Если, конечно, станция ещё не обнаружена.
— Насколько я могу судить по сдержанному характеру местного населения, эта тайна сохранится ещё, по меньшей мере, три поколения.
— Я посажу модуль в глухом месте, чтоб его не засёк радар, — рассуждал я. — Время пока подходящее. А то ещё несколько лет и такое станет невозможным.
— Да. И этот корабль будет обнаружен, несмотря на его противорадиолокационные экраны, — добавил Фостер.
Я взглянул на огромный гладкий шар, сияющий среди абсолютной тьмы. На поверхности Тихого океана играло яркое отражение солнца.
— Мне кажется, там внизу я вижу отличный островок, то, что надо, — разошёлся я. — Ну а если он не подойдёт, остаётся ещё миллион других для выбора.
— А вы изменились, Лиджен, — заметил Фостер. — Сейчас вы разговариваете как человек, в котором есть много joie de vivre.
— Мне всегда казалось, что я — один из тех парней, которым всегда не везёт, — ответил я. — Но стоя здесь и глядя на весь мир, я почувствовал что-то такое, отчего подобные мысли начинают казаться глупыми, Там внизу есть всё, что нужно человеку, чтобы поймать свою удачу… даже если у него нет запаса товаров на продажу.
— В каждом мире свои правила жизни, — произнёс Фостер, — в одном сложнее, в другом проще. Но столкнуться с вашей реальностью — это настоящий вызов.
— Я… и Вселенная, — провозгласил я. — Да на таком фоне и неудачник буде, выглядеть красавцем.
И повернулся к Фостеру:
— Мы находимся на орбите с периодом обращения десять часов. Пора приступать к делу. Я хочу посадить модуль в южной части Южной Америки — там есть одно место, где можно разгрузиться без необходимости отвечать кое-кому на множество вопросов.
— В вашем распоряжении есть несколько часов до наиболее подходящего момента старта, — сказал Фостер. — Не надо торопиться.
— Может, и не надо, — заметил я, — но у меня много дел…
Я в последний раз взглянул на величественную планету на обзорном экране:
— …и мне не терпится начать…
ГЛАВА VIII
Я сидел на террасе, наблюдая, как солнце погружается в море, и думая о Фостере, который находился где-то там, за пурпуром далёкого горизонта, и наконец возвращался домой на корабле, который прождал его три тысячи лет. Было странно представлять себя на его месте, летящим почти со скоростью света. Для него прошло всего несколько дней, а для меня — три года… три коротких года, которыми я очень удачно воспользовался.
Самое тяжёлое время меня ожидало в первые несколько месяцев после того, как я посадил модуль в каньоне пустынной местности к югу от небольшого перуанского города под названием Иценка. Я проторчал у модуля целую неделю, чтобы убедиться, что вокруг не соберутся бдительные граждане со своими полезными советами и затруднительными для меня вопросами. Затем, увязав в узелок несколько тщательно отобранных образцов товара для начала своей новой карьеры, я доехал на попутных до города. Две недели мне пришлось вкалывать, врать, мошенничать или упрашивать, чтобы добраться до портового города Калао, и ещё неделю, чтобы пристроиться палубным матросом на банановоз, направляющийся в сторону моего дома. В Тампе я смылся на берег и, не привлекая особого внимания, добрался до Майами. Насколько я понял, полиция уже потеряла ко мне интерес.
Моё появление не вызвало восторга у моей старой подружки, сеньориты тяжёлой весовой категории. Тем не менее, она помогла мне устроиться, и я приступил к реализации плана обратить мои сувениры в деньги.
Я захватил с собой из модуля полный карман маленьких серых пластинок, смахивающих на кости домино, но в действительности представляющих собой фильмы, и к ним маленький проектор. Но я не думал их продавать. Я договорился со старым знакомым из числа деловых людей снять фильм для частного показа, пообещав при этом очень низкие затраты. Установив проектор, я принялся крутить свои фильмы, а он переснимал их на 35-миллиметровую плёнку. Я сказал ему, что вывез эти фильмы контрабандой из Восточной Германии. О фрицах он был невысокого мнения, но ему пришлось отдать должное их техническому мастерству: комбинированные съёмки были просто сногсшибательными. Особенно ему нравился фильм, который я назвал “Охота на мамонта”.
В общей сложности у меня было двенадцать фильмов. Сделав незначительные редакторские сокращения и добавив титры с комментариями, мы получили динамичные короткометражные сюжеты по двадцать минут каждый. Мой компаньон вышел на своего друга в Нью-Йорке, который занимался распространением кинопродукции, и после осторожной полемики по поводу условий контракта мы заключили сделку на сто тысяч долларов за все двенадцать роликов с возможностью продажи следующей дюжины по такой же цене.
Через неделю после также осторожного пробного показа фильмов в провинциальных кинотеатрах в окрестностях Байонна, штат Нью-Джерси, мне, без всяких вопросов предложили полмиллиона за следующую партию. Пообещав ему проценты, я оставил своего приятеля Майка улаживать детали, а сам отправился назад в Иценку.
Модуль был на том же месте, где я его оставил. Степень вероятности, что его случайно найдут, была ничтожно малой, так что он мог спокойно торчать здесь ещё лет пятьдесят.
Команде, которую я привёл с собой, я объяснил, что это макет ракетного корабля, являющийся реквизитом для фильма, который я снимаю. Я позволил им все облазить, чтобы они сбросили давление любопытства в своих головах. Общее мнение было таково: этой штукой никого не проведёшь — ни хвостового оперения, ни лучевых пушек, а приборная панель — вообще курам на смех. Ко поскольку я им платил, они принялись воздвигать систему маскировочных сетей (в соответствии с моим сценарием) и сгружать мои товары.
Спустя год после возвращения домой, я уже имел собственный остров — квадратную милю суши с идеальным климатом в пятнадцати милях от побережья Перу — и дом, в котором архитектор учёл каждый мой каприз, чем заслуженно заработал себе целое состояние. Самый верхний этаж дома — по сути дела башня — был чем-то вроде огромного сейфа. Именно там я хранил свой запас товаров. Я распродал большую часть из тех примерно ста фильмов, которые прихватил, расставаясь с Фостером. Но у меня ещё оставалось много другого товара. Сам проектор был весьма дорогой вещью: его автономная система питания преобразовывала ядерную энергию в свет с эффективностью в 99 процентов. Он последовательно сканировал “плёнку” по молекулярным слоям и проецировал непрерывную картину — не то, что наши мигалки по 16 кадров в секунду. Цвет и звук были совсем как в жизни, так что мой дистрибьютор иногда жаловался мне, что при пересъёмке на самую лучшую плёнку фирмы “Текниколор” цвет изображения казался каким-то блеклым.
Принцип работы проектора был до сих пор абсолютно неизвестным и, по крайней мере, теоретически значительно превышал уровень понимания наших физиков. Но практическое его применение было проще простого. Я рассчитал, что при наличии нужных связей в научных кругах, которые помогли бы мне внедрить эту систему, я быстро налажу индустрию и она принесёт миллиардные доходы. Я уже выпустил на рынок несколько своих штучек: прочную бумагу для изготовления рубашек и белья, химический состав, от которого зубы делались белыми, как свежевыпавший снег, переливающийся всеми цветами художественных красок. С теми знаниями, что я почерпнул из своих етержней-памяток3 я владел технологиями для целой сотни новых индустрии. Но всё равно мои возможности были бы далеко не исчерпаны.
Большую часть года я провёл, разъезжав по свету и получая все то, что может дать человеку свобода, помноженная на доллары. Следующий год я посвятил обустройству острова, покупке картин, ковров, серебра для дома… и концертного рояля — когда первоначальное опьянение экономической свободой у меня прошло, я снова стал наслаждаться музыкой.
В течение шести месяцев я держал собственного спортивного тренера на полной ставке; он круглосуточно следил за режимом моего питания, сна и за выполнением всех придуманных мм атлетических упражнений, которые только могло перенести моё бедное тело, В конце курса занятий я приобрёл отличную форму, а от моего тренера осталась одна лишь тень. Я стал искать новое хобби.
Но сейчас, по прошествии трех лет, началось то, от чего я зарекался: меня стала доставать скука — болезнь всех богатых бездельников. Мечтать о богатстве и иметь его — совершенно разные вещи. И я начал вспоминать почти с ностальгией старые крутые времена, когда каждый день был приключением; то с полицейскими, то с голодным желудком, то с неутолёнными желаниями.
Конечно, нельзя сказать, что от богатства я особенно страдал. Развалясь в удобном кресле, я отдыхал после целого дня, проведённого на рыбалке или за скромным обедом с шатобрианом. Я курил тонкую сигару, скрученную виртуозом своего дела из листьев лучшего в мире табака, и наслаждался прекрасной музыкой в таком звучаний, какое могла обеспечить самая качественная аппаратура стоимостью в тысячи долларов. А окружавшую меня местность, хоть она и была бесплатной, можно было бы оценить в миллион долларов за минуту созерцания. Потом я прогуляюсь к эллингу, заведу свой катер с мотором фирмы “Роллс-Ройс” и поплыву на большую землю. Там я пересяду в свой “кадиллак” с откидным верхом и поеду в город, где высокая брюнетка из Стокгольма ждёт, чтобы я сводил её в кино. Моя постоянная подружка была трудолюбивой секретаршей в электронной фирме.
Я докурил свою сигару и подался вперёд, чтобы бросить окурок в большую серебряную пепельницу, но тут что-то далёкое на красной от заходящего солнца морской глади привлекло моё внимание, Я прищурился и попробовал разглядеть, что это такое, затем сходил в дом и вернулся с мощным биноклем. Наведя резкость, я стал изучать тёмную точку, которая уже чётко вырисовывалась на фоне неба. Прямо к моему острову шёл тяжёлый моторный катер.
Я наблюдал, как он приближается, разворачивается у бетонного пирса длиной в сто футов — его я выстроил за волноломом — и причаливает бортом под рокот мощных двигателей. Потом двигатели смолкли, и в наступившей тишине катер закачался у пирса. Я изучал его серо-голубой корпус и неприметный флаг на корме. На баке стояли два палубных орудия, а по бортам размещались четыре пусковых устройства, заряженные торпедами. Но все железо катера не оставило у меня и половины того впечатления, которое произвели шеренги выстроившихся на палубе солдат в касках.
Я продолжал наблюдать. Солдаты сошли на пирс и построились двумя отделениями. Я насчитал 48 солдат и двух офицеров. До меня донёсся слабни звук отрывистых команд, и колонна двинулась по мощёной дороге, извивающейся среди высаженных королевских пальм и кустов китайской розы, к широкой подъездной аллее, которая плавно заворачивала к моему дому. Они остановились, повернулись по команде налево и замерли по стойке “смирно”. По аллее, стараясь выглядеть естественно, насколько позволяли обстоятельства, поднялись два офицера в парадной форме и толстый, коротконогий штатский с “дипломатом” в руке. Они остановились у подножия широкой мраморной лестницы, ведущей к крыльцу.
Возглавляющий группу военный — по званию не менее, чем бригадный генерал, — глянул вверх и спросил:
— Разрешите подняться, сэр?
Я обвёл взглядом молчаливые шеренги, выстроившиеся у начала аллеи, и сказал:
— Если ребята хотят попить водички, сержант, скажите им, чтобы шли сюда.
— Я — генерал Смейл, — поправил он меня, — Это — полковник сухопутных войск Перу Санчес, — он указал на второго военного, — и мистер Пруффи из посольства США в Лиме.
— Привет, мистер Пруффи, — произнёс я. — Привет, мистер Санчес. Привет..
— Этот… гм… визит носит официальный характер, мистер Лиджен, — начал генерал, — по делу чрезвычайной важности, затрагивающему безопасность вашей страны.
— О’кей, генерал, — сказал я. — Поднимайтесь сюда. В чем дело? Может, вы, ребята, начали новую войну, а?
Они гуськом поднялись на террасу, потоптались немного, пожали мне руку и робко расселись по стульям. Пруффи поставил “дипломат” себе на колени.
— Если хотите, можете положить свои сэндвичи на стал, мистер Пруффи, — предложил я. Он моргнул и сжал в руках свей “дипломат” ещё крепче.
Я предложил всем изготовленные по моему заказу, сигары. Пруффи сильно удивился, Смейл отказался, а Санчес взял три.
— Я прибыл сюда, — сказал генерал, — чтобы задать вам, мистер Лиджен, несколько вопросов. Мистер Пруффи представляет Государственный департамент в качестве заинтересованной стороны, а полковник Санчес…
— Ладно, не рассказывайте, — оборвал его я. — Он представляет правительство Перу. Вот я почему-то не спрашиваю вас, что делает вооружённый отряд американских войск на перуанской земле.
— Послушайте, — встрял Пруффи, — я не думаю…
— Я вам абсолютно верю, — заткнул его я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Насколько я могу судить по сдержанному характеру местного населения, эта тайна сохранится ещё, по меньшей мере, три поколения.
— Я посажу модуль в глухом месте, чтоб его не засёк радар, — рассуждал я. — Время пока подходящее. А то ещё несколько лет и такое станет невозможным.
— Да. И этот корабль будет обнаружен, несмотря на его противорадиолокационные экраны, — добавил Фостер.
Я взглянул на огромный гладкий шар, сияющий среди абсолютной тьмы. На поверхности Тихого океана играло яркое отражение солнца.
— Мне кажется, там внизу я вижу отличный островок, то, что надо, — разошёлся я. — Ну а если он не подойдёт, остаётся ещё миллион других для выбора.
— А вы изменились, Лиджен, — заметил Фостер. — Сейчас вы разговариваете как человек, в котором есть много joie de vivre.
— Мне всегда казалось, что я — один из тех парней, которым всегда не везёт, — ответил я. — Но стоя здесь и глядя на весь мир, я почувствовал что-то такое, отчего подобные мысли начинают казаться глупыми, Там внизу есть всё, что нужно человеку, чтобы поймать свою удачу… даже если у него нет запаса товаров на продажу.
— В каждом мире свои правила жизни, — произнёс Фостер, — в одном сложнее, в другом проще. Но столкнуться с вашей реальностью — это настоящий вызов.
— Я… и Вселенная, — провозгласил я. — Да на таком фоне и неудачник буде, выглядеть красавцем.
И повернулся к Фостеру:
— Мы находимся на орбите с периодом обращения десять часов. Пора приступать к делу. Я хочу посадить модуль в южной части Южной Америки — там есть одно место, где можно разгрузиться без необходимости отвечать кое-кому на множество вопросов.
— В вашем распоряжении есть несколько часов до наиболее подходящего момента старта, — сказал Фостер. — Не надо торопиться.
— Может, и не надо, — заметил я, — но у меня много дел…
Я в последний раз взглянул на величественную планету на обзорном экране:
— …и мне не терпится начать…
ГЛАВА VIII
Я сидел на террасе, наблюдая, как солнце погружается в море, и думая о Фостере, который находился где-то там, за пурпуром далёкого горизонта, и наконец возвращался домой на корабле, который прождал его три тысячи лет. Было странно представлять себя на его месте, летящим почти со скоростью света. Для него прошло всего несколько дней, а для меня — три года… три коротких года, которыми я очень удачно воспользовался.
Самое тяжёлое время меня ожидало в первые несколько месяцев после того, как я посадил модуль в каньоне пустынной местности к югу от небольшого перуанского города под названием Иценка. Я проторчал у модуля целую неделю, чтобы убедиться, что вокруг не соберутся бдительные граждане со своими полезными советами и затруднительными для меня вопросами. Затем, увязав в узелок несколько тщательно отобранных образцов товара для начала своей новой карьеры, я доехал на попутных до города. Две недели мне пришлось вкалывать, врать, мошенничать или упрашивать, чтобы добраться до портового города Калао, и ещё неделю, чтобы пристроиться палубным матросом на банановоз, направляющийся в сторону моего дома. В Тампе я смылся на берег и, не привлекая особого внимания, добрался до Майами. Насколько я понял, полиция уже потеряла ко мне интерес.
Моё появление не вызвало восторга у моей старой подружки, сеньориты тяжёлой весовой категории. Тем не менее, она помогла мне устроиться, и я приступил к реализации плана обратить мои сувениры в деньги.
Я захватил с собой из модуля полный карман маленьких серых пластинок, смахивающих на кости домино, но в действительности представляющих собой фильмы, и к ним маленький проектор. Но я не думал их продавать. Я договорился со старым знакомым из числа деловых людей снять фильм для частного показа, пообещав при этом очень низкие затраты. Установив проектор, я принялся крутить свои фильмы, а он переснимал их на 35-миллиметровую плёнку. Я сказал ему, что вывез эти фильмы контрабандой из Восточной Германии. О фрицах он был невысокого мнения, но ему пришлось отдать должное их техническому мастерству: комбинированные съёмки были просто сногсшибательными. Особенно ему нравился фильм, который я назвал “Охота на мамонта”.
В общей сложности у меня было двенадцать фильмов. Сделав незначительные редакторские сокращения и добавив титры с комментариями, мы получили динамичные короткометражные сюжеты по двадцать минут каждый. Мой компаньон вышел на своего друга в Нью-Йорке, который занимался распространением кинопродукции, и после осторожной полемики по поводу условий контракта мы заключили сделку на сто тысяч долларов за все двенадцать роликов с возможностью продажи следующей дюжины по такой же цене.
Через неделю после также осторожного пробного показа фильмов в провинциальных кинотеатрах в окрестностях Байонна, штат Нью-Джерси, мне, без всяких вопросов предложили полмиллиона за следующую партию. Пообещав ему проценты, я оставил своего приятеля Майка улаживать детали, а сам отправился назад в Иценку.
Модуль был на том же месте, где я его оставил. Степень вероятности, что его случайно найдут, была ничтожно малой, так что он мог спокойно торчать здесь ещё лет пятьдесят.
Команде, которую я привёл с собой, я объяснил, что это макет ракетного корабля, являющийся реквизитом для фильма, который я снимаю. Я позволил им все облазить, чтобы они сбросили давление любопытства в своих головах. Общее мнение было таково: этой штукой никого не проведёшь — ни хвостового оперения, ни лучевых пушек, а приборная панель — вообще курам на смех. Ко поскольку я им платил, они принялись воздвигать систему маскировочных сетей (в соответствии с моим сценарием) и сгружать мои товары.
Спустя год после возвращения домой, я уже имел собственный остров — квадратную милю суши с идеальным климатом в пятнадцати милях от побережья Перу — и дом, в котором архитектор учёл каждый мой каприз, чем заслуженно заработал себе целое состояние. Самый верхний этаж дома — по сути дела башня — был чем-то вроде огромного сейфа. Именно там я хранил свой запас товаров. Я распродал большую часть из тех примерно ста фильмов, которые прихватил, расставаясь с Фостером. Но у меня ещё оставалось много другого товара. Сам проектор был весьма дорогой вещью: его автономная система питания преобразовывала ядерную энергию в свет с эффективностью в 99 процентов. Он последовательно сканировал “плёнку” по молекулярным слоям и проецировал непрерывную картину — не то, что наши мигалки по 16 кадров в секунду. Цвет и звук были совсем как в жизни, так что мой дистрибьютор иногда жаловался мне, что при пересъёмке на самую лучшую плёнку фирмы “Текниколор” цвет изображения казался каким-то блеклым.
Принцип работы проектора был до сих пор абсолютно неизвестным и, по крайней мере, теоретически значительно превышал уровень понимания наших физиков. Но практическое его применение было проще простого. Я рассчитал, что при наличии нужных связей в научных кругах, которые помогли бы мне внедрить эту систему, я быстро налажу индустрию и она принесёт миллиардные доходы. Я уже выпустил на рынок несколько своих штучек: прочную бумагу для изготовления рубашек и белья, химический состав, от которого зубы делались белыми, как свежевыпавший снег, переливающийся всеми цветами художественных красок. С теми знаниями, что я почерпнул из своих етержней-памяток3 я владел технологиями для целой сотни новых индустрии. Но всё равно мои возможности были бы далеко не исчерпаны.
Большую часть года я провёл, разъезжав по свету и получая все то, что может дать человеку свобода, помноженная на доллары. Следующий год я посвятил обустройству острова, покупке картин, ковров, серебра для дома… и концертного рояля — когда первоначальное опьянение экономической свободой у меня прошло, я снова стал наслаждаться музыкой.
В течение шести месяцев я держал собственного спортивного тренера на полной ставке; он круглосуточно следил за режимом моего питания, сна и за выполнением всех придуманных мм атлетических упражнений, которые только могло перенести моё бедное тело, В конце курса занятий я приобрёл отличную форму, а от моего тренера осталась одна лишь тень. Я стал искать новое хобби.
Но сейчас, по прошествии трех лет, началось то, от чего я зарекался: меня стала доставать скука — болезнь всех богатых бездельников. Мечтать о богатстве и иметь его — совершенно разные вещи. И я начал вспоминать почти с ностальгией старые крутые времена, когда каждый день был приключением; то с полицейскими, то с голодным желудком, то с неутолёнными желаниями.
Конечно, нельзя сказать, что от богатства я особенно страдал. Развалясь в удобном кресле, я отдыхал после целого дня, проведённого на рыбалке или за скромным обедом с шатобрианом. Я курил тонкую сигару, скрученную виртуозом своего дела из листьев лучшего в мире табака, и наслаждался прекрасной музыкой в таком звучаний, какое могла обеспечить самая качественная аппаратура стоимостью в тысячи долларов. А окружавшую меня местность, хоть она и была бесплатной, можно было бы оценить в миллион долларов за минуту созерцания. Потом я прогуляюсь к эллингу, заведу свой катер с мотором фирмы “Роллс-Ройс” и поплыву на большую землю. Там я пересяду в свой “кадиллак” с откидным верхом и поеду в город, где высокая брюнетка из Стокгольма ждёт, чтобы я сводил её в кино. Моя постоянная подружка была трудолюбивой секретаршей в электронной фирме.
Я докурил свою сигару и подался вперёд, чтобы бросить окурок в большую серебряную пепельницу, но тут что-то далёкое на красной от заходящего солнца морской глади привлекло моё внимание, Я прищурился и попробовал разглядеть, что это такое, затем сходил в дом и вернулся с мощным биноклем. Наведя резкость, я стал изучать тёмную точку, которая уже чётко вырисовывалась на фоне неба. Прямо к моему острову шёл тяжёлый моторный катер.
Я наблюдал, как он приближается, разворачивается у бетонного пирса длиной в сто футов — его я выстроил за волноломом — и причаливает бортом под рокот мощных двигателей. Потом двигатели смолкли, и в наступившей тишине катер закачался у пирса. Я изучал его серо-голубой корпус и неприметный флаг на корме. На баке стояли два палубных орудия, а по бортам размещались четыре пусковых устройства, заряженные торпедами. Но все железо катера не оставило у меня и половины того впечатления, которое произвели шеренги выстроившихся на палубе солдат в касках.
Я продолжал наблюдать. Солдаты сошли на пирс и построились двумя отделениями. Я насчитал 48 солдат и двух офицеров. До меня донёсся слабни звук отрывистых команд, и колонна двинулась по мощёной дороге, извивающейся среди высаженных королевских пальм и кустов китайской розы, к широкой подъездной аллее, которая плавно заворачивала к моему дому. Они остановились, повернулись по команде налево и замерли по стойке “смирно”. По аллее, стараясь выглядеть естественно, насколько позволяли обстоятельства, поднялись два офицера в парадной форме и толстый, коротконогий штатский с “дипломатом” в руке. Они остановились у подножия широкой мраморной лестницы, ведущей к крыльцу.
Возглавляющий группу военный — по званию не менее, чем бригадный генерал, — глянул вверх и спросил:
— Разрешите подняться, сэр?
Я обвёл взглядом молчаливые шеренги, выстроившиеся у начала аллеи, и сказал:
— Если ребята хотят попить водички, сержант, скажите им, чтобы шли сюда.
— Я — генерал Смейл, — поправил он меня, — Это — полковник сухопутных войск Перу Санчес, — он указал на второго военного, — и мистер Пруффи из посольства США в Лиме.
— Привет, мистер Пруффи, — произнёс я. — Привет, мистер Санчес. Привет..
— Этот… гм… визит носит официальный характер, мистер Лиджен, — начал генерал, — по делу чрезвычайной важности, затрагивающему безопасность вашей страны.
— О’кей, генерал, — сказал я. — Поднимайтесь сюда. В чем дело? Может, вы, ребята, начали новую войну, а?
Они гуськом поднялись на террасу, потоптались немного, пожали мне руку и робко расселись по стульям. Пруффи поставил “дипломат” себе на колени.
— Если хотите, можете положить свои сэндвичи на стал, мистер Пруффи, — предложил я. Он моргнул и сжал в руках свей “дипломат” ещё крепче.
Я предложил всем изготовленные по моему заказу, сигары. Пруффи сильно удивился, Смейл отказался, а Санчес взял три.
— Я прибыл сюда, — сказал генерал, — чтобы задать вам, мистер Лиджен, несколько вопросов. Мистер Пруффи представляет Государственный департамент в качестве заинтересованной стороны, а полковник Санчес…
— Ладно, не рассказывайте, — оборвал его я. — Он представляет правительство Перу. Вот я почему-то не спрашиваю вас, что делает вооружённый отряд американских войск на перуанской земле.
— Послушайте, — встрял Пруффи, — я не думаю…
— Я вам абсолютно верю, — заткнул его я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32