Судя по голосу, вы человек довольно молодой, стало быть, это не вы обращались по поводу катаракты. Не я. Как вы потеряли зрение. Шел по улице. И. И все, шел и потерял. Доктор открыл было рот, чтобы осведомиться, тонет ли у того все в белизне или во тьме, но прикусил язык, вовремя рассудив, что каков бы ни был ответ и, значит, цвет слепоты, это ничего не изменит. Он протянул неуверенную руку к жене и на полдороге встретил ее руку. Она придвинулась, чтобы поцеловать его в щеку, никто, кроме нее, не видел это отуманенное печалью чело, горькую складку губ, неживые, будто стеклянные глаза, инушавшие страх, потому что казались зрячими, но ничего не видели. Придет и мой черед, подумала она, быть может, это произойдет вот сейчас, в этот самый миг, не дав мне додумать, или в любую другую минуту, ведь у каждого из этих людей случалось такое, или проснусь слепой, или ослепну, когда закрою глаза, чтобы заснуть, и тогда подумаю, что сплю, только и всего.
Она обвела взглядом четверых слепцов, рассевшихся по койкам, в ногах державших скудные пожитки, которые им разрешили взять с собой: у косоглазого мальчика был школьный ранец, у остальных - маленькие чемоданчики, с какими на уик-энды ездят. Девушка в темных очках тихонько разговаривала с мальчиком, в другом ряду, совсем рядом, разделенные пустой кроватью, сидели, повернувшись друг к другу, но не зная этого, первый слепец и вор. Доктор сказал: Все мы слышали приказы, что бы там ни было, теперь знаем одно - никто нам не поможет, что нужно самим как-то наладить жизнь, не откладывая, потому что очень скоро и эта палата, и все прочие будут битком набиты. Откуда вы знаете, что тут есть другие палаты, спросила девушка в темных очках. Мы прошлись тут немного, прежде чем зайти в эту, наша - первая от входа, сказала жена доктора, стиснув ему руку, чтобы не сболтнул лишнего. Сказала девушка: Вам и быть старшим, доктор как-никак. Скорей - никак, что толку, что доктор, - ни глаз, ни лекарств. Тем не менее. Жена доктора улыбнулась: Принимай должность, если, конечно, остальные не возражают. Не думаю, что это удачная мысль. Почему. Пока нас здесь только шестеро, но завтра наверняка станет больше, каждый день сюда будут привозить новых и новых, и следует с уверенностью предположить, что едва ли они признают не ими выбранную власть, которой, помимо всего прочего, нечего им дать за признание и соблюдение правил, если, конечно, они вообще склонны признавать над собой какую-либо власть и какие-либо правила. Тогда здесь будет трудно жить. Это счастье, если всего лишь трудно. Девушка в темных очках сказала: Я хотела как лучше, но вообще-то доктор прав - каждый начнет тащить одеяло на себя.
В этот миг, то ли взбешенный этими словами, то ли не в силах больше сдерживать клокотавшую в нем ярость, вскочил на ноги один из мужчин. Вот кто во всем виноват, будь у меня глаза, прикончил бы на месте, завопил он, тыча пальцем туда, где, по его представлениям, должен был находиться виновник всех несчастий. Направление было угадано почти верно, но драматический жест возымел неожиданно комический эффект, поскольку обвиняюще уставленный перст указывал на ни в чем не повинную прикроватную тумбочку. Успокойтесь, заметил доктор, при эпидемии виноватых нет, все жертвы. За доброту свою расплачиваюсь, за сострадание, если б я не вызвался довезти этого болвана до дому, сохранил бы зрение. Кто вы, спросил доктор, но обвинитель не отвечал, почувствовав всю несообразность того, что наговорил. Тут послышался голос другого: Довезти-то довез, это правда, а потом воспользовался моим беспомощным состоянием и украл у меня машину. Врешь, ничего я не крал. Украл, украл. Если кто-то увел твой драндулет, нечего валить на меня, вознаградили меня за милосердие, нечего сказать, и потом, где у тебя свидетели, а, предъяви. О чем вы спорите, сказала жена доктора, машина там, вы оба здесь, лучше бы вам помириться, нам ведь жить вместе. Не буду я с ним жить, сказал первый слепец, что хотите со мной делайте, я перейду в другую палату, не останусь рядом с негодяем, которому хватило совести обобрать слепого, еще жалуется, что из-за меня ослеп, так ему и надо, есть, значит, справедливость на свете. Он подхватил свой чемодан и, волоча ноги, чтобы не споткнуться, водя свободной рукой перед собой, вышел в проход между двумя рядами коек. Где тут выход, спросил он, но ответа, если кто и собирался его дать, не дождался, потому что угонщик выполнил по мере силы-возможности угрозу рассчитаться с виновником всех своих бед и кинулся на него. Началась свалка: понять, кто сверху, кто внизу, было нельзя, противники, сцепившись, катались по полу, ушибались о ножки кроватей, а испуганный мальчик снова заплакал и стал звать маму. Жена доктора, зная, что в одиночку не справится, схватила мужа за руку, подтащила его туда, где, сопя и отдуваясь, колотили друг друга остервенившиеся слепцы. Помогла мужу ухватиться за одного, сама вцепилась в другого, с огромным усилием растащили. Очень глупо вы себя ведете, заметил доктор, если непременно желаете устроить здесь ад кромешный, продолжайте в том же духе, вы идете верной дорогой, но только помните, что мы предоставлены самим себе, помощи ни от кого не дождемся, сами слышали. Он украл у меня машину, проскулил первый слепец, которому досталось сильней, чем второму. Да забудьте вы про нее, воскликнула жена доктора, какая теперь разница, вы ведь и тогда уже не могли ею пользоваться. Ну да, но ведь это моя собственность, а теперь она неизвестно где. По всей видимости, сказал доктор, она осталась на том самом месте, где он ослеп. Соображаете, доктор, одобрительно воскликнул вор, варит котелок. Первый сделал было попытку - или вид, что хочет - высвободиться и начать второй раунд, но сник, словно уразумев наконец, что гнев, пусть даже самый праведный, не вернет ему машину, а машина, в свою очередь, - зрения. Зря считаешь, что все сойдет тебе с рук, крикнул ему его обидчик, да, это я тебя тачки лишил, а ты меня - глаз, так что еще неизвестно, кто из нас вор. Уймитесь, а, попросил доктор, все мы здесь слепцы, винить в этом некого и жаловаться некому, а хотите перейти в другую палату, жена вас проводит, она ориентируется лучше, чем я. Нет, я передумал, лучше здесь останусь. Деточка одна спать боится, вдруг бука придет, сказал вор. Ну, хватит, прикрикнул на него доктор, потеряв терпение. Слышь, доктор, чего это ты так раскомандовался, а, мы тут все равны. Я не командую, а просто говорю, чтоб оставили его в покое. Ладно-ладно, только полегче на поворотах, договорились, не люблю, когда против шерсти, со мной по-хорошему надо, таких врагов, как я, лучше себе не заводить. Размахивая руками, двигаясь напористо и задиристо, вор нашел свою койку, задвинул под нее чемодан и таким тоном объявил: Я ложусь спать, словно требовал: Отвернитесь, дайте раздеться. Девушка в темных очках сказала мальчику: И ты ложись, вот сюда, сюда, если что понадобится - позовешь, я буду рядышком. Мне надо по-маленькому, сказал мальчик. При этих словах и все вдруг почувствовали настоятельное желание облегчиться и разом подумали об одном и том же: И как же это все будет, хоть, может быть, и сформулировали эту мысль по-разному, а первый слепец пошарил под кроватью в поисках горшка, желая в то же время, чтобы его там не оказалось, потому что стеснялся справлять нужду на людях, они, конечно, не могут его видеть, но журчание мочи не скроешь, не спрячешь, хотя мужчины способны применить некий фокус, недоступный женщинам, которым в этом смысле повезло меньше. Вор, сидевший на кровати, сказал: Ох, мать твою, куда ж сходить отлить. Нельзя ли не выражаться, одернула его девушка в темных очках, тут ребенок. Верно говоришь, золотце мое, однако учти, что, если сейчас же не найдешь сортир, этот твой ребенок напрудит прямо в штанишки. Сказала жена доктора: Я, наверно, смогу найти туалет, когда шла по коридору, чувствовала запах. Я с вами, сказала девушка в темных очках, беря мальчика за руку. Лучше бы всем вместе пойти, заметил доктор, так. но крайней мере, будем знать дорогу. Отлично тебя понимаю, эти слова вор вслух произнести не решился, однако подумал именно так, тебе вовсе не хочется, чтоб баба твоя водила меня писать каждый раз, как приспичит. Эта мысль, вернее, второй, подспудный ее смысл, оказала на него хоть и не сильно возбуждающее действие, чему он удивился, будто вместе со зрением непременно должен был лишиться и сексуального желания. Ладно, подумал он, не все еще потеряно, живы будем - не помрем, устроимся как-нибудь, и, отвлекшись от разговора, погрузился или, наоборот, воспарил в мечты. Помечтать ему, впрочем, не дали, потому что доктор уже говорил: Двигаемся гуськом, моя жена идет впереди, каждый берет переднего за плечо, тогда не потеряемся. Сказал первый слепец: С этим, явно имея в виду похитителя своего автомобиля, я не пойду.
Потому, что одни хотели сблизиться, а другие - отдалиться, какое-то время они неуклюже топтались в узком проходе между кроватями, тем более что жене доктора приходилось вести себя так, словно и она не видит. Наконец выстроились цепочкой: за женой доктора - девушка в темных очках, державшая за руку косоглазого мальчика, за ними - вор в одних трусах и майке, за ним - доктор, а замыкающим, во избежание новой потасовки, шел первый слепец. Двинулись, причем очень медленно, словно не доверяя своей вожатой, водя свободной рукой по воздуху, пытаясь найти что-нибудь прочное и основательное вроде стены, например, или дверного косяка. Вор, шагавший, как было сказано, позади девушки в темных очках, от запаха ее духов испытал, не успев еще остыть от предыдущего, прилив нового возбуждения и решил найти рукам более приятное применение: левой погладил ей шею под волосами, правой - прямо и без церемоний ухватил за грудь. Девушка передернула плечами, попыталась стряхнуть нахальную лапу, но вор держал крепко. Тогда она резко согнула в колене и с силой выбросила назад ногу - лягнулась, иначе говоря. Высокий каблук, именуемый шпилькой, но тонкий и острый, как стилет, вонзился в бедро, и вор взревел от неожиданности и боли. Что такое, спросила, обернувшись, жена доктора. Да это я споткнулась, был ответ, и, похоже, задела того, кто шел сзади. Вор, перемежая брань стонами, обеими руками держался за ногу, пострадавшую в результате собственной его несдержанности, и меж пальцами уже проступала кровь: Поранила меня, гадина, не видишь, куда ноги ставишь. Зато, кажется, ты знаешь, куда руки тянешь, сухо отвечала девушка в темных очках. Жена доктора поняла, что произошло, и сначала только улыбнулась, но вскоре поняла: дело серьезное, рана обильно кровоточит, обработать ее нечем, под рукой ни перекиси, ни йода, ни ваты, ни бинта, и вообще ничего. Цепочка распалась, и доктор спросил: Куда она вам попала. Да вот сюда. Куда сюда. Да в ногу же, не видишь, что ли, ногу мне пропорола каблучищем своим. Ничего подобного, и не нарочно, просто оступилась, возразила девушка в темных очках, однако тотчас взорвалась праведным гневом: Нечего было лапать, за кого ты меня принимаешь. Надо промыть и перевязать, вмешалась жена доктора. Чем ты ее промоешь. Водой. А где вода. На кухне, на кухне есть вода, но всем вместе идти не надо, мы с мужем отведем вас туда, а все остальные обождут здесь, мы скоро. Хочу пи-пи, заявил мальчик. Потерпи еще немножко, сейчас вернемся. Жена доктора отлично знала, что надо повернуть. направо, потом налево и пройти в конец длиного, изгибавшегося под прямым углом коридора, но уже через минуту, сделав вид, что ошиблась, остановилась, вернулась, воскликнула: Ах, нет, не туда, я вспомнила, и уже прямиком направилась к цели, поскольку кровь текла обильно и времени больше терять было нельзя. Пришлось подождать, пока из крана сойдет ржавая, грязная вода. Она по-прежнему оставалась мутно-тепловатой, застоявшейся в трубах, словно протухшей, однако раненый принял ее со вздохом облегчения. Надо чем-то перетянуть, а чем. Под столом нашлись грязные половые тряпки, но было бы чистейшим безрассудством использовать их в качестве перевязочного материала. Нету, нету, ничего нету, приговаривала жена доктора, делая вид, что шарит по кухне. Но не могу же я оставаться так, доктор, кровища хлещет, сделайте что-нибудь, жалобно взывал вор, помогите мне, а что нахамил, простите великодушно. Поможем, поможем, сейчас-сейчас, отвечал доктор, ну, вот что, снимайте-ка что на вас есть, ничего другого не остается. Раненый пробурчал было, что майка совсем новая, но повиновался. Жена доктора быстрыми движениями скатала ее в жгут, обхватила и крепко стянула им бедро, тугим узлом связала лямки с подолом. Едва ли незрячий человек смог бы действовать так споро и точно, но разыгрывать спектакли было некогда, хватит и того, что она притворилась, будто не знает, в какую сторону идти. Вору и в самом деле почудилось неладное: по логике вещей, все эти манипуляции должен был бы проводить врач, пусть даже и глазной, однако утешительное сознание того, что за ним появился должный уход, вытеснило смутные подозрения, которые, впрочем, и так лишь самым краешком чиркнули по душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Она обвела взглядом четверых слепцов, рассевшихся по койкам, в ногах державших скудные пожитки, которые им разрешили взять с собой: у косоглазого мальчика был школьный ранец, у остальных - маленькие чемоданчики, с какими на уик-энды ездят. Девушка в темных очках тихонько разговаривала с мальчиком, в другом ряду, совсем рядом, разделенные пустой кроватью, сидели, повернувшись друг к другу, но не зная этого, первый слепец и вор. Доктор сказал: Все мы слышали приказы, что бы там ни было, теперь знаем одно - никто нам не поможет, что нужно самим как-то наладить жизнь, не откладывая, потому что очень скоро и эта палата, и все прочие будут битком набиты. Откуда вы знаете, что тут есть другие палаты, спросила девушка в темных очках. Мы прошлись тут немного, прежде чем зайти в эту, наша - первая от входа, сказала жена доктора, стиснув ему руку, чтобы не сболтнул лишнего. Сказала девушка: Вам и быть старшим, доктор как-никак. Скорей - никак, что толку, что доктор, - ни глаз, ни лекарств. Тем не менее. Жена доктора улыбнулась: Принимай должность, если, конечно, остальные не возражают. Не думаю, что это удачная мысль. Почему. Пока нас здесь только шестеро, но завтра наверняка станет больше, каждый день сюда будут привозить новых и новых, и следует с уверенностью предположить, что едва ли они признают не ими выбранную власть, которой, помимо всего прочего, нечего им дать за признание и соблюдение правил, если, конечно, они вообще склонны признавать над собой какую-либо власть и какие-либо правила. Тогда здесь будет трудно жить. Это счастье, если всего лишь трудно. Девушка в темных очках сказала: Я хотела как лучше, но вообще-то доктор прав - каждый начнет тащить одеяло на себя.
В этот миг, то ли взбешенный этими словами, то ли не в силах больше сдерживать клокотавшую в нем ярость, вскочил на ноги один из мужчин. Вот кто во всем виноват, будь у меня глаза, прикончил бы на месте, завопил он, тыча пальцем туда, где, по его представлениям, должен был находиться виновник всех несчастий. Направление было угадано почти верно, но драматический жест возымел неожиданно комический эффект, поскольку обвиняюще уставленный перст указывал на ни в чем не повинную прикроватную тумбочку. Успокойтесь, заметил доктор, при эпидемии виноватых нет, все жертвы. За доброту свою расплачиваюсь, за сострадание, если б я не вызвался довезти этого болвана до дому, сохранил бы зрение. Кто вы, спросил доктор, но обвинитель не отвечал, почувствовав всю несообразность того, что наговорил. Тут послышался голос другого: Довезти-то довез, это правда, а потом воспользовался моим беспомощным состоянием и украл у меня машину. Врешь, ничего я не крал. Украл, украл. Если кто-то увел твой драндулет, нечего валить на меня, вознаградили меня за милосердие, нечего сказать, и потом, где у тебя свидетели, а, предъяви. О чем вы спорите, сказала жена доктора, машина там, вы оба здесь, лучше бы вам помириться, нам ведь жить вместе. Не буду я с ним жить, сказал первый слепец, что хотите со мной делайте, я перейду в другую палату, не останусь рядом с негодяем, которому хватило совести обобрать слепого, еще жалуется, что из-за меня ослеп, так ему и надо, есть, значит, справедливость на свете. Он подхватил свой чемодан и, волоча ноги, чтобы не споткнуться, водя свободной рукой перед собой, вышел в проход между двумя рядами коек. Где тут выход, спросил он, но ответа, если кто и собирался его дать, не дождался, потому что угонщик выполнил по мере силы-возможности угрозу рассчитаться с виновником всех своих бед и кинулся на него. Началась свалка: понять, кто сверху, кто внизу, было нельзя, противники, сцепившись, катались по полу, ушибались о ножки кроватей, а испуганный мальчик снова заплакал и стал звать маму. Жена доктора, зная, что в одиночку не справится, схватила мужа за руку, подтащила его туда, где, сопя и отдуваясь, колотили друг друга остервенившиеся слепцы. Помогла мужу ухватиться за одного, сама вцепилась в другого, с огромным усилием растащили. Очень глупо вы себя ведете, заметил доктор, если непременно желаете устроить здесь ад кромешный, продолжайте в том же духе, вы идете верной дорогой, но только помните, что мы предоставлены самим себе, помощи ни от кого не дождемся, сами слышали. Он украл у меня машину, проскулил первый слепец, которому досталось сильней, чем второму. Да забудьте вы про нее, воскликнула жена доктора, какая теперь разница, вы ведь и тогда уже не могли ею пользоваться. Ну да, но ведь это моя собственность, а теперь она неизвестно где. По всей видимости, сказал доктор, она осталась на том самом месте, где он ослеп. Соображаете, доктор, одобрительно воскликнул вор, варит котелок. Первый сделал было попытку - или вид, что хочет - высвободиться и начать второй раунд, но сник, словно уразумев наконец, что гнев, пусть даже самый праведный, не вернет ему машину, а машина, в свою очередь, - зрения. Зря считаешь, что все сойдет тебе с рук, крикнул ему его обидчик, да, это я тебя тачки лишил, а ты меня - глаз, так что еще неизвестно, кто из нас вор. Уймитесь, а, попросил доктор, все мы здесь слепцы, винить в этом некого и жаловаться некому, а хотите перейти в другую палату, жена вас проводит, она ориентируется лучше, чем я. Нет, я передумал, лучше здесь останусь. Деточка одна спать боится, вдруг бука придет, сказал вор. Ну, хватит, прикрикнул на него доктор, потеряв терпение. Слышь, доктор, чего это ты так раскомандовался, а, мы тут все равны. Я не командую, а просто говорю, чтоб оставили его в покое. Ладно-ладно, только полегче на поворотах, договорились, не люблю, когда против шерсти, со мной по-хорошему надо, таких врагов, как я, лучше себе не заводить. Размахивая руками, двигаясь напористо и задиристо, вор нашел свою койку, задвинул под нее чемодан и таким тоном объявил: Я ложусь спать, словно требовал: Отвернитесь, дайте раздеться. Девушка в темных очках сказала мальчику: И ты ложись, вот сюда, сюда, если что понадобится - позовешь, я буду рядышком. Мне надо по-маленькому, сказал мальчик. При этих словах и все вдруг почувствовали настоятельное желание облегчиться и разом подумали об одном и том же: И как же это все будет, хоть, может быть, и сформулировали эту мысль по-разному, а первый слепец пошарил под кроватью в поисках горшка, желая в то же время, чтобы его там не оказалось, потому что стеснялся справлять нужду на людях, они, конечно, не могут его видеть, но журчание мочи не скроешь, не спрячешь, хотя мужчины способны применить некий фокус, недоступный женщинам, которым в этом смысле повезло меньше. Вор, сидевший на кровати, сказал: Ох, мать твою, куда ж сходить отлить. Нельзя ли не выражаться, одернула его девушка в темных очках, тут ребенок. Верно говоришь, золотце мое, однако учти, что, если сейчас же не найдешь сортир, этот твой ребенок напрудит прямо в штанишки. Сказала жена доктора: Я, наверно, смогу найти туалет, когда шла по коридору, чувствовала запах. Я с вами, сказала девушка в темных очках, беря мальчика за руку. Лучше бы всем вместе пойти, заметил доктор, так. но крайней мере, будем знать дорогу. Отлично тебя понимаю, эти слова вор вслух произнести не решился, однако подумал именно так, тебе вовсе не хочется, чтоб баба твоя водила меня писать каждый раз, как приспичит. Эта мысль, вернее, второй, подспудный ее смысл, оказала на него хоть и не сильно возбуждающее действие, чему он удивился, будто вместе со зрением непременно должен был лишиться и сексуального желания. Ладно, подумал он, не все еще потеряно, живы будем - не помрем, устроимся как-нибудь, и, отвлекшись от разговора, погрузился или, наоборот, воспарил в мечты. Помечтать ему, впрочем, не дали, потому что доктор уже говорил: Двигаемся гуськом, моя жена идет впереди, каждый берет переднего за плечо, тогда не потеряемся. Сказал первый слепец: С этим, явно имея в виду похитителя своего автомобиля, я не пойду.
Потому, что одни хотели сблизиться, а другие - отдалиться, какое-то время они неуклюже топтались в узком проходе между кроватями, тем более что жене доктора приходилось вести себя так, словно и она не видит. Наконец выстроились цепочкой: за женой доктора - девушка в темных очках, державшая за руку косоглазого мальчика, за ними - вор в одних трусах и майке, за ним - доктор, а замыкающим, во избежание новой потасовки, шел первый слепец. Двинулись, причем очень медленно, словно не доверяя своей вожатой, водя свободной рукой по воздуху, пытаясь найти что-нибудь прочное и основательное вроде стены, например, или дверного косяка. Вор, шагавший, как было сказано, позади девушки в темных очках, от запаха ее духов испытал, не успев еще остыть от предыдущего, прилив нового возбуждения и решил найти рукам более приятное применение: левой погладил ей шею под волосами, правой - прямо и без церемоний ухватил за грудь. Девушка передернула плечами, попыталась стряхнуть нахальную лапу, но вор держал крепко. Тогда она резко согнула в колене и с силой выбросила назад ногу - лягнулась, иначе говоря. Высокий каблук, именуемый шпилькой, но тонкий и острый, как стилет, вонзился в бедро, и вор взревел от неожиданности и боли. Что такое, спросила, обернувшись, жена доктора. Да это я споткнулась, был ответ, и, похоже, задела того, кто шел сзади. Вор, перемежая брань стонами, обеими руками держался за ногу, пострадавшую в результате собственной его несдержанности, и меж пальцами уже проступала кровь: Поранила меня, гадина, не видишь, куда ноги ставишь. Зато, кажется, ты знаешь, куда руки тянешь, сухо отвечала девушка в темных очках. Жена доктора поняла, что произошло, и сначала только улыбнулась, но вскоре поняла: дело серьезное, рана обильно кровоточит, обработать ее нечем, под рукой ни перекиси, ни йода, ни ваты, ни бинта, и вообще ничего. Цепочка распалась, и доктор спросил: Куда она вам попала. Да вот сюда. Куда сюда. Да в ногу же, не видишь, что ли, ногу мне пропорола каблучищем своим. Ничего подобного, и не нарочно, просто оступилась, возразила девушка в темных очках, однако тотчас взорвалась праведным гневом: Нечего было лапать, за кого ты меня принимаешь. Надо промыть и перевязать, вмешалась жена доктора. Чем ты ее промоешь. Водой. А где вода. На кухне, на кухне есть вода, но всем вместе идти не надо, мы с мужем отведем вас туда, а все остальные обождут здесь, мы скоро. Хочу пи-пи, заявил мальчик. Потерпи еще немножко, сейчас вернемся. Жена доктора отлично знала, что надо повернуть. направо, потом налево и пройти в конец длиного, изгибавшегося под прямым углом коридора, но уже через минуту, сделав вид, что ошиблась, остановилась, вернулась, воскликнула: Ах, нет, не туда, я вспомнила, и уже прямиком направилась к цели, поскольку кровь текла обильно и времени больше терять было нельзя. Пришлось подождать, пока из крана сойдет ржавая, грязная вода. Она по-прежнему оставалась мутно-тепловатой, застоявшейся в трубах, словно протухшей, однако раненый принял ее со вздохом облегчения. Надо чем-то перетянуть, а чем. Под столом нашлись грязные половые тряпки, но было бы чистейшим безрассудством использовать их в качестве перевязочного материала. Нету, нету, ничего нету, приговаривала жена доктора, делая вид, что шарит по кухне. Но не могу же я оставаться так, доктор, кровища хлещет, сделайте что-нибудь, жалобно взывал вор, помогите мне, а что нахамил, простите великодушно. Поможем, поможем, сейчас-сейчас, отвечал доктор, ну, вот что, снимайте-ка что на вас есть, ничего другого не остается. Раненый пробурчал было, что майка совсем новая, но повиновался. Жена доктора быстрыми движениями скатала ее в жгут, обхватила и крепко стянула им бедро, тугим узлом связала лямки с подолом. Едва ли незрячий человек смог бы действовать так споро и точно, но разыгрывать спектакли было некогда, хватит и того, что она притворилась, будто не знает, в какую сторону идти. Вору и в самом деле почудилось неладное: по логике вещей, все эти манипуляции должен был бы проводить врач, пусть даже и глазной, однако утешительное сознание того, что за ним появился должный уход, вытеснило смутные подозрения, которые, впрочем, и так лишь самым краешком чиркнули по душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47