Григорий терпеливо разъяснил, что эти поступки порочны. Свое послание к епископам он заключил разумным советом: «Христиане должны относиться к евреям с таким же милосердием, какое, как мы надеемся, будет проявлено и к христианам, живущим в языческих странах». Но подобные проповеди редко бывали действенны.
Как правило, папы не принимали энергичных предупредительных мер для предотвращения преследований евреев. Мягкость их посланий, возбраняющих дурное обращение с евреями, следует сравнить с горячностью жалоб на дурное поведение самих евреев. Протест Григория против вырывания зубов и ногтей у евреев заканчивается советом, чтобы епископы «предупредили всех благоверных христиан и наставили их не наносить евреям вреда, не грабить их имущества и не изгонять их в расчете на добычу». И в тот же день, 6 апреля 1233 года, папа направил тем же архиепископам и епископам послание с жалобой на обычные беззакония евреев: найме христианских кормилиц и т.п. Однако здесь он не предлагал переубедить и «наставить» евреев. В резких выражениях папа потребовал «полностью пресечь это, чтобы они (евреи) не посмели вновь распрямить шею, на которую наложено ярмо рабства… Вы можете обращаться за помощью к светской власти».
Месяц спустя он повторил почти то же самое в письме к компостельскому архиепископу. Испанские евреи жили в это время в относительной безопасности и, что еще хуже, в достатке — такое положение казалось церкви возмутительным. «Так как их собственный грех обрек их на вечное рабство, — начинает папа письмо, — евреи должны признать справедливость своего положения и жить, не беспокоя тех, кто принимает и терпит их из одной только доброты». В Испании, по его словам, «евреи стали столь высокомерны, что не опасаются совершать поступки, которые не только неподобающи, но и непереносимы для верующих в Христа». Читатель может предположить, что евреи виновны в вырывании ногтей и зубов христиан. Но «поступки», на которые указывает папа, не имели столь варварского характера. Евреи отказывались носить позорный знак, дерзали занимать общественные посты и по-прежнему нанимали для своих детей христианских кормилиц. «Ко всему прочему, — добавлял Григорий, — они лихоимствуют и совершают другие несказанные преступления против католической церкви».
Эти послания, во многом повторявшие друг друга, периодически рассылались папскими чиновниками, когда папа находил, что положение в христианском мире требует большей строгости к неверным евреям. Повторные запрещения найма христианских кормилиц, возможно, были следствием какого-то скандального события и, появившись однажды в папском письме, с тех пор постоянно упоминались, как будто это событие произошло совсем недавно. Даже в последней четверти 16 века история о вылитом в отхожее место молоке в который раз была использована папой Григорием XIII как обвинение против евреев. Ее приводили очень часто, хотя ни время этого преступления, ни место, где оно произошло, никогда не упоминались; даже имя преступника ни разу не было названо.
У папы Григория были серьезные основания не выдвигать на первый план ростовщичество как один из еврейских грехов; он знал, что монополия на эту запрещенную деятельность больше не находится в руках евреев, к тому же и сам он иногда обращался к ним за ссудами (37, 143). Как обойти церковные запреты, знал любой. Церковь вела ту же борьбу, которую вела когда-то синагога, и она проиграла ее по тем же причинам, что и синагога. Вопреки усилиям раввинов заставить свой народ подчиняться Моисеевым законам против ростовщичества, еврейские юристы, как показывает Талмуд, нашли законные пути обходить этот запрет (123, 2, 145).
Папа писал христианским владыкам, предупреждая их, что недопустимо позволять евреям жить на равных с христианами правах. Он упрекал архиепископов и епископов Германии за то, что в их стране евреи живут лучше, чем заповедано Богом. Они допущены на административные должности, они отказываются носить еврейский знак, а у некоторых из них даже есть христианские рабы. И держатся евреи со своим обычным высокомерием: «Не имея в сердце благодарности за оказанную им милость и не помня благодеяний, они платят оскорблениями за доброту и воздают безбожным презрением за добро — они, которым только из милости позволяется жить среди нас, которым вследствие их греха следует постоянно чувствовать на себе ярмо рабства». Более того, хорошие отношения между евреями и христианами в Германии иногда приводили к религиозным осложнениям. «Некоторые христиане, — жаловался папа, — по собственной воле стали евреями». Он заканчивает письмо запрещением религиозных диспутов с евреями, «дабы простодушные люди не низверглись в пучину заблуждения».
Страх перед последствиями религиозных дискуссий между христианами и евреями был одной из главных причин этого запрета. В средние века по своему культурному уровню и знанию Библии евреи, как правило, намного превосходили христиан, которые были не очень сведущи даже в собственной религии. Изоляция евреев, исключение их, насколько возможно, из общества считались необходимыми для охраны христианских душ. Именно поэтому в 1223 году Парижский собор запретил христианам служить у евреев, «дабы из-за внешнего благообразия их закона, который они порочным образом толкуют, евреи не увлекли бы живущих вместе с ними христиан в бездну неверия в Христа».
Чтобы избавиться от посягательства крестоносцев и гнета церковного законодательства, многие евреи начали переселяться в Восточную Европу. Они нашли убежище, а на краткое время. даже покой в Польше. Однако тень Четвертого латеранского собора преследовала их повсюду. Хотя по экономическим соображениям светские власти Польши готовы были предоставить пришельцам гражданские права, церковные власти были полны решимости исключить евреев, как прокаженных, из христианского общества. В 1266 году собор в Бреслау *12 постановил, что евреям нельзя жить рядом с христианами, ибо коренное население «могло пасть жертвой предрассудков и дурных обычаев живущих среди них евреев» (56, 1, 49). Собор подтвердил все ограничения и запреты папы Иннокентия III против евреев. Венский собор 1267 года продолжил эту политику «в высшей степени опасного плана преследования и полной изоляции евреев и, как следствие этого, создания атмосферы враждебности вокруг них» (118, 3, 202). Логика постановлений Четвертого латеранского собора с неизбежностью вела к образованию еврейских гетто.
В 1239 году был найден новый повод для разжигания общественного негодования против евреев и углубления пропасти между ними и их христианскими соседями. Крещеный еврей Николай Донин составил и направил папе Григорию формальное обвинение против Талмуда — свода религиозных высказываний и законов более чем тысячелетней давности. Гейне характеризовал Талмуд как «еврейский католицизм — готический собор, который, хотя и перегружен наивным и гротескным орнаментом, все еще восхищает своим парящим в небесах величественным блеском». Видимо, папа знал о Талмуде очень мало; судя по тону его письма, о существовании этой книги он знал понаслышке. Однако он написал французским епископам уведомление о том, что евреи «ныне следуют предписаниям новой книги, называемой Талмудом, которая несказанно богохульственна и оскорбительна», и приказал передать все еврейские книги «нашим дорогим чадам: доминиканцам и францисканцам». Аналогичные распоряжения были направлены в Англию, Испанию и Португалию, но лишь французский король принял меры: 24 воза еврейских книг были сожжены. Это было началом гонения на еврейскую литературу, продолжавшегося несколько столетий. В 16 веке доминиканцы в последний раз возглавили эту безуспешную борьбу в союзе с невежественным еврейским отступником Иоанном Пфефферкорном, которому, как писал Эразм Роттердамский, переход в христианство не принес никакого духовного блага: «Ex scelerato Judaeo sceleratissimus Christianus» («Из мерзкого еврея — мерзейший христианин»).
Хотя церковники не смогли уничтожить Талмуд, им удалось вызвать против него предубеждение, существующее и поныне. Ложные представления о тексте и учении Талмуда, появившиеся в 13 веке, иногда и до сих пор встречаются в школьных хрестоматиях по истории. Католическая цензура, пекущаяся о вере и нравственности, к сожалению, редко обращает внимание на ложь, если она не затрагивает интересов христианских народов. Еще в середине 19 века Р.Ф.Рорбахер мог утверждать, что "Талмуд не просто дозволяет, он советует и даже повелевает еврею обманывать и убивать христиан при всякой возможности. Это — несомненный факт, заслуживающий внимания народов и королей" (156, 16, 406). В 1880 году французский специалист по истории 13 века Ноэль Валуа заявлял, что попытка уничтожить Талмуд была мерой самозащиты: «Единственная вина церкви состояла в том, что она пыталась защитить себя, а евреям следовало бы напомнить, что хотя христиане и терпели их присутствие, они не намеревались терпеть их наглость».
Папские декреты 13 века ясно обнаруживают решимость церкви привести еврейскую общину к интеллектуальной и социальной изоляции. Гонение на Талмуд было частью этого плана, попыткой подорвать самые устои существования этой общины, оправданием вмешательства в частную и религиозную жизнь. Предполагалось, что эта политика мелочного преследования и угнетения сломит еврейское сопротивление обращению в христианство: если сделать их жизнь несносной, то с течением времени они решат принять христианство.
Церковная защита еврея от насилия следовала не из признания его естественных человеческих прав, а из теологических доводов и понятий, которые оставляли мало безопасности в жестоком, фанатичном мире. И действительно, исключение евреев из общечеловеческого закона было, наконец, открыто провозглашено в 1268 году в Брюннском законе о евреях, гласившем: «Евреи лишены их естественных прав и осуждены на вечные бедствия за их грехи». Структура средневекового общества вытесняла их, даже если папы делали попытки встать на их защиту. «Феодальные власти согнали их с земли, а горожане вытеснили из торговли и ремесленного производства. Вследствие этого нормальная интеграция евреев в обществе стала невозможной» (71, 200). Включиться в средневековое христианское общество можно было только путем крещения, считавшегося необходимым условием спасения души в этом и будущем мире. Тот, кто не был крещен, был исключен тем самым из братства людей. Поэтому вторая великая заповедь еврейского Закона, которую Иисус заповедовал своим последователям: «Возлюби ближнего своего, как самого себя», — не относилась к евреям. Их не считали «ближними». Наоборот, по свидетельству средневекового стихотворца, их ненавидел и Бог, и люди:
Многие ненавидят их, да и я их ненавижу, И Бог ненавидит их точно так же, как я. И весь свет должен ненавидеть их.
План Иннокентия III был успешно осуществлен на протяжении одного поколения. Евреи были исключены из общественной жизни и жили изгоями, в бедствиях, на которые, по общему мнению, они были обречены самим Богом. «Сколь бы они ни были несчастны, — писал Матфей Парижский, — никто не считает их достойными жалости». Это была трагедия народа, о которой скорбел один из величайших религиозных поэтов средневековья Иехуда ха-Леви:
Я лишен права на братство людей,
Я угнетен бременем и игом их гордыни;
Я наказан жестокой карой,
Изгнанный и заточенный в темницу,
мучимый и отринутый всеми;
У меня нет ни поводыря, ни вождя,
нет у меня ни царя, ни князя,
И когда на меня восстает мой враг,
мой Оплот покидает меня.
В объединенном католическом обществе евреям не было места. Однако, пресекая все их общественные связи с христианами, церковь, в сущности, потеряла больше, чем выиграла. Политика угнетения евреев, предложенная Иннокентием III и принятая Четвертым латеранским собором, не могла быть проведена в жизнь без ущерба для христианской нравственности. Хотя Григорий IX принимал меры для ограждения евреев от насилия, его публичные высказывания не способствовали искоренению в христианах презрения и ненависти к ним. Этот конфликт предвещал ужасное будущее.
Убийственная ложь
Брат Бернадин:…тогда иди со мной и помоги мне обвинить еврея.
Брат Джакомо: Почему? Что он сделал?
Брат Бернадин: Вещь, которую я страшусь назвать.
Брат Джакомо: Неужели он распял ребенка?
Кристофер Марло, «Мальтийский еврей»
В начале своего понтификата Иннокентий IV относился к евреям с тем же презрением, что и его предшественники. Он говорил о них как о дерзких и вероломных рабах, отказывающихся смириться с положением, на которое они были осуждены Богом. В письме к французскому королю от 9 мая 1244 года папа жаловался, что в придачу к неподобающему высокомерию, евреи виновны и в «несказанных преступлениях»:
«Порочное вероломство евреев, с глаз которых наш Спаситель до сих пор не снял пелену слепоты… мешает им подобающим образом осознать, что лишь из одной жалости благочестивые христиане приняли их к себе и позволяют им жить среди нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Как правило, папы не принимали энергичных предупредительных мер для предотвращения преследований евреев. Мягкость их посланий, возбраняющих дурное обращение с евреями, следует сравнить с горячностью жалоб на дурное поведение самих евреев. Протест Григория против вырывания зубов и ногтей у евреев заканчивается советом, чтобы епископы «предупредили всех благоверных христиан и наставили их не наносить евреям вреда, не грабить их имущества и не изгонять их в расчете на добычу». И в тот же день, 6 апреля 1233 года, папа направил тем же архиепископам и епископам послание с жалобой на обычные беззакония евреев: найме христианских кормилиц и т.п. Однако здесь он не предлагал переубедить и «наставить» евреев. В резких выражениях папа потребовал «полностью пресечь это, чтобы они (евреи) не посмели вновь распрямить шею, на которую наложено ярмо рабства… Вы можете обращаться за помощью к светской власти».
Месяц спустя он повторил почти то же самое в письме к компостельскому архиепископу. Испанские евреи жили в это время в относительной безопасности и, что еще хуже, в достатке — такое положение казалось церкви возмутительным. «Так как их собственный грех обрек их на вечное рабство, — начинает папа письмо, — евреи должны признать справедливость своего положения и жить, не беспокоя тех, кто принимает и терпит их из одной только доброты». В Испании, по его словам, «евреи стали столь высокомерны, что не опасаются совершать поступки, которые не только неподобающи, но и непереносимы для верующих в Христа». Читатель может предположить, что евреи виновны в вырывании ногтей и зубов христиан. Но «поступки», на которые указывает папа, не имели столь варварского характера. Евреи отказывались носить позорный знак, дерзали занимать общественные посты и по-прежнему нанимали для своих детей христианских кормилиц. «Ко всему прочему, — добавлял Григорий, — они лихоимствуют и совершают другие несказанные преступления против католической церкви».
Эти послания, во многом повторявшие друг друга, периодически рассылались папскими чиновниками, когда папа находил, что положение в христианском мире требует большей строгости к неверным евреям. Повторные запрещения найма христианских кормилиц, возможно, были следствием какого-то скандального события и, появившись однажды в папском письме, с тех пор постоянно упоминались, как будто это событие произошло совсем недавно. Даже в последней четверти 16 века история о вылитом в отхожее место молоке в который раз была использована папой Григорием XIII как обвинение против евреев. Ее приводили очень часто, хотя ни время этого преступления, ни место, где оно произошло, никогда не упоминались; даже имя преступника ни разу не было названо.
У папы Григория были серьезные основания не выдвигать на первый план ростовщичество как один из еврейских грехов; он знал, что монополия на эту запрещенную деятельность больше не находится в руках евреев, к тому же и сам он иногда обращался к ним за ссудами (37, 143). Как обойти церковные запреты, знал любой. Церковь вела ту же борьбу, которую вела когда-то синагога, и она проиграла ее по тем же причинам, что и синагога. Вопреки усилиям раввинов заставить свой народ подчиняться Моисеевым законам против ростовщичества, еврейские юристы, как показывает Талмуд, нашли законные пути обходить этот запрет (123, 2, 145).
Папа писал христианским владыкам, предупреждая их, что недопустимо позволять евреям жить на равных с христианами правах. Он упрекал архиепископов и епископов Германии за то, что в их стране евреи живут лучше, чем заповедано Богом. Они допущены на административные должности, они отказываются носить еврейский знак, а у некоторых из них даже есть христианские рабы. И держатся евреи со своим обычным высокомерием: «Не имея в сердце благодарности за оказанную им милость и не помня благодеяний, они платят оскорблениями за доброту и воздают безбожным презрением за добро — они, которым только из милости позволяется жить среди нас, которым вследствие их греха следует постоянно чувствовать на себе ярмо рабства». Более того, хорошие отношения между евреями и христианами в Германии иногда приводили к религиозным осложнениям. «Некоторые христиане, — жаловался папа, — по собственной воле стали евреями». Он заканчивает письмо запрещением религиозных диспутов с евреями, «дабы простодушные люди не низверглись в пучину заблуждения».
Страх перед последствиями религиозных дискуссий между христианами и евреями был одной из главных причин этого запрета. В средние века по своему культурному уровню и знанию Библии евреи, как правило, намного превосходили христиан, которые были не очень сведущи даже в собственной религии. Изоляция евреев, исключение их, насколько возможно, из общества считались необходимыми для охраны христианских душ. Именно поэтому в 1223 году Парижский собор запретил христианам служить у евреев, «дабы из-за внешнего благообразия их закона, который они порочным образом толкуют, евреи не увлекли бы живущих вместе с ними христиан в бездну неверия в Христа».
Чтобы избавиться от посягательства крестоносцев и гнета церковного законодательства, многие евреи начали переселяться в Восточную Европу. Они нашли убежище, а на краткое время. даже покой в Польше. Однако тень Четвертого латеранского собора преследовала их повсюду. Хотя по экономическим соображениям светские власти Польши готовы были предоставить пришельцам гражданские права, церковные власти были полны решимости исключить евреев, как прокаженных, из христианского общества. В 1266 году собор в Бреслау *12 постановил, что евреям нельзя жить рядом с христианами, ибо коренное население «могло пасть жертвой предрассудков и дурных обычаев живущих среди них евреев» (56, 1, 49). Собор подтвердил все ограничения и запреты папы Иннокентия III против евреев. Венский собор 1267 года продолжил эту политику «в высшей степени опасного плана преследования и полной изоляции евреев и, как следствие этого, создания атмосферы враждебности вокруг них» (118, 3, 202). Логика постановлений Четвертого латеранского собора с неизбежностью вела к образованию еврейских гетто.
В 1239 году был найден новый повод для разжигания общественного негодования против евреев и углубления пропасти между ними и их христианскими соседями. Крещеный еврей Николай Донин составил и направил папе Григорию формальное обвинение против Талмуда — свода религиозных высказываний и законов более чем тысячелетней давности. Гейне характеризовал Талмуд как «еврейский католицизм — готический собор, который, хотя и перегружен наивным и гротескным орнаментом, все еще восхищает своим парящим в небесах величественным блеском». Видимо, папа знал о Талмуде очень мало; судя по тону его письма, о существовании этой книги он знал понаслышке. Однако он написал французским епископам уведомление о том, что евреи «ныне следуют предписаниям новой книги, называемой Талмудом, которая несказанно богохульственна и оскорбительна», и приказал передать все еврейские книги «нашим дорогим чадам: доминиканцам и францисканцам». Аналогичные распоряжения были направлены в Англию, Испанию и Португалию, но лишь французский король принял меры: 24 воза еврейских книг были сожжены. Это было началом гонения на еврейскую литературу, продолжавшегося несколько столетий. В 16 веке доминиканцы в последний раз возглавили эту безуспешную борьбу в союзе с невежественным еврейским отступником Иоанном Пфефферкорном, которому, как писал Эразм Роттердамский, переход в христианство не принес никакого духовного блага: «Ex scelerato Judaeo sceleratissimus Christianus» («Из мерзкого еврея — мерзейший христианин»).
Хотя церковники не смогли уничтожить Талмуд, им удалось вызвать против него предубеждение, существующее и поныне. Ложные представления о тексте и учении Талмуда, появившиеся в 13 веке, иногда и до сих пор встречаются в школьных хрестоматиях по истории. Католическая цензура, пекущаяся о вере и нравственности, к сожалению, редко обращает внимание на ложь, если она не затрагивает интересов христианских народов. Еще в середине 19 века Р.Ф.Рорбахер мог утверждать, что "Талмуд не просто дозволяет, он советует и даже повелевает еврею обманывать и убивать христиан при всякой возможности. Это — несомненный факт, заслуживающий внимания народов и королей" (156, 16, 406). В 1880 году французский специалист по истории 13 века Ноэль Валуа заявлял, что попытка уничтожить Талмуд была мерой самозащиты: «Единственная вина церкви состояла в том, что она пыталась защитить себя, а евреям следовало бы напомнить, что хотя христиане и терпели их присутствие, они не намеревались терпеть их наглость».
Папские декреты 13 века ясно обнаруживают решимость церкви привести еврейскую общину к интеллектуальной и социальной изоляции. Гонение на Талмуд было частью этого плана, попыткой подорвать самые устои существования этой общины, оправданием вмешательства в частную и религиозную жизнь. Предполагалось, что эта политика мелочного преследования и угнетения сломит еврейское сопротивление обращению в христианство: если сделать их жизнь несносной, то с течением времени они решат принять христианство.
Церковная защита еврея от насилия следовала не из признания его естественных человеческих прав, а из теологических доводов и понятий, которые оставляли мало безопасности в жестоком, фанатичном мире. И действительно, исключение евреев из общечеловеческого закона было, наконец, открыто провозглашено в 1268 году в Брюннском законе о евреях, гласившем: «Евреи лишены их естественных прав и осуждены на вечные бедствия за их грехи». Структура средневекового общества вытесняла их, даже если папы делали попытки встать на их защиту. «Феодальные власти согнали их с земли, а горожане вытеснили из торговли и ремесленного производства. Вследствие этого нормальная интеграция евреев в обществе стала невозможной» (71, 200). Включиться в средневековое христианское общество можно было только путем крещения, считавшегося необходимым условием спасения души в этом и будущем мире. Тот, кто не был крещен, был исключен тем самым из братства людей. Поэтому вторая великая заповедь еврейского Закона, которую Иисус заповедовал своим последователям: «Возлюби ближнего своего, как самого себя», — не относилась к евреям. Их не считали «ближними». Наоборот, по свидетельству средневекового стихотворца, их ненавидел и Бог, и люди:
Многие ненавидят их, да и я их ненавижу, И Бог ненавидит их точно так же, как я. И весь свет должен ненавидеть их.
План Иннокентия III был успешно осуществлен на протяжении одного поколения. Евреи были исключены из общественной жизни и жили изгоями, в бедствиях, на которые, по общему мнению, они были обречены самим Богом. «Сколь бы они ни были несчастны, — писал Матфей Парижский, — никто не считает их достойными жалости». Это была трагедия народа, о которой скорбел один из величайших религиозных поэтов средневековья Иехуда ха-Леви:
Я лишен права на братство людей,
Я угнетен бременем и игом их гордыни;
Я наказан жестокой карой,
Изгнанный и заточенный в темницу,
мучимый и отринутый всеми;
У меня нет ни поводыря, ни вождя,
нет у меня ни царя, ни князя,
И когда на меня восстает мой враг,
мой Оплот покидает меня.
В объединенном католическом обществе евреям не было места. Однако, пресекая все их общественные связи с христианами, церковь, в сущности, потеряла больше, чем выиграла. Политика угнетения евреев, предложенная Иннокентием III и принятая Четвертым латеранским собором, не могла быть проведена в жизнь без ущерба для христианской нравственности. Хотя Григорий IX принимал меры для ограждения евреев от насилия, его публичные высказывания не способствовали искоренению в христианах презрения и ненависти к ним. Этот конфликт предвещал ужасное будущее.
Убийственная ложь
Брат Бернадин:…тогда иди со мной и помоги мне обвинить еврея.
Брат Джакомо: Почему? Что он сделал?
Брат Бернадин: Вещь, которую я страшусь назвать.
Брат Джакомо: Неужели он распял ребенка?
Кристофер Марло, «Мальтийский еврей»
В начале своего понтификата Иннокентий IV относился к евреям с тем же презрением, что и его предшественники. Он говорил о них как о дерзких и вероломных рабах, отказывающихся смириться с положением, на которое они были осуждены Богом. В письме к французскому королю от 9 мая 1244 года папа жаловался, что в придачу к неподобающему высокомерию, евреи виновны и в «несказанных преступлениях»:
«Порочное вероломство евреев, с глаз которых наш Спаситель до сих пор не снял пелену слепоты… мешает им подобающим образом осознать, что лишь из одной жалости благочестивые христиане приняли их к себе и позволяют им жить среди нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51