Наконец он дома.
Уэс ощутил на глазах слезы и обругал себя сентиментальным дураком. Он остановил машину и вылез, по-хозяйски вдыхая влажный от обилия густой листвы воздух. Вон стоит в гараже его машина. Вот дом из дикого камня и красных панелей — ничего оригинального, но это его дом, во всяком случае будет его, как только он выплатит последние взносы.
Уэс прислушался и услыхал только лай собаки под горой.
Джо одна.
Он побежал по газону к входной двери, всунул ключ в замок и распахнул дверь.
Он заглянул в кухню, в гостиную, во внутренний дворик, выложенный кирпичом. Затем, взволнованный, как ребенок, пробежал по коридору и открыл дверь спальни.
— Джо, — окликнул он.
И остановился.
С кровати поднялся Норман Скотт — его лицо было белее простынь.
— Уэс, — прошептала Джо. — Боже мой, Уэс!
Она натянула на себя простыню, спрятала лицо в подушку и зарыдала.
— Слушай, старина, — очень быстро заговорил Норман. — Слушай, старина… — и умолк, не зная, что сказать.
Уэс стоял неподвижно. Ему нечем было дышать, голова кружилась. Он как будто ослеп. И ничего не чувствовал, ровно ничего.
— Я… мы думали, что ты погиб, — прошептал Норман. — Хоть бы одно слово, а то ничего. Что нам было думать? Мы не знали, не могли знать…
— Замолчи, — сказал Уэс. Он сказал это мягко, беззлобно. Просто ему не хотелось слышать голос Норма.
Джо не отрывала лица от подушки.
— Я, пожалуй, пойду, — глупо оказал Норм.
— Да, конечно.
Уэс не заметил, как тот ушел, но понял, что они с Джо остались вдвоем.
Он коснулся ее голого плеча почти ласково. Плечо было холодное, как мрамор.
— Замолчи, — сказал он.
Джо, всхлипнув, затихла. Она лежала, вздрагивая всем телом, и по-прежнему не смотрела на него.
— Ты его любишь? — спросил Уэс. Он задал этот вопрос просто так — ему было все равно.
— Да. Нет. Не знаю, — голос Джо заглушала подушка, и Уэс едва разобрал ее слова.
Уэс, не глядя, достал сигарету и закурил. Его руки не дрожали. Он поглядел по сторонам. Кровать — он вспомнил, как они искали матрас, который бы не прогибался под его тяжестью, но чтобы и ей не было очень жестко. Голубоватые обои. Стенной шкаф с его костюмами, ее платьями. На ручке двери в ванную висит комбинация.
Словно издалека Уэс услышал голос Джо:
— Куда ты исчез? Я чуть с ума не сошла. Что мне было делать? Он был так заботлив, так добр ко мне. Уэс, почему ты меня бросил? — Ее голос стал злым. — Я ведь тебе говорила, чтобы ты не оставлял меня одну в этой мерзкой хижине! Не сидеть же мне было там всю зиму? — Она опять зарыдала. — Уэс… господи…
Уэс перестал слушать.
Он смотрел на нее. Она немножко похудела. Ее светлые волосы золотом рассыпались по подушке.
— Стисни зубы и так далее, — пробормотал он.
— Что?
— Ничего. Взрослые люди. Будем цивилизованными и разумными.
Теперь она наконец посмотрела на него.
— Нет, я не сошел с ума.
Он безрадостно улыбнулся: что бы она подумала, если бы он ей рассказал, где все это время был и что с ним происходило?
Уэс пожал плечами. Теперь это не имело значения.
Он здесь чужой. Это не его дом и эта женщина — не та, на которой он когда-то женился. Как и все остальное, эта часть его жизни тоже была у него отнята.
Он остался наедине с незнакомой женщиной.
Джо встала с постели, закуталась, дрожа, в халат, откинула назад волосы.
— Уэс, дай мне сигарету.
Он даже не услышал.
— Я должен бы избить тебя до полусмерти, но зачем?
— Пожалуйста, дай мне сигарету.
— Ты будешь обеспечена. Тебе не о чем беспокоиться.
— Уэс, я тебя не понимаю.
— Неважно.
— Уэс, я сейчас позвоню Хорэсу. Тебе нужен врач. Ты выглядишь ужасно. Слушай, давай все обсудим. Сейчас не средние века. Мы здравомыслящие люди.
Уэс повернулся и пошел к двери.
— Уэс!
Он вышел из чужого дома на чужой воздух.
Он ничего не чувствовал, ничего не видел.
Он влез в старый форд, дал задний ход и, очутившись на улице, поехал куда глаза глядят.
Когда Уэс очнулся, то обнаружил, что едет по бульвару Олимпик и плачет навзрыд. Крохотный окурок, оставшийся от сигареты, обжег ему губу. Уэс выплюнул окурок за окно.
Уэс посмотрел на поперечную улицу, Вермонт-авеню. Почти центр города. Каким образом он сюда попал? А впрочем, неважно. Он сделал три правых поворота, потом левый и поехал в обратном направлении к Санта-Монике.
Он остановился у винного магазина и купил три бутылки шотландского виски «Белая лошадь».
— Вечеринку устраиваете? — спросил продавец.
— Угу. Вступаю в свет.
Обратно в машину. Снова к Беверли-Глен и мимо, по бульвару Сансет в густом потоке машин, к мотелю.
Уэс вылез, постучал в дверь номера.
Никакого ответа.
Он постучал еще раз.
— Это Уэс! — сказал он. — Откройте, черт возьми!
Дверь медленно отворилась, в щель выглянул Нлезин с пистолетом в руке.
— Парализуйте меня, — попросил Уэс. — Пожалуйста.
Нлезин оглядел его с ног до головы, посмотрел направо и налево — нет ли полиции — и впустил его внутрь.
— Я боялся, что вы уже уехали, — сказал Уэс.
— Вы же забрали нашу машину, приятель, — Нлезин вдруг заметил выражение лица Уэса. — Что случилось, Уэс?
— Просто мир скончался раньше времени, не по расписанию. Может быть, и вам хочется напиться? Очень не люблю пить в одиночку.
Уэс не мог больше говорить и упал на постель — он не мог даже заплакать.
Арвон тщательно запер дверь, потом погладил Уэса по плечу и заговорил на своем языке. Но то, что он говорил, было одинаково понятно на всех языках.
— Начнем, — сказал Нлезин, когда наступившее молчание стало невыносимым. — Откупорьте бутылку, Арвон.
Очки Уэса свалились, но сейчас они были ему не нужны.
Виски скользнуло в глотку, как теплое масло, но Уэса сковал холод — холод пустоты между мирами.
Они с решимостью принялись за первую бутылку, но справились с ней только к вечеру.
Дальнейшее было уже ясно: они откупорили вторую бутылку.
Уэс рассказал Арвону и Нлезину, что произошло. Он пытался сделать вид, что все это его ничуть не трогает, но ему не удалось их обмануть — да и себя тоже.
Рассказывая, он думал: «А что случилось с Арвоном и Нлезином на Лортасе? Ведь именно это заставляет человека бежать от самого себя, куда угодно, даже к звездам. Дело не в высоких устремлениях и не в отвлеченных проблемах. Страх и одиночество — вот чего не удается забыть, как бы далеко ни убегать, как бы долго ни путешествовать…»
— Выпьем за спасителей вселенной, за героев космоса, — предложил Нлезин.
Они выпили.
Они выпили также за девушек Лортаса (лучше не найти ни на одной планете!), за счастливчика Уайка и за симпатичных американских ребят.
Они весьма успешно продолжали в том же духе, и Уэсу стало немного легче. Но затем произошло неизбежное: Арвон и Нлезин предались воспоминаниям. Вскоре они громко хохотали, хлопали друг друга по спине, вновь переживая события прошлых дней, где Уэсу не было места.
Уэс опять остался один.
А кроме того, он начинал трезветь. От виски его просто затошнило. Уэс сидел на постели, слушал и глядел в стенку.
Он созерцал свою жизнь.
Она ему не нравилась.
Уэс был достаточно умен и понимал, что приукрасил образ Джо, пока томился в пещере. Джо уже давно стала другой. Но человеку хочется во что-то верить, иметь семью, дом…
Конечно, он тоже виноват. Он сходил с ума по Джо, он без нее не мог и он знал, что она хочет от жизни другого, чем он, но тогда ему было все равно.
«Да, ты великий человек, Уэс. Троекратное тебе ура».
Он вспомнил Цинциннати и себя — мальчиком. Зима, снег, он скатывается с крутого склона, увертываясь от деревьев, и налетает на груду черных бревен. Он бежит домой, с трудом стаскивает мокрые башмаки и чувствует, как окоченевшие ноги начинает покалывать от тепла. Летние вечера, душные, жаркие, он подставляет потное лицо под вентилятор и слушает паровозные гудки, доносящиеся из Норвуда, — словно за миллионы миль, за миллионы лет…
Весна, и каждый день после школы бейсбол, на пустыре в конце улицы, пока не наступят сумерки и мяча уже не видно. Лес и тайные тропинки, он раскачивается на лозе над ручьем, ловит под камнями раков. Сентябрь, футбол, он чувствует, что играет хорошо, что девочки им любуются, — чудесные, страшные, таинственные девочки. Он мечтает, что когда-нибудь он женится на одной из них и тогда каждый вечер будет веселой оргией, а жизнь навсегда станет непрерывным праздником.
Дальше картины были уже не такими радужными. Годы, проведенные в колледже, сливались в одну серую полосу кофе, яичницы на сале и монотонного бормотания преподавателей. Он вспомнил, как один старый болван, прочтя вслух стихотворение Сэндберга, пробубнил: «И это стихи? В таком случае я — Геркулес!» Том тогда собирался нарядиться в леопардовую шкуру, прийти в класс, вспрыгнуть на стол и рявкнуть: «Это стихи, а я Геркулес!» Но так и не собрался.
На медицинском факультете уже стало интересно, Уэс увлекся исследовательской работой. В лаборатории он забывал обо всем на свете и просиживал там ночами. Но Джо нужны были деньги, а это означало распухшие носы — миллионы, миллиарды распухших носов и нескончаемо долгие часы приема.
Может быть, он особенный? Не такой, как другие? Или это происходит со всеми американцами? Он старался припомнить, кто из его знакомых был счастлив, по-настоящему счастлив. Но стоило узнать человека поближе, и оказывалось, что он ненавидел свою работу или в лучшем случае равнодушен к ней и хотел бы уехать — куда?
А затем Колорадо, фантастические недели, проведенные в пещере, где пять человек проспали пятнадцать тысяч лет. И рассказ, удивительный рассказ о корабле, который летел от звезды к звезде и искал, искал…
Это было самым интересным событием в его жизни. Но даже оно завершилось ничем, обернулось горькой личной неудачей, и вот теперь в мотеле сидят трое бесприютных бродяг и пьянствуют.
Нлезин допил вторую бутылку и причмокнул губами. В ней еще оставалось несколько капель, но их не хватило бы и на одну рюмку. Нлезин, однако, крепко завинтил колпачок.
— На потом, — пробормотал он и откупорил третью бутылку.
Неожиданно Уэс вскочил с постели.
Он посмотрел на своих собутыльников совершенно трезвыми глазами. И полными надежды.
А что если…
— Стойте, — прошептал он. — Стойте.
20
Они пили черный кофе, спорили и снова пили черный кофе.
Потом легли спать и долго беспокойно ворочались.
А утром, когда закончилось единоборство с яичницей, беконом и опять-таки черным кофе, осталось только одно: вернуться в Колорадо и как можно быстрее.
Днем они отправились в аэропорт и как раз успели на двухмоторный репсовый самолет на Денвер. Полет был тяжелым, и их укачало. В Денвере они взяли напрокат автомобиль и отправились в Лейк-Сити, сделав порядочный крюк, так как Сламгельенский перевал к этому времени превратился в настоящий ледник.
Подниматься по берегу черного ледяного ручья было очень трудно, но они не замечали ни снега, ни мороза, ни ветра. Окоченевшие, раскрасневшиеся от холода и возбуждения, они забрались в пещеру и постучали в круглую дверь.
Глубокая тишина.
— Это мы, черт возьми! — рявкнул Нлезин на лортасском языке. — Весна пришла, вылезайте собирать подснежники. Да выходите вы, старичье окостенелое!
Дверь медленно открылась — за ней с пистолетами наготове стояли Уайк, Хафидж и Црига.
— Какая милая встреча, — заметил Нлезин, шагнув в пещеру. — Ваша радость при виде нас поистине трогательна.
Уайк схватил его за плечо.
— Довольно глупостей! Что вы узнали? Быстро!
— Корабль мы построить не можем, — ответил Арвон. — Это исключено.
Лицо Уайка как-то сразу осунулось.
Црига опустился на пол.
Хафидж сохранил полную невозмутимость.
— Однако не торопитесь накладывать на себя руки, — спокойно сказал Нлезин. — У нас есть еще один шанс. И благодарить за это мы должны Уэса. Он нашел выход, которого мы по-глупому не заметили. — Нлезин широко улыбнулся. — Он, чужой, которому никто не доверял. Он самый.
Уайк повернулся к Уэсу.
— Да что же…
— Постойте, — Арвон бросился к нишам, встал на колени и начал шарить в мусоре, камешках и веточках, накопившихся теперь на полу.
— Не могу найти, — прошептал он.
— Помещение убиралось отлично, — пробормотал Нлезин, присоединяясь к нему.
— Он должен быть…
— Спокойнее! Вот он.
Нлезин поднял то, что они искали. И все было так, как они надеялись.
Астронавты с Уэсом сидели в пещере, разговаривали, строили планы и объедались олениной. Впрочем, удовольствие она доставляла только вновь прибывшим, а остальным это блюдо за последние месяцы успело смертельно надоесть.
Потом все легли спать и заснули как убитые.
На следующее утро Уэс, Арвон и Нлезин уже снова спускались по горной тропе, и в нагрудном кармане Нлезина, тщательно застегнутом булавкой, лежала, завернутая в платок, драгоценная находка.
Два дня спустя они были в Лос-Анжелесе.
И Уэс принялся за дело.
Наладить все оказалось не так просто, но Уэс Чейз упорно работал и был почти счастлив. Ведь ему, наконец, пришла в голову идея, которой он мог гордиться, и теперь он занимался тем, что его действительно интересовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23