Сейчас она, съежившись и поджав хвост, терлась у его ног, а через секунду с громким лаем бросалась из стороны в сторону, словно провоцируя своих четвероногих собратьев поодиночке или всех вместе попробовать помериться силами с ней и ее человеком. Показалась машина; бережно придерживая камни, Иш слегка ускорил шаг, оглядываясь лишь изредка, доверяя Принцессе, которая должна предупредить, если будет предпринята попытка неожиданной атаки сзади. И тут, на открытом месте, между двумя разросшимися кустами, он увидел дога — мускулистую, настороженную собаку, весом с доброго теленка. С оглушительным рыком Принцесса совершила откровенно самоубийственный прыжок в сторону могучего зверя. Как пружина рванулся вперед дог, и в то же мгновение слева, наперерез биглю бросилась из-за кустов стремительная колли. С проворством, оказавшим бы честь даже зайцу, Принцесса в одно мгновение развернулась, метнулась назад, а две огромные собаки столкнулись на бегу, отскочили и, явно недовольные испортившим охоту вмешательством, оскалились друг на друга. А Принцесса с поджатым хвостом благополучно вернулась тереться о ноги человека. Теперь в дело вступил далматин и, вывалив красный язык, встал посередине дороги. Иш продолжал упрямо идти вперед. Из всех собак эта производила впечатление самой нестрашной, и Ишу казалось, что с ней-то он справится. Расстояние между человеком и собакой сокращалось, и теперь Иш видел все еще охватывающий пятнистую шею далматина красивый ошейник и свисающий с ошейника металлический замок карабина. И с нарастающим беспокойством отметил человек, что хотя и тощ пес, и из-под пятнистой шкуры заметно выпирают ребра, но полон сил и злой энергии. Очевидно, телята, кролики, а когда не было ни того и ни другого — случайная падаль, помогали своре держаться в форме. Оставалось лишь надеяться, что собаки не дошли до каннибализма и их интерес к Принцессе скорее игривый, чем гастрономический, не говоря уже об отбившемся от своего человеческого стада двуногом. Метрах в шести, не замедляя шага, Иш угрожающе вскинул руку. И тут произошло неожиданное: пес поджал хвост и боком, неуклюже переставляя лапы, сошел прочь с дороги. Машина была совсем рядом, и человек слегка перевел дух. Невредимым добрался Иш до машины. Резко рванул на себя дверцу, распахнул ее, давая запрыгнуть Принцессе, и, в последний момент подавив паническое желание скорее впрыгнуть, влететь в безопасное чрево, усилием воли заставил себя секунду помедлить и, сохраняя достоинство, не торопясь, захлопнуть за собой дверцу. И блаженной музыкой прозвучал щелчок замка — он в безопасности. Но все равно непроизвольно нащупала рука гладкую твердость рукоятки молотка, а от пережитого волнения немного подташнивало. Сейчас он видел лишь сидящего на обочине дороги красивого далматина. Здесь, в полной безопасности, ловя на себе грустный собачий взгляд, Иш почувствовал, как меняется восприятие события. Собаки не причинили ему вреда и, по сути, не угрожали. А ведь еще несколько минут назад Иш смотрел на них, как на лютых зверей, жаждущих его человеческой крови. Теперь жалкими они казались, и, может быть, не крови жаждали, а простого человеческого участия, потому что жили еще воспоминания: как добрые руки ставят на пол миску с едой, как уютно потрескивают поленья в камине, и ласковый голос, и гладящие шерсть нежные пальцы… Когда Иш тронул машину, он пожелал им удачи, но пусть эта удача станет пойманным кроликом или отбитым от стада теленком… не больше. На следующее утро, стоило догадаться об изменениях в физическом состоянии его дамы, все произошедшее приняло несколько комический оборот. Не желая никаких щенков, Иш запер Принцессу в подвале. Тем не менее он не был до конца уверен в игривом настроении собачьей своры, и если ему суждено умереть, то он предпочел не быть растерзанным на куски собачьими клыками. С тех пор человек взял за правило не подниматься на холмы без пистолета, а бывало, брал с собой винтовку или дробовик… Через два дня история с собаками, в сравнении с угрозой новой напасти — муравьиной, — отошла на второй план. В некотором роде муравьи уже доставляли ему всякие мелкие неприятности, но сейчас, казалось, они появлялись из всех возможных щелей и забирались всюду, куда только можно. Еще по добрым старым временам он помнил эту непрекращающуюся битву: испуганный визг мамы, при виде цепочки деловито бегущих по кухне муравьев, раздраженный голос отца и постоянные споры — стоит ли вызывать «муравьиного человека» — дезинфектора, или они справятся с проблемой собственными силами. Но сейчас муравьиная обстановка складывалась раз в десять хуже. Не осталось более ревностных домовладельцев, со всем пылом страсти боровшихся с муравьиным племенем не только в своих домах, но и развязывающих наступательные войны на территории врага, захватывая и разрушая его твердыни — муравейники. Прошло всего несколько месяцев, и в результате быстрого и никем не контролируемого размножения или благодаря счастливому случаю наткнуться на несметные запасы пищи, но количество муравьев достигло невиданных, критических размеров. Теперь они появлялись отовсюду и были везде. Иш жалел, что его познаний в энтомологии явно недостаточно, чтобы понять происходящее и разобраться в истоках этого небывалого муравьиного нашествия. Несмотря на предпринятые усилия, он так и не смог с уверенностью определить: или муравьи распространяются из какого-то центра, или размножаются равномерно по всему городу. Их разведчиков можно было теперь встретить повсюду. Неожиданно для себя Иш стал дотошным аккуратистом, так как мельчайшая крошка еды или дохлая муха мгновенно осаждалась муравьиной колонной в дюйм шириной, которая в считанные секунды покрывала шевелящейся массой самую ничтожную свою жертву. Они разгуливали в шерсти Принцессы, словно блохи, но, судя по безмятежному состоянию собаки, в отличие от блох не кусались. Иш постоянно находил их в собственной одежде. Однажды утром он проснулся от ощущения кошмара: ниточка муравьев ползла по щеке и спускалась вниз на подушку, стремясь к какой-то, так и не ставшей понятной человеку цели. Но человеческий дом был для муравьев все-таки враждебной территорией, куда они совершали свои разбойничьи рейды. Основные же силы размещались вне дома. Муравейники теперь встречались на каждом шагу. Иш не мог отвернуть ком земли, чтобы не увидеть, как тысячами суетливо поднимаются муравьи на поверхность по глубоким подземным ходам и переходам, казалось насквозь пронзившим всю землю. Кажется, они должны были уничтожить всех прочих насекомых, и если сделать это не прямым насилием, то по крайней мере лишив их корма, а значит, средств к существованию. Он натащил в дом, намереваясь превратить его в неприступный бастион, банок с аэрозолями и дихлофосом, но силы оказались неравными, и экспансия извне, несмотря на отраву, продолжалась по трупам своих же сородичей. Отрава действовала безупречно, но гибель даже миллиона этих существ никоим образом не могла отразиться на общем количестве. Иш пытался приблизительно подсчитать, сколько муравьев может существовать только в его ближайшем окружении. Получилась немыслимая цифра, в которую не хотелось верить, — миллиарды! Неужели у них не было естественных врагов? Неужели они нарушили все законы саморегуляции? С уходом человека не суждено ли им стать властелинами Земли? А по большому счету, это ведь были просто суетливые маленькие муравьишки, способные лишь раздражать, доводя до истерик, чувствительных калифорнийских домохозяек. Предприняв некоторое расследование, Иш пришел к заключению, что муравьиная зараза не вышла за пределы города. В своем роде муравьи, как собаки, кошки и крысы, оказались домашними животными, зависящими от результатов деятельности и существования человека. Это заключение вселило в него надежду. Если он прав, можно в любой момент уехать из города, но все же, принося в жертву собственное благополучие и комфорт, он решил остаться и продолжать наблюдение за ходом событий. Но одним прекрасным утром Иш понял, что не видит ни одного муравья. Тогда он не поленился и тщательно обшарил весь дом, но не обнаружил даже их разведчиков. Он бросил на пол кусочек какой-то еды и пошел заниматься собственными делами. Когда через несколько минут вернулся, на поле натурного эксперимента не было ни одного муравья, и еда лежала нетронутой. Сгорая от любопытства, понимая, что произошло нечто, пока необъяснимое, он вышел на улицу. Перевернул земляную глыбу, и ни один муравей не показал носа из своего подземного убежища. Тогда он начал настоящую охоту. Кое-где он находил бессмысленно суетящихся муравьиных индивидуумов, но было их настолько мало, что он мог пересчитать их поодиночке. Тогда охота на муравьев продолжилась с еще большим рвением. Ни одного дохлого муравья. Они словно испарились. Если бы Иш обладал муравьиным искусством рыть глубокие норы, то спустился бы под землю, нашел их гнезда, а в них, наверное, миллиарды погибших муравьев. Но он мог только пожелать себе побольше знать о муравьином образе жизни и продолжать бесплодные расследования. Тайны муравьиного исчезновения человек не раскрыл, но тем не менее вывод о причинах случившегося напрашивался сам собой. Стоит любому виду достигнуть критической количественной концентрации, как карающий меч Немезиды мгновенно опускался на головы существ этого вида. Вполне возможно, что муравьи просто сожрали тот запас еды, который являлся основным фактором столь стремительного, превосходящего все границы разумного роста их количества. Более вероятно, что они пали жертвой какого-нибудь заболевания, в одночасье уничтожившего весь муравьиный род. И еще несколько дней Иш чувствовал, или ему казалось, легкий, всепроникающий запах гниения разлагающихся миллиардов муравьиных тел… Однажды вечером, через несколько дней после конца муравьиного нашествия, Иш проводил покойный вечер за книгой, пока не ощутил легкий приступ голода. Вспомнив, что в холодильнике завалялся кусок сыра, отправился на кухню, а там, случайно взглянув на стенные часы, с удивлением обнаружил, что всего лишь тридцать семь минут десятого, хотя ему казалось, должно быть гораздо больше. Возвращаясь в гостиную, на ходу откусив сыра, он без особенного смысла взглянул на наручные часы. Стрелки показывали девять минут одиннадцатого, а ведь он совсем недавно ставил их по стенным. «Старая вещь не может служить вечно, — подумал Иш. — Ничего удивительного». И сразу вспомнил, как испугался стрелок этих часов, когда вернулся в свой дом. Он устроился поудобнее и продолжил прерванное чтение. Слегка дребезжали стекла — это бушевал северный ветер, неся с собой густой дым лесных пожаров. Он уже привык к запаху дыма, привык не обращать на него внимания, хотя порой наступали такие моменты, когда из-за дыма становилось трудно различать предметы. Вот и сейчас он поморгал, потер глаза и слегка напряг зрение, потому что буквы на листе бумаги начали странно расплываться, принимая малопонятные очертания. «Это глаза слезятся от дыма, — решил он.
— Я стал плохо видеть из-за дыма». Но стоило лишь поднять голову и оглядеться кругом, он понял, что не только белая книжная страница, а все кругом, потеряв ясность линий, потускнело. Вздрогнув, он метнул взгляд на свисающую со стены лампу. А еще через мгновение вскочил с кресла и, с отчаянно бьющимся сердцем, стоял на ступенях дома и смотрел на замерший у подножия холмов город. Как и прежде, продолжали гореть огни уличных фонарей. По-прежнему цепочка желтых бусинок высвечивала силуэт великого моста, по-прежнему тревожно вспыхивали и гасли красные точки на его высоких башнях. Человек, напрягая зрение, вглядывался в эти огни. Ему казалось, что свет потускнел; или ему действительно казалось, или это медленно плывущий дым застилал огни и делал свет тусклым. Он вернулся в дом, снова уселся в кресло, поднес к глазам книгу и, пытаясь читать, старался забыть обо всем — забыть то, чего так боялся. Опять устали глаза, и он сильно сжал веки, потом еще раз сжал. Недоумевая, посмотрел на висящую перед ним лампу. И вдруг вспомнил… часы. Ну конечно же, стенные кухонные часы! «Вот и все, — мелькнула отчаянная мысль. — Это должно было случиться!» Его часы показывали десять пятьдесят две. Он пошел на кухню — на стенных часах было десять четырнадцать. Он быстро прикинул в уме разницу хода. Результат получился отвратительный. Если он прав, часы здорово отставали. Он знал, что маятники электрических часов приводятся в действие импульсами электрического тока, определенными строгой последовательностью шестьдесят импульсов в минуту. Теперь же частота их становится все меньше и меньше. Инженер-электрик, наверное, без труда мог бы подсчитать, насколько меньше. Иш сам предпринял попытку подобных вычислений, но, понимая никчемность занятия, испытывая чувство досады и беспомощности, оставил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65