– Отец привёз лодку из Носса семь дней назад на упряжке локсов, – задумчиво сказал я. – До моего дня рождения она лежала на улице у дома. Это мог сделать кто угодно и когда угодно.
– А может, твой отец купил дырявую лодку? – предположил Каунтер.
– Да ладно вам! – завопил Триггер. – Здесь скучно. Пошли на речку!
По дороге мы высмотрели на заливном лугу небольшой пруд и бросили в воду остатки сушёного мяса, припасённые Триггером. Раздался слабый треск – и пруд мгновенно закристаллизовался.
– Не могу понять, как они это делают, – пробормотал Триггер, с восхищением взирая на сверкающую поверхность.
– Мистер Мак-Нейл говорит, это перенасыщенный водный раствор какой-то соли, – неуверенно сказал Каунтер. – Плотнее грума, но по виду не отличишь от простой воды. Мистер Мак-Нейл говорит, что ледяной дьявол ждёт, когда вода колыхнётся, и тогда выпускает из себя добавочное количество соли. А чтобы разморозить пруд, он писает или что-то вроде того.
Объяснение было прозаичным, но развлечение – захватывающим. Мы набросали на поверхность кристалла широкие листья водорослей, выловленных из реки. Игра состояла в том, чтобы с разбегу вспрыгнуть на лист и лихо доехать на нём до дальнего берега, оглашая округу восторженными воплями. Мы знали, что играем со смертью, но преимущество оставалось на нашей стороне… До поры.
Впрочем, нам было далеко до Дурочки Мэй, которая играет со смертью каждый день. Эта девушка родилась без наследственной памяти, что случается крайне редко. Предки никогда не будут направлять её, и всю жизнь она проживёт одинокой, ведь таким уродам не рекомендуется иметь детей.
Конечно, Мэй понемногу учится на собственном опыте, но она нередко допускает грубые практические и социальные ошибки. Когда врождённый изъян был выявлен, девушку отстранили от обычной женской работы. «Я ни за что не подпущу дефективную к своим посевам!» – раскричалась предводительница Ванда, и вскоре Дурочку Мэй назначили стригальщицей.
С религиозной точки зрения эта работа довольно ответственная; на деле же она проста и незамысловата, хотя и очень опасна. Предыдущую стригальщицу удушило анемоновое дерево, когда бедняжка срезала с него черенки для питомника. Хорошо, что эта женщина уже почти выполнила весеннюю норму, и у Дурочки Мэй было целое лето, чтобы выучиться ухаживать за молодыми деревцами: в День Благодарения, сразу после окончания грума, их высаживают в священном лесу.
Это случилось три года назад, а теперь Мэй уже шестнадцать. Девушка она красивая и, в общем, смышлёная, но по-прежнему склонна к нелепым высказываниям.
Надо погрузить все саженцы на телегу, – сказала она мне за день до паломничества в священный лес. – Тогда деревца не помнутся в дороге. А телегу можно прицепить к мотокару. И быстро, и хорошо, не правда ли? К тому же мы избавимся от неприятностей с анемонами. Они всегда вцепляются в тех, кто их несёт.
Неплохая идея, – сказал я вежливо, ведь Мэй очень хорошенькая, хотя и странная. – Но боюсь, сейчас неподходящее время.
А по-моему, самое подходящее. Паломничество начинается завтра, разве не так?
Пока я раздумывал, как отговорить её от очередной глупости, не обидев при этом, появился мой дядя Станс, и Мэй тут же закричала:
– Иам-Станс, у меня есть предложение!
Каждое предложение Мэй дядя Станс неизменно воспринимает как личное оскорбление.
– В чём дело? – грозно вопросил он. Дурочка пустилась объяснять. Станс густо побагровел и, не дослушав, рявкнул:
– Святотатство! Мы всегда носили деревца на руках и впредь будем носить! Неужто у тебя нет никакого понятия о традициях?
– Зато я понимаю деревья, – отрезала Мэй. – Половина саженцев погибнет прежде, чем процессия доберётся до леса. А если бы лорины не помогали нам с поливкой, побеги пропали бы все. Корни не могут так долго находиться на воздухе! Так или иначе, – быстро проговорила она, поскольку Станс снова открыл рот, – за посадки отвечает Ванда, а не ты.
– А за паломничество отвечаю я! И только я!
– Что ж, придётся поговорить с Вандой.
Похоже было, что дядя вот-вот взорвётся в самом прямом смысле слова, и я вступил в разговор:
– Разве мы не можем обсудить это дело спокойно, как подобает рассудительным стилкам?
– Тут нечего обсуждать! Мотокаром распоряжаюсь я, что бы там ни сказала Ванда. И я не допущу святотатства!
Но дяде Стансу не удалось внушить почтение Дурочке Мэй. Частично потому, что он предводитель мужчин и не имеет над ней власти. Частично потому, что Станс выглядел довольно нелепо, пыхтя, как мотокар, и яростно брызгая слюной.
– Козел-прародитель будет очень недоволен, – твёрдо сказала девушка.
– К Раксу Козла-прародителя! – взревел мой дядя прежде, чем успел осознать весь ужас своего богохульства. Затем он смертельно побледнел и бросил боязливый взгляд на небо, словно ожидая, что гром и молния без проволочки разразят его на этом самом месте.
Но кары не последовало.
Станс молча повернулся и ушёл, а мне досталась широкая улыбка Мэй.
– Не люблю, когда меня называют дурочкой. А так бы я только радовалась, что мои мозги не забиты всякой древней чепухой.
– Я не считаю тебя дурочкой, Мэй.
– Это хорошо, – сказала она серьёзно. – Потому что мне нужен друг, и лучше тебя не найти. Когда-нибудь ты станешь предводителем, Харди.
– Нет. Предводителем будет мой братец Триггер.
– Я не умею заглядывать в прошлое, но это помогает смотреть в будущее. Триггер ни на что не годен. Предводителем станешь ты.
Я поглядел вслед дяде Стансу, который вышагивал по дороге в ужасном гневе и растерянности. У нашей культуры столь глубокие корни в прошлом, что о будущем мы почти не задумываемся. Возможно, зря. А может статься, мы не найдём там ничего, кроме страха.
СТАНЦИЯ ДЕВОН
Настал День Благодарения, паломничество прошло своим чередом, и никто ничего не слышал о предложении Дурочки Мэй. Мы донесли её крошечные анемоны и чашечные деревца до священного леса и аккуратно высадили в почву. Количество молодых саженцев с лихвой перекрывало число погибших от старости деревьев. Кругом сновали ло-рины, обильно мочась на каждый саженец. Большие анемоны поджали щупальца и вели себя удивительно спокойно, как и обычно в этот праздничный день. Возможно, деревья каким-то образом понимают, что мы работаем на благо леса. А может, лорины оказывают на них то же умиротворяющее воздействие, что и на нас.
За Днём Благодарения приходит время уборки урожая, а после него – ненастье: тоскливый сезон увядания, бесконечных дождей, холодных туманов и вечно раздражённых старших. В такое время года нет ничего лучше горячего кирпича за пазухой, когда ты вынужден брести куда-то под ледяным дождём.
В ненастье, последовавшее за моим семнадцатилетием, мне, как племяннику предводителя, было разрешено присутствовать на собраниях взрослых жителей деревни. Отец не уставал напоминать мне об этом.
– Сегодня тебе непременно надо пойти, – сказал он однажды, засовывая под меховую одежду нагретый кирпич. – Пора набираться опыта. Кто знает, какое положение ты со временем займёшь в Иаме.
– Я стану советчиком предводителя, когда дядя Станс умрёт. Отец пронзил меня взглядом.
– Возможно, – сказал он наконец. – Но мы будем обсуждать проблему нехватки продуктов. И хотелось бы услышать мнение молодого человека.
– О Ракс, все ваши собрания такая скукотища. К тому же там будет Триггер, он и выскажется от лица молодёжи.
– Подумай как следует, Харди, – произнёс отец, задержавшись в дверях. – Ты что, доверяешь Триггеру говорить за себя?
Тут он попал в точку.
– Ладно, я приду попозже.
Собрание было назначено в пивном зале. Скоро они устанут от болтовни, подумал я, крепко ударят по пиву и приступят к распеванию развесёлых куплетов.
Я почти угадал, но только почти.
В зал набилось столько народу, что даже кружку к губам было трудно поднести. Вместо весёлых припевок певцы нестройно тянули заунывное. Прислушавшись, я разобрал слова: «Великий Фа, избави нас от зла…» Религиозный гимн в пивнушке? Воистину, в этом мире нет ничего святого!
Когда меланхолические голоса вывели последние дрожащие ноты, над публикой восстал дядя Станс, утвердившись на стойке бара.
– Мой добрый народ! – воскликнул он, картинно простирая руки. Гомон немедленно смолк, и в тишине раздался ехидный голос Ванды:
– Мужчины твой народ, Станс!
– Я выражаюсь фигурально. Могу и по-другому. Добрый народ Иама! – взревел он.
Это было впечатляющее зрелище. Дядя Станс – очень среднего роста, но умеет себя подать: спина прямая, грудь колесом, ноги слегка расставлены, подбородок упрямо вздёрнут, взгляд острый и проницательный. Вздумай мой старикан резво вскочить на стойку бара, он наверняка шарахнулся бы башкой о балку и свалился замертво. С дядей Стансом ничего подобного произойти не может, к сожалению.
– Давайте помолимся! – Властное лицо дяди внезапно приняло смиренное выражение.
Все присутствующие дружно склонили головы. Станс разразился замысловатой речью в духе единственной истины, где тёмные суеверия, подвергнутые уклончивой трактовке, плавно перетекают в прозрачные эвфемизмы. Не думаю, чтобы он верил в это сам: как бы я ни относился к дяде, Станс достаточно умён.
Сперва он обратился к Дроуву и Кареглазке (чисто легендарным персонажам) со страстным призывом немедля оседлать Великого Локса (наше светило Фа), дабы вырвать мир из цепких щупалец Ледяного Дьявола (мёртвой планеты Ракс) и благословить нас всех вечно сияющим светом (что сделало бы Иам невыносимо жарким местечком). Затем он воззвал к Рагине, королеве ледяных дьяволов (живущих в прудах), предлагая ей отказаться от своего легендарного любовника Ракса, а взамен навеки возлюбить Фа. Тут дядя Станс не преминул живописно обрисовать ошеломляющий сценарий, согласно которому Рагина взмывает в небо подобно земному шаттлу и, заключив коварного Ракса в могучие объятия, уносит его куда-нибудь подальше от Фа, где сия злополучная пара, по-видимому, должна образовать то, что мистер Мак-Нейл называет бинарной системой. Под конец мой дядя эффектно призвал Козла-прародителя тотчас же приступить к оплодотворению наших полей и нив… Слушатели были в полном восторге и показывали ему пальцами знак Великого Локса.
Окрылённый успехом дядя ловко спрыгнул со стойки и присоединился к нам с отцом.
– Ну как, недурная проповедь, Бруно?
– Сам хранитель храма не сказал бы лучше, – откликнулся отец. – Правда, насколько я помню, Козел-прародитель – специалист по плодовитости людей, а не растений.
Козел-прародитель – наша местная и гораздо более удобная версия земных Адама и Евы, поскольку нам не приходится размышлять над тем, кто его создал: он просто всегда был и есть! Честно говоря, мне трудно принять на веру существование этого персонажа, но мистер Мак-Нейл никогда над ним не смеётся. Иногда даже можно подумать, что он и впрямь верит в козлоподобного прародителя стилков, а ведь мистер Мак-Нейл землянин. Однажды я спросил у него, почему земные люди все ещё почитают богов, если так много знают. Мистер Мак-Нейл надолго задумался, и когда я уже предвкушал глубокое откровение, сказал: «Должно быть, ради забавы».
– Это символ плодородия и щедрости, – обиженно возразил дядя Станс.
– Мы помолились, и теперь всё будет в порядке? – невинно спросил отец.
– Сомневаюсь. – Реальность наконец возобладала, и Станс потух и постарел на глазах.
– Я пропустил начало, дядя, – сказал я. – Как там насчёт рационов?
– Я подумываю о визите на станцию Девон, Бруно, – дядя Станс, как обычно, проигнорировал меня. – До наступления стужи, если возможно.
– Расскажи ему о рационах, – напомнил отец, благослови его пресветлый Фа.
– С завтрашнего дня, – проговорил дядя нетерпеливо, глядя поверх моей головы, – каждому будет выдаваться полчашки зерна на день или же равноценное количество хлеба. Насчёт этого визита, Бруно… У меня большие надежды на то, что земляне окажут нам весомую помощь.
– Не лучше ли сперва поговорить с мистером Мак-Нейлом?
– Ты так думаешь?
– Таковы правила, Станс, – вполголоса заметил отец.
Мой старикан всегда спасает дядю Станса от дипломатических промахов, которые, правда, случаются с ним довольно редко и никогда на публике. Интересно всё-таки, не был ли мой дядя в детстве таким же идиотом, как его сыночек Триггер?
– Мы проконсультируемся с мистером Мак-Нейлом! – приосанившись, громко объявил дядя Станс. Он снова выглядел помпезно и доминировал над всем окружением, невзирая на статную фигуру стоящего рядом отца. И все окружающие дружно выразили одобрение: Станс всегда прав, уж он-то знает, как следует поступать.
Я посмотрел на отца, мой старикан ухмыльнулся.
Солнце Фа казалось маленьким оранжевым глазком на блеклом небе и совсем не давало тепла. Мы все сгрудились в заднем конце кабины, поближе к топке: отец, дядя Станс, Ванда, Триггер и я. Дядя сидел за румпелем и делал всё возможное, чтобы тяжёлые железные колёса не пропустили ни единого ухаба и выбоины носской дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32