Несмотря на почти дружеский тон вопроса, Махала взорвалась.
— Я верю только в волю женщин Изиды, — зло ответила она. Ванайя опустила голову.
— Но ведь не все женщины думают о том же, о чем мы с тобой. Некоторые жительницы Изиды не приучены и не могут даже принять на себя ответственность за свою судьбу. Их всю жизнь учили, что за них думаем мы. Тебе не кажется, что такое ответственное дело, как выборы Верховного Матриарха и определение своей жизни, еще рано доверять им? Да они просто могут и не захотеть делать этого. Нет, я не соглашусь с твоим предложением до тех пор, пока не уверюсь в том, что они готовы решать свою судьбу сами.
Одна из старейшин заметила:
— Мы можем сидеть здесь долго. Однако время не ждет. Ну, совет старейшин, каково будет ваше решение? До сих пор мы руководствовались нашими обычаями и традициями. Если продолжать делать так и дальше, нам следует признать Верховным Матриархом Ванайю. Я еще не закончила, — оборвала она бросившуюся протестовать Махалу. — Но и в словах Махалы есть доля истины. За ней стоят все образованные женщины Изиды, которые считают, что нашим традициям уже не стоит доверять. Они правы, поскольку обычаи и традиции превращаются в мусор, если им следуют одни только старухи. На носу у нас праздник, и город переполнен мужчинами. Женщины готовятся к посещению берега моря, а мы тут бьемся над нашими проблемами. Нам нужно немедленно выбрать приемную мать для наших женщин и мужчин. Назначить Верховным Матриархом Ванайю мы не можем, против этого будет выступать Махала. Давайте сначала решим так. Отныне ни кольцо, ни накидка, — она пошла в зал, подняла их и, вернувшись к столу, положила к себе на колени, — не будут являться основанием для определения Верховного Матриарха. Признать Махалу Верховным Матриархом мы тоже не можем, нам следует считаться и с мнением Ванайи. Она, как мне кажется, не даст клятву верности Махале.
Ванайя отрицательно покачала головой. Цендри показалось, что она ответила с явным сожалением.
— Я не могу подчиниться решению, идущему вразрез с моим пониманием этической базы Матриархата. — Она медленно обвела взглядом лица женщин совета старейшин. — Я соглашусь только с таким решением, которое каждая из вас примет с удовлетворением. Насилие над личностью и ее совестью я считаю недопустимым.
Махала облизнулась, совсем как кошка, и ласково сказала:
— Правильно, давайте все бросим и объявим борьбу за ненасилие над совестью, а в это время подойдет праздник. Вы что, собираетесь оставить народ без Верховного Матриарха? А кто будет решать текущие дела? Кто будет заниматься торговлей с Сообществом? Кому вы поручите десятки и сотни мелких дел, заботу о городе, вопросы строительства?
Подобные споры Цендри слышала уже неоднократно. Слышала она и аналогичные аргументы. Все сторонники правления большинства рано или поздно затевали этот разговор. К чему склоняться, к тирании или анархии? Что важнее, эффективность или внутренняя свобода личности? Многовековая борьба между целесообразностью и свободой заставила многие общества пойти по пути частичной демократизации, сторонникам тирании приходилось терпеть некоторую свободу общества, анархисты смирялись с целесообразностью. В конце концов, каждая форма правления имеет свои положительные стороны.
В Сообществе проходили перемены, менялись правительства и методы правления. «Кажется, — думала Цендри, — что и Матриархат, незыблемо стоявший столько лет, меняется в сторону целесообразности. Или пока меняется только Махала и ее сторонницы?»
— Я не думаю, что торговля и производство сильно пострадают за две недели. Мы торгуем с Сообществом уже веками и будем торговать и через год, и через два. Не стоит принимать скороспелые решения по такому серьезному вопросу, как выбор Верховного Матриарха. Подождем, пока улягутся все страсти, и вернемся к этому позже. А пока мы с моей сестрой Махалой будем исполнять обязанности так, как мы и делали до сего дня.
— Но как же праздник? — взволнованно спросила одна из старейшин. — Не хочешь ли ты сказать, что наши мужчины останутся без дарительницы жизни?
— Поскольку сестра Махала считает нашу веру предрассудком, — ответила Ванайя, — она, надеюсь, не будет против того, чтобы я освятила праздник?
Махала пренебрежительно пожала плечами.
— Вот уж чем мне совершенно не хочется заниматься, — сказала она. — Скажу больше. Если титул Верховного Матриарха достанется мне, я тут же назначу Верховную Жрицу, и она будет заниматься всей религиозной чушью. Я же целиком посвящу себя делам государственным. Нисколько не возражаю, если моя сестра пока возьмет на себя этот труд.
Голос Ванайи был тих и спокоен.
— Именно поэтому я никогда не соглашусь утвердить тебя Верховным Матриархом. Ты разграничиваешь материальную жизнь и духовную и совершаешь большую ошибку, сестра моя. Но поскольку я абсолютно уверена в том, что женщины Изиды признают Верховным Матриархом именно меня, я беру на себя обязанности жрицы на время праздника. Старейшины, вы согласны?
Одна за другой женщины выражали свое согласие с Ванайей. Вдруг одна из них сказала:
— Это все прекрасно, мы с вами знаем, что Верховный Матриарх не избран, а что будет с народом? Не получится ли так, что появление Ванайи на празднике будет расценено как назначение ее Верховным Матриархом? Ведь народ ничего не знает, он будет уверен в том, что Ванайя законно избрана, а это лишит Махалу ее права требовать титула Верховного Матриарха.
— Хорошо, — неохотно ответила Ванайя, — я объявлю себя народу не Верховным Матриархом, а Проматриархом.
— Я просто поражаюсь тебе, — рассмеялась Махала. — Неужели ты думаешь, что нашим женщинам и пришедшим на праздник мужчинам нужны твои священнодействия и пляски вокруг святых мест? Ты не хуже меня знаешь, что им всем надо. Я все-таки доживу до того дня, когда наши обряды и церемонии лишатся всей этой религиозной чепухи, которую ты вокруг них нагородила, и станут просто общественно полезными действиями.
— Такими же, как и в мужских мирах?
Махала заливисто рассмеялась.
— В отличие от тебя, Ванайя, я нисколько не верю, что мужские миры Сообщества обладают монополией на здравый смысл. Не верю я и в то, что наши женщины не способны быть такими же практичными, как и мужчины Сообщества.
Собравшись покинуть зал, Ванайя встала, подошла к Махале и положила ей руки на плечи.
— Но что останется, сестра моя, после того, когда произойдет то, о чем ты говоришь. Чем мы будем отличаться от миров, где властвуют мужчины, когда мы лишим наше общество всего, что, по твоему мнению, не имеет практического и социального смысла? И что будет тогда с нами и с Матриархатом? Ответь мне, Махала, что?
Махала молчала, удивленно моргая глазами. Ванайя опустила руки, повернулась и вышла, оставив свою соперницу недоуменно глядеть ей вслед.
11
Весь долгий день на Изиде проходили праздничные церемонии. С утра Цендри отправилась в зал дома Верховного Матриарха и смотрела, как женщины украшают цветами зал и восковые фигуры Верховных Матриархов. Она бродила по городу и впервые за все время пребывания на Изиде видела оживленные толпы мужчин. Чем меньше времени оставалось до вечера, тем больше росло всеобщее возбуждение и радость.
Цендри ходила с большой опаской. За воротник накидки она спрятала крошечный диктофон и записывала все, что слышала вокруг. Она очень жалела, что нельзя показаться с головидеокамерой и снять фильм. Но не всегда городские картинки радовали Цендри. Неоднократно она замечала, как мужчины обменивались уже известными ей знаками и о чем-то шептались. Иногда она вполне отчетливо слышала знакомый ей пароль «мы родились без цепей» и тут же вздрагивала. Ее поражало, что никого, кроме нее, поведение мужчин, видимо, не интересовало. Женщины не обращали на них никакого внимания.
Незадолго до наступления вечера Цендри вернулась в дом Проматриарха и зашла на пару минут к Миранде.
— Ты собираешься пойти на праздник? — спросила Миранда. Цендри утвердительно кивнула. — Я так и думала. Вспомни меня, когда мужчины будут ловить копьями рыбу. Мне так неудобно, из-за меня акушерка не сможет пойти на праздник. — Миранда вздохнула. — Она говорит, что роды у меня могут начаться в любую минуту. Когда же наконец это случится? Я думала, что к празднику у меня уже появится малышка.
— Ты будешь одна? — спросила Цендри. — С акушеркой? Если хочешь, я не пойду на праздник и составлю тебе компанию.
— Нет, не нужно. — Миранда улыбнулась. — У нас будет праздничный обед. И я буду не одна, останутся дети, которым еще рано идти на праздник. Маре и другие женщины-нашей-милостью тоже будут здесь. Скучать мне не придется, не волнуйся. — Она помолчала. — Ру обещал, что сядет рядом со мной. Как хорошо, Цендри, что мне есть кому рассказать о моих чувствах. Ведь ты не считаешь меня сумасшедшей?
Ничего не ответив, Цендри пожала руку Миранды. Ее признание не только не удивляло ее, оно было вполне естественным. Ненормальным оно считалось здесь, где желание быть с мужчиной, а не с женщиной рассматривалось как умопомешательство. Но сегодня Цендри наконец сможет выяснить, каковы на самом деле взаимоотношения между мужчинами и женщинами и что скрывается за ритуалом с интригующим названием «посещение берега моря». Краем уха Цендри слышала сегодня проповедь, которую читала одна из жриц у дома Верховного Матриарха. Она говорила собравшимся женщинам о том, что все живое вышло из моря и что им необходимо идти на берег и отдать должное источнику жизни.
Все женщины в доме Проматриарха были уже готовы к празднику. Одетые в красочные накидки, расшитые разноцветными рыбами и цветами, они весело разговаривали, смеялись и бросали друг на друга любопытные взгляды. Разглядывая их, Цендри гадала о том, что ей предстоит увидеть. Надевая подаренную Мирандой накидку, Цендри пыталась представить, как мужчины и женщины расстаются. «Интересно, — думала она, — провожают ли мужчины женщин на рассвете? Скорее всего, да. Видимо, поэтому спутникам не разрешено присутствовать на празднике», — пришла она к выводу. Она считала такой подход вполне разумным. В общих чертах Цендри предполагала, что она увидит. Она давно догадывалась, что на этом празднике происходят случайные связи между мужчинами и женщинами. Цендри знала общества, где мужчины, получив благословение, совершали половые акты. Но общество Матриархата было во всем необычно.
— Как бы мне хотелось взять с собой головидеокамеру, — мечтала она, обращаясь к Далу. — Если бы Лаурина не знала, как она выглядит, я бы взяла ее с собой, а теперь… — Она сокрушенно вздохнула.
Дал подошел к Цендри и обнял ее.
— Я знаю, что все эти местные торжества и празднества много значат для тебя. Ну что ж, сходи, посмотри, как выглядит их самый главный праздник. Я в антропологии не силен, да и она мне безразлична, но, надеюсь, что тебе удастся выяснить все, что нужно.
Цендри тоже обняла Дала. В последнее время они редко разговаривали без ссор и скандалов. «Этот мир, — думала она, — плохо влияет на нас. То ли это культурный шок, то ли Далу трудно смириться с мыслью о том, что он является собственностью женщины?»
— Очень жаль, что тебе нельзя пойти на этот праздник, — сказала она.
Дал улыбнулся и погладил ее.
— Не волнуйся, у меня есть чем заняться. Буду анализировать то, что нам уже удалось сделать. После праздника, когда все успокоятся, мы снова начнем исследовать Руины. Сюда сегодня приходили мужчины. Если бы ты видела, какими глазами они смотрят на меня. Я для них такое же чудо, как и ты для Лаурины. Мужчины считают меня героем! Наверное, обо мне здесь уже складывают легенды. Как же, свободная мужская особь. Бедный Ру, я много разговаривал с ним, он сильно переживает, оттого что физически слаб. Поразительно, до чего они довели его. С такими талантами он считает себя виноватым в том, что не может участвовать в каких-то бездарных состязаниях и принести Ванайе свой приз. И для чего? Для того, чтобы она милостиво похвалила его. Я поражаюсь.
— Не такой уж он и хилый, — возразила Цендри. — Боксер или борец из него, конечно, никудышный, но бегун из него получился бы неплохой. Он смог бы, думаю, даже участвовать в беге с препятствиями.
— Да нет, — покачал головой Дал, — куда ему. Он рассказывал, что с детства у него больное сердце, насколько я могу понять, ревматизм. К физическому труду он был не способен, поэтому ему и разрешили заниматься музыкой. Удивляюсь, что здесь еще не научились лечить такие простые болезни, а может быть, просто не хотят. На Пионере тоже было нечто подобное, заботились о выживании сильнейших, больными особо не занимались. В образовании были такие же понятия. Скажи я своему деду, что собираюсь стать музыкантом или художником, его бы хватил удар. Он до конца своих дней не мог примириться с мыслью, что я стал ученым. В его понятии настоящий мужчина должен быть только инженером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48