Утром, едва рассвело, дедка Илсухов, мелкий, но горластый в прошлом мужичонка с кривыми руками, смастеривший за жизнь на пару со своей покойной старухой шестерых здоровых девах, из которых ни одна не осталась в деревне, влез на крышу избы. Все решили, что он собрался от скуки скинуть с крыши снег, хотя нужды большой в том не было, на крутой крыше снег задерживался мало.
Дедка Илсухов, подпоясанный несколькими кольцами веревки поверх кожушка, с топором за поясом добрался между тем до трубы, влез на нее, рискуя сорваться и сломать шею на старости лет, воткнул ногу в дымный столб, обхватил его руками и стал подниматься вверх.
Когда взбудораженные старики и старухи-все четверо душ — собрались в полном составе возле илсуховского подворья, дедка Илсухов был уже высоко. Из беспорядочных криков, доносившихся снизу, он сумел разобрать только два слова: «куда?» и «зачем?» И если первый вопрос был риторическим и каждый мог легко догадаться, что Илсухов собрался на небо, то ответа на второй вопрос не знал никто. В том числе и сам путешественник. И хотя старики нередко мечтают вслух о беззаботной потусторонней жизни, вряд ли кто из них всерьез хочет побыстрее попасть в рай. Даже если верит в его существование, насколько это возможно в наше неверующее время.
Пожалуй, старик просто-напросто заскучал. А может, вспомнил ушедшую в начале зимы жену и захотел подняться посмотреть, как ей там.
А может, просто стронулся с ума от одиночества.
Скоро дедка Илсухов стал темной точкой, а потом и вовсе исчез в стылой мутной вышине. И печка в его доме протопилась.
Люди зашли в опустевшее жилье, чинно расселись по лавкам и надолго замолчали. Старики усердно дымили самосадом, старухи терли глаза и негромко сморкались. Потом все потихоньку задвигались, и скоро лавки выстроились вокруг стола, а на столе появились соленые грузди, и разваристая картошка, и капустка со льдом, и жареное сало. И выпить нашлось. Бывший избач, а перед пенсией водовоз дедка Рыков встал и солидно откашлялся. Встали и остальные.
В грудях легко и сухо
и на душе легко,
ушел мой друг Илсухов
далеко-далеко,
— продекламировал Рыков в полной тишине.
Разошлись только к вечеру. И никто даже не подумал о том, что дедка Илсухов может вернуться. Потому что все знали твердо: дым всегда поднимается только вверх и никогда не возвращается обратно.
Через пару дней на крышу своей избушки-развалюхи взобралась с великим трудом ревматическая бабка Синячиха. Она в отличие от Илсухова первооткрывательницей не была и сомневаться в прочности дымного столба оснований не имела, а потому секрета из задуманного не делала. Она еще накануне обошла соседей и раздарила все свое небогатое богатство.
— Сыны мои там, солдатики, да и Ваня мой, сирота, сколь годов без меня маются, — заученно отвечала она на всякий немой вопрос.
Поэтому никто и не решился отговаривать старую. Она сама накрыла в избе стол для гостей и воспарила в чистую высь, нагруженная котомкой с картовными шаньгами. Знать, надеялась женщина, что на небе все так же, как и на земле, только лучше.
А на земле, подвыпив слегка, вдруг заплакал по-стариковски жалобно вечный холостяк Юрочка, неизвестно за какие грехи называемый этим детским именем всю свою семидесятилетнюю жизнь. Он заплакал и признался оставшимся двоим односельчанам, что весь век безответно и тайно любил эту толстую и скрюченную болезнью бабу Синячиху, которую звали, как оказалось, Катей, Катюшей. Он рассказывал людям о своей такой смешной любви, повторяя постоянно, как припев: «Стыд-то какой, господи, какой стыд!» А люди — дедка Рыков и бабка Настасья — жалели его, и утешали, и удивлялись, что никакой скрытой любви сроду не замечали за Юрочкой, а его холостую жизнь считали редкой и вредной дурью. Удивлялись и завидовали непривычной завистью. |
И опять бывший избач, а перед пенсией водовоз дедка Рыков встал и продекламировал в полной тишине:
Ничо уже не будет,
ничо не вспыхнет вновь,
запомните же, люди,
ту светлую любовь.
…Юрочка покинул землю ночью, да, видно, хотел попасть на небо наверняка и лишковато набазгал в печку дров. На рассвете деревню разбудил пожар. Избенка старика стояла на отшибе и никакой опасности для других строений не таила. Тем более в такую безветренную погоду. Ни дедка Рыков, ни бабка Настасья даже не пытались тушить пожар, и домишко за какой-то час сгорел дотла.
Потом бабка Настасья предположила, что Юрочка специально сжег избу, потому что ему было стыдно перед соседями за отсутствие каких бы то ни было припасов и тем более богатств. Но соседи в обиде не были. Они ведь уже знали, что не выдюжить им одним в опустевшей деревеньке — слишком тоскливо…
Последним покинул свой дом дедка Рыков. Он прихватил с собой транзистор с запасом батареек, надеясь установить в скором будущем связь с Землей. Он не хотел думать о том, что односторонняя связь с небом и так не прерывается испокон веков без всяких технических штучек.
Встав возле трубы, он оглядел родные окрестности долгим взглядом и громко, с выражением сказал сам себе:
Я ухожу последним
в бескрайну эту синь,
А ведь еще намедни
Все жили здесь… Аминь!
И, поплевав на ладони, полез по дымному столбу.
А на другой день в деревню приехала автолавка, нагруженная хлебом и консервами, гвоздями и кастрюлями, карамелью и спичками. И шофер, он же продавец, Тимка зычно крикнул свою обычную шутку:
— Не умирайте, люди, я привез вам живой воды!
Но никто не вышел за товарами из остывших изб. И Тимка удивленно увидел, как сильно скособочилось и как бы просело небо, лишившись пусть и не всех, но многих своих опор.
ЖЕЛТЫЙ АВТОМОБИЛЬ
Лет до тридцати Евгению Петровичу и в голову не приходило, что он может стать обладателем собственного авто. После окончания института он прочно сел на полужесткий стул рядового инженера-конструктора. Довольно скоро с него почти безболезненно слетела вся студенческая шелуха — мечтания о быстрой карьере, об изобретениях, сулящих переворот в машиностроительных науках… Он женился на симпатичной лаборантке из соседнего отдела, через год Валя родила двух пацанят-близнецов. Им дали двухкомнатную квартиру на первом этаже, сослуживцы подарили торшер и два утюга.
Дальнейшая жизнь никаких серьезных взлетов и падений не обещала.
Одно время начальство подумывало, правда, o том, не пора ли выдвигать молодого специалиста; на следующую ступеньку, но поскольку вакансий в тот момент как раз не было, а сам Евгений Петрович никакого повода для своего повышения не подавал, то, подумав немного, начальство выкинуло из головы эту мысль и стало размышлять о более существенном и глобальном.
Жила молодая семья небогато, но, в сущности беззаботно. Евгений Петрович подрабатывал, чертя на казенном ватмане курсовые проекты для заочников, он брал по червонцу за лист и здорово поднаторел в этом деле. Не брезговал и задачками, которые шли по трояку. И удивлялся, что эта работа, такая неподъемная в свое время, доставляет теперь удовольствие, можно сказать, вдохновляет. Он даже подумывал, что, возможно, закопал свой талант, когда не стал поступать в аспирантуру. Впрочем, в глубине души Евгений Петрович догадывался, что посредственным студентом он был, скорее всего, по той простой причине, что никому тогда не приходило в голову платить ему по червонцу за лист и по трояку за задачку.
Валя вязала для знакомых. Такса у нее была тоже твердая.
Однако лишних денег не случалось. Дыры в бюджете латали родители Евгения Петровича, которые жили в недальней деревне. Они же обеспечивали продовольствием. Их навещали регулярно всей семьей. У Вали из родителей имелась в наличии только мама-пенсионерка, которая в латании дыр принимать заметного участия не могла. Ее навещали реже.
В общем, семья была самой заурядной. Принося умеренную пользу обществу пять дней в неделю, Евгений Петрович и Валя ждали субботы. По субботам вставали пораньше, собирали пацанов и ехали в деревню.
И однажды Евгений Петрович увидел возле родительского домика новенький желтый «Запорожец» с еще не смытой защитной смазкой. В кабине сидел его старый отец, красный от умственного напряжения. «Запорожец» визжал, как зарезанный.
— Вот, сынок, купили, — сказал отец смущенно. — Да, видать, стар я уже на шофера учиться, так что владей, сынок!
Взволнованный Евгений Петрович сел за руль.
Рядом примостилась Валя. Сзади пыхтели старики, радостно перебивая друг дружку, кричали дети.
И машина тронулась. В институте Евгений Петрович успешней всех в группе овладевал автоделом. И наука пригодилась. Сделав два круга по деревне, автомобиль втиснулся в тесный дворик.
Прошло какое-то время — и уже невозможно было представить, что когда-то семья обходилась без машины. Евгений Петрович сделался ярым рыболовом. Они пристрастились ездить по лесам в поисках ягод и грибов, часто просто выбирались «на природу», без которой раньше в общем-то прекрасно обходились. И если только в машине оставалось место, Евгений Петрович не упускал случая подсадить попутчиков, жалобно голосующих на дороге.
Искренне оплакав родителей, которые вскоре умерли один за другим, Евгений Петрович с удовольствием получил техпаспорт на машину взамен доверенности, переписал на себя родительскую избу.
За пять лет шустрый «Запорожец» исколесил столько, что можно было бы раза три обогнуть планету по экватору. Благо бензин тогда ничего не стоил.
За это время на месте ветхой родительской халупы вырос маленький двухэтажный теремок, огород, обрамленный красивым непроницаемым забором, заотражали солнечный свет стеклянные кровли двух просторных теплиц.
Уже никому теперь не приходило в голову продвигать Евгения Петровича по службе. Да он бы и обиделся, если бы ему предложили более высокую, а следовательно, и более хлопотную должность. Целыми днями он звонил теперь по телефону насчет рыбалки, насчет видов на урожай ранней виктории, насчет запчастей и всякого такого.
У «Запорожца» проржавели крылья, старый движок стал плохо заводиться, работать с перебоями, перегреваться от долгой езды, потерял мощность. Подмазав и подлатав для товарного вида, Евгений Петрович однажды продал его небогатому покупателю за небольшую цену. И был рад, что избавился от этой рухляди.
Через неделю Евгению Петровичу выделили на производстве «Ладу». Наивным сослуживцам было любопытно, где Евгений Петрович возьмет потребные на машину тыщи. Они знали и про раннюю викторию, и про кофты и пуловеры, которые Валя вяжет ночами для знакомых, знали про курсовые проекты и задачки для заочников. Но бедные товарищи по работе и не подозревали, что из этого всего за малый, в сущности, срок можно сложить целое состояние. Это, надо сказать, типичное заблуждение тех, у кого больших денег отродясь не бывало. Евгений Петрович уплатил нужную сумму, ни у кого не одалживая.
Красная «Лада» заняла место в кирпичном гараже, который сразу был построен с большим запасом. Ее тихий голос, похожий на мурлыканье разнежившейся кошки, повергал владельца в состояние счастливого обалдения.
Но красное чудо кушало только дорогой высокосортный бензин, А также масло. А также требовало особого обхождения. Валя покрыла сиденья семейной любимицы дорогими чехлами. Евгений Петрович ездил на новом авто только на работу — ради престижа. Для поездок на дачу в основном стали пользоваться, как в прежние времена, автобусом.
Но однажды вечером Евгений Петрович, подрулив к гаражу, вдруг увидел перед воротами свой старый, уже почти забытый желтый «Запорожец». У Евгения Петровича неприятно закаменело в животе. С тяжелым чувством он подошел к двери квартиры, позвонил. «И чего приперся, сейчас, поди, орать начнет… А где глаза были, когда покупал?» — с досадой думал он, готовясь к нелегкому разговору с покупателем. Но чужих в квартире не было. Откуда появилась машина, ни Валя, ни дети не знали.
Евгений Петрович позвонил в милицию. Там долго не понимали, что случилось, наконец недовольным голосом приказали ждать. Всю ночь Евгений Петрович не спал, охраняя чужой автомобиль. Милиция приехала утром. Приехал и новый хозяин. Все решили, что машину угнали. Однако на Евгения Петровича смотрели недоверчиво. В тот день он, против обыкновения, никому не звонил, он прилежно сидел за своим кульманом, подремывая.
Вечером Евгений Петрович увидел возле гаража толпу. Но откуда взялся злосчастный желтый «3апорожец», никто опять не знал.
На следующее утро Евгений Петрович отпросился с работы и стал караулить. Он вооружился разводным ключом, сел во дворе на лавочку, прикрылся газетой.
«Запорожец» появился около полудня. Он тихо-тихо выкатил из-за угла, и у Евгения Петровича поплыло в глазах — в машине не было никого. Он оторопело вскочил, выронив газету. Взревел мотору и автомобиль лихо подрулил к прежнему владельцу, громыхнув гнилым железом и скрипнув тормозами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23