У Раи оказался один существенный недостаток, который Сыробякин честно пытался побороть и не смог, — она храпела во сне.
Потом были другие. Кто-то из них недостаточно хорошо готовил, кто-то имел дурные привычки, ну, например, неумеренно увлекался шоколадными конфетами. И почти всем рано или поздно приходила в голову идея женить на себе Сыробякина и даже родить от него ребенка. Эта перспектива была для Сыробякина совершенно неприемлемой.
Время от времени он уезжал посмотреть мир. Заключал договор, опечатывал квартиру и отбывал на большие стройки, в новые города — словом, туда, где требовались толковые, работящие люди, не обремененные слабостями и пороками. Вот таким, ничем не обремененным, и был Сыробякин.
Когда выходил срок договора, Сыробякин возвращался домой, наводил порядок в своем холостяцком гнездышке, и тотчас находилась какая-нибудь желающая варить ему суп и стирать его рубахи. Ну и, понятно, оказывать другие более или менее приятные услуги.
И вдруг внезапно через пятнадцать лет Сыробякин вспомнил, что в каком-то Сиротске живет женщина, с которой он до сих пор формально не разведен. И вместе с женщиной живет мальчик, его сын. Трудно сказать, какие чувства пробудились в этот момент в сердце Сыробякина. Возможно, даже что-то отдаленно напоминающее ностальгию. Не исключено, что промелькнула даже мысль о воссоединении с бывшей семьей. А что, ведь было совершенно ясно, что мальчик наверняка достиг возраста, когда его уже можно отдать куда-нибудь в ГПТУ…
Так или иначе, Сыробякин взял отпуск и купил билет до Сиротска.
Алла занимала комнату в одном из подлежащих слому деревянных бараков. В комнате, полной гостей, был как раз разгар веселья, так что хозяйка с трудом узнала своего законного супруга. А когда она его узнала все-таки, то громко заголосила, больно стиснув шею Сыробякина жилистыми руками.
— Я сегодня буду с мужем, а с тобой не буду, — сказала Алла громко одному из гостей.
А из Сыробякина был тут же извлечен червонец, и тут же его сынок Витька, рослый белобрысый акселерат с хмурой личностью, был отправлен в магазин.
— Ты не думай, пахан, — сказал Витька, вернувшись, — что исполнил свой долг алиментами.
Я приеду к тебе в гости через пару лет, если не посадят, и мы с тобой потолкуем. Живи пока.
И Витька засмеялся противным смехом, от которого у отца похолодело в пояснице.
Сыробякин смылся, когда уже никто ничего не понимал, когда, забыв о нем, Алла обнималась с тем, кому еще недавно так решительно отказывала, а Витька исчез неведомо куда.
Автобусы не ходили. Сыробякин шел в аэропорт по пустынной дороге и вслух хвалил себя за то, что пятнадцать лет назад так дальновидно расстался со скатившейся по наклонной плоскости семьей.
…Сыробякин поставил на весы чемодан и протянул аэрофлотовской девушке паспорт с вложенным в него билетом. Девушка ничем не походила на тех лакированных плакатных красавиц, которыми Аэрофлот так любит завлекать доверчивых путешественников. У девушки были толстые ноги, простоватое, покрытое обильными веснушками лицо, и тем не менее она была надменна, как кинозвезда.
Сыробякин ловко поймал скользнувший по пластику паспорт с билетом и прошел за стойку. Было слышно, как одинокий самолет уже греет моторы. Скоро командированных и Сыробякина пригласили на посадку. Больше желающих покинуть Сиротск не оказалось. Точно в назначенное время самолет вырулил на старт.
В салоне было жарко. Сыробякин попытался читать, но после чашки минералки, которую принесла стюардесса, его окончательно сморило, и он заснул. На промежуточной посадке двое командированных вышли, и дальше Сыробякин полетел один.
«Как министр», — довольно подумал он и снова уснул.
А самолет между тем набрал высоту. Быстро наступали сумерки. Сбоку еще вовсю горела заря, а в темно-синей вышине уже проклюнулись первые звезды.
И тут небо исчезло. Это сразу почувствовали летчики. Небо исчезло, но они явственно ощутили какую-то твердь, окружившую машину со всех сторон. Ориентиров не стало. Прервалась связь. Казалось, что самолет на полном ходу влетел в какое-то замкнутое пространство.
Командир изменил курс и направил самолет на один из едва заметных по сравнению с остальным фоном прямоугольников. Через прямоугольник проглядывали знакомые звезды. И тут какая-то непреодолимая преграда остановила самолет. Моторы работали, но скорость упала до нуля. Еще несколько раз они натыкались на прозрачную стену, а горючего становилось все меньше и меньше.
Одинокий пассажир ни о чем не догадывался, он сладко спал, откинувшись в кресле. Он не успел ничего понять, когда страшный удар обрушился на машину.
…Сыробякин проснулся дома в своей постели от какого-то нудного жужжания над ухом. Не открывая глаз, он махнул рукой, но не попал. Звук стал удаляться. Сыробякин с трудом разлепил глаза. Комара, однако, не увидел, а увидел маленький белый самолетик, мечущийся по комнате.
Сыробякин засунул голову под подушку, но это не помогло.
Самолетик тыкался в окно, отворачивал, снова летел к стене, потом опять к окну. Вероятно, он никак не мог отыскать форточку, в которую случайно залетел.
Вставать очень не хотелось. Сыробякин нашарил возле кровати тапок, тщательно прицелился — и кинул. Двигатели машины враз захлебнулись, и она рухнула вниз. Со звуком лопнувших воздушных шариков грохнули один за другим два маленьких взрыва. И загорелся палас на полу.
Тут уж пришлось встать. Сыробякин взял на кухне чайник, залил огонь и, закрыв форточку, наконец спокойно заснул.
Утром он разрезал испорченный палас на три части. Одну, обгоревшую, выкинул в мусоропровод вместе с останками самолетика, а две другие постелил в кухне и прихожей.
В квартире от этого стало только уютней.
ЧЕШУЯ
Хорошее было Озеро. Обширное, глубокое, рыбное. Рыбы было пропасть, хоть руками лови. И ловили. Часто попадались в-о-от такие экземпляры!
Тоже, конечно, пошаливал браконьеришко. Не без этого. Порой, прямо скажем, внаглую пошаливал. Полные мотоциклетные коляски рыбой нагружали некоторые несознательные граждане, полные автомобильные багажники набузгивали. И общественность, конечно, не оставалась в стороне от таких несовместимых фактов. Люди писали в газеты, требовали даже заповедник устроить. Или хотя бы заказник. И просьбы трудящихся не остались без внимания. Однажды появились на берегу какие-то люди в шляпах, постояли довольно долго над благодатными водами и приняли ответственное решение.
Скоро на ближайших подступах к Озеру закипели строительные работы. По вновь проложенной шоссейке забегали грузовики, по железнодорожной ветке загромыхали составы. И в диких болотистых местах возник белокаменный комплекс. Озеро обнесли двухметровым железобетонным забором, поверху пустили три ряда колючей проволоки. А на воротах контрольно-пропускного пункта появилась табличка: «Научно-производственное объединение „Чешуя“.
— А чего делать-то будете? — поинтересовались слегка встревоженные люди.
А будем разрабатывать рекомендации, — отвечали ученые. — Будем учить ловить рыбу, разводить, выращивать, беречь внутренние водоемы и вообще приумножать несметные богатства.
Ух ты, — радовались люди,-здорово! А насчет борьбы с браконьерами будут рекомендации?
— Еще как, — отвечали им, — даже будем рыбу браконьероустойчивую выводить!
После этих слов еще недавно встревоженные граждане убегали, прямо-таки захлебнувшись от восторга. «Это ж до чего наука дошла!» — восхищались они, вытирая набегающие слезы радости.
Директор объединения, молодой и растущий, переведенный на этот пост в порядке повышения из какой-то смежной отрасли, доктор механических наук, не дал долго бездельничать своим соратникам и подчиненным. На первом же заседании он энергичным шагом поднялся на трибуну.
— Товарищи, — сказал директор, — я ознакомился с положением дел в ихтиологии и пришел к выводу, что наша с вами наука должна заявлять о себе во весь голос. Предлагаю считать главной темой нашей работы — выведение рыбы, невосприимчивой к тринитротолуолу и другим взрывчатым веществам. Возражение есть?.. Нет возражений. Я не сомневался в сплоченности коллектива. Спасибо, товарищи. Далее я предлагаю: уже в этом году выполнить наш план добычи свежей пресноводной рыбы на тысячу процентов!
Присутствовавшие в полном составе потеряли дар речи. Пружинистыми шагами, весьма довольный произведенным эффектом, директор покинул трибуну. Тут, придя в себя, все дружно захлопали. Правда, некоторые недоумевали по обоим пунктам выступления, но фантастической цифрой директор сразил всех.
На другой день труженики НПО«Чешуя» были разбужены страшным грохотом. Казалось, что рушится мир.
Над Озером красивым строем ходили вертолеты и методично засыпали его бомбами.
Когда грохот стих и вертолеты улетели, директор обратился к толпе ничего не понимающих сотрудников:
— Все выходные и отгулы на ближайшие дни отменяются. Работники объединения считаются мобилизованными на сбор рыбы. Сверхурочные, ночные, аккордные, премиальные гарантирую. Вперед!
Недели две доктора и кандидаты, мэнээсы и сэнээсы, лаборантки и уборщицы были дни и ночи заняты сбором, обработкой, упаковкой и погрузкой рыбы. Люди спали урывками, ели на ходу всухомятку. Но настроение было бодрое. Тут и там стихийно вспыхивало соревнование. И во главе всего неизменно оказывался сам директор, обутый в блестящие высокие сапоги и такой же передник. Тут и там слышался его веселый бас, он подбадривал •ослабевших, отчитывал ленивых. Но таких было мало. Все заразились энтузиазмом своего руководителя.
Каждый день на станции отгружались целые составы ценной озерной рыбы, все рыбные магазины были завалены деликатесным продуктом, уже не хватало холодильников, и тогда рыбу везли дальше, дальше, порой за многие тысячи километров и даже на самый Дальний Восток. Не хватало рефрижераторов, и тогда предприимчивый директор дал указание грузить рыбу в простые крытые вагоны, а потом и в полувагоны, а потом и на платформы.
Но когда рубеж в тысячу процентов был преодолен, в «Чешуе» прозвучал отбой. Над Озером воцарилась долгая дремотная тишина. Сотрудники получили отгулы, отпуска, разъехались на дачи, за границу, на Юг. Они хорошо поработали на своей научно-производственной путине, не менее хорошо заработали и заслужили право на отдых. А рыба, которая оказалась лишней, — вон сколько ее было! —еще долго-долго белела по берегам взбаламученного Озера. Ее растаскивали птицы, но разве птицам под силу так много съесть! Некоторые так растолстели на дармовщинку, что даже не смогли или поленились отправиться, когда пришло время, в теплые края. И потом, зимой и весной, их самих расклевали другие птицы.
Когда труженики «Чешуи» собрались в родных стенах загоревшими и отдохнувшими, снова созвали заседание. И снова к трибуне вышел энергичным шагом директор.
— Товарищи! — сказал он. — По поручению и от себя лично объявляю вам сердечную благодарность за героический труд! На этом, товарищи, наша производственная деятельность временно прекращается. Пока не появится новая рыба, которая будет более взрывоустойчивой, чем уже добытая нами… Теперь мы обязаны показать наш научный потенциал.
Радостными, окрыленными разбежались сотрудники по своим отделам и лабораториям. Каждый был не прочь поймать за хвост Жар-Птицу удачи. Люди уже поняли, в чем суть главной научной разработки. Если рыбу всю дорогу глушить взрывчаткой, то какая-то может и уцелеть и дать в грядущем стойкое потомство.
Директор, несмотря на некоторые административные перехлесты, или лучше назовем их излишествами, как ученый оказался человеком демократичным, широких взглядов. Он предоставил своим сотрудникам полную свободу изысканий, лишь бы их разработки имели практическое значение.
И сотрудники довольно быстро усвоили, что любимой наукой шефа, доктора, напомним, механических наук, является математика. Высшая, понятно. И чем больше будет в разработках формул и расчетов, тем лучше.
На рыбоперерабатывающую, рыбодобывающую и рыборазводящую отрасли бурным потоком обрушилось бесчисленное множество инструкций, методик, технологий, наставлений и рекомендаций, выпекаемых плодовитыми тружениками НПО «Чешуя».
Все эти бумаги были настолько плотно начинены всякими математическими премудростями, что производственников буквально бросало в пот. О, это была Наука в самом высоком понимании слова!
Хорошо, что ученые, видимо сочувствуя своим младшим коллегам, не забывали расшифровывать плоды своих изысканий в разделе «Выводы». Переведенные на общепонятный язык, рекомендации гласили, что, во-первых, рыбы обитают в основном в воде; во-вторых, рыбу можно и нужно ловить и разводить; в-третьих, рыбу нужно кормить, но можно и не кормить; в-четвертых, если она вырастет и поймается, то ее можно жарить или варить в виде ухи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Потом были другие. Кто-то из них недостаточно хорошо готовил, кто-то имел дурные привычки, ну, например, неумеренно увлекался шоколадными конфетами. И почти всем рано или поздно приходила в голову идея женить на себе Сыробякина и даже родить от него ребенка. Эта перспектива была для Сыробякина совершенно неприемлемой.
Время от времени он уезжал посмотреть мир. Заключал договор, опечатывал квартиру и отбывал на большие стройки, в новые города — словом, туда, где требовались толковые, работящие люди, не обремененные слабостями и пороками. Вот таким, ничем не обремененным, и был Сыробякин.
Когда выходил срок договора, Сыробякин возвращался домой, наводил порядок в своем холостяцком гнездышке, и тотчас находилась какая-нибудь желающая варить ему суп и стирать его рубахи. Ну и, понятно, оказывать другие более или менее приятные услуги.
И вдруг внезапно через пятнадцать лет Сыробякин вспомнил, что в каком-то Сиротске живет женщина, с которой он до сих пор формально не разведен. И вместе с женщиной живет мальчик, его сын. Трудно сказать, какие чувства пробудились в этот момент в сердце Сыробякина. Возможно, даже что-то отдаленно напоминающее ностальгию. Не исключено, что промелькнула даже мысль о воссоединении с бывшей семьей. А что, ведь было совершенно ясно, что мальчик наверняка достиг возраста, когда его уже можно отдать куда-нибудь в ГПТУ…
Так или иначе, Сыробякин взял отпуск и купил билет до Сиротска.
Алла занимала комнату в одном из подлежащих слому деревянных бараков. В комнате, полной гостей, был как раз разгар веселья, так что хозяйка с трудом узнала своего законного супруга. А когда она его узнала все-таки, то громко заголосила, больно стиснув шею Сыробякина жилистыми руками.
— Я сегодня буду с мужем, а с тобой не буду, — сказала Алла громко одному из гостей.
А из Сыробякина был тут же извлечен червонец, и тут же его сынок Витька, рослый белобрысый акселерат с хмурой личностью, был отправлен в магазин.
— Ты не думай, пахан, — сказал Витька, вернувшись, — что исполнил свой долг алиментами.
Я приеду к тебе в гости через пару лет, если не посадят, и мы с тобой потолкуем. Живи пока.
И Витька засмеялся противным смехом, от которого у отца похолодело в пояснице.
Сыробякин смылся, когда уже никто ничего не понимал, когда, забыв о нем, Алла обнималась с тем, кому еще недавно так решительно отказывала, а Витька исчез неведомо куда.
Автобусы не ходили. Сыробякин шел в аэропорт по пустынной дороге и вслух хвалил себя за то, что пятнадцать лет назад так дальновидно расстался со скатившейся по наклонной плоскости семьей.
…Сыробякин поставил на весы чемодан и протянул аэрофлотовской девушке паспорт с вложенным в него билетом. Девушка ничем не походила на тех лакированных плакатных красавиц, которыми Аэрофлот так любит завлекать доверчивых путешественников. У девушки были толстые ноги, простоватое, покрытое обильными веснушками лицо, и тем не менее она была надменна, как кинозвезда.
Сыробякин ловко поймал скользнувший по пластику паспорт с билетом и прошел за стойку. Было слышно, как одинокий самолет уже греет моторы. Скоро командированных и Сыробякина пригласили на посадку. Больше желающих покинуть Сиротск не оказалось. Точно в назначенное время самолет вырулил на старт.
В салоне было жарко. Сыробякин попытался читать, но после чашки минералки, которую принесла стюардесса, его окончательно сморило, и он заснул. На промежуточной посадке двое командированных вышли, и дальше Сыробякин полетел один.
«Как министр», — довольно подумал он и снова уснул.
А самолет между тем набрал высоту. Быстро наступали сумерки. Сбоку еще вовсю горела заря, а в темно-синей вышине уже проклюнулись первые звезды.
И тут небо исчезло. Это сразу почувствовали летчики. Небо исчезло, но они явственно ощутили какую-то твердь, окружившую машину со всех сторон. Ориентиров не стало. Прервалась связь. Казалось, что самолет на полном ходу влетел в какое-то замкнутое пространство.
Командир изменил курс и направил самолет на один из едва заметных по сравнению с остальным фоном прямоугольников. Через прямоугольник проглядывали знакомые звезды. И тут какая-то непреодолимая преграда остановила самолет. Моторы работали, но скорость упала до нуля. Еще несколько раз они натыкались на прозрачную стену, а горючего становилось все меньше и меньше.
Одинокий пассажир ни о чем не догадывался, он сладко спал, откинувшись в кресле. Он не успел ничего понять, когда страшный удар обрушился на машину.
…Сыробякин проснулся дома в своей постели от какого-то нудного жужжания над ухом. Не открывая глаз, он махнул рукой, но не попал. Звук стал удаляться. Сыробякин с трудом разлепил глаза. Комара, однако, не увидел, а увидел маленький белый самолетик, мечущийся по комнате.
Сыробякин засунул голову под подушку, но это не помогло.
Самолетик тыкался в окно, отворачивал, снова летел к стене, потом опять к окну. Вероятно, он никак не мог отыскать форточку, в которую случайно залетел.
Вставать очень не хотелось. Сыробякин нашарил возле кровати тапок, тщательно прицелился — и кинул. Двигатели машины враз захлебнулись, и она рухнула вниз. Со звуком лопнувших воздушных шариков грохнули один за другим два маленьких взрыва. И загорелся палас на полу.
Тут уж пришлось встать. Сыробякин взял на кухне чайник, залил огонь и, закрыв форточку, наконец спокойно заснул.
Утром он разрезал испорченный палас на три части. Одну, обгоревшую, выкинул в мусоропровод вместе с останками самолетика, а две другие постелил в кухне и прихожей.
В квартире от этого стало только уютней.
ЧЕШУЯ
Хорошее было Озеро. Обширное, глубокое, рыбное. Рыбы было пропасть, хоть руками лови. И ловили. Часто попадались в-о-от такие экземпляры!
Тоже, конечно, пошаливал браконьеришко. Не без этого. Порой, прямо скажем, внаглую пошаливал. Полные мотоциклетные коляски рыбой нагружали некоторые несознательные граждане, полные автомобильные багажники набузгивали. И общественность, конечно, не оставалась в стороне от таких несовместимых фактов. Люди писали в газеты, требовали даже заповедник устроить. Или хотя бы заказник. И просьбы трудящихся не остались без внимания. Однажды появились на берегу какие-то люди в шляпах, постояли довольно долго над благодатными водами и приняли ответственное решение.
Скоро на ближайших подступах к Озеру закипели строительные работы. По вновь проложенной шоссейке забегали грузовики, по железнодорожной ветке загромыхали составы. И в диких болотистых местах возник белокаменный комплекс. Озеро обнесли двухметровым железобетонным забором, поверху пустили три ряда колючей проволоки. А на воротах контрольно-пропускного пункта появилась табличка: «Научно-производственное объединение „Чешуя“.
— А чего делать-то будете? — поинтересовались слегка встревоженные люди.
А будем разрабатывать рекомендации, — отвечали ученые. — Будем учить ловить рыбу, разводить, выращивать, беречь внутренние водоемы и вообще приумножать несметные богатства.
Ух ты, — радовались люди,-здорово! А насчет борьбы с браконьерами будут рекомендации?
— Еще как, — отвечали им, — даже будем рыбу браконьероустойчивую выводить!
После этих слов еще недавно встревоженные граждане убегали, прямо-таки захлебнувшись от восторга. «Это ж до чего наука дошла!» — восхищались они, вытирая набегающие слезы радости.
Директор объединения, молодой и растущий, переведенный на этот пост в порядке повышения из какой-то смежной отрасли, доктор механических наук, не дал долго бездельничать своим соратникам и подчиненным. На первом же заседании он энергичным шагом поднялся на трибуну.
— Товарищи, — сказал директор, — я ознакомился с положением дел в ихтиологии и пришел к выводу, что наша с вами наука должна заявлять о себе во весь голос. Предлагаю считать главной темой нашей работы — выведение рыбы, невосприимчивой к тринитротолуолу и другим взрывчатым веществам. Возражение есть?.. Нет возражений. Я не сомневался в сплоченности коллектива. Спасибо, товарищи. Далее я предлагаю: уже в этом году выполнить наш план добычи свежей пресноводной рыбы на тысячу процентов!
Присутствовавшие в полном составе потеряли дар речи. Пружинистыми шагами, весьма довольный произведенным эффектом, директор покинул трибуну. Тут, придя в себя, все дружно захлопали. Правда, некоторые недоумевали по обоим пунктам выступления, но фантастической цифрой директор сразил всех.
На другой день труженики НПО«Чешуя» были разбужены страшным грохотом. Казалось, что рушится мир.
Над Озером красивым строем ходили вертолеты и методично засыпали его бомбами.
Когда грохот стих и вертолеты улетели, директор обратился к толпе ничего не понимающих сотрудников:
— Все выходные и отгулы на ближайшие дни отменяются. Работники объединения считаются мобилизованными на сбор рыбы. Сверхурочные, ночные, аккордные, премиальные гарантирую. Вперед!
Недели две доктора и кандидаты, мэнээсы и сэнээсы, лаборантки и уборщицы были дни и ночи заняты сбором, обработкой, упаковкой и погрузкой рыбы. Люди спали урывками, ели на ходу всухомятку. Но настроение было бодрое. Тут и там стихийно вспыхивало соревнование. И во главе всего неизменно оказывался сам директор, обутый в блестящие высокие сапоги и такой же передник. Тут и там слышался его веселый бас, он подбадривал •ослабевших, отчитывал ленивых. Но таких было мало. Все заразились энтузиазмом своего руководителя.
Каждый день на станции отгружались целые составы ценной озерной рыбы, все рыбные магазины были завалены деликатесным продуктом, уже не хватало холодильников, и тогда рыбу везли дальше, дальше, порой за многие тысячи километров и даже на самый Дальний Восток. Не хватало рефрижераторов, и тогда предприимчивый директор дал указание грузить рыбу в простые крытые вагоны, а потом и в полувагоны, а потом и на платформы.
Но когда рубеж в тысячу процентов был преодолен, в «Чешуе» прозвучал отбой. Над Озером воцарилась долгая дремотная тишина. Сотрудники получили отгулы, отпуска, разъехались на дачи, за границу, на Юг. Они хорошо поработали на своей научно-производственной путине, не менее хорошо заработали и заслужили право на отдых. А рыба, которая оказалась лишней, — вон сколько ее было! —еще долго-долго белела по берегам взбаламученного Озера. Ее растаскивали птицы, но разве птицам под силу так много съесть! Некоторые так растолстели на дармовщинку, что даже не смогли или поленились отправиться, когда пришло время, в теплые края. И потом, зимой и весной, их самих расклевали другие птицы.
Когда труженики «Чешуи» собрались в родных стенах загоревшими и отдохнувшими, снова созвали заседание. И снова к трибуне вышел энергичным шагом директор.
— Товарищи! — сказал он. — По поручению и от себя лично объявляю вам сердечную благодарность за героический труд! На этом, товарищи, наша производственная деятельность временно прекращается. Пока не появится новая рыба, которая будет более взрывоустойчивой, чем уже добытая нами… Теперь мы обязаны показать наш научный потенциал.
Радостными, окрыленными разбежались сотрудники по своим отделам и лабораториям. Каждый был не прочь поймать за хвост Жар-Птицу удачи. Люди уже поняли, в чем суть главной научной разработки. Если рыбу всю дорогу глушить взрывчаткой, то какая-то может и уцелеть и дать в грядущем стойкое потомство.
Директор, несмотря на некоторые административные перехлесты, или лучше назовем их излишествами, как ученый оказался человеком демократичным, широких взглядов. Он предоставил своим сотрудникам полную свободу изысканий, лишь бы их разработки имели практическое значение.
И сотрудники довольно быстро усвоили, что любимой наукой шефа, доктора, напомним, механических наук, является математика. Высшая, понятно. И чем больше будет в разработках формул и расчетов, тем лучше.
На рыбоперерабатывающую, рыбодобывающую и рыборазводящую отрасли бурным потоком обрушилось бесчисленное множество инструкций, методик, технологий, наставлений и рекомендаций, выпекаемых плодовитыми тружениками НПО «Чешуя».
Все эти бумаги были настолько плотно начинены всякими математическими премудростями, что производственников буквально бросало в пот. О, это была Наука в самом высоком понимании слова!
Хорошо, что ученые, видимо сочувствуя своим младшим коллегам, не забывали расшифровывать плоды своих изысканий в разделе «Выводы». Переведенные на общепонятный язык, рекомендации гласили, что, во-первых, рыбы обитают в основном в воде; во-вторых, рыбу можно и нужно ловить и разводить; в-третьих, рыбу нужно кормить, но можно и не кормить; в-четвертых, если она вырастет и поймается, то ее можно жарить или варить в виде ухи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23