Приближаясь к южной части центра города, где полицейские патрули
тщательно очищали улицы от подозрительных личностей, Снеер почувствовал
себя безопаснее. Сейчас полицейские были его сообщниками и опекунами. Он,
как положено, заявил о пропаже Ключа, это можно было в любой момент
проверить в Комендатуре. А доказательство его идентичности - папиллярные
линии руки - были, как и у каждого гражданина, зарегистрированы в
центральной картотеке Сискома. Он облегченно вздохнул, оказавшись в
знакомом районе, где с ним не могло приключиться ничего плохого ни днем,
ни ночью. Здесь он прожил почти всю сознательную жизнь, здесь чувствовал
себя уверенно и безопасно.
Он плелся на гудящих от усталости ногах, проклиная размеры
агломерации. Арголанд, раскинувшись вдоль западного и юго-западного
берегов озера Тибиган, постепенно поглотил бывшие пригороды и несколько
старых, обнищавших городков в радиусе десятков километров. Теперь это было
огромное скопище старых городских районов, пригородов с низкой застройкой
и кольцом окружающих центр многочисленных микрорайонов с мрачными
однотипными жилыми блоками.
Дальше, за границей агломерации, уже не было ничего... То есть ничего
- с точки зрения прямых интересов обитателей города. Там на сотни
километров вширь раскинулись сельскохозяйственные угодья и скотоводческие
фермы, в которых хозяйничали устройства, требующие лишь надзора
немногочисленных специалистов. Кое-где среди культурных полей можно было
встретить странные строения - полностью автоматизированные
перерабатывающие центры, фабрики, почтя целиком упрятанные в глубь земли,
чтобы они не занимали ценной поверхности полей и пашен. Для среднего
арголандца внегородские территории как бы и не существовали. Мало кто
задумывался над тем, откуда берется все то, чем он пользуется ежедневно,
хотя каждый в свое время все это изучал. Однако знания эти, для
большинства бесполезные в жизни, быстро выветривались из памяти, и многие
люди, опрошенные о происхождении предметов питания или повседневного
употребления, не смогли бы сказать ничего сверх того, что происходят они
из соответствующего автомата или склада.
В ситуации, когда почти каждый арголандец всю свою жизнь не вылезал
за пределы агломерации, поглощенный легальным либо нелегальным
приумножением пунктов, трудно было удивляться такому положению. Проблемы
созидания благ могли интересовать самое большее каких-нибудь наимудрейших
нулевиков - тех, что напридумывали все эти смешные машины, отлучающие
человека от земли и фабрики. Важнее было то, что за свои пункты каждый мог
получить все, что ему необходимо, да еще и оставалось на экспорт в другие
агломерации, откуда взамен поступали разные импортные деликатесы и
предметы роскоши, доступные за желтые тем, кто умел их добывать.
Шоссе и железные дороги служили исключительно подвозу товаров в город
и вывозу скапливающихся в нем отходов для переработки или уничтожения на
предприятиях, производящих энергию. Агломерация была огромным живым
организмом, полипом, развалившимся среди гигантского простора и
высасывающим из него все, что удавалось. Где-то далеко, разбросанные по
большому континенту, существовали подобные. Столь подобные, что ни у кого,
собственно, не было достаточно серьезных поводов наведываться туда. Тем
более что это обошлось бы в головокружительную сумму пунктов.
Давние исторические причины миграции населения - желание обрести
более легкую жизнь, высокие заработки - перестали действовать с момента
повсеместной унификации принципов хозяйствования и введения единой
интеллектуальной разрядизации. Теоретически можно было зарегистрироваться
в любой агломерации, но связанные с этим формальности и расходы
оказывались эффективной преградой против перемещения людей. Мировая
хозяйственная система выровняла уровень жизни обитателей планеты столь
тщательно и результативно, что граждане одного и того же разряда
чувствовали себя одинаково в любой точке земного шара.
С того момента, когда промышленность и сельское хозяйство подверглись
полной механизации, исчезли мелкие центры - города, села, поселки вокруг
больших промышленных предприятий. За пределами агломерации люди оказались
совершенно излишними, площади были необходимы под поля. Бывшие жители
небольших населенных пунктов были поглощены огромными агломерациями,
увеличив тем самым массу "резервных", которым не находилось занятий в
городах. Но здесь можно было жить, даже не работая. Здесь же находились
автоматы, склады, культурно-увеселительные заведения, жилища.
Для некоторых неработающих - таких, например, как Снеер, -
агломерация была благодатным полем для развития в нелегальной, но
прибыльной деятельности по оказанию услуг, умножающих сравнительно
скромные доходы из фонда общественных дотаций. Но чтобы получить такие
дополнительные доходы, надо было иметь соответствующий разряд. Не на
Ключе, а в голове, как говаривал Снеер. Большинство неработающих с
разрядом от четвертого до шестого, а также некоторые трояки, обладающие не
слишком потребными профессиями, без протеста принимали материальный
статус, следующий из их положения на интеллектуальной лестнице. Одинаковое
для всех разрядов количество красных пунктов гарантировало удовлетворение
ежедневных потребностей, а определенное количество давало возможность
пользоваться дополнительными утехами, представляемыми городом.
Таким образом, каждый был не только материально обеспечен, но и имел
возможность улучшить свое положение путем совершенствования собственного
интеллекта. Это давало каждому столь потребную в жизни надежду на "нечто
лучшее".
Надежда эта была - откровенно говоря - достаточно иллюзорной, однако
понимали это только те, кто взобрался немного выше других, получив средний
разряд. Уровень требований, которые ставились перед кандидатами на работу,
убегал от людей быстрее, чем они были в состоянии поднимать свой
интеллектуальный разряд. Большинство всю жизнь буксовало на месте,
столкнувшись с непреодолимым пределом собственных возможностей. Иные - для
которых даже стена официальной этики не была преградой - преодолевали
барьер возможностей с помощью спецов, подобных Снееру.
Было трудно разобраться, то ли степень сложности технических
комплексов и общественных проблем возрастала так резко, что все меньше
людей удовлетворяли требованиям, предъявляемым к управлению и контролю, то
ли слишком быстро понижался интеллектуальный уровень всего общества, и
власти ради поддержания хорошего тонуса вынуждены были втихую занижать
разрядификационный барьер, вследствие чего теперешний трояк или двояк был
уже не столь интеллектуален, как прежний.
В принципе все в этой системе действовало в согласии с
первоначальными замыслами: автоматизация производственных процессов и
торговых операций для того и была осуществлена, чтобы освободить людей от
физических и умственных усилий и тем самым обеспечить им нормальный быт и
блага. Стало быть, пределом такого процесса было бы состояние, при котором
никто не работает, но все получают продукты автоматизированных процессов
по потребностям. Первоначально считалось, что сей предел будет достигнут в
некоем невообразимо далеком будущем. Урбанизацию восприняли как
неотъемлемый побочный продукт проводимой программы. Проблему занятости
предполагали разрешить путем постепенного сокращения времени ежедневной
работы и повышения сменности.
Однако очень скоро выяснилось, что это не более чем утопия. В
теоретических выкладках перепутали реальность с благими пожеланиями:
слишком прямолинейно трактовали аксиому о _р_а_в_е_н_с_т_в_е_ всех людей.
Ибо что означает фраза: один человек _р_а_в_е_н_ другому? Человек - можно
сказать - существо многомерное, так которое же из его свойств следует
признать наиболее представительным для целей сравнения? В конце концов ни
возможности, ни потребности людей не унифицированы и унификации не
поддаются.
Введение всеобщего высшего образования, имеющего целью сравнять
возможности, обнажило лишь неоспоримую разницу умственных уровней и
способностей. Система разрядизации стала необходимой для определения, кто
и в какой степени способен выполнять требования, предъявляемые сложной
системой. Заполнение должностей людьми с низкими способностями было бы
абсурдом. Гораздо проще и дешевле обеспечить им жизнь без работы, нежели
создавать фиктивные рабочие места!
В ходе введения повой экономической системы пали многие неточные либо
вообще ошибочные понятия, издавна бытовавшие в человеческом каноне
социальных воззрений. Оказалось, например, что вопреки убеждению, имевшему
хождение со времен раннего капитализма, люди вовсе не жаждут _р_а_б_о_т_ы
ради нее самой. "Работа" всегда была неким лозунгом, условным символом,
означавшим по существу то же, что и другой условный символ - "деньги". Оба
эти понятия обозначали одно и то же: объем благ, которые работник ожидает
получить в свое распоряжение. Требуя работы, работник намерен получить -
что вполне понятно - _о_п_л_а_т_у_. В те времена, когда подавляющие массы
в основном честных и осознающих свои общественные обязанности людей не
имели иных путей для получения денег, то есть в конечном счете благ,
оторванные от жизни теоретики создали доктрину, согласно которой
работающий люд нуждается _т_о_л_ь_к_о_ в работе, ибо жить без нее не
может.
Но по сути дела, каждый человек в определенной степени - более или
менее - ленив, так же как каждый бывает лучше или хуже, глупее или умнее
других; это его естественное человеческое состояние, свидетельствующее о
его принадлежности к роду людскому. Можно даже - как хотят некоторые -
приписать лени творческую роль в формировании человеческой цивилизации.
Ибо, говорят они, если б не лень наших предков, стремившихся достичь
т_о_г_о _ж_е _р_е_з_у_л_ь_т_а_т_а_ меньшими усилиями, сегодня у нас не
было б даже простых машин.
В долгой истории человечества можно отыскать упоминания об
экспериментах различных реформаторов, направленных на то, чтобы обеспечить
людям работу, минуя оплату. Однако такие опыты в принципе оканчивались
плачевно, причем обычно становилось ясно, что работающий человек не
считает достаточным вознаграждением то, что использует для простого
воспроизводства собственных физических сил, расходует на жилище, одежду и
другие потребности своего "единоличного предприятия".
Зато обратный эксперимент не ведет к катастрофе: обеспечив человеку
только лишь оплату, мы видим, что работу он находит себе сам в
соответствующей области и соответственно степени собственной лености. При
этом активность, как правило, оказывается пропорциональна умственному
уровню индивидуума. В крайнем проявлении - человекообразная обезьяна,
которую кормят досыта, не проявит никаких склонностей к организации себе
какого-либо занятия, давая выход своей энергии в делах, ничего общего с
трудом не имеющих.
Следует заметить, что история продемонстрировала также легковесность
другой точки зрения, имеющей корни в древности и гласящей, что народ
требует якобы только хлеба и зрелищ. Самые различные правители и владыки
более поздних времен имели возможность не раз убедиться, что, получив
хлеб, народ неизбежно тут же начинает требовать масла и колбасы,
бойкотируя самые увлекательные зрелища.
Система, царившая в обществе Арголанда, не противоречила естественным
законам: работой занимались самые разумные - по необходимости либо по
выбору действуя в легальных и нелегальных отраслях общественной и
хозяйственной жизни - и в принципе не чувствовали себя обойденными; люди с
более низким уровнем интеллекта, живущие на дотации, также отнюдь не
домогались возможности отрабатывать получаемые блага. Одним словом,
система выглядела вполне стабильной и в меру справедливой.
Так, по крайней мере, оценивал ситуацию Снеер, стоявший несколько в
стороне от основного течения жизни подавляющего большинства арголандцев.
До сегодняшнего несчастливого дня, обычно располагая крупной суммой
пунктов на Ключе, он нечасто вдавался в рассуждения, касающиеся оценки
действительности, позволяющей ему вполне сносно существовать в среде
хорошо знакомых явлений и процессов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34