И прибавил: — Не похоже, что у нее рак.
Они возвратились в гостиную, тихонько притворили за собой дверь, и Питер отдал жене подарки.
— Укропной воды у меня — хоть залейся, но Дженнифер давно ее не пьет. Ты на три месяца отстал от жизни. А грабли — прелесть. Как раз то, что нужно, наша лужайка вся засыпана сучками и сухими листьями. Вчера я пробовала подбирать их просто руками, но потом очень ломит спину.
Они выпили по рюмочке; немного погодя Мэри сказала:
— Бензин у нас теперь есть, может быть, купим самоходную косилку?
— Они стоят кучу денег, — машинально возразил Питер.
— Разве теперь это важно? А косилка была бы таким облегчением, ведь наступает лето. Конечно, наша лужайка небольшая, но ручной косилкой так тяжело косить, а ты, может быть, опять уйдешь в море. Нам бы совсем маленькую самоходную, чтобы мне самой с ней управляться. Или электрическую. У Дорис Хейнс электрическая, такая совсем легко запускается.
— Дорис по крайней мере трижды перерезала провод, и ее чуть не убило током.
— Надо с машинкой обращаться осторожно, и ничего не случится. Так славно бы ее купить.
Питер не понимал, живет она в каком-то своем воображаемом мире или просто не хочет признавать действительность. Что ж, он любит жену такую, как она есть. Может быть, косилка эта ни разу не пригодится, но Мэри ей порадуется.
— В среду, когда поеду в город, я поищу косилку, — сказал он. — Самоходных-то сколько угодно, а насчет электрических — не уверен. — Он помолчал, припоминая. — Боюсь, электрическую уже не отыскать. Их, конечно, бросились раскупать, когда не стало бензина.
— Годится и маленькая самоходная, Питер. Ты мне только покажешь, как пустить ее в ход.
Он кивнул.
— Вообще-то с ними управляться не сложно.
— И еще нам бы нужна садовая скамейка, — сказала Мэри. — Знаешь, такая, что можно и на зиму там оставить, а в хороший погожий денек посидеть. Я вот думала, как бы славно поставить такую скамейку в тени в том углу, где земляничное дерево. Лето, видно, будет ужасно жаркое. А на скамейке, наверно, можно будет сидеть круглый год.
Питер кивнул.
— Неплохая мысль.
Когда настанет лето, скамейка уже никому не понадобится, но не будем об этом. Перевозка — вот задача. Маленьким «моррисом» можно везти скамейку только если взгромоздить на крышу, а тогда она расцарапает эмаль; впрочем, можно толстым слоем подостлать что-нибудь мягкое.
— Сперва купим косилку, а там посмотрим, сколько у нас останется денег.
Назавтра Питер повез жену в Мельбурн покупать косилку; Дженнифер взяли с собой, пристроив ее переносную корзинку на заднем сиденье. Мэри несколько недель не бывала в городе, и вид улиц ужаснул ее и расстроил.
— Что случилось, Питер, почему все в таком состоянии? Какая грязь, и пахнет отвратительно.
— Наверно, мусорщики больше не работают, — заметил он.
— Но как же можно было до этого довести? Почему они не работают? Забастовка, что ли?
— Просто все понемногу останавливается. Вот и я не работаю.
— Флот другое дело. Ты моряк. — Питер засмеялся. — Нет, я хочу сказать, ты на много месяцев уходишь в море, а потом получаешь отпуск. У мусорщиков другая служба. Они работают каждый день. По крайней мере так должно быть.
Питер больше ничего не мог ей разъяснить, и они поехали дальше, к большому магазину металлических изделий. Тут было очень мало посетителей и совсем мало продавцов. Холмсы оставили дочку в машине и прошли в отдел садовых инструментов, не сразу удалось разыскать продавца.
— Самоходные косилки? — переспросил он. — Они в соседнем зале, за аркой. Посмотрите, найдется ли для вас подходящая.
Они последовали его совету и выбрали маленькую, с захватом всего в двенадцать дюймов. Питер посмотрел на ярлык с ценой, подхватил косилку и направился к продавцу.
— Я возьму эту, — сказал он.
— Вот и ладно, — был ответ. — Хорошая косилочка. — Продавец желчно усмехнулся. — Прослужит вам всю жизнь.
— Сорок семь фунтов и десять центов, — сказал Питер.
— По мне, платите хоть апельсиновой коркой. Мы сегодня закрываемся.
Моряк отошел к столу выписывать чек. Мэри осталась, заговорила с продавцом:
— А почему вы закрываетесь? Разве люди больше ничего не покупают?
Он фыркнул.
— Отчего же — и приходят, и покупают. Только продавать-то почти нечего. Но я не собираюсь тут торчать до последнего, и другие служащие тоже. Мы это вчера порешили на собрании, а потом и управляющему так сказали. Осталось-то всего ничего, две недели. Нынче вечером администрация эту лавочку прикроет.
Подошел Питер, подал продавцу чек.
— Ладненько, — сказал тот. — Вот только получать по нему будет некому. В конторе народу никого не останется. Пожалуй, выдам я вам расписку, а то на будущий год потянут вас в суд за неуплату…
Он нацарапал расписку и повернулся к другому покупателю.
Мэри передернуло.
— Пойдем отсюда, Питер, поедем домой. В городе мерзко и запах ужасный.
— А хочешь, где-нибудь пообедаем? — Питер подумал, что ей приятно будет побывать в ресторане или в клубе.
Мэри покачала головой.
— Лучше сейчас же поедем домой, там и пообедаем.
Молча поехали они прочь, в свой маленький, светлый при морс кий-городок. Дома, в их скромном жилище на горе к Мэри отчасти вернулось душевное равновесие: все здесь до мелочей знакомое, привычное, здесь чистота, которой она, хозяйка, так гордится, и заботливо ухоженный садик, и так славно смотреть на просторную, чистую бухту. Здесь ты в безопасности.
Пообедали, и, закурив сигарету, прежде чем приняться за мытье посуды, Мэри сказала:
— Знаешь, наверно, мне никогда больше не захочется в Мельбурн.
Питер улыбнулся:
— Начинает отдавать свинарником, да?
— Просто мерзость! — вспылила Мэри. — Все закрыто, и грязь, и вонь. Как будто уже настал конец света.
— До конца света, знаешь ли, уже недалеко, — заметил Питер.
Мэри ответила не сразу:
— Знаю. Ты все время об этом твердишь. — Она подняла глаза, встретила взгляд мужа. — Скоро это будет?
— Примерно через две недели. Это ведь не то что щелкнет выключатель — и все. Люди заболевают, но, конечно, не все в один день. Некоторые выдерживают дольше других.
— Но под конец погибнут все? — тихо спросила Мэри. — Это никого не минует?
Питер кивнул.
— Под конец — никого.
— А большая разница между людьми? Когда кто заболевает?
Он покачал головой.
— Толком не знаю. Наверно, через три недели всех свалит.
— Через три недели от сегодняшнего дня или после того, как заболеет самый первый?
— Я имею в виду — после первого случая. Но точно не знаю. — Питер помолчал. — Возможно, сперва заболевают в легкой форме и поправляются. Но дней через десять, через две недели заболеешь опять.
— Значит, нельзя ручаться, что мы с тобой заболеем в одно время? Или Дженнифер? Любой из нас может заболеть в любую минуту?
Питер кивнул.
— Так оно и есть. Приходит твой час и надо его встретить. В сущности, мы же всегда это знали, только не думали об этом, потому что молоды. Могло же случиться, что Дженнифер умерла бы раньше нас с тобой или я — раньше тебя. В общем, это не ново.
— Да, пожалуй. Только я надеюсь, что мы все умрем в один день.
Питер взял ее за руку.
— Очень может быть. Но… нам повезет. — Он поцеловал жену. — Давай вымоем посуду. — Взгляд его упал на новую покупку. — А потом можно скосить траву на лужайке.
— Трава совсем мокрая, — грустно сказала Мэри. — Косилка заржавеет.
— А мы ее просушим у камина в гостиной. Я не дам ей заржаветь, — пообещал Питер.
Дуайт Тауэрс провел субботу и воскресенье у Дэвидсонов, и оба дня с утра и дотемна работал — мастерил ограду. За тяжелым физическим трудом легчало на душе, на время отпускало неизменное напряжение, но Дуайт заметил — хозяин глубоко озабочен. Кто-то ему рассказал, как упорно организм кролика сопротивляется радиации. Сами по себе кролики не очень его волновали, в Харкауэе, хвала хозяину, они почти не водились; но если эти пушистые грызуны меньше всех подвержены лучевой, болезни, спрашивается — а как насчет рогатого скота? Что-то будет с его, Дэвидсона, стадом?
И как-то вечером он поделился с американцем своей тревогой.
— Раньше я про это не думал, — сказал он. — Я думал, мои быки и коровы помрут, когда и мы. Но получается, вроде они протянут дольше. А насколько дольше, ни у кого узнать не могу. Похоже, ученые этого не выяснили. Сейчас-то, понятно, я даю своим и сено, и силос, в наших горах в обычные годы давать корм надо до конца сентября — примерно полкипы сена в день каждой корове. Я по опыту знаю, иначе нельзя содержать скотину в лучшем виде. А если людей на ферме никого не останется, тогда как же? Ума не приложу.
— Ну, а если сарай, где у вас сено, оставить открытым и пускай кормятся, когда захотят?
— Я уж думал про это, но скотине самой прессованную кипу не растрепать. А растреплет, так тут же затопчет и загубит. — Дэвидсон помолчал. — Я все гадал да прикидывал, нельзя ли какую-нибудь механику приспособить с часами да с проволокой под электрическим током… Но как ни верти, а пришлось бы оставить месячный запас сена без крыши, на выгоне, под дождем. Не знаю, что и делать.
Он поднялся.
— Давайте-ка налью вам виски.
— Спасибо, немножко. Задача, конечно, не из легких, — вернулся Тауэрс к разговору о сене. — И даже нельзя написать в газеты и узнать, может быть, кто-нибудь что-то и придумал.
Он пробыл у Дэвидсонов до утра вторника, потом вернулся в Уильямстаун. Несмотря на все старания боцмана и дежурного офицера, команда, что оставалась в порту, начала разлагаться. Два матроса не вернулись из отпуска, об одном говорили, будто он убит в уличной драке, но правда ли это — не доказано. Одиннадцать матросов вернулись из отпуска пьяными, надо их проучить, а капитан понятия не имел, какая тут возможна кара. Не пускать больше на берег, когда на борту людям делать нечего, а впереди всего-то недели две — разве не бессмыслица? Тауэрс решил подержать провинившихся на гауптвахте, пока они не протрезвеют, а сам он не подыщет какой-то выход; потом велел привести их и выстроить на юте.
— Придется вам выбирать, — сказал он. — Времени у всех в обрез, что у вас, что у меня. Сегодня вы состоите в экипаже подводной лодки Соединенных Штатов «Скорпион», а это — последнее годное к плаванию судно флота Соединенных Штатов. Либо оставайтесь в команде, либо с позором будете списаны с корабля.
И, выждав минуту, продолжал:
— Впредь всякий, кто явится из отпуска пьяный или с опозданием, на следующий день будет уволен. А когда я говорю «уволен», это значит — уволен в два счета и с позором. Я в два счета велю снять с вас форменную одежду, выставлю из порта в одних трусах, и тогда мерзните и пропадайте в Уильямстауне, воля ваша, флоту Соединенных Штатов больше нет до вас дела. Вы слышали — идите и подумайте. Разойдись!
Назавтра проштрафился только один матрос, Тауэрс выставил его из порта на произвол судьбы в одном белье. На этом подобного рода неприятности кончились.
Рано утром в пятницу со старшиной-водителем за рулем служебного «шевроле» он выехал из доков и отправился в город, к гаражам на Элизабет-стрит. Как он и думал, Джон Осборн уже орудовал там над своим «феррари»; машина стояла сверкающая, в полной исправности, явно готовая хоть сию минуту погнаться за победой.
— Я только заглянул мимоездом, — сказал Дуайт. — Хочу извиниться, завтра я не смогу посмотреть, как вы выиграете гонку. У меня назначено другое свидание, будем в горах удить форель.
Физик кивнул.
— Мойра мне сказала. Удачного вам лова. Завтра на гонках вряд ли будет много народу, только сами участники да врачи.
— А по-моему, зрители должны собраться, ведь это не рядовые гонки, а самые главные.
— Очень может быть, что для многих это последняя суббота, когда они еще здоровы. И они пожелают заняться чем-нибудь другим.
— А Питер Холмс приедет?
Джон Осборн покачал головой.
— Он весь день будет возделывать свой сад. — И докончил неуверенно: — В сущности, не надо бы мне встревать в эти гонки.
— Но ведь у вас нет сада.
Физик криво усмехнулся.
— Да, но у меня есть старуха мать, а у матери китайский мопс. До нее только сейчас дошло, что крошка Мин на несколько месяцев ее переживет, и теперь она в отчаянии: что же с ним будет… Проклятое время. Буду рад, когда все это кончится.
— Все еще предполагается — в последних числах месяца?
— Для большинства из нас еще раньше. — Он что-то пробормотал еле слышно, потом прибавил: — Помалкивайте об этом. Для меня — завтра.
— Надеюсь, вы ошибаетесь, — сказал американец. — Не прочь бы я посмотреть, как вы выиграете этот кубок.
Осборн с нежностью оглядел свою машину.
— Скорости ей хватает, — сказал он. — Она бы выиграла, будь у нее приличный водитель. Но я и есть слабое звено.
— Буду вас ругать, приносит удачу.
— Ладно. А вы мне привезите рыбки.
Тауэрс вышел из гаража, спрашивая себя, увидит ли он Джона Осборна еще раз. В машине сказал старшине-водителю:
— Теперь поезжайте в Харкауэй, на ферму мистера Дэвидсона, под Бервиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Они возвратились в гостиную, тихонько притворили за собой дверь, и Питер отдал жене подарки.
— Укропной воды у меня — хоть залейся, но Дженнифер давно ее не пьет. Ты на три месяца отстал от жизни. А грабли — прелесть. Как раз то, что нужно, наша лужайка вся засыпана сучками и сухими листьями. Вчера я пробовала подбирать их просто руками, но потом очень ломит спину.
Они выпили по рюмочке; немного погодя Мэри сказала:
— Бензин у нас теперь есть, может быть, купим самоходную косилку?
— Они стоят кучу денег, — машинально возразил Питер.
— Разве теперь это важно? А косилка была бы таким облегчением, ведь наступает лето. Конечно, наша лужайка небольшая, но ручной косилкой так тяжело косить, а ты, может быть, опять уйдешь в море. Нам бы совсем маленькую самоходную, чтобы мне самой с ней управляться. Или электрическую. У Дорис Хейнс электрическая, такая совсем легко запускается.
— Дорис по крайней мере трижды перерезала провод, и ее чуть не убило током.
— Надо с машинкой обращаться осторожно, и ничего не случится. Так славно бы ее купить.
Питер не понимал, живет она в каком-то своем воображаемом мире или просто не хочет признавать действительность. Что ж, он любит жену такую, как она есть. Может быть, косилка эта ни разу не пригодится, но Мэри ей порадуется.
— В среду, когда поеду в город, я поищу косилку, — сказал он. — Самоходных-то сколько угодно, а насчет электрических — не уверен. — Он помолчал, припоминая. — Боюсь, электрическую уже не отыскать. Их, конечно, бросились раскупать, когда не стало бензина.
— Годится и маленькая самоходная, Питер. Ты мне только покажешь, как пустить ее в ход.
Он кивнул.
— Вообще-то с ними управляться не сложно.
— И еще нам бы нужна садовая скамейка, — сказала Мэри. — Знаешь, такая, что можно и на зиму там оставить, а в хороший погожий денек посидеть. Я вот думала, как бы славно поставить такую скамейку в тени в том углу, где земляничное дерево. Лето, видно, будет ужасно жаркое. А на скамейке, наверно, можно будет сидеть круглый год.
Питер кивнул.
— Неплохая мысль.
Когда настанет лето, скамейка уже никому не понадобится, но не будем об этом. Перевозка — вот задача. Маленьким «моррисом» можно везти скамейку только если взгромоздить на крышу, а тогда она расцарапает эмаль; впрочем, можно толстым слоем подостлать что-нибудь мягкое.
— Сперва купим косилку, а там посмотрим, сколько у нас останется денег.
Назавтра Питер повез жену в Мельбурн покупать косилку; Дженнифер взяли с собой, пристроив ее переносную корзинку на заднем сиденье. Мэри несколько недель не бывала в городе, и вид улиц ужаснул ее и расстроил.
— Что случилось, Питер, почему все в таком состоянии? Какая грязь, и пахнет отвратительно.
— Наверно, мусорщики больше не работают, — заметил он.
— Но как же можно было до этого довести? Почему они не работают? Забастовка, что ли?
— Просто все понемногу останавливается. Вот и я не работаю.
— Флот другое дело. Ты моряк. — Питер засмеялся. — Нет, я хочу сказать, ты на много месяцев уходишь в море, а потом получаешь отпуск. У мусорщиков другая служба. Они работают каждый день. По крайней мере так должно быть.
Питер больше ничего не мог ей разъяснить, и они поехали дальше, к большому магазину металлических изделий. Тут было очень мало посетителей и совсем мало продавцов. Холмсы оставили дочку в машине и прошли в отдел садовых инструментов, не сразу удалось разыскать продавца.
— Самоходные косилки? — переспросил он. — Они в соседнем зале, за аркой. Посмотрите, найдется ли для вас подходящая.
Они последовали его совету и выбрали маленькую, с захватом всего в двенадцать дюймов. Питер посмотрел на ярлык с ценой, подхватил косилку и направился к продавцу.
— Я возьму эту, — сказал он.
— Вот и ладно, — был ответ. — Хорошая косилочка. — Продавец желчно усмехнулся. — Прослужит вам всю жизнь.
— Сорок семь фунтов и десять центов, — сказал Питер.
— По мне, платите хоть апельсиновой коркой. Мы сегодня закрываемся.
Моряк отошел к столу выписывать чек. Мэри осталась, заговорила с продавцом:
— А почему вы закрываетесь? Разве люди больше ничего не покупают?
Он фыркнул.
— Отчего же — и приходят, и покупают. Только продавать-то почти нечего. Но я не собираюсь тут торчать до последнего, и другие служащие тоже. Мы это вчера порешили на собрании, а потом и управляющему так сказали. Осталось-то всего ничего, две недели. Нынче вечером администрация эту лавочку прикроет.
Подошел Питер, подал продавцу чек.
— Ладненько, — сказал тот. — Вот только получать по нему будет некому. В конторе народу никого не останется. Пожалуй, выдам я вам расписку, а то на будущий год потянут вас в суд за неуплату…
Он нацарапал расписку и повернулся к другому покупателю.
Мэри передернуло.
— Пойдем отсюда, Питер, поедем домой. В городе мерзко и запах ужасный.
— А хочешь, где-нибудь пообедаем? — Питер подумал, что ей приятно будет побывать в ресторане или в клубе.
Мэри покачала головой.
— Лучше сейчас же поедем домой, там и пообедаем.
Молча поехали они прочь, в свой маленький, светлый при морс кий-городок. Дома, в их скромном жилище на горе к Мэри отчасти вернулось душевное равновесие: все здесь до мелочей знакомое, привычное, здесь чистота, которой она, хозяйка, так гордится, и заботливо ухоженный садик, и так славно смотреть на просторную, чистую бухту. Здесь ты в безопасности.
Пообедали, и, закурив сигарету, прежде чем приняться за мытье посуды, Мэри сказала:
— Знаешь, наверно, мне никогда больше не захочется в Мельбурн.
Питер улыбнулся:
— Начинает отдавать свинарником, да?
— Просто мерзость! — вспылила Мэри. — Все закрыто, и грязь, и вонь. Как будто уже настал конец света.
— До конца света, знаешь ли, уже недалеко, — заметил Питер.
Мэри ответила не сразу:
— Знаю. Ты все время об этом твердишь. — Она подняла глаза, встретила взгляд мужа. — Скоро это будет?
— Примерно через две недели. Это ведь не то что щелкнет выключатель — и все. Люди заболевают, но, конечно, не все в один день. Некоторые выдерживают дольше других.
— Но под конец погибнут все? — тихо спросила Мэри. — Это никого не минует?
Питер кивнул.
— Под конец — никого.
— А большая разница между людьми? Когда кто заболевает?
Он покачал головой.
— Толком не знаю. Наверно, через три недели всех свалит.
— Через три недели от сегодняшнего дня или после того, как заболеет самый первый?
— Я имею в виду — после первого случая. Но точно не знаю. — Питер помолчал. — Возможно, сперва заболевают в легкой форме и поправляются. Но дней через десять, через две недели заболеешь опять.
— Значит, нельзя ручаться, что мы с тобой заболеем в одно время? Или Дженнифер? Любой из нас может заболеть в любую минуту?
Питер кивнул.
— Так оно и есть. Приходит твой час и надо его встретить. В сущности, мы же всегда это знали, только не думали об этом, потому что молоды. Могло же случиться, что Дженнифер умерла бы раньше нас с тобой или я — раньше тебя. В общем, это не ново.
— Да, пожалуй. Только я надеюсь, что мы все умрем в один день.
Питер взял ее за руку.
— Очень может быть. Но… нам повезет. — Он поцеловал жену. — Давай вымоем посуду. — Взгляд его упал на новую покупку. — А потом можно скосить траву на лужайке.
— Трава совсем мокрая, — грустно сказала Мэри. — Косилка заржавеет.
— А мы ее просушим у камина в гостиной. Я не дам ей заржаветь, — пообещал Питер.
Дуайт Тауэрс провел субботу и воскресенье у Дэвидсонов, и оба дня с утра и дотемна работал — мастерил ограду. За тяжелым физическим трудом легчало на душе, на время отпускало неизменное напряжение, но Дуайт заметил — хозяин глубоко озабочен. Кто-то ему рассказал, как упорно организм кролика сопротивляется радиации. Сами по себе кролики не очень его волновали, в Харкауэе, хвала хозяину, они почти не водились; но если эти пушистые грызуны меньше всех подвержены лучевой, болезни, спрашивается — а как насчет рогатого скота? Что-то будет с его, Дэвидсона, стадом?
И как-то вечером он поделился с американцем своей тревогой.
— Раньше я про это не думал, — сказал он. — Я думал, мои быки и коровы помрут, когда и мы. Но получается, вроде они протянут дольше. А насколько дольше, ни у кого узнать не могу. Похоже, ученые этого не выяснили. Сейчас-то, понятно, я даю своим и сено, и силос, в наших горах в обычные годы давать корм надо до конца сентября — примерно полкипы сена в день каждой корове. Я по опыту знаю, иначе нельзя содержать скотину в лучшем виде. А если людей на ферме никого не останется, тогда как же? Ума не приложу.
— Ну, а если сарай, где у вас сено, оставить открытым и пускай кормятся, когда захотят?
— Я уж думал про это, но скотине самой прессованную кипу не растрепать. А растреплет, так тут же затопчет и загубит. — Дэвидсон помолчал. — Я все гадал да прикидывал, нельзя ли какую-нибудь механику приспособить с часами да с проволокой под электрическим током… Но как ни верти, а пришлось бы оставить месячный запас сена без крыши, на выгоне, под дождем. Не знаю, что и делать.
Он поднялся.
— Давайте-ка налью вам виски.
— Спасибо, немножко. Задача, конечно, не из легких, — вернулся Тауэрс к разговору о сене. — И даже нельзя написать в газеты и узнать, может быть, кто-нибудь что-то и придумал.
Он пробыл у Дэвидсонов до утра вторника, потом вернулся в Уильямстаун. Несмотря на все старания боцмана и дежурного офицера, команда, что оставалась в порту, начала разлагаться. Два матроса не вернулись из отпуска, об одном говорили, будто он убит в уличной драке, но правда ли это — не доказано. Одиннадцать матросов вернулись из отпуска пьяными, надо их проучить, а капитан понятия не имел, какая тут возможна кара. Не пускать больше на берег, когда на борту людям делать нечего, а впереди всего-то недели две — разве не бессмыслица? Тауэрс решил подержать провинившихся на гауптвахте, пока они не протрезвеют, а сам он не подыщет какой-то выход; потом велел привести их и выстроить на юте.
— Придется вам выбирать, — сказал он. — Времени у всех в обрез, что у вас, что у меня. Сегодня вы состоите в экипаже подводной лодки Соединенных Штатов «Скорпион», а это — последнее годное к плаванию судно флота Соединенных Штатов. Либо оставайтесь в команде, либо с позором будете списаны с корабля.
И, выждав минуту, продолжал:
— Впредь всякий, кто явится из отпуска пьяный или с опозданием, на следующий день будет уволен. А когда я говорю «уволен», это значит — уволен в два счета и с позором. Я в два счета велю снять с вас форменную одежду, выставлю из порта в одних трусах, и тогда мерзните и пропадайте в Уильямстауне, воля ваша, флоту Соединенных Штатов больше нет до вас дела. Вы слышали — идите и подумайте. Разойдись!
Назавтра проштрафился только один матрос, Тауэрс выставил его из порта на произвол судьбы в одном белье. На этом подобного рода неприятности кончились.
Рано утром в пятницу со старшиной-водителем за рулем служебного «шевроле» он выехал из доков и отправился в город, к гаражам на Элизабет-стрит. Как он и думал, Джон Осборн уже орудовал там над своим «феррари»; машина стояла сверкающая, в полной исправности, явно готовая хоть сию минуту погнаться за победой.
— Я только заглянул мимоездом, — сказал Дуайт. — Хочу извиниться, завтра я не смогу посмотреть, как вы выиграете гонку. У меня назначено другое свидание, будем в горах удить форель.
Физик кивнул.
— Мойра мне сказала. Удачного вам лова. Завтра на гонках вряд ли будет много народу, только сами участники да врачи.
— А по-моему, зрители должны собраться, ведь это не рядовые гонки, а самые главные.
— Очень может быть, что для многих это последняя суббота, когда они еще здоровы. И они пожелают заняться чем-нибудь другим.
— А Питер Холмс приедет?
Джон Осборн покачал головой.
— Он весь день будет возделывать свой сад. — И докончил неуверенно: — В сущности, не надо бы мне встревать в эти гонки.
— Но ведь у вас нет сада.
Физик криво усмехнулся.
— Да, но у меня есть старуха мать, а у матери китайский мопс. До нее только сейчас дошло, что крошка Мин на несколько месяцев ее переживет, и теперь она в отчаянии: что же с ним будет… Проклятое время. Буду рад, когда все это кончится.
— Все еще предполагается — в последних числах месяца?
— Для большинства из нас еще раньше. — Он что-то пробормотал еле слышно, потом прибавил: — Помалкивайте об этом. Для меня — завтра.
— Надеюсь, вы ошибаетесь, — сказал американец. — Не прочь бы я посмотреть, как вы выиграете этот кубок.
Осборн с нежностью оглядел свою машину.
— Скорости ей хватает, — сказал он. — Она бы выиграла, будь у нее приличный водитель. Но я и есть слабое звено.
— Буду вас ругать, приносит удачу.
— Ладно. А вы мне привезите рыбки.
Тауэрс вышел из гаража, спрашивая себя, увидит ли он Джона Осборна еще раз. В машине сказал старшине-водителю:
— Теперь поезжайте в Харкауэй, на ферму мистера Дэвидсона, под Бервиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39