Добавил веселья Семпрониус, вылив на головы купающихся флакон какого-то масла, немедленно вспененного бурными плесканиями Конана и Юмы.
Их купание продолжалось довольно долго. Наконец оба приятеля вылезли из воды и устроились на носу плота, предоставив солнцу обсушить их тела. Семпрониус, порывшись в своих тюках, выдал им туники, сшитые по образцу форменных, но из тонкого серебристого шелка. Теперь эти роскошные одеяния резко контрастировали с всклокоченными шевелюрами и давно не бритыми щеками обоих сержантов. Чтобы спрятать их космы, Семпрониус выдал каждому по шикарному сиреневому тюрбану. Кроме того, оба были поочередно выбриты — с ролью цирюльника прекрасно справился молчаливый слуга евнуха.
Чисто выбритые, вымытые, могучие воины в новых одеяниях выглядели просто роскошно. Загорелые мощные тела и горящие взгляды придавали их облику некоторую аристократичность. Остальные пассажиры — крестьяне и торговцы — с восторгом следили за всеми этими переменами, встречая радостными возгласами их результаты. Затем зрители вежливо удалились, когда из багажа чиновника были извлечены продукты и фляги с вином, чтобы вознаградить терпение обоих приятелей.
Великий Ильбарс все так же неспешно катил свои воды к столичному городу Аграпуру и дальше к морю. Пейзаж по обоим берегам приобретал все более цивилизованный вид. Мимо проплывали большие поселки, городки, длинные причалы далеко вдавались в реку… Семпрониус начал проявлять беспокойство:
— Где же лодка? Было бы плохим знаком, если моего голубя перехватил сокол. Толпа-то переживет задержку праздника. Но я не думаю, что Йилдиз отнесется к этому спокойно…
Наконец впереди по курсу показалось большое каноэ с позолоченным носом. Оно быстро неслось по водной глади, повинуясь великолепно слаженным усилиям восьми гребцов. Их движения подчинялись ритму, задаваемому тщедушным барабанщиком-рулевым, сидевшим на корме. Не успела лодка, повинуясь указаниям Семпрониуса, подплыть к борту плота, как евнух уже шагнул в нее, торопя за собой обоих воинов. Повернувшись к слуге, чиновник приказал:
— Опусти в лодку карликовое дерево. Сам останешься присматривать за остальным багажом!
Слуга, не говоря ни слова, повиновался.
Через мгновение каноэ уже уносило Конана и Юму прочь от провожавших их восторженными криками попутчиков. Помахав в ответ, друзья расселись на низеньких скамеечках на дне лодки, поставив в центре тяжелую кадку с подарочным деревом. Усилия гребцов, поддерживаемые течением, быстро подвигали каноэ вперед.
Скорость становилась особенно заметна, когда на поворотах реки прибрежные заросли и домики крестьян проносились мимо на небольшом расстоянии. Пожалуй, подумал Конан, так быстро не смог бы скакать, да еще и столько времени, ни один боевой конь.
В основном каноэ держалось на середине реки. Гребцы без труда огибали неспешно плывущие неповоротливые корабли; мелкие лодки и сами заранее предпочитали отойти с пути следования каноэ с золоченой головой сокола на носу — знаком принадлежности к королевскому флоту.
Один раз Конан рискнул предложить ближайшему гребцу поменяться, чтобы дать тому передохнуть. Но гребец, не сказав ни слова, лишь взглядом выразил свое недовольство тем, что пассажир лезет не в свое дело. Так же отреагировали и остальные. Киммерийцу ничего не оставалось делать, как усесться на свое место и, потягивая пальмовое вино, еще одну флягу которого Семпрониус извлек из своего багажа, созерцать проносящийся мимо пейзаж.
Через поразительно недолгое время небо прямо по курсу окрасилось в медный цвет от дыма тысячи очагов. Вскоре по берегам стали появляться каменные дома, а затем и сама река оделась в каменные набережные. Небольшие островки украшали роскошные замки богачей, а на южном берегу раскинулось море жалких лачуг городской бедноты.
Вскоре Конан разглядел впереди городскую стену Аграпура. Ее сторожевые башни на равном расстоянии друг от друга пронзали дымное небо.
Однако гребцы, лихо управляясь с каноэ в плотном потоке судов, причалили к каменной пристани, не доплывая до стены. Разглядев склады и здания таможни, Конан понял, что каноэ прибыло в торговый порт. Это место, и в обычные дни достаточно оживленное, сегодня было особенно многолюдно. Больше всего здесь присутствовало солдат самых разных легионов. В первый момент Конан даже испугался, что Аграпур готовится к отражению осады. В следующий миг он уже понял, что такая мысль могла прийти в голову только под воздействием изрядного количества выпитого вина, — на портовой площади шли приготовления к параду.
— Дорогу! Пропустить! Прибыли герои! Семпрониус отдавал команды резким, привычным приказывать тоном, который странно сочетался с высоким мальчишеским голосом евнуха.
— Где, разрази вас гром, почетная колесница? Эй, офицер, кто здесь старший?.. А, вот и вы, генерал. Приветствую вас. Герои на месте. Можно начинать торжественное шествие.
Конана подвели к высокому офицеру в черном тюрбане, оглядевшему киммерийца без видимого интереса. Аболхассан — донеслось до слуха Конана названное кем-то имя его заклятого, но никогда не виденного врага. Поняв, кто перед ним, Конан успел лишь мельком рассмотреть генерала, направлявшегося к золоченой колеснице. Самого же киммерийца и Юму подвели к шикарному помосту с невысокими бортами, выложенному мягкими подушками. Сооружение было явно предназначено для того, чтобы сидеть в нем.
— Что это за штука? Плот? — спросил Конан, не обращаясь ни к кому в отдельности, пока его вежливо, но настойчиво заводили внутрь и усаживали на подушку. — А может быть, боевой помост? Но я никак не возьму в толк, как его взгромоздят на спину слону, не уронив нас.
Семпрониус, занятый исполнением столь важных для него обязанностей, не удостоил киммерийца ответом. Любопытство Конана было удовлетворено лишь когда к помосту подошли четыре пары рабов в шелковых рубахах. Отработанными движениями они вставили в крепления по бортам помоста четыре шеста — два вдоль и два поперек. Через мгновение помост без видимых усилий был поднят почти на высоту человеческого роста.
Конан не очень уютно чувствовал себя в положении, сходном с положением свиньи, которую несут на бойню. С другой стороны, он отметил про себя слаженность и отработанность движений носильщиков, превосходившие, пожалуй, даже мастерство гребцов на каноэ. Покачиваясь даже меньше, чем на спине слона, помост обогнул колонны пехоты и кавалерии и встал во главе процессии. Впереди возвышались распахнутые Восточные ворота, украшенные гирляндами цветов и разноцветными флагами.
Поставив паланкин на землю, рабы-носильщики неподвижно, словно дрессированные собаки, застыли рядом. Наконец впереди на стене раздался звук трубы. Из колонны ответила барабанная дробь. Парад начался.
— Не понимаю, к чему весь этот эскорт, — пробурчал Конан, повернувшись к Юме. — Ведь каноэ запросто могло подплыть прямо к причалу королевского дворца.
— Думаешь, все это затеяли ради нас? — Юма грустно улыбнулся. — Нет, пойми наконец, здесь ничего просто так не делается. Убивать врагов в дальних странах — это только одна сторона, с которой мы можем быть полезны королевству. Но сдается мне, что выпавшая на нашу долю главная миссия еще впереди.
В это время помост проходил под воротами. Конан внимательно разглядывал грозные бойницы и зубцы на стенах, острые зубья решетки и толстенные створки ворот. С башен трубили трубы, и на входящих в город летел не град стрел и камней и не водопад кипящей смолы, а лишь дождь нежных цветов.
Достигнув середины площади за воротами, процессия ненадолго остановилась. Седобородый старейшина города в золотом тюрбане ступил на помост, чтобы опустить на плечи героям цветочные гирлянды. Затем, к превеликому удивлению виновников торжества, к ним на помост вскарабкались две красивые пышнотелые девушки в свободно струящихся платьях, которые расположились позади них. Собравшаяся толпа, состоявшая в основном из тех, кто дожидался, когда снова откроются для свободного прохода ворота, одобрительно засвистела и заулюлюкала.
— Ну, красотки, вы — первая желанная награда усталым солдатам, — сообщил Конан, обнимая одну из девушек и прижимая ее к своему боку. Она же, в свою очередь, попыталась высвободиться, не переставая приветственно махать зрителям руками. Паланкин все так же плавно двигался по улицам, и носильщики совсем не выглядели перегруженными. Улыбаясь, девушка мягко, но настойчиво убрала руку Конана со своего бедра.
— Господин, мы здесь не для этого. Мы только украшение вашего шествия, что-то вроде букетов. Пожалуйста, не помните мое платье.
— Ладно, девочка. Ты, главное, не беспокойся, — сказал киммериец, перекладывая руку девушке на плечо. — Кстати, если замерзнешь в своей прозрачной одежонке, — скажи, я найду чем укрыть тебя и согреть.
— Господин, только не здесь, — настаивала девушка. — Уберите руку с моего плеча, а если не знаете, куда ее деть, помашите горожанам в знак приветствия. А для развлечений у вас будет потом много времени и возможностей.
Юма встретил такой же решительный отпор со стороны второй девушки. Отвлекая внимание героев и переключая его на толпу, красотки не только оберегали себя, но и действительно украшали помост, потому что мрачные и недовольные Конан и Юма, наверное, и вправду представляли собой не очень праздничное зрелище.
Процессия продвигалась по широкой прямой улице, по обеим сторонам которой оставалось достаточно места для зрителей. Их же было на удивление мало: в основном придворные рабы и городские рабочие, выстроившиеся в две нестройные шеренги. Хотя, объективно говоря, такое зрелище было достойно привлечь внимание куда большего количества народа.
Возглавляла процессию шеренга ярко одетых герольдов, непрестанно дувших в трубы. За ними следовали четыре ряда барабанщиков. Их взмахивающие палочки взлетали высоко вверх и были видны Конану через головы других участников парада.
За музыкантами следовало полсотни пехотинцев — отборная гвардия, охраняющая короля. Вслед за ними катилась золоченая колесница, запряженная четверкой великолепных вороных рысаков, чья упряжь была украшена золотым орнаментом. Правил колесницей генерал Аболхассан, одетый в черную форму и золотые доспехи. Глядя ему в спину, Конан ощущал жгучую ревность. Генерал, несомненно, смотрелся более выигрышно, чем они с Юмой, восседающие, как какие-нибудь изнеженные вельможи, на носилках, одетые как попугаи, без оружия, да еще и в компании двух девиц, не обращающих на них никакого внимания.
Но, с другой стороны, все могло бы повернуться гораздо хуже, подумал Конан, глядя на следующую за носилками череду пленников, закованных в кандалы. Генерал, видимо, решил, что весь этот балаган будет неполным без страшного аттракциона. Пленники демонстрировали публике исполосованные бичами спины и шли, сгибая плечи под тяжестью специально для этой цели затянутых ручных кандалов. В основном это были гирканийцы, захваченные в рейдах на северо-востоке, а не венджипурцы. Их даже не удосужились одеть как мятежников-хвонгов, и для понимающего человека эти несчастные ничего общего не имели ни с Конаном, ни, скорее всего, с Аболхассаном. Но невежественные горожане не вникали в такие тонкости, им был нужен объект для поднятия чувства собственного превосходства. Глядя на пленных, конвоируемых несколькими всадниками, горожане швыряли в несчастных камни и всякую грязь, как это было заведено почти во всех городах и странах, где довелось побывать Конану.
Совсем другим было отношение зрителей к восседающим на помосте героям. То, что оба воина были явно чужеземцами, не смущало горожан. В Аграпуре — столице огромного королевства — жило множество людей из разных стран с самым разным цветом кожи. Конан чувствовал, что часть восторженных криков и аплодисментов относилась не к кривляющимся девицам, а выражала искренний восторг толпы по отношению к героям.
Прямо за носилками двигалась небольшая изящная тележка, запряженная одним осликом. На тележке стояло привезенное Конаном карликовое дерево в кадке. Пожалуй, это был единственный предмет во всей процессии, действительно связанный с Вендией, настоящая частица кошмарных джунглей. Но для зрителей это редкое растение символизировало первую ласточку в нескончаемом потоке подарков и трофеев, который вот-вот, как их уверяли из дворца, должен был обрушиться на Туран, чтобы вознаградить граждан королевства за тяготы войны.
Дальше, за пленными, наступала очередь лихих наездников. Двигаясь то рысью, то каким-то танцующим шагом, их лошади совершали сложные перестроения прямо на ходу. Сами всадники лихо перепрыгивали с одного коня на другого и выделывали акробатические номера на спинах коней, свесившись с седел. Хотя все наездники были одеты в военные туники, от опытного глаза не ускользнула бы их стройность и хрупкость, не свойственная настоящим кавалеристам-воинам, как и некоторая мелковатость их скакунов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Их купание продолжалось довольно долго. Наконец оба приятеля вылезли из воды и устроились на носу плота, предоставив солнцу обсушить их тела. Семпрониус, порывшись в своих тюках, выдал им туники, сшитые по образцу форменных, но из тонкого серебристого шелка. Теперь эти роскошные одеяния резко контрастировали с всклокоченными шевелюрами и давно не бритыми щеками обоих сержантов. Чтобы спрятать их космы, Семпрониус выдал каждому по шикарному сиреневому тюрбану. Кроме того, оба были поочередно выбриты — с ролью цирюльника прекрасно справился молчаливый слуга евнуха.
Чисто выбритые, вымытые, могучие воины в новых одеяниях выглядели просто роскошно. Загорелые мощные тела и горящие взгляды придавали их облику некоторую аристократичность. Остальные пассажиры — крестьяне и торговцы — с восторгом следили за всеми этими переменами, встречая радостными возгласами их результаты. Затем зрители вежливо удалились, когда из багажа чиновника были извлечены продукты и фляги с вином, чтобы вознаградить терпение обоих приятелей.
Великий Ильбарс все так же неспешно катил свои воды к столичному городу Аграпуру и дальше к морю. Пейзаж по обоим берегам приобретал все более цивилизованный вид. Мимо проплывали большие поселки, городки, длинные причалы далеко вдавались в реку… Семпрониус начал проявлять беспокойство:
— Где же лодка? Было бы плохим знаком, если моего голубя перехватил сокол. Толпа-то переживет задержку праздника. Но я не думаю, что Йилдиз отнесется к этому спокойно…
Наконец впереди по курсу показалось большое каноэ с позолоченным носом. Оно быстро неслось по водной глади, повинуясь великолепно слаженным усилиям восьми гребцов. Их движения подчинялись ритму, задаваемому тщедушным барабанщиком-рулевым, сидевшим на корме. Не успела лодка, повинуясь указаниям Семпрониуса, подплыть к борту плота, как евнух уже шагнул в нее, торопя за собой обоих воинов. Повернувшись к слуге, чиновник приказал:
— Опусти в лодку карликовое дерево. Сам останешься присматривать за остальным багажом!
Слуга, не говоря ни слова, повиновался.
Через мгновение каноэ уже уносило Конана и Юму прочь от провожавших их восторженными криками попутчиков. Помахав в ответ, друзья расселись на низеньких скамеечках на дне лодки, поставив в центре тяжелую кадку с подарочным деревом. Усилия гребцов, поддерживаемые течением, быстро подвигали каноэ вперед.
Скорость становилась особенно заметна, когда на поворотах реки прибрежные заросли и домики крестьян проносились мимо на небольшом расстоянии. Пожалуй, подумал Конан, так быстро не смог бы скакать, да еще и столько времени, ни один боевой конь.
В основном каноэ держалось на середине реки. Гребцы без труда огибали неспешно плывущие неповоротливые корабли; мелкие лодки и сами заранее предпочитали отойти с пути следования каноэ с золоченой головой сокола на носу — знаком принадлежности к королевскому флоту.
Один раз Конан рискнул предложить ближайшему гребцу поменяться, чтобы дать тому передохнуть. Но гребец, не сказав ни слова, лишь взглядом выразил свое недовольство тем, что пассажир лезет не в свое дело. Так же отреагировали и остальные. Киммерийцу ничего не оставалось делать, как усесться на свое место и, потягивая пальмовое вино, еще одну флягу которого Семпрониус извлек из своего багажа, созерцать проносящийся мимо пейзаж.
Через поразительно недолгое время небо прямо по курсу окрасилось в медный цвет от дыма тысячи очагов. Вскоре по берегам стали появляться каменные дома, а затем и сама река оделась в каменные набережные. Небольшие островки украшали роскошные замки богачей, а на южном берегу раскинулось море жалких лачуг городской бедноты.
Вскоре Конан разглядел впереди городскую стену Аграпура. Ее сторожевые башни на равном расстоянии друг от друга пронзали дымное небо.
Однако гребцы, лихо управляясь с каноэ в плотном потоке судов, причалили к каменной пристани, не доплывая до стены. Разглядев склады и здания таможни, Конан понял, что каноэ прибыло в торговый порт. Это место, и в обычные дни достаточно оживленное, сегодня было особенно многолюдно. Больше всего здесь присутствовало солдат самых разных легионов. В первый момент Конан даже испугался, что Аграпур готовится к отражению осады. В следующий миг он уже понял, что такая мысль могла прийти в голову только под воздействием изрядного количества выпитого вина, — на портовой площади шли приготовления к параду.
— Дорогу! Пропустить! Прибыли герои! Семпрониус отдавал команды резким, привычным приказывать тоном, который странно сочетался с высоким мальчишеским голосом евнуха.
— Где, разрази вас гром, почетная колесница? Эй, офицер, кто здесь старший?.. А, вот и вы, генерал. Приветствую вас. Герои на месте. Можно начинать торжественное шествие.
Конана подвели к высокому офицеру в черном тюрбане, оглядевшему киммерийца без видимого интереса. Аболхассан — донеслось до слуха Конана названное кем-то имя его заклятого, но никогда не виденного врага. Поняв, кто перед ним, Конан успел лишь мельком рассмотреть генерала, направлявшегося к золоченой колеснице. Самого же киммерийца и Юму подвели к шикарному помосту с невысокими бортами, выложенному мягкими подушками. Сооружение было явно предназначено для того, чтобы сидеть в нем.
— Что это за штука? Плот? — спросил Конан, не обращаясь ни к кому в отдельности, пока его вежливо, но настойчиво заводили внутрь и усаживали на подушку. — А может быть, боевой помост? Но я никак не возьму в толк, как его взгромоздят на спину слону, не уронив нас.
Семпрониус, занятый исполнением столь важных для него обязанностей, не удостоил киммерийца ответом. Любопытство Конана было удовлетворено лишь когда к помосту подошли четыре пары рабов в шелковых рубахах. Отработанными движениями они вставили в крепления по бортам помоста четыре шеста — два вдоль и два поперек. Через мгновение помост без видимых усилий был поднят почти на высоту человеческого роста.
Конан не очень уютно чувствовал себя в положении, сходном с положением свиньи, которую несут на бойню. С другой стороны, он отметил про себя слаженность и отработанность движений носильщиков, превосходившие, пожалуй, даже мастерство гребцов на каноэ. Покачиваясь даже меньше, чем на спине слона, помост обогнул колонны пехоты и кавалерии и встал во главе процессии. Впереди возвышались распахнутые Восточные ворота, украшенные гирляндами цветов и разноцветными флагами.
Поставив паланкин на землю, рабы-носильщики неподвижно, словно дрессированные собаки, застыли рядом. Наконец впереди на стене раздался звук трубы. Из колонны ответила барабанная дробь. Парад начался.
— Не понимаю, к чему весь этот эскорт, — пробурчал Конан, повернувшись к Юме. — Ведь каноэ запросто могло подплыть прямо к причалу королевского дворца.
— Думаешь, все это затеяли ради нас? — Юма грустно улыбнулся. — Нет, пойми наконец, здесь ничего просто так не делается. Убивать врагов в дальних странах — это только одна сторона, с которой мы можем быть полезны королевству. Но сдается мне, что выпавшая на нашу долю главная миссия еще впереди.
В это время помост проходил под воротами. Конан внимательно разглядывал грозные бойницы и зубцы на стенах, острые зубья решетки и толстенные створки ворот. С башен трубили трубы, и на входящих в город летел не град стрел и камней и не водопад кипящей смолы, а лишь дождь нежных цветов.
Достигнув середины площади за воротами, процессия ненадолго остановилась. Седобородый старейшина города в золотом тюрбане ступил на помост, чтобы опустить на плечи героям цветочные гирлянды. Затем, к превеликому удивлению виновников торжества, к ним на помост вскарабкались две красивые пышнотелые девушки в свободно струящихся платьях, которые расположились позади них. Собравшаяся толпа, состоявшая в основном из тех, кто дожидался, когда снова откроются для свободного прохода ворота, одобрительно засвистела и заулюлюкала.
— Ну, красотки, вы — первая желанная награда усталым солдатам, — сообщил Конан, обнимая одну из девушек и прижимая ее к своему боку. Она же, в свою очередь, попыталась высвободиться, не переставая приветственно махать зрителям руками. Паланкин все так же плавно двигался по улицам, и носильщики совсем не выглядели перегруженными. Улыбаясь, девушка мягко, но настойчиво убрала руку Конана со своего бедра.
— Господин, мы здесь не для этого. Мы только украшение вашего шествия, что-то вроде букетов. Пожалуйста, не помните мое платье.
— Ладно, девочка. Ты, главное, не беспокойся, — сказал киммериец, перекладывая руку девушке на плечо. — Кстати, если замерзнешь в своей прозрачной одежонке, — скажи, я найду чем укрыть тебя и согреть.
— Господин, только не здесь, — настаивала девушка. — Уберите руку с моего плеча, а если не знаете, куда ее деть, помашите горожанам в знак приветствия. А для развлечений у вас будет потом много времени и возможностей.
Юма встретил такой же решительный отпор со стороны второй девушки. Отвлекая внимание героев и переключая его на толпу, красотки не только оберегали себя, но и действительно украшали помост, потому что мрачные и недовольные Конан и Юма, наверное, и вправду представляли собой не очень праздничное зрелище.
Процессия продвигалась по широкой прямой улице, по обеим сторонам которой оставалось достаточно места для зрителей. Их же было на удивление мало: в основном придворные рабы и городские рабочие, выстроившиеся в две нестройные шеренги. Хотя, объективно говоря, такое зрелище было достойно привлечь внимание куда большего количества народа.
Возглавляла процессию шеренга ярко одетых герольдов, непрестанно дувших в трубы. За ними следовали четыре ряда барабанщиков. Их взмахивающие палочки взлетали высоко вверх и были видны Конану через головы других участников парада.
За музыкантами следовало полсотни пехотинцев — отборная гвардия, охраняющая короля. Вслед за ними катилась золоченая колесница, запряженная четверкой великолепных вороных рысаков, чья упряжь была украшена золотым орнаментом. Правил колесницей генерал Аболхассан, одетый в черную форму и золотые доспехи. Глядя ему в спину, Конан ощущал жгучую ревность. Генерал, несомненно, смотрелся более выигрышно, чем они с Юмой, восседающие, как какие-нибудь изнеженные вельможи, на носилках, одетые как попугаи, без оружия, да еще и в компании двух девиц, не обращающих на них никакого внимания.
Но, с другой стороны, все могло бы повернуться гораздо хуже, подумал Конан, глядя на следующую за носилками череду пленников, закованных в кандалы. Генерал, видимо, решил, что весь этот балаган будет неполным без страшного аттракциона. Пленники демонстрировали публике исполосованные бичами спины и шли, сгибая плечи под тяжестью специально для этой цели затянутых ручных кандалов. В основном это были гирканийцы, захваченные в рейдах на северо-востоке, а не венджипурцы. Их даже не удосужились одеть как мятежников-хвонгов, и для понимающего человека эти несчастные ничего общего не имели ни с Конаном, ни, скорее всего, с Аболхассаном. Но невежественные горожане не вникали в такие тонкости, им был нужен объект для поднятия чувства собственного превосходства. Глядя на пленных, конвоируемых несколькими всадниками, горожане швыряли в несчастных камни и всякую грязь, как это было заведено почти во всех городах и странах, где довелось побывать Конану.
Совсем другим было отношение зрителей к восседающим на помосте героям. То, что оба воина были явно чужеземцами, не смущало горожан. В Аграпуре — столице огромного королевства — жило множество людей из разных стран с самым разным цветом кожи. Конан чувствовал, что часть восторженных криков и аплодисментов относилась не к кривляющимся девицам, а выражала искренний восторг толпы по отношению к героям.
Прямо за носилками двигалась небольшая изящная тележка, запряженная одним осликом. На тележке стояло привезенное Конаном карликовое дерево в кадке. Пожалуй, это был единственный предмет во всей процессии, действительно связанный с Вендией, настоящая частица кошмарных джунглей. Но для зрителей это редкое растение символизировало первую ласточку в нескончаемом потоке подарков и трофеев, который вот-вот, как их уверяли из дворца, должен был обрушиться на Туран, чтобы вознаградить граждан королевства за тяготы войны.
Дальше, за пленными, наступала очередь лихих наездников. Двигаясь то рысью, то каким-то танцующим шагом, их лошади совершали сложные перестроения прямо на ходу. Сами всадники лихо перепрыгивали с одного коня на другого и выделывали акробатические номера на спинах коней, свесившись с седел. Хотя все наездники были одеты в военные туники, от опытного глаза не ускользнула бы их стройность и хрупкость, не свойственная настоящим кавалеристам-воинам, как и некоторая мелковатость их скакунов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35