу сейчас назвать, потребовал, чтобы я доставил госпожу Ирилию к нему, чтобы он мог лично сообщить ей важную информацию… Вы двое, немедленно отведите даму во дворец.
Прежде чем Ирилия смогла понять, что имеет в виду капитан Омар, двое его адъютантов схватили ее за руки, выхватив кинжал, и повели к дверям. Остальные солдаты — зрители — стояли в нерешительности, не вмешиваясь в происходящее. С одной стороны, все были поглощены зрелищем поединка, а с другой — привычно верили словам командира.
Конан не мог дольше оставаться безучастным. Изрыгая проклятья, он набросился на двуличного офицера, обрушив на него град ударов. К чести капитана, тот с достоинством отбивал самые немыслимые уколы и удары.
Но киммериец, казалось, был неутомим. Его клинок обрушивался на противника с самых немыслимых углов и направлений. Пришла очередь Омара занять глухую оборону, выжидая, пока противник выдохнется. Любая атака когда-нибудь иссякает, и атакующий, прежде чем перейти к обороне, некоторое время продолжает стоять раскрытым, еще не понимая, что его ослабевшие удары уже не заставляют противника закрываться, не помышляя о контакте. Опытный боец, капитан Омар ждал этого момента.
Развязка произошла, когда, наступая, Конан загнал противника в узкий проход между колоннами, наполовину занятый большим обеденным столом. Последовал сильнейший удар, от которого Омару не удалось отклониться. Оставалось только, рассчитывая на грубую силу, отбивать его. Два клинка столкнулись в воздухе с таким лязгом, что, казалось, неминуемо должны были сломаться. Но этого не произошло. Противники встали друг против друга, не ослабляя рук, держащих мечи. Кто кого? Только грубая сила решала исход дела. Никакого красивого фехтовального движения, никакого элегантного отхода. Только давить, давить, пока… пока Конан не опустил свой меч и не отошел спокойно к дверям казармы, оставив капитана стоять с торчащей из живота рукоятью кинжала киммерийца.
Когда капитан рухнул на каменный пол, внимание всех зрителей переключилось на победителя. Благоразумно, на всякий случай, заняв позицию в дверях, Конан сказал;
— Кинжал можете оставить себе на память о смерти командира. Жаль, что я не могу вырезать кинжалом из его глотки всю готовую вырваться оттуда ложь, как вырезают жемчужины из раскрытой раковины, но мне нужно идти. Я собираюсь предотвратить кое-что из того зла, которое и после смерти предателя еще долго будет распространяться по миру, посеянное им еще при жизни.
Конан нагнал Ирилию и ее конвой в темном глухом переулке неподалеку от казармы. Едва успев развернуться навстречу киммерийцу, один из офицеров был сбит с ног сильным пинком и рухнул прямо на острие подставленного меча. Обернувшись, Конан увидел, что второй конвоир уже поплатился за свою невнимательность. Видимо, прикидывая, как лучше напасть на киммерийца, он не обратил внимания на то, что Ирилия вытащила у него из-за пояса свой кинжал. В тот момент, когда Конан повернулся к нему, офицер уже стоял на коленях, судорожно хватаясь слабеющими руками за торчащую из горла рукоятку кинжала.
Вся дрожа от пережитого, Ирилия схватила Конана за руку, чтобы успокоиться. После долгого молчания она хрипло спросила:
— Значит, капитан Омар мертв?
— Да, или вот-вот умрет! Не был он вашим союзником! Пойми ты, скорее он верно служил нашему общему врагу.
— Может быть, ты прав, — сдавленным голосом сказала Ирилия, позволяя Конану увести себя прочь от еще извивающихся тел. — За сегодняшнюю ночь я видела столько смертей и предательств, что теперь уже ни в чем не уверена. Кто знает, не настанет ли завтра действительно день воцарения хаоса и смятения в сердцах!
— Трудно предугадать. Мы ведь не боги. — Конан сжал ее плечо. — Трудно предсказать и то, кто из смертных сыграет свою роль так, что боги будут вынуждены отступить…
Пройдя несколько кварталов, они вышли к площади с большим глубоким фонтаном. К удивлению Конана, Ирилия, разбежавшись, перепрыгнула через бортик и с размаху влетела в прохладную воду.
Окунувшись, она повернулась к Конану и, впервые улыбнувшись ему, сказала:
— Мы оба опять измазаны. На этот раз — кровью лжецов и негодяев.
Расстегнув застежку своей туники, она сняла ее, оставшись обнаженной по пояс в воде.
— Нужно отстирать кровь. Будь благоразумен, герой. Снимай свою форму!
И она протянула ему свои тонкие, с легким загаром руки:
— Давай, герой, я отмою тебя…
— Что ты сказал, евнух? Капитан Омар мертв? — Аболхассан взволнованно заходил по комнате, словно тень, в своей черной тунике. — Невероятно! Опытный мастер фехтования побежден дикарем, упражнявшимся в каких-то боях с мятежниками! Честно говоря, я этого совсем не ожидал. Даже предположить не мог. Весьма несвоевременная смерть. Проследи, чтобы на его место был назначен наш человек… А что с варваром? Он схвачен?
— Нет, господин генерал. — Эврантхус явно чувствовал себя неуютно в роли гонца, приносящего дурные известия. — По последним донесениям, он был замечен в одном из городских фонтанов совокупляющимся с женщиной по имени Ирилия.
Лицо Аболхассана совсем почернело, он еще раз измерил шагами свой кабинет, отчаянно гремя шпорами. Наконец, криво улыбнувшись, он сказал:
— Ну что ж, прекрасно, что наши противники, развлекаясь вместе, облегчают нашу задачу следить за ними. Но как только девка останется одна — притащи ее сюда немедленно.
— Слушаюсь, генерал! — Молодой евнух неумело попытался щелкнуть каблуками и изобразить стойку «смирно».
— А как быть с варваром, генерал?
— Позаботься, чтобы он вовремя прибыл на назначенную церемонию. У меня есть новый план.
Развернувшись, он снова зашагал взад-вперед по кабинету, как любой начальник накануне решающего сражения.
— Завтра, когда король наконец-таки воплотит свою дурацкую затею с награждениями, я буду находиться рядом с ним и варваром, вручая королю наградной знак. Сначала я хотел сказать ему, что такой порядок церемонии унижает меня, превращая в жалкого подносчика побрякушек, но теперь я по достоинству оценил решение короля. Итак, когда мы втроем окажемся рядом друг с другом, я сумею улучить момент и воткнуть кинжал в живот Йилдизу. Затем, подняв шум и указав всем на Конана, я, может быть, успею свалить и его. А если даже нет — стража не станет слушать его оправданий и тут же прикончит горе-героя. Никто ничего не заметит, а если и заметит, то не посмеет подать голос. В любом случае те, кто будет стоять в первых рядах приглашенных, — в основном наши друзья. Ну, Эврантхус, что скажешь, приятель?
Молодой евнух стоял широко раскрыв глаза, пораженный дерзостью плана.
— Рискованный план, господин Аболхассан! Но красивый. Под силу только могучему человеку, настоящему лидеру, такому, как вы.
Генерал расплылся в широкой улыбке:
— Да, евнух. Именно так! Представь себе, нам не нужно будет ни ждать народных волнений, ни выдвигать ультиматумов. Не будет унизительной зависимости от настроения этого сброда, называемого народом. А для меня это прямая дорога на трон! Ну а теперь обсудим кое-какие детали…
ГЛАВА 19. ПОЧЕТНАЯ НАГРАДА
В течение считанных часов, остававшихся до рассвета, усилиями множества рабов, всегда готовых потрудиться во исполнение священной воли Его Величества короля Йилдиза, огромный зал торжественных приемов полностью преобразился. Сначала были убраны все последствия ночного пиршества и баталии с перебрасыванием поданных блюд; были вычищены и натерты до блеска мраморные плиты пола. Затем, как по волшебству, по периметру зала поднялись широкие ступени, чтобы дать завтрашним гостям возможность видеть церемонию даже из задних рядов: с потолка спустились разноцветные знамена. Наконец с первыми лучами рассвета в огромном куполе зала были открыты большие круглые окна, и помещение оказалось залито сначала красным, а затем золотистым солнечным светом.
Вскоре стали появляться первые гости, помятый и невыспавшийся вид которых явно не стоил столь тщательных и торжественных приготовлений. Многие придворные еще не оправились от последствий вчерашних возлияний и дебоша. Кое у кого на лицах можно было разглядеть тщательно припудренные синяки и ссадины. Но помимо усталости в глазах большинства приглашенных светился огонек сомнения по поводу самого факта разумности присутствия во дворце в этот день. Придворные тщательно взвешивали, что окажется более рискованным — торчать во дворце в столь напряженные дни, полные слухами о каких-то заговорах и готовящихся мятежах, или не показываться даже на церемонии, объявленной праздничной самим королем, и быть обвиненными в недостаточной лояльности королевской власти.
Не рискнув прогневать Йилдиза, большинство приглашенных пошли на компромисс, опоздав к назначенному сроку. Они не учли лишь одного — что право на задержку, как и все другие права, строго регламентировалось неписаными дворцовыми законами. И самые высшие чиновники и вельможи, не менее напуганные, чем другие, появились еще позже их менее почтенных собратьев, а король и вовсе показался перед гостями позже всех.
Собравшиеся гости рассаживались в соответствии с рангами и титулами на подушках в первых рядах или занимали места на жестких скамейках позади. Некоторым пришлось довольствоваться стоячими местами между колоннами у самых стен. Между гостями засновали слуги, разносившие на золотых подносах изящные кубки с вином и кумысом, а также фрукты и сладости. Придворные вели себя чрезвычайно сдержанно, словно желая исправить мнение о себе, пошатнувшееся после вчерашнего побоища. Многие вообще не притронулись к напиткам и закускам. Все вели себя тихо, и лишь негромкий гул спокойных голосов наполнял воздух в зале.
Но в одном углу огромного помещения еда и выпивка уже требовались куда в больших количествах. Там, на большом помосте, огражденном невысокими перилами, царило веселое оживление. На шелковых подушках, устилавших помост, восседали Конан и Ирилия, не скрывавшие своего явно более близкого, чем дружеское, знакомства. Эта парочка явилась чуть не раньше всех и уж точно была самой шумной. Вокруг них носились специально выделенные слуги, подававшие вино и еду; тут же крутился и взволнованный Семпрониус.
— Я рад, что вы довольны дворцовой жизнью, сержант, а также тому, что вы нашли себе… обожательницу.
Семпрониус с сомнением оглядел Ирилию, лежащую тесно прижавшись к Конану и обняв его рукой за шею.
— Надеюсь также, что вы по достоинству оцените торжественность сегодняшнего дня и его основной церемонии — награждения героя.
— А, это да, конечно… Почему бы не оценить, правда, красотка? — Конан ласково провел рукой по спине Ирилии, отчего она чуть не замурлыкала. — Я тут уже много чего оценил. Теперь понятно, как в столице принимают героев… Слушай, Семпрониус, нельзя ли как-нибудь организовать парочку чистых туник, а то наши маленько помялись…
— Безусловно! Это несомненно улучшит ваш внешний вид и, наверное… избавит вас от необходимости прижиматься друг к другу, чтобы согреться. Я немедленно займусь этим. — И Семпрониус обернулся к двум стоящим поблизости слугам с соответствующим приказанием.
Стоило евнуху отвернуться, как Ирилия, чуть отстранившись от Конана, с неодобрением посмотрела на очередной осушаемый им кубок с вином, который киммериец тотчас же поставил на столик рядом с собой и жестом приказал внимательно следящему за ним слуге вновь наполнить весьма объемистый сосуд.
— В чем-то он прав, — сказала Ирилия совершенно серьезным голосом. — Хоть мы и счастливы быть рядом друг с другом, но не забывай, что мы участвуем в серьезном деле, а значит, и опасности нам грозят еще более серьезные. Я, конечно, желаю тебе удачи в твоем честном порыве образумить Йилдиза, но маловероятно, что это осуществимо. Но в любом случае мы не должны быть слишком пьяны или разгорячены страстью, чтобы быть готовыми по крайней мере защитить себя и унести отсюда ноги.
— Эх, девочка, к сожалению, ты права. С этой минуты я не пью ничего крепче кумыса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35