И вместе с тем, если его решение, как подброшенная монета, упадет не на «орла», а на «решку», исполнитель роли «святого» с легкостью превратится в козла отпущения, в жертву, которая будет брошена на кровавый алтарь богини судьбы… Но… если человек, прекрасно сознавая все это, все же становится на такой путь, он уже властелин…
Премьер считал себя самым обыкновенным человеком. Его расчеты всегда были строги, точны и рациональны. Про себя он даже гордился этим. Когда он только ступил на политическую арену, ему казалось, что время политических деятелей эпохи Мэйдзи, умевших широко мыслить и далеко видеть, прошло. Он считал, что политикой можно управлять — так же как и предприятием — рационально, на основании строгих и точных данных при соответствующей их обработке, и публично распространялся на эту тему. Но когда он, к собственному удивлению, выдвинулся — победил на выборах старейшину правящей партии и сам стал ее главой, а затем и премьером, — то, еще не успев воспринять свое выдвижение как реальность, вдруг осознал особые свои способности, которые, по его мнению, не делали ему чести. Свои называли его «неустрашимым и отважным», политические противники — «холодным, жестоким, расчетливым». Однако массы начали испытывать к нему доверие с некоторой примесью почтительного страха. Окружающие — исподволь, потихоньку — навязали ему роль бессердечного «вершителя судеб», на которую другие были не способны, и он наконец это понял. К тому же интуиция редко его подводила, его решения в большинстве случаев оказывались правильными, а если порой он и ошибался, то не терял удивительного хладнокровия и не колебался, как прочие, и в результате выходил из сложных ситуаций с минимальными потерями. А иногда даже умел превратить поражение в победу. Ему самому нередко казалось, что он вовсе не «неустрашимый и отважный», а просто-напросто лишенный некоторых эмоций, например чувства страха, человек. Но дело было, конечно, не только в этом. У него было своего рода духовное обаяние, привлекавшее людей и в сочетании с его недюжинным бесстрашием создававшее вокруг него ореол таинственности.
Пожалуй, он сам никогда особенно не стремился к власти и очутился на своем высоком посту не потому, что добивался этого, а потому, что незаметно для себя был выдвинут другими. Во всяком случае, такое ощущение не покидало его в течение двух сроков. В определенном смысле это был путь «жертвы». Он сам не понимал, отчего все произошло. Возможно, причиной этому были гены, возможно, воспитание. Он знал, что его кандидатуру выдвинул и оказывал ей закулисную поддержку тот самый старик, однако не придавал этому особого значения. Конечно, он не игнорировал старика — и ездил к нему, и слушал его рассказы о былом, и беседовал с ним об искусстве, однако вовсе не считал себя его подопечным. Уж очень далек был мир старика от того мира, в котором он ежедневно принимал решения. Эти миры находились как бы в разных измерениях, и не верилось, что они могут как-либо влиять друг на друга… Биография премьера была очень скромной. В решении государственных проблем он действовал с крайней осторожностью, словно шел по вновь построенному мосту и, прежде чем сделать шаг, простукивал его молотком, проверяя на прочность. В политической истории страны он был на редкость неприметным канцлером. Правда, он разрешил несколько труднейших проблем и с честью вышел из нескольких кризисов, по сам не придавал этому особого значения. Япония — мирная и спокойная страна, думалось ему, и следовательно, его политическая биография должна завершиться мирно и спокойно.
Но сейчас положение внезапно изменилось. Громадных масштабов землетрясение, исковеркавшее столицу и прилегающие к пей районы, было не только стихийным, но и политическим бедствием. Однако с ним еще можно было бы справиться, если бы не это нечто, угрожающее будущему даже не страны, а земли, на которой эта страна находится. Если это действительно произойдет, перед Японией и ее руководителями встанет еще не виданная в истории государств политическая проблема.
Может физически исчезнуть огромная по численности населения экономически мощная страна, страна с многовековой историей и культурой… Были ли в мировой истории подобные случаи? Перед кем из политических деятелей стояла подобная проблема?
Возможно, ему это окажется не по плечу… Премьер смотрел в пустоту, медленно покачивая рюмку с коньяком. Достанет ли у него сил?.. Конечно, он не будет сидеть сложа руки. Но сумеет ли он довести дело до конца?.. Или где-нибудь по пути, по ходу событий, попросит личность более сильную взять на себя его полномочия?..
А есть ли такой человек?
Ни одна кандидатура не приходила на ум… Вот разве что лидер малочисленной оппозиционной партии — он постепенно добивается все большего влияния. Этот человек, проведший годы войны в тюрьме, в послевоенное время сумел укрепить партию, преодолев тяжелейшую внутрипартийную борьбу, выстояв под ударами и правого, и левого крыла. Но что он такое на самом деле? В нем есть нечто непонятное… Да, так сразу никого не назовешь, подумал премьер, опустошая рюмку. Возможно, когда положение еще более усложнится, усилятся волнения, кто-нибудь выплывет на арену. Но во всех случаях пока исполнять роль «вершителя судеб» придется ему… А это значит — цепь мучительных, жестоких решений.
Премьер продолжал размышлять. Как странно, он совсем не испытывает «героического» подъема. Да у него и нет желания стать героем. Просто ему ничего больше не остается, как играть эту роль. Сейчас вопрос даже не в том, сумеет ли он исполнить ее. Пока что «рок» заставляет именно его, нынешнего премьера, нести это бремя… Как и все политические деятели Японии, он был убежден, что дела не «творят», а «творятся», хотя об этом никто не говорит вслух… И «воля», и «усилия» занимают незначительное место в гигантской игре судьбы, особенно в тех случаях, когда надвигаются события, которых предотвратить нельзя…
Премьер был убежден, что смелость — величина непостоянная и необходима лишь для того, чтобы не ошибиться. Надо выкроить время и поехать дня на два куда-нибудь в тихое место, посидеть в позе «дзэн», подумал премьер, разглядывая пустую рюмку. Да… и со стариком надо встретиться…
2
Второе большое землетрясение Канто — в народе его стали называть Большим токийским землетрясением — некоторое время находилось в центре внимания мировой общественности. Стихийное бедствие, разрушившее почти мгновенно большую половину предельно модернизированной столицы с самой высокой численностью и плотностью населения в мире, уже само по себе явилось сенсацией. Некая западная газета поместила статью под трагически броским заголовком: «Токио превращен во вторую Хиросиму».
Специалисты обсуждали вопрос, какую опасность представляет собой суперсовременный, чудовищно разбухший город, хотя случившееся бедствие считалось «сугубо японским». Весь мир содрогнулся, узнав об огромном числе жертв.
Со всех концов света в адрес японского правительства посыпались телеграммы с выражением сочувствия. Американские газеты и телеграфные агентства, пристрастные ко всякого рода «помощи», начали кампанию за оказание помощи Японии «в любом виде». Японцам, проживающим за границей, каждодневно приходилось выслушивать слова соболезнования, среди которых порой проскальзывало и откровенное злорадство. Шли дни, и сочувствие сменилось любопытством: что станет с Японией теперь, какое влияние может оказать это великое бедствие на будущее страны? Вот что интересовало теперь мировую общественность.
Япония не сходила с уст. Не сходила с уст эта единственная на Дальнем Востоке страна, которая преуспела в модернизации своего хозяйства, победила в двух войнах, а будучи раздавленной в мировой войне, так быстро восстановила свою экономику, что достигла третьего места в мире по национальному валовому производству. Всеобщее внимание привлекала эта неумеренно работающая, неумеренно производящая, оказывающая влияние на мировую экономику, в общем какая-то уж слишком «назойливая» страна… Находились и такие, кто не без удовольствия принял сообщение о постигшем ее бедствии. Одна английская газета так прямо и написала: «Сами виноваты, что довели до этого».
И еще:
«Япония, продолжая развитие своей экономики в стиле „камикадзе“ и в традициях „харакири“, другими словами, игнорируя человека и совершенно не уважая человеческую жизнь, создала гигантский, безумный, противный человеческой природе, подобный военному кораблю город и, надеясь на „банзай“, пошла в атаку на мировой рынок. Однако авантюра кончилась крахом и привела к многочисленным жертвам. То же самое некогда случилось с огромным дредноутом „Ямато“, который, игнорируя военную тактику, действовал без воздушного прикрытия истребителей. Национальный характер и после совершения ошибок не меняется. Япония и в двадцатом веке без конца повторяет свои „типовые“ ошибки — от осады русских крепостей во время русско-японской войны и до сегодняшнего дня. По-видимому, потребуется еще немало лет и много ошибок, прежде чем Япония сделает вывод из этого весьма болезненного урока».
Тем не менее внешне весь мир сочувствовал Японии. В фонд пострадавших поступали вещи и деньги. Америка заявила о безвозмездном предоставлении двух тысяч разборных домов и медикаментов, Советский Союз — пассажирского теплохода водоизмещением в двадцать тысяч тонн, который мог служить временным жилищем для лишившихся крова.
Правительство сделало срочный заказ японским и заграничным фирмам на пятнадцать тысяч разборных и пять тысяч переносных домов. Дело шло к зиме, необходимо было обеспечить жильем всех, кто оказался на улице. На складах насчитывалось три тысячи так называемых «капсульных домиков», месячное производство которых еще не превосходило семисот-восьмисот единиц. К сожалению, более половины предприятий, производивших эти дома, погибло в Канто. Но в Америке, Канаде и Европе такие дома изготовлялись по японскому патенту. Там оказалось пять тысяч уже готовых домов. Срочно был заключен договор на их закупку. Хотя разборные и капсульные дома уже стали предметом международной торговли, в таких размерах они импортировались впервые.
Одновременно Япония начала закупать подержанные пассажирские суда. Несколько десятков таких судов были приобретены по объявленной цене в Бразилии, Австралии и Скандинавских странах. Суда покупались независимо от стоимости. Ажиотаж был настолько велик, что резко поднялись в цене акции корабельных компаний.
Когда аэропорт Нарита, пострадавший намного меньше аэропорта Ханэда, через два дня после землетрясения был восстановлен, в Японию началось паломничество финансистов и промышленников, которые хотели собственными глазами оценить последствия катастрофы. Роль Японии в мировой экономике, особенно в экономике Дальнего Востока, в последнее время уже нельзя было игнорировать. Сейчас положение несколько изменилось. Огромный ущерб, нанесенный политическому и экономическому центру страны, в дальнейшем мог повлиять на экономические связи с ней.
Среди прибывших иностранцев были два неприметных человека. Оба высокие, с портфелями «дипломат», в скромных, на все сезоны плащах, надвинутых на глаза шляпах и солнечных очках. Они ничем не отличались от бизнесменов. Но на машине «линкольн-континенталь», в которую они уселись вместе с встречавшими их тремя востроглазыми молодыми людьми, был дипломатический номер.
«Линкольн» двинулся по забитому шоссе Токио — Тиба, посередине его круто свернул на север, в районе Адати проехал по временному мосту и в районе Тиода, пострадавшему сравнительно мало, проскользнул во двор одного посольства. На поездку ушло около полутора часов, а еще через десять минут эти двое уже беседовали с послом и секретарем посольства в одной из дальних комнат особняка.
— В общем нужно досконально изучить, какое влияние окажет Токийское землетрясение на дальнейшее развитие Японии… — повелительным тоном говорил немолодой мужчина с залысинами, обращаясь к послу. — Разумеется, в пашем департаменте этим уже занимается специальная группа, но для более тщательного изучения я хочу оставить здесь на некоторое время одного из наиболее способных ее сотрудников…
Он указал на сопровождавшего его блондина лет тридцати.
— Конечно, ущерб достаточно велик, — сказал посол, разливая вино из стоявшего на каминной доске графинчика. — Пить будешь? Токай… Но Япония — экономически мощная страна. Она быстро оправится. Возможно, это даже послужит своего рода стимулом для дальнейшего развития.
— Однако после прошлогоднего Кансайского землетрясения прошло слишком мало времени… — сказал немолодой мужчина, взяв поданный послом бокал. — И тогда было локальное землетрясение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Премьер считал себя самым обыкновенным человеком. Его расчеты всегда были строги, точны и рациональны. Про себя он даже гордился этим. Когда он только ступил на политическую арену, ему казалось, что время политических деятелей эпохи Мэйдзи, умевших широко мыслить и далеко видеть, прошло. Он считал, что политикой можно управлять — так же как и предприятием — рационально, на основании строгих и точных данных при соответствующей их обработке, и публично распространялся на эту тему. Но когда он, к собственному удивлению, выдвинулся — победил на выборах старейшину правящей партии и сам стал ее главой, а затем и премьером, — то, еще не успев воспринять свое выдвижение как реальность, вдруг осознал особые свои способности, которые, по его мнению, не делали ему чести. Свои называли его «неустрашимым и отважным», политические противники — «холодным, жестоким, расчетливым». Однако массы начали испытывать к нему доверие с некоторой примесью почтительного страха. Окружающие — исподволь, потихоньку — навязали ему роль бессердечного «вершителя судеб», на которую другие были не способны, и он наконец это понял. К тому же интуиция редко его подводила, его решения в большинстве случаев оказывались правильными, а если порой он и ошибался, то не терял удивительного хладнокровия и не колебался, как прочие, и в результате выходил из сложных ситуаций с минимальными потерями. А иногда даже умел превратить поражение в победу. Ему самому нередко казалось, что он вовсе не «неустрашимый и отважный», а просто-напросто лишенный некоторых эмоций, например чувства страха, человек. Но дело было, конечно, не только в этом. У него было своего рода духовное обаяние, привлекавшее людей и в сочетании с его недюжинным бесстрашием создававшее вокруг него ореол таинственности.
Пожалуй, он сам никогда особенно не стремился к власти и очутился на своем высоком посту не потому, что добивался этого, а потому, что незаметно для себя был выдвинут другими. Во всяком случае, такое ощущение не покидало его в течение двух сроков. В определенном смысле это был путь «жертвы». Он сам не понимал, отчего все произошло. Возможно, причиной этому были гены, возможно, воспитание. Он знал, что его кандидатуру выдвинул и оказывал ей закулисную поддержку тот самый старик, однако не придавал этому особого значения. Конечно, он не игнорировал старика — и ездил к нему, и слушал его рассказы о былом, и беседовал с ним об искусстве, однако вовсе не считал себя его подопечным. Уж очень далек был мир старика от того мира, в котором он ежедневно принимал решения. Эти миры находились как бы в разных измерениях, и не верилось, что они могут как-либо влиять друг на друга… Биография премьера была очень скромной. В решении государственных проблем он действовал с крайней осторожностью, словно шел по вновь построенному мосту и, прежде чем сделать шаг, простукивал его молотком, проверяя на прочность. В политической истории страны он был на редкость неприметным канцлером. Правда, он разрешил несколько труднейших проблем и с честью вышел из нескольких кризисов, по сам не придавал этому особого значения. Япония — мирная и спокойная страна, думалось ему, и следовательно, его политическая биография должна завершиться мирно и спокойно.
Но сейчас положение внезапно изменилось. Громадных масштабов землетрясение, исковеркавшее столицу и прилегающие к пей районы, было не только стихийным, но и политическим бедствием. Однако с ним еще можно было бы справиться, если бы не это нечто, угрожающее будущему даже не страны, а земли, на которой эта страна находится. Если это действительно произойдет, перед Японией и ее руководителями встанет еще не виданная в истории государств политическая проблема.
Может физически исчезнуть огромная по численности населения экономически мощная страна, страна с многовековой историей и культурой… Были ли в мировой истории подобные случаи? Перед кем из политических деятелей стояла подобная проблема?
Возможно, ему это окажется не по плечу… Премьер смотрел в пустоту, медленно покачивая рюмку с коньяком. Достанет ли у него сил?.. Конечно, он не будет сидеть сложа руки. Но сумеет ли он довести дело до конца?.. Или где-нибудь по пути, по ходу событий, попросит личность более сильную взять на себя его полномочия?..
А есть ли такой человек?
Ни одна кандидатура не приходила на ум… Вот разве что лидер малочисленной оппозиционной партии — он постепенно добивается все большего влияния. Этот человек, проведший годы войны в тюрьме, в послевоенное время сумел укрепить партию, преодолев тяжелейшую внутрипартийную борьбу, выстояв под ударами и правого, и левого крыла. Но что он такое на самом деле? В нем есть нечто непонятное… Да, так сразу никого не назовешь, подумал премьер, опустошая рюмку. Возможно, когда положение еще более усложнится, усилятся волнения, кто-нибудь выплывет на арену. Но во всех случаях пока исполнять роль «вершителя судеб» придется ему… А это значит — цепь мучительных, жестоких решений.
Премьер продолжал размышлять. Как странно, он совсем не испытывает «героического» подъема. Да у него и нет желания стать героем. Просто ему ничего больше не остается, как играть эту роль. Сейчас вопрос даже не в том, сумеет ли он исполнить ее. Пока что «рок» заставляет именно его, нынешнего премьера, нести это бремя… Как и все политические деятели Японии, он был убежден, что дела не «творят», а «творятся», хотя об этом никто не говорит вслух… И «воля», и «усилия» занимают незначительное место в гигантской игре судьбы, особенно в тех случаях, когда надвигаются события, которых предотвратить нельзя…
Премьер был убежден, что смелость — величина непостоянная и необходима лишь для того, чтобы не ошибиться. Надо выкроить время и поехать дня на два куда-нибудь в тихое место, посидеть в позе «дзэн», подумал премьер, разглядывая пустую рюмку. Да… и со стариком надо встретиться…
2
Второе большое землетрясение Канто — в народе его стали называть Большим токийским землетрясением — некоторое время находилось в центре внимания мировой общественности. Стихийное бедствие, разрушившее почти мгновенно большую половину предельно модернизированной столицы с самой высокой численностью и плотностью населения в мире, уже само по себе явилось сенсацией. Некая западная газета поместила статью под трагически броским заголовком: «Токио превращен во вторую Хиросиму».
Специалисты обсуждали вопрос, какую опасность представляет собой суперсовременный, чудовищно разбухший город, хотя случившееся бедствие считалось «сугубо японским». Весь мир содрогнулся, узнав об огромном числе жертв.
Со всех концов света в адрес японского правительства посыпались телеграммы с выражением сочувствия. Американские газеты и телеграфные агентства, пристрастные ко всякого рода «помощи», начали кампанию за оказание помощи Японии «в любом виде». Японцам, проживающим за границей, каждодневно приходилось выслушивать слова соболезнования, среди которых порой проскальзывало и откровенное злорадство. Шли дни, и сочувствие сменилось любопытством: что станет с Японией теперь, какое влияние может оказать это великое бедствие на будущее страны? Вот что интересовало теперь мировую общественность.
Япония не сходила с уст. Не сходила с уст эта единственная на Дальнем Востоке страна, которая преуспела в модернизации своего хозяйства, победила в двух войнах, а будучи раздавленной в мировой войне, так быстро восстановила свою экономику, что достигла третьего места в мире по национальному валовому производству. Всеобщее внимание привлекала эта неумеренно работающая, неумеренно производящая, оказывающая влияние на мировую экономику, в общем какая-то уж слишком «назойливая» страна… Находились и такие, кто не без удовольствия принял сообщение о постигшем ее бедствии. Одна английская газета так прямо и написала: «Сами виноваты, что довели до этого».
И еще:
«Япония, продолжая развитие своей экономики в стиле „камикадзе“ и в традициях „харакири“, другими словами, игнорируя человека и совершенно не уважая человеческую жизнь, создала гигантский, безумный, противный человеческой природе, подобный военному кораблю город и, надеясь на „банзай“, пошла в атаку на мировой рынок. Однако авантюра кончилась крахом и привела к многочисленным жертвам. То же самое некогда случилось с огромным дредноутом „Ямато“, который, игнорируя военную тактику, действовал без воздушного прикрытия истребителей. Национальный характер и после совершения ошибок не меняется. Япония и в двадцатом веке без конца повторяет свои „типовые“ ошибки — от осады русских крепостей во время русско-японской войны и до сегодняшнего дня. По-видимому, потребуется еще немало лет и много ошибок, прежде чем Япония сделает вывод из этого весьма болезненного урока».
Тем не менее внешне весь мир сочувствовал Японии. В фонд пострадавших поступали вещи и деньги. Америка заявила о безвозмездном предоставлении двух тысяч разборных домов и медикаментов, Советский Союз — пассажирского теплохода водоизмещением в двадцать тысяч тонн, который мог служить временным жилищем для лишившихся крова.
Правительство сделало срочный заказ японским и заграничным фирмам на пятнадцать тысяч разборных и пять тысяч переносных домов. Дело шло к зиме, необходимо было обеспечить жильем всех, кто оказался на улице. На складах насчитывалось три тысячи так называемых «капсульных домиков», месячное производство которых еще не превосходило семисот-восьмисот единиц. К сожалению, более половины предприятий, производивших эти дома, погибло в Канто. Но в Америке, Канаде и Европе такие дома изготовлялись по японскому патенту. Там оказалось пять тысяч уже готовых домов. Срочно был заключен договор на их закупку. Хотя разборные и капсульные дома уже стали предметом международной торговли, в таких размерах они импортировались впервые.
Одновременно Япония начала закупать подержанные пассажирские суда. Несколько десятков таких судов были приобретены по объявленной цене в Бразилии, Австралии и Скандинавских странах. Суда покупались независимо от стоимости. Ажиотаж был настолько велик, что резко поднялись в цене акции корабельных компаний.
Когда аэропорт Нарита, пострадавший намного меньше аэропорта Ханэда, через два дня после землетрясения был восстановлен, в Японию началось паломничество финансистов и промышленников, которые хотели собственными глазами оценить последствия катастрофы. Роль Японии в мировой экономике, особенно в экономике Дальнего Востока, в последнее время уже нельзя было игнорировать. Сейчас положение несколько изменилось. Огромный ущерб, нанесенный политическому и экономическому центру страны, в дальнейшем мог повлиять на экономические связи с ней.
Среди прибывших иностранцев были два неприметных человека. Оба высокие, с портфелями «дипломат», в скромных, на все сезоны плащах, надвинутых на глаза шляпах и солнечных очках. Они ничем не отличались от бизнесменов. Но на машине «линкольн-континенталь», в которую они уселись вместе с встречавшими их тремя востроглазыми молодыми людьми, был дипломатический номер.
«Линкольн» двинулся по забитому шоссе Токио — Тиба, посередине его круто свернул на север, в районе Адати проехал по временному мосту и в районе Тиода, пострадавшему сравнительно мало, проскользнул во двор одного посольства. На поездку ушло около полутора часов, а еще через десять минут эти двое уже беседовали с послом и секретарем посольства в одной из дальних комнат особняка.
— В общем нужно досконально изучить, какое влияние окажет Токийское землетрясение на дальнейшее развитие Японии… — повелительным тоном говорил немолодой мужчина с залысинами, обращаясь к послу. — Разумеется, в пашем департаменте этим уже занимается специальная группа, но для более тщательного изучения я хочу оставить здесь на некоторое время одного из наиболее способных ее сотрудников…
Он указал на сопровождавшего его блондина лет тридцати.
— Конечно, ущерб достаточно велик, — сказал посол, разливая вино из стоявшего на каминной доске графинчика. — Пить будешь? Токай… Но Япония — экономически мощная страна. Она быстро оправится. Возможно, это даже послужит своего рода стимулом для дальнейшего развития.
— Однако после прошлогоднего Кансайского землетрясения прошло слишком мало времени… — сказал немолодой мужчина, взяв поданный послом бокал. — И тогда было локальное землетрясение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78