Если вы можете изобрести метод тренировки интуиции, то вам придется описать, как он функционирует, а математическое описание — уже наполовину решение. Поэтому я начал думать, что смогу изобрести способ имитировать интуицию при помощи вычислений.
Из этой первоначальной идеи я развил некоторые теории о выборке, способе поиска ответа, следующего за ответом, следующим за ответом правильного ответа, и так далее; с тех самых пор я стал печататься. Надо добавить, что я не получил ни одного стоящего отклика от своих коллег-астрономов. Большинство из них просто любят фотографировать звезды.
Ифвин кивнул:
— Отсутствие реакции — это серьезно; тем серьезнее, что ее следовало ожидать. — Мне хотелось спросить, что он имеет в виду, но Ифвин продолжил раньше, чем я успел открыть рот. — К тому же вне зависимости от величины число возможных утверждений должно быть конечно, поскольку оно происходит от конечного числа условий, а мы знаем, что это число конечно, ибо во вселенной только конечное множество вещей или, в конце концов, только конечное множество вещей, с которыми мы можем столкнуться в пределах нашего биологического вида. Я прав?
— Думаю, на данном этапе — да. Но знаешь, в английском языке существует более полумиллиона слов, так что число возможных утверждений среднего размера — ну, скажем, от ста байт и меньше — больше, чем можно придумать от Большого Взрыва и конца времен, даже если бы Вселенная состояла из одних лишь компьютеров, генерирующих утверждений. Не имеет смысла придавать излишнее значение конечности числа, которое бесконечно для каждой практической цели — абдукция от бесконечного множества с материальной точки зрения не отличается от абдукции очень большого числа.
Он откинулся на спинку стула, потянулся и заложил руки за голову:
— Итак, ты разработал зачатки математического исчисления абдукции, вместо того чтобы просто поверить в существование чего-то, что есть у человека, но нет у роботов.
— Зачатки — это верно, — сказал я. — У меня были маленькие обрывки и кусочки метода и ни малейшей надежды, что я смогу когда-нибудь составить их вместе и сформулировать логически непротиворечивую теорию.
— Ты решил задачи, которые я просил?
— Думаю, что да, — сказал я. — Если мне будет позволено достать компьютер, я покажу, что удалось накопать.
Все задачи были очень специфическими. Первый вопрос звучал так: «Какую форму английской поэтической речи лучше всего изучать, чтобы понять концепцию банальности?» Второй был призван дать объяснение феномену, почему выражения «имеющий значение» и «не имеющий значение» имеют или не имеют значение как категории, применяемые по отношению к целым числам. Еще одна задачка, поставленная передо мной Ифвином, выглядела следующим образом: «Какое количество физических экспериментов в течение двадцати лет необходимо, чтобы заставить физиков во всем мире поверить в существование пятого фундаментального взаимодействия, и какова вероятность, что они действительно поверят?»
Изначально я развил абдуктивный статистический метод из-за того, что число возможных гипотез о предметах больших и малых, общих и частных в астрономии было так велико по отношению к количеству реально работающих астрономов, что мне казалось маловероятным появление хоть сколько-нибудь значительного открытия, сделанного одним из них. К 2050 году в мире осталась лишь одна десятая часть обученных профессионалов по сравнению с тем, что было в 1920 году; тем не менее тысячи и тысячи любителей устремлялись к базам данных, на которых были записаны бесчисленные наблюдения. Я пытался выбрать наиболее продуктивный путь для исследований — поскольку линия исследования есть множество предположений о том, какие гипотетические утверждения следует проверить при помощи аргументирования по отношению ко множеству утверждений о том, что имеет место. Это то же самое, что сказать о необходимости метода абдукции, ибо проблема абдукции стояла передо мной намного острее, чем абдуктивные способности недалекого человеческого мозга.
Во-первых, я не представлял, какое отношение все вышесказанное имеет отношение к работе Контека. Во-вторых, мне пришло в голову, что я не знаю, чем занимается Контек; у меня было лишь четкое ощущение, что уж абдукцией тут и не пахнет.
Ифвин быстро просмотрел мои решения, задал пару технических вопросов, а затем сказал:
— Ну что ж, у тебя получилось. Это как раз то, что мы от тебя хотели. По-моему, твои абдуктивные методы работают, и ты мне нужен.
— Извини меня, Ифвин, но именно этого я не пониманию. Уточни, зачем я тебе нужен?
— Ну, для решения большого количества абдуктивных проблем для Контека в целом и для меня в частности.
— Мне кажется, я спросил, какого рода абдуктивные проблемы тебе необходимо решить.
— А мне кажется, я уже все достаточно ясно объяснил.
Теперь он стоял у окна, глядя на прозрачную морскую гладь на юге, у горизонта.
— Я был поражен твоей работой, и, что более важно, мои инженеры и исследовательские группы тоже. Если мы наймем тебя, то, проработав с тобой некоторое время, лучше поймем, для чего мы тебя взяли. Подумай об этом: компания, которой необходимо разрешить некоторые проблемы абдукции, не является компанией, самостоятельно находящей эти решения.
Я не могу тебе четко объяснить, о чем нам надо подумать. Если бы я мог сказать, то сам уже знал бы это.
Через некоторое время — несколько минут, час, день или год — я скажу тебе что-то, что поможет прояснить область, в которой тебе предстоит работать. Раньше не скажу, и тебе придется самому догадываться о причине — потому что не могу, не хочу или просто не скажу. — Тут он плюхнулся на кушетку и ожесточенно почесал ногу. — Боюсь, мне никогда не будет удобно в собственном теле. По-моему, здорово, что ты в ладу со своими мыслями.
Я не знал, что сказать в ответ, но раньше, чем тишина стала неловкой, дверь маленького лифта раскрылась, и в комнату вошел тот же охранник.
— Мы идентифицировали письмо, сэр. Почерк принадлежит Билли Биард.
— Черт! — Ифвин поморщился. — Мы могли бы раньше догадаться. Она что, теперь промышляет в Новой Зеландии?
— Выходит, так что. Тем или иным способом, даже если физически она на другом конце земного шара.
— Могу я спросить… — начал я.
Ифвин кивнул:
— Можешь, и мы частично удовлетворим твое любопытство. Возможно, ты знаешь, что я являюсь субъектом Британского Рейха. Номинально моя родина — Эдинбург. И в то же время я — американский эмигрант. Знаю, что практически все американские эмигранты находят подобное сочетание довольно странным, ибо многие из них и думать не хотят о том, чтобы жить в одном из Рейхов, но у меня свои соображения на этот счет. Моя самая крупная операция осуществляется здесь, в Большом Сапфире, в Голландской Вест-Индии, и, следовательно, Голландский Рейх — моя самая большая проблема. Я, в свою очередь, прилагаю все усилия, дабы стать самой большой проблемой для них. Они шпионят за мной, я — за ними. Они постоянно посылают гестапо в мои офисы и магазины, а я в ответ возбуждаю против них уголовные дела. Похоже на отвратительное состязание в силе, ибо они не могут совершать мои операции без меня, однако спокойно могут прикрыть их — что разорит и меня, и округ Сурабайо, для которого я являюсь главным источником налогов.
Так вот, некоторые голландцы все это прекрасно знают, понимают, что это просто бизнес и политика в чистом виде, игра, в которую они играют, чтобы выиграть, однако не переходят на личности. Билли Биард, с одной стороны, чистокровная американка, белая кость, как и ее родители и родители их родителей; она ненавидит всех эмигрантов, а меня в особенности. К сожалению, ей удалось найти отличную работу для применения своего ничтожного "я" — она работает на гестапо, а ее конек — докучать Контеку. Во всем вышесказанном есть только один положительный момент: если нам позволят использовать это в качестве улики, то, может быть, удастся добиться судебного запрета на ее пребывание на территории Новой Зеландии. Мы намереваемся принять тебя не в оклендский офис, а это значит, что тебе вряд ли еще когда-нибудь придется услышать о Билли.
И как она раскопала, что ты нанимаешься в Контек, ума не приложу! Ты кому-нибудь рассказывал об этом?
— Только начальнику и любимой девушке. Но они не стали бы распускать языки. Может, Билли Биард узнала случайно или подслушала где-то?
Обеспокоенность Ифвина передалась и мне. Он казался действительно напуганным, сердитым и раздраженным всем происходящим. По-моему, именно в этот момент мне стало ясно, что я полностью на его стороне: ненавижу наци, всегда ненавидел и буду ненавидеть. Если они считают завоевания Гитлера и проконсульство Геббельса лучшим, что было в Америке за все время ее существования, то почему, спрашивается, они не вернутся обратно? В любом случае, если Билли Биард представляет цвет оппонентов Ифвина — американская эмигрантка, прислуживающая гестапо, — ради бога, я буду рад встать на его сторону.
— Прошу прощения, если утечка информации произошла по моей вине. Зато теперь, зная автора письма, я не собираюсь больше портить себе нервы. Может, ей просто улыбнулась удача.
— Когда дело касается таких бешеных нацистских сучек, как Билли, я не верю в удачу, — ответил Ифвин. — Мы должны тревожиться по поводу письма, хотя бы немного. Если ты попал в ее поле зрения, не знаю, как далеко она может зайти. — Он повернулся к охраннику, стоявшему позади в течение нашего разговора. — Морт, сколько потребуется времени, чтобы организовать наблюдение за Лайлом здесь? Через пару часов он возвращается в Сурабайо. А потом — обратно в Окленд. — Ифвин вопросительно посмотрел на меня.
Я кивнул.
— Э-э, я со своей девушкой хотел провести выходные в Сайгоне, вне зависимости от результатов сегодняшнего собеседования. Собирался заехать за ней на прыжковом катере.
— Отлично, доктор Перипат, — сказал Морт. — Если Биард будет за вами следить, ей обеспечена хорошая встряска. У меня нет возможности организовать все сейчас, доктор Перипат, но я могу послать группу телохранителей встретить вас в Сайгоне, и если вы вернетесь в Окленд не раньше воскресенья, то смогу обеспечить вам надежное прикрытие. Думаю, все будет в порядке, но на всякий случай дам вам кризисный код: он поможет, если что-то случится с вами до вашего отлета. — Он протянул мне маленький пластиковый чип; если вставить его в гнездо ввода данных в любом телефонном аппарате, он позвонит в офис Морта и поможет определить мое местонахождение.
— Возможно, я псих, — сказал Ифвин, — но у психов есть чему поучиться. Например, как себя вести, если у тебя на пути стоит слишком много врагов, ты им очень нужен, их может стать еще больше, и они готовы ударить в любой момент. Мне кажется, настало время снова спросить — ты еще не передумал подписывать контракт?
— Ничуть, — ответил я.
Меня удивило, насколько искренно я это сказал.
Возможно, меня устраивали его враги или возможность работать над столь интересными проблемами. А может быть, сработал обычный для меня страх перед иным поворотом событий.
— Хорошо, — кивнул Ифвин. Он обернулся к Морту и распорядился:
— Пусть за Лайлом как можно скорее начнут наблюдение и следят до тех пор, пока вы не будете точно уверены, что ему ничто не угрожает.
— Да, сэр.
Морт развернулся и вновь исчез в дверях маленького лифта.
— Ну, теперь ты, наверное, уже убедился, что мои люди и средства позволили мне заранее знать, что результаты твоих исследований вполне отвечают нашим требованиям. Цель сегодняшней встречи — лишь убедиться, что мы сможем выносить друг друга, ибо поначалу тебе придется видеться со мной практически ежедневно, а моя привычка носиться по комнате некоторых сводит с ума; привычка же молниеносно менять тему разговора сводит с ума почти всех. В общем, ты принят, Лайл, и можешь начинать работу со вторника, так что у тебя впереди выходные, которые ты волен провести так, как планировал, не беспокоясь, что надо пораньше вернуться. Через несколько недель, при работе с утра понедельника до вечера субботы, необходимость в столь тесном контакте отпадет, и мы переведем тебя в офис в Окленде. Между прочим, я являюсь владельцем девяти отелей в Сурабайо, так что в одном из них тебе подыщут отличный номер. Думаю, ты хочешь договориться насчет зарплаты и премий, но будет лучше, если ты просто примешь наше предложение.
С этими словами он протянул мне клочок бумаги, добавив:
— Мы уверены, что это намного больше, чем тебе платили в колледже Уитмена.
Я взглянул на совершенно нелепую цифру, потом посмотрел еще раз, чтобы удостовериться, что это зарплата на испытательный срок.
— Отлично, — ответил я. Только что начались каникулы, и Атворд сказал, что поскольку мой астрономический кружок не пользуется особой популярностью и он всегда может найти человека, который будет преподавать физику новичкам, нет необходимости предупреждать заранее, если я получу другую работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Из этой первоначальной идеи я развил некоторые теории о выборке, способе поиска ответа, следующего за ответом, следующим за ответом правильного ответа, и так далее; с тех самых пор я стал печататься. Надо добавить, что я не получил ни одного стоящего отклика от своих коллег-астрономов. Большинство из них просто любят фотографировать звезды.
Ифвин кивнул:
— Отсутствие реакции — это серьезно; тем серьезнее, что ее следовало ожидать. — Мне хотелось спросить, что он имеет в виду, но Ифвин продолжил раньше, чем я успел открыть рот. — К тому же вне зависимости от величины число возможных утверждений должно быть конечно, поскольку оно происходит от конечного числа условий, а мы знаем, что это число конечно, ибо во вселенной только конечное множество вещей или, в конце концов, только конечное множество вещей, с которыми мы можем столкнуться в пределах нашего биологического вида. Я прав?
— Думаю, на данном этапе — да. Но знаешь, в английском языке существует более полумиллиона слов, так что число возможных утверждений среднего размера — ну, скажем, от ста байт и меньше — больше, чем можно придумать от Большого Взрыва и конца времен, даже если бы Вселенная состояла из одних лишь компьютеров, генерирующих утверждений. Не имеет смысла придавать излишнее значение конечности числа, которое бесконечно для каждой практической цели — абдукция от бесконечного множества с материальной точки зрения не отличается от абдукции очень большого числа.
Он откинулся на спинку стула, потянулся и заложил руки за голову:
— Итак, ты разработал зачатки математического исчисления абдукции, вместо того чтобы просто поверить в существование чего-то, что есть у человека, но нет у роботов.
— Зачатки — это верно, — сказал я. — У меня были маленькие обрывки и кусочки метода и ни малейшей надежды, что я смогу когда-нибудь составить их вместе и сформулировать логически непротиворечивую теорию.
— Ты решил задачи, которые я просил?
— Думаю, что да, — сказал я. — Если мне будет позволено достать компьютер, я покажу, что удалось накопать.
Все задачи были очень специфическими. Первый вопрос звучал так: «Какую форму английской поэтической речи лучше всего изучать, чтобы понять концепцию банальности?» Второй был призван дать объяснение феномену, почему выражения «имеющий значение» и «не имеющий значение» имеют или не имеют значение как категории, применяемые по отношению к целым числам. Еще одна задачка, поставленная передо мной Ифвином, выглядела следующим образом: «Какое количество физических экспериментов в течение двадцати лет необходимо, чтобы заставить физиков во всем мире поверить в существование пятого фундаментального взаимодействия, и какова вероятность, что они действительно поверят?»
Изначально я развил абдуктивный статистический метод из-за того, что число возможных гипотез о предметах больших и малых, общих и частных в астрономии было так велико по отношению к количеству реально работающих астрономов, что мне казалось маловероятным появление хоть сколько-нибудь значительного открытия, сделанного одним из них. К 2050 году в мире осталась лишь одна десятая часть обученных профессионалов по сравнению с тем, что было в 1920 году; тем не менее тысячи и тысячи любителей устремлялись к базам данных, на которых были записаны бесчисленные наблюдения. Я пытался выбрать наиболее продуктивный путь для исследований — поскольку линия исследования есть множество предположений о том, какие гипотетические утверждения следует проверить при помощи аргументирования по отношению ко множеству утверждений о том, что имеет место. Это то же самое, что сказать о необходимости метода абдукции, ибо проблема абдукции стояла передо мной намного острее, чем абдуктивные способности недалекого человеческого мозга.
Во-первых, я не представлял, какое отношение все вышесказанное имеет отношение к работе Контека. Во-вторых, мне пришло в голову, что я не знаю, чем занимается Контек; у меня было лишь четкое ощущение, что уж абдукцией тут и не пахнет.
Ифвин быстро просмотрел мои решения, задал пару технических вопросов, а затем сказал:
— Ну что ж, у тебя получилось. Это как раз то, что мы от тебя хотели. По-моему, твои абдуктивные методы работают, и ты мне нужен.
— Извини меня, Ифвин, но именно этого я не пониманию. Уточни, зачем я тебе нужен?
— Ну, для решения большого количества абдуктивных проблем для Контека в целом и для меня в частности.
— Мне кажется, я спросил, какого рода абдуктивные проблемы тебе необходимо решить.
— А мне кажется, я уже все достаточно ясно объяснил.
Теперь он стоял у окна, глядя на прозрачную морскую гладь на юге, у горизонта.
— Я был поражен твоей работой, и, что более важно, мои инженеры и исследовательские группы тоже. Если мы наймем тебя, то, проработав с тобой некоторое время, лучше поймем, для чего мы тебя взяли. Подумай об этом: компания, которой необходимо разрешить некоторые проблемы абдукции, не является компанией, самостоятельно находящей эти решения.
Я не могу тебе четко объяснить, о чем нам надо подумать. Если бы я мог сказать, то сам уже знал бы это.
Через некоторое время — несколько минут, час, день или год — я скажу тебе что-то, что поможет прояснить область, в которой тебе предстоит работать. Раньше не скажу, и тебе придется самому догадываться о причине — потому что не могу, не хочу или просто не скажу. — Тут он плюхнулся на кушетку и ожесточенно почесал ногу. — Боюсь, мне никогда не будет удобно в собственном теле. По-моему, здорово, что ты в ладу со своими мыслями.
Я не знал, что сказать в ответ, но раньше, чем тишина стала неловкой, дверь маленького лифта раскрылась, и в комнату вошел тот же охранник.
— Мы идентифицировали письмо, сэр. Почерк принадлежит Билли Биард.
— Черт! — Ифвин поморщился. — Мы могли бы раньше догадаться. Она что, теперь промышляет в Новой Зеландии?
— Выходит, так что. Тем или иным способом, даже если физически она на другом конце земного шара.
— Могу я спросить… — начал я.
Ифвин кивнул:
— Можешь, и мы частично удовлетворим твое любопытство. Возможно, ты знаешь, что я являюсь субъектом Британского Рейха. Номинально моя родина — Эдинбург. И в то же время я — американский эмигрант. Знаю, что практически все американские эмигранты находят подобное сочетание довольно странным, ибо многие из них и думать не хотят о том, чтобы жить в одном из Рейхов, но у меня свои соображения на этот счет. Моя самая крупная операция осуществляется здесь, в Большом Сапфире, в Голландской Вест-Индии, и, следовательно, Голландский Рейх — моя самая большая проблема. Я, в свою очередь, прилагаю все усилия, дабы стать самой большой проблемой для них. Они шпионят за мной, я — за ними. Они постоянно посылают гестапо в мои офисы и магазины, а я в ответ возбуждаю против них уголовные дела. Похоже на отвратительное состязание в силе, ибо они не могут совершать мои операции без меня, однако спокойно могут прикрыть их — что разорит и меня, и округ Сурабайо, для которого я являюсь главным источником налогов.
Так вот, некоторые голландцы все это прекрасно знают, понимают, что это просто бизнес и политика в чистом виде, игра, в которую они играют, чтобы выиграть, однако не переходят на личности. Билли Биард, с одной стороны, чистокровная американка, белая кость, как и ее родители и родители их родителей; она ненавидит всех эмигрантов, а меня в особенности. К сожалению, ей удалось найти отличную работу для применения своего ничтожного "я" — она работает на гестапо, а ее конек — докучать Контеку. Во всем вышесказанном есть только один положительный момент: если нам позволят использовать это в качестве улики, то, может быть, удастся добиться судебного запрета на ее пребывание на территории Новой Зеландии. Мы намереваемся принять тебя не в оклендский офис, а это значит, что тебе вряд ли еще когда-нибудь придется услышать о Билли.
И как она раскопала, что ты нанимаешься в Контек, ума не приложу! Ты кому-нибудь рассказывал об этом?
— Только начальнику и любимой девушке. Но они не стали бы распускать языки. Может, Билли Биард узнала случайно или подслушала где-то?
Обеспокоенность Ифвина передалась и мне. Он казался действительно напуганным, сердитым и раздраженным всем происходящим. По-моему, именно в этот момент мне стало ясно, что я полностью на его стороне: ненавижу наци, всегда ненавидел и буду ненавидеть. Если они считают завоевания Гитлера и проконсульство Геббельса лучшим, что было в Америке за все время ее существования, то почему, спрашивается, они не вернутся обратно? В любом случае, если Билли Биард представляет цвет оппонентов Ифвина — американская эмигрантка, прислуживающая гестапо, — ради бога, я буду рад встать на его сторону.
— Прошу прощения, если утечка информации произошла по моей вине. Зато теперь, зная автора письма, я не собираюсь больше портить себе нервы. Может, ей просто улыбнулась удача.
— Когда дело касается таких бешеных нацистских сучек, как Билли, я не верю в удачу, — ответил Ифвин. — Мы должны тревожиться по поводу письма, хотя бы немного. Если ты попал в ее поле зрения, не знаю, как далеко она может зайти. — Он повернулся к охраннику, стоявшему позади в течение нашего разговора. — Морт, сколько потребуется времени, чтобы организовать наблюдение за Лайлом здесь? Через пару часов он возвращается в Сурабайо. А потом — обратно в Окленд. — Ифвин вопросительно посмотрел на меня.
Я кивнул.
— Э-э, я со своей девушкой хотел провести выходные в Сайгоне, вне зависимости от результатов сегодняшнего собеседования. Собирался заехать за ней на прыжковом катере.
— Отлично, доктор Перипат, — сказал Морт. — Если Биард будет за вами следить, ей обеспечена хорошая встряска. У меня нет возможности организовать все сейчас, доктор Перипат, но я могу послать группу телохранителей встретить вас в Сайгоне, и если вы вернетесь в Окленд не раньше воскресенья, то смогу обеспечить вам надежное прикрытие. Думаю, все будет в порядке, но на всякий случай дам вам кризисный код: он поможет, если что-то случится с вами до вашего отлета. — Он протянул мне маленький пластиковый чип; если вставить его в гнездо ввода данных в любом телефонном аппарате, он позвонит в офис Морта и поможет определить мое местонахождение.
— Возможно, я псих, — сказал Ифвин, — но у психов есть чему поучиться. Например, как себя вести, если у тебя на пути стоит слишком много врагов, ты им очень нужен, их может стать еще больше, и они готовы ударить в любой момент. Мне кажется, настало время снова спросить — ты еще не передумал подписывать контракт?
— Ничуть, — ответил я.
Меня удивило, насколько искренно я это сказал.
Возможно, меня устраивали его враги или возможность работать над столь интересными проблемами. А может быть, сработал обычный для меня страх перед иным поворотом событий.
— Хорошо, — кивнул Ифвин. Он обернулся к Морту и распорядился:
— Пусть за Лайлом как можно скорее начнут наблюдение и следят до тех пор, пока вы не будете точно уверены, что ему ничто не угрожает.
— Да, сэр.
Морт развернулся и вновь исчез в дверях маленького лифта.
— Ну, теперь ты, наверное, уже убедился, что мои люди и средства позволили мне заранее знать, что результаты твоих исследований вполне отвечают нашим требованиям. Цель сегодняшней встречи — лишь убедиться, что мы сможем выносить друг друга, ибо поначалу тебе придется видеться со мной практически ежедневно, а моя привычка носиться по комнате некоторых сводит с ума; привычка же молниеносно менять тему разговора сводит с ума почти всех. В общем, ты принят, Лайл, и можешь начинать работу со вторника, так что у тебя впереди выходные, которые ты волен провести так, как планировал, не беспокоясь, что надо пораньше вернуться. Через несколько недель, при работе с утра понедельника до вечера субботы, необходимость в столь тесном контакте отпадет, и мы переведем тебя в офис в Окленде. Между прочим, я являюсь владельцем девяти отелей в Сурабайо, так что в одном из них тебе подыщут отличный номер. Думаю, ты хочешь договориться насчет зарплаты и премий, но будет лучше, если ты просто примешь наше предложение.
С этими словами он протянул мне клочок бумаги, добавив:
— Мы уверены, что это намного больше, чем тебе платили в колледже Уитмена.
Я взглянул на совершенно нелепую цифру, потом посмотрел еще раз, чтобы удостовериться, что это зарплата на испытательный срок.
— Отлично, — ответил я. Только что начались каникулы, и Атворд сказал, что поскольку мой астрономический кружок не пользуется особой популярностью и он всегда может найти человека, который будет преподавать физику новичкам, нет необходимости предупреждать заранее, если я получу другую работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42