Быть может, все дело в том, что ты и любишь, и ненавидишь одновременно. Ты был стар, прежде чем стал молодым, Яма, а она была единственной, кого ты когда-либо любил. Я ведь прав?
— Да.
— Тогда нет у меня для тебя совета, нет панацеи от твоих напастей, сам должен ты разграничить свои чувства и одолевающие нас заботы.
— Хорошо, Сиддхартха. Я за то, чтобы остановить Ниррити здесь, в Хайпуре, если Небеса поддержат нас.
— Есть ли у кого-нибудь возражения?
Молчание.
— Тогда нам надо в Храм, реквизировать его средства связи.
Яма потушил сигарету.
— Но разговаривать с Брахмой я не буду, — сказал он.
— Переговоры я беру на себя, — откликнулся Сэм.
Или, пятая нота гаммы, сорвавшись со струны арфы, зазвенела в Саду Пурпурного Лотоса.
Когда Брахма включил связь в своем павильоне, на экране возник какой-то человек в зелено-голубом тюрбане Симлы.
— А где жрец? — спросил Брахма.
— Связан снаружи. Можно, если ты желаешь выслушать пару-другую молитв, притащить его сюда…
— Кто ты такой, что носишь тюрбан Первых и вступаешь в Храм при оружии?
— У меня такое странное ощущение, будто все это со мной уже однажды было, — промолвил в ответ человек.
— Отвечай на мои вопросы!
— Хочешь ли ты, чтобы Ниррити был остановлен, Леди? Или же ты намерена отдать ему все эти города, от Махаратхи до самых верховий?
— Ты испытываешь терпение Небес, смертный! Ты не уйдешь из Храма живым.
— Твои смертельные угрозы ничего не значат для главного из локапал, Кали.
— Локапал больше нет, и, стало быть, нет среди них и главного.
— Ты видишь его перед собой, Дурга.
— Яма? Это ты?
— Нет, хотя он здесь, со мной, — так же, как Кришна и Кубера.
— Агни мертв. Новые Агни умирают один за другим, с тех пор как…
— С Дезирата. Я знаю, Чанди. Я не выходил на поле в стартовом составе. Рилд не убил меня. Призрачная кошка, которая так и останется безымянной, поработала на славу, но и этого оказалось мало. А теперь я вновь пересек Мост Богов. И локапалы выбрали меня старшим. Мы намерены оборонять Хайпур и разбить Ниррити, если Небеса нам помогут.
— Сэм… ты… не может быть!
— Тогда зови меня иначе: Калкин ли, Сиддхартха, Татхагата или Махасаматман, Бич, Будда или Майтрея. Все равно это я, Сэм. Я пришел поклониться тебе и заключить сделку.
— Какую же это?
— Люди смогли ужиться с Небесами, но Ниррити — другое дело. Яма и Кубера буквально напичкали город своим оружием. Мы можем укрепить его и противостоять даже массированным атакам. Если Небеса объединят свои силы с нашими, Ниррити найдет здесь, у Хайпура, свой конец. И мы пойдем на это, если Небеса санкционируют акселеризм и религиозную веротерпимость и положат конец господству Хозяев Кармы.
— Не много ли, Сэм…
— Первые два пункта касаются того, что уже и так существует; это просто даст им право спокойно существовать и в дальнейшем. Третье же все равно произойдет, нравится тебе это или нет, так что я даю тебе шанс выступить в роли благодетеля.
— Я подумаю…
— Минуту-другую. Я подожду. Ну а если ты скажешь нет, мы уйдем из города и позволим Ренфрю его захватить, осквернить Храм. После того, как он возьмет еще несколько городов, тебе все равно придется с ним столкнуться. Нас, однако, уже не будет рядом. Мы подождем, чем все это кончится. Если после всей этой передряги ты еще останешься у власти, не тебе уже будет решать о тех принципах, о которых я упомянул. Ну а нет — так мы сможем тогда осилить Черного и остановить его зомби. В любом случае мы добьемся своих целей. Но путь, который я тебе предлагаю, для тебя явно приемлемей.
— Хорошо! Я немедленно разворачиваю свои силы. Бок о бок пойдем мы в последнюю битву, Калкин. Ниррити умрет у Хайпура! Пусть кто-нибудь останется здесь на связи, чтобы мы не теряли контакта.
— Я размещу здесь свою ставку.
— А теперь развяжи жреца и приведи его сюда. Он сподобится получить несколько божественных повелений и, чуть погодя, лицезреть теофанию.
— Да, Брахма.
— Погоди, Сэм! После битвы, если мы останемся живы, я хотела бы поговорить с тобой — о взаимном поклонении.
— Ты хочешь стать буддистом?
— Нет, снова женщиной…
— Каждому событию нужно подобающее место и время, а сейчас у нас нет ни того, ни другого.
— Когда придет время и найдется место, тогда там я и буду.
— Сейчас пришлю твоего жреца. Не отключайся.
Теперь, после падения Лананды, Ниррити совершал службу среди ее руин, моля о победе над остальными городами. Его сержанты перешли на медленный, монотонный ритм, и зомби как один пали на колени. Ниррити молился, пока капельки пота не покрыли его лицо, словно маска из стекла и света, и не начал стекать пот под его доспехи-протезы, дарующие ему силу многих. Тогда поднял он лицо свое к небу, взглянул на Мост Богов и произнес:
— Аминь.
После чего резко повернулся и зашагал к Хайпуру, и вся его армия двинулась за ним по пятам.
Когда подошел Ниррити к Хайпуру, его там ожидали боги.
Ополченцы из Килбара ждали его рядом с войсками Хайпура.
Дожидались его и полубоги, герои, знать.
И ждали брамины высокого ранга, ждали многие последователи Махасаматмана. Последние прибыли сюда во имя Божественной Эстетики.
Посмотрел Ниррити через заминированные поля, раскинувшиеся вокруг города, и увидел четырех всадников, ожидавших у ворот, четырех локапал, за спинами которых развевались штандарты Небес.
Он опустил забрало и повернулся к Ольвеггу.
— Ты был прав. Интересно, там ли Ганеша?
— Скоро узнаем.
И Ниррити продолжил свой путь.
В этот день осталось поле битвы за Князем Света. Так и не вступили полчища Ниррити в Хайпур. Ганеша пал от клинка Ольвегга, когда пытался нанести предательский удар в спину Брахме, который сошелся в поединке с Ниррити на склоне холма. Пал тогда и Ольвегг, зажимая руками рану в животе, и начал медленно отползать к валуну.
Брахма и Черный замерли лицом к лицу, и голова Ганеши прокатилась между ними и заскакала вниз по склону.
— Это он рассказал мне о Килбаре, — сказал Ниррити.
— Он хотел, чтобы там все и решилось, — сказал Брахма, — и склонял меня к этому. Теперь ясно, почему.
И они сошлись в схватке, и бились доспехи Ниррити за него с силою многих.
Яма пришпорил своего коня, торопясь к холму, как вдруг на него налетел вихрь дыли и песка. Он заслонил глаза полою своего плаща, и вокруг него зазвенел смех.
— Где же твой смертельный взгляд, а, Яма-Дхарма?
— Ракшас! — прорычал тот.
— Да. Это я, Тарака!
И вдруг на Яму обратился поток воды, под напором которой споткнулся и упал на спину его конь.
В тот же миг был уже Яма на ногах и сжимал в руке свой клинок, а пылающий смерч уплотнился перед ним в человекообразную фигуру.
— Я отмыл тебя от этой непереносимой гадости, бог смерти. Теперь ничто не спасет тебя от моей руки!
Яма, подняв клинок, ринулся вперед.
Он рубанул своего серого противника, и клинок наискось прошел через все его туловище от плеча к бедру, но ни крови, ни каких-либо признаков раны не появилось на теле ракшаса.
— Ты не можешь ранить меня, как ранил бы человека, о Смерть! Но погляди, что могу сделать с тобой я!
И Тарака вспрыгнул на него, накрепко прижав ему руки к туловищу, пригнул к земле. Взвился фонтан искр.
Вдалеке уперся Брахма коленом в хребет Ниррити и потянул изо всех сил назад его голову, пытаясь превозмочь силу черных доспехов. Тогда-то и спрыгнул Бог Индра со спины своего ящера и поднял на Брахму свой меч, Громоваджру. И услышал, как хрустнула шея Ниррити.
— Тебя спасает только твой плащ! — вскричал Тарака, продолжая бороться с Ямой, и в этот миг взглянул он в глаза Смерти…
Стремительно слабел Тарака, но не стал ждать Яма и сразу, как только смог, отбросил его в сторону.
Он вскочил и бросился к Брахме, даже не успев подобрать свой меч. Там, на холме, раз за разом отбивал Брахма удары Громоваджры, и кровь ключом била из обрубка его левой руки, ручейками стекала из ран на голове и груди. Ниррити стальной хваткой впился ему в лодыжку.
Громко закричал Яма, выхватывая на бегу свой кинжал.
Индра отступил назад, туда, где его не мог достать клинок Брахмы, и оглянулся на него.
— Кинжал против Громоваджры, да, Красный? — спросил он.
— Да, — выдохнул Яма и нанес удар правой рукой, перебросив кинжал в левую для настоящего удара.
Лезвие вошло Индре в предплечье.
Индра выронил Громоваджру и ударил Яму в челюсть. Яма упал, но падая, успел дернуть соперника за ногу и повалить его рядом с собой на землю.
И тут полностью овладел им его Облик, и под взглядом его побелел и как-то пожух Громовержец, как трава осенью. Когда обрушился на спину Смерти Тарака, Индра был уже мертв. Попытался было Яма освободиться от хватки ракшаса, но словно ледяная гора пригвоздила его плечи к земле.
Лежащий рядом с Ниррити Брахма оторвал клок от своей пропитанной демоническим репеллентом одежды и бросил его правой рукой; стараясь, чтобы упал он поближе к Яме.
Отшатнулся Тарака, и, оглянувшись, уставился на него Яма. В этот миг подскочил в воздух лежавший на земле меч Индры и устремился прямо Яме в грудь.
Обеими руками схватил бог смерти лезвие Громоваджры, когда оставались тому до его сердца лишь считанные дюймы. Но продолжало смертоносное оружие надвигаться, и потекла на землю кровь из разрезаемых им ладоней Ямы.
Обратил Брахма на Владыку Адова Колодезя свой смертный взгляд, взгляд, который черпал теперь жизнь и из него самого.
Острие коснулось Ямы.
Он, поворачиваясь боком, ринулся в сторону, и вспороло оно ему кожу от ключицы до плеча.
Копьями стали тогда глаза его, и потерял ракшас человеческий облик, обратившись в дым. Голова Брахмы упала ему на грудь.
И сумел возопить еще Тарака, завидев, что скачет к нему на белом коне Сиддхартха, а воздух вокруг него потрескивает и пахнет озоном:
— Нет, Бич! Умерь свою силу! Моя смерть принадлежит Яме…
— Глупый демон! — отклинулся Сэм. — Не надо было…
Но Тараки уже не было.
Яма, упав рядом с Брахмой на колени, затягивал жгут вокруг, того, что осталось у павшего бога от левой руки.
— Кали! — звал он. — Не умирай! Ответь мне, Кали!
Брахма судрожно втянул воздух, глаза его на миг приоткрылись, но тут же закрылись вновь.
— Слишком поздно, — пробормотал Ниррити. Он повернул голову и посмотрел на Яму.
— Или, скорее, как раз вовремя. Ведь ты же Азраил, не так ли? Ангел Смерти…
Яма ударил его ладонью по лицу, и полоса крови из его руки осталась на лице у Черного.
— «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное, — сказал Ниррити. — Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».
Яма еще раз ударил его.
— «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят…»
— «И блаженны миротворцы, — перебил Яма, — ибо они будут наречены сынами Божьими». Где ты найдешь здесь место для себя, Черный? Чей сын ты, что сотворил все это?
Ниррити улыбнулся и сказал:
— «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное».
— Ты безумец, — сказал Яма, — и поэтому я не буду лишать тебя жизни. Подыхай сам, когда придет твое время. Его уже недолго ждать.
И, подняв с земли Брахму, он направился с ним на руках в сторону города.
— «Блаженны вы, когда будут поносить вас, — продолжал Ниррити, — и гнать и всячески неправедно злословить за Меня…»
— Воды? — спросил Сэм, доставая флягу и приподнимая голову Ниррити.
Ниррити взглянул на него, облизнул губы и слабо кивнул. Сэм влил ему в рот немного воды.
— Кто ты? — спросил умирающий.
— Сэм.
— Ты? Ты вновь восстал?
— Это не в счет, — промолвил Сэм. — Я тут, в общем-то, ни при чем.
Слезы наполнили глаза Черного.
— Значит, победа будет за тобой, — выдавил он из себя. — Не могу понять, как Он допустил такое…
— Это лишь один из миров, Ренфрю. Кто знает, что происходит на других? И к тому же это отнюдь не та борьба, в которой я хотел бы победить, ты же знаешь. Мне жаль тебя и жаль, как все сложилось. Я согласен со всем, что ты сказал Яме, согласны с этим и все последователи того, кого они называли Буддой. Я уже и не припомню, был ли им я сам, или же это был кто-то иной. Но теперь я ухожу от него. Я опять стану человеком, и пусть люди сохраняют того Будду, который есть у них в сердце. Каким бы ни был источник, послание было чистым, верь мне. Только поэтому оно обрело корни и разрослось.
Ренфрю сделал еще один глоток.
— «Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые», — сказал он. — Воля превыше моей положила, чтобы умер я на руках у Будды, положила миру сему такой путь… Даруй мне свое благословение, Гаутама, ибо я умираю…
Сэм опустил голову.
— Ветер мчит на юг и вновь возвращается на север. Весь мир — круговращение, и следует ветер его круговороту. Все реки текут в море, и однако, море не переполняется. К истоку рек возвращаются вновь их воды. То, что было, это то, что будет; то, что свершено, будет свершено. Нет воспоминаний о бывшем, и не будет воспоминаний о том, что будет с теми, кто придет позже…
И он накрыл Черного своим белым плащом, ибо тот был мертв…
Яна Ольвегга принесли в город на носилках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42