— Кроме тебя и Ратри, в живых никого не осталось! Ты последний! Сдавайся!
Он боролся, чтобы подняться на ноги, ему удалось положить руки на пояс, на свой светящийся пояс.
Покачнувшись, он пробормотал сквозь крепко сжатые зубы:
— Хорошо! Я спущусь… среди вас упадет бомба!
Но тут небо потемнело, посветлело, вновь потемнело.
Оглушительный крик покрыл рев ненасытного пламени.
— Это Гаруда! — воскликнул Мара.
— Что здесь делать Вишну — теперь-то?
— Гаруду же украли! Ты что, забыл?
Огромная птица пикировала на охваченный пожаром город, словно стремящийся к своему пылающему гнезду исполинский феникс.
Сэм с трудом взглянул вверх и увидел, как вдруг на глаза Гаруде опустился колпак. Птица взмахнула крыльями и, словно свинцовая, продолжала падать туда, где перед Храмом стояли боги.
— Красный! — вскричал Мара. — Седок! Он в красном!
Брахма повернулся и обеими руками направил свой вопящий скипетр на голову пикирующей птицы.
Мара взмахнул рукой, и крылья Гаруды, казалось, вспыхнули.
Вайю поднял вверх обе руки, и ураганный ветер обрушился на вахану Вишну, чей клюв сминает колесницы.
Еще раз вскричал Гаруда, расправив крылья, чтобы замедлить падение. Вокруг его головы суетились ракшасы, тычками и подзатыльниками подталкивая вниз.
Падение его замедлялось, замедлялось, но превратиться не могло.
Боги бросились врассыпную.
Гаруда рухнул на землю, и земля содрогнулась.
Среди перьев на его спине появился Яма с клинком в руке, он сделал три шага и повалился на мостовую. Из развалин возник Мара и дважды ударил его сзади по затылку ребром ладони.
Еще до второго удара Сэм прыгнул вперед, но не успел достичь земли вовремя. Вновь завопил скипетр, и все закружилось вокруг него. Изо всех сил боролся он, чтобы остановить падение, но смог его лишь замедлить.
Земля была под ним в пятнадцати метрах… в десяти… в пяти…
Сначала она была подернута мутно-кровавой пеленой, потом стала просто черной…
— Наконец-то Князь Калкин сражен в битве, — мягко сказал кто-то.
Брахма, Мара, да два полубога, Бора и Тикан, вот и все, больше некому было конвоировать Сэма и Яму из умирающего города Дезирата на реке Ведре. А перед ними брела леди Ратри с веревочной петлей на шее.
Они забрали Сэма и Яму в громовую колесницу, которая была в еще более плачевном состоянии, чем сразу после падения: в правом борту ее зияла огромная дыра, а часть хвостового оперения исчезла неизвестно куда. Они сковали пленников цепями, сняв с них предварительно Талисман Бича и малиновый плащ Смерти. Они связались с Небесами, и вскоре за ними прибыла гондола.
— Мы победили, — сказал Брахма. — Дезирата больше нет.
— Дорогая победа, на мой взгляд, — сказал Мара.
— Но мы победили!
— А Черный опять шевелится.
— Он хотел лишь испытать нашу силу.
— И что он должен о ней решить? Что мы потеряли всю армию? И даже нескольких богов?
— Мы бились со Смертью, ракшасами, Калкиным, Ночью и Матерью Зноя. После такой победы Ниррити не осмелится вновь поднять на нас руку.
— Могуч Брахма, — сказал Мара и отвернулся.
Властители Кармы вызваны были, чтобы судить пленных.
Леди Ратри изгнана была из Града и осуждена на пребывание в мире простой смертной, воплощенной всегда в располневшие немолодые тела, которые не могли принять на себя ее Облик или Атрибуты. Так милостиво обошлись с ней, поскольку решено было, что стала она заговорщицей случайно, неосторожно доверившись Кубере.
Когда послали за Владыкой Ямой, дабы предстал он перед судом, то обнаружили в камере лишь его мертвое тело. Оказалось, что у него в тюрбане спрятана была маленькая металлическая коробочка. И она взорвалась.
После вскрытия Властители Кармы дали свои разъяснения.
— Почему он не принял яд, если хотел умереть? — спросил Брахма. — Легче скрыть пилюлю, чем мину.
— Теоретически возможно, — сказал один из Властителей, — что где-то в мире он заготовил другое тело, в которое намеревался себя переслать при помощи самовзрывающегося по завершении работы устройства.
— Такое возможно?
— Нет, конечно. Аппаратура для передачи громоздка и сложна. Яма, правда, хвастался, что он может все. Однажды он пытался меня убедить, что подобный прибор можно построить. Но контакт между двумя телами должен быть непосредственным и осуществляться при помощи многих проводов и кабелей. И никакое миниатюрное устройство не способно развить нужную мощность.
— Кто построил вам психозонд? — спросил Брахма.
— Господин Яма.
— А Шиве громовую колесницу? А Агни огневой жезл? Грозный лук Рудре? Трезубец? Пресветлое Копье?
— Яма.
— Я бы хотел сообщить вам, что примерно в то же время, когда, должно быть, работала эта крошечная коробочка, сам собою включился главный генератор в Безбрежных Чертогах Смерти. Он проработал неполных пять минут и сам же отключился.
— Была передача? Брахма пожал плечами.
— Пора наказать Сэма.
Что и было сделано. И поскольку один раз он уже умирал и это не дало желаемого эффекта, на сей раз решено было не ограничиваться смертным приговором.
И он был перенесен. Но не в другое тело.
Возвели радиобашню, Сэма, накачав наркотиками, должным образом подготовили к переносу, облепив проводами и датчиками. Но связаны те были не с другим телом, а с особым преобразователем.
И излучен был его атман через открывшийся купол прямо в огромное магнитное облако, окружавшее всю планету и прозывавшееся Мостом Богов.
И даровано ему было затем уникальное отличие: единственным на Небесах дважды прошел он через погребальные обряды. Ну а для Ямы это были первые похороны, и, глядя, как поднимается ввысь дым от костров, гадал Брахма, где он сейчас на самом деле.
— Будда погрузился в нирвану, — возвестил Брахма. — Молитесь по Храмам! Пойте на улицах! Во славе ушел он! Преобразовал он старую религию, и лучше мы теперь, чем были когда-либо! Пусть всякий, кто не согласен, вспоминает Дезират!
Так оно и было.
Но так и не нашли они Владыку Куберу.
Демоны разгуливали на свободе.
Наращивал силы Ниррити.
То тут, то там находился кто-то, кто помнил бифокальные очки или бурление ватерклозета, нефтехимию или двигатели внутреннего сгорания — и день, когда отвратило солнце лик свой от правосудия Небес.
А Вишну говаривал, что наконец-то явилось на Небеса запустение.
VII
Еще одним именем, которым его называли, было Майтрея, что означает Князь Света. Вернувшись из Золотого Облака, отправился он во Дворец Камы в Хайпуре, чтобы собраться с силами и приготовиться к последнему дню юги. Обмолвился однажды один мудрец, что никому не дано встретить этот день, лишь потом узнаешь, что же произошло. Ибо не отличить его рассвет от любого другого рассвета, и течет он, как все, переиначивая историю мира.
Иногда звали его Майтрея, что значит Князь Света…
Мир — это жертвенный огонь, солнце — его топливо, солнечные лучи — дым, день — пламя, стороны света — угли и искры. На этом огне вершат боги подношение веры. Из подношения этого рождается Царь Луна.
Дождь, о Гаутама, это огонь, год — его топливо, облака — дым, молния — пламя, угли, искры. На этом огне вершат боги подношение Царя Луны. Из подношения этого рождается дождь.
Мир, о Гаутама, это огонь, земля — его топливо, огонь — дым, ночь — пламя, луна — угли, звезды — искры. На этом огне вершат боги подношение дождя. Из подношения этого возникает пища.
Мужчина, о Гаутама, это огонь, его открытый рот — это топливо, дыхание — дым, речь — пламя, глаз — угли, ухо — искры. На этом огне вершат боги подношение пищи. Из подношения этого возникает детородная сила.
Женщина, о Гаутама, это огонь, тело ее — его топливо, волосы — дым, лоно — пламя, наслаждения — угли и искры. На этом огне вершат боги подношение детородной силы. Из подношения этого рождается человек. Он живет столько, сколько суждено ему прожить.
Когда человек умирает, уносят его, чтобы предать огню. Огонь становится его огнем, топливо — его топливом, дым — дымом, пламя — пламенем, угли — углями, искры — искрами. На этом огне вершат боги подношение человека. Из подношения этого выходит человек в сияющем величии.
Брихадараньяка упанишада (VI, 2, 9-14).
В высоком синем дворце, увенчанном стройными шпилями и украшенном филигранью резных дверей, где воздух пропитан терпкой морской солью и пронизан криками населяющих прибрежье тварей, отчего быстрее бьется сердце и сильнее жаждешь жизни и ее удовольствий, Господин Ниррити Черный допрашивал приведенного к нему человека.
— Как тебя зовут, мореход? — спросил он.
— Ольвагга, Господин, — отвечал капитан. — Почему перебил ты всю мою команду, а меня оставил в живых?
— Потому что я желаю допросить тебя, Капитан Ольвагга.
— О чем же?
— О многом. О том, что старый морской волк может вызнать в своих скитаниях. Хорошо ли я контролирую южные морские линии?
— Лучше, чем я думал, иначе меня здесь не было бы.
— Многие боятся рисковать, да?
— Да.
Ниррити подошел к окну и, повернувшись к пленнику спиной, долго смотрел на море. Потом снова заговорил:
— Я слышал, что немалых успехов добилась на севере наука со времен, гм, битвы при Дезирате.
— Я тоже слыхивал об этом. И знаю, что так оно и есть. Сам видел паровую машину, Печатные станки вошли в обиход. Ноги мертвых ящеров дергаются от знакомства с гальванизмом. Повысилось качество стали. Вновь изобрели микроскоп и телескоп.
Ниррити обернулся к нему, и некоторое время они изучали друг друга.
Ниррити был маленьким человечком с огоньком в глазах, мимолетной улыбкой, темными волосами, забранными серебряным обручем, вздернутым носом и глазами под цвет его дворца. Одет он был во все черное, а кожа его, похоже, давно не встречала солнечных лучей.
— А почему Боги из Града не смогли это предотвратить?
— Мне кажется, что они просто ослабели, в чем ты, наверное, и хочешь убедиться, Господин. После холокоста на Ведре они вроде бы боятся искоренять прогресс машинерии силой. А еще говорят, что внутри Града сейчас свои распри — между полубогами и уцелевшими из старших. К этому добавляется проблема новой религии. Люди нынче не боятся Небес, как раньше. Они способны постоять за себя; и теперь, когда они лучше подготовлены, боги уже не спешат вступать с ними в открытые конфликты.
— Значит, Сэм победил. Через годы он разбил их.
— Да, Ренфрю. Думаю, ты прав.
Ниррити бросил быстрый взгляд на двух стражников, стоявших по бокам Ольвагги.
— Ступайте, — приказал он и затем, когда они вышли, добавил: — Ты знаешь меня?
— Угу, капеллаша. Я ведь Ян Ольвегг, капитан «Звезды Индии».
— Ольвегг. Это кажется невозможным.
— И однако, так оно и есть. Это ныне старое тело я получил в тот день, когда Сэм разгромил Властителей Кармы в Маратхе. Я был там.
— Один из Первых и — да! — христианин!
— По случаю, когда у меня истощаются индийские ругательства.
Ниррити положил руку ему на плечо.
— Значит само твое существо изнемогает, должно быть, от боли, внимая насаждаемому ими богохульству!
— Не очень-то я их жалую, да и они меня тоже.
— Еще бы. Но вот Сэм — он же делал то же самое — преумножая число ересей, еще глубже погребая истинное Слово…
— Оружие, Ренфрю, — сказал Ольвегг. — Оружие и ничего более. Я уверен, что он хотел стать богом не больше, чем ты или я.
— Может быть. Но лучше бы он подыскал другое оружие. Хоть он и побеждает, души их все равно потеряны.
Ольвегг пожал плечами.
— Я, в отличие от тебя, не богослов…
— Но ты поможешь мне? Веками я накапливал силы, наращивал свою мощь. У меня есть люди и есть машины. Ты сказал, что враг ослаблен. Моя нежить — отродья не мужчины и женщины — не ведают страха. У меня есть небесные гондолы — множество гондол. Я могу добраться до их Града на полюсе. Я могу разрушить их Храмы по всему миру. Полагаю, пришла пора очистить мир от этой скверны. Вновь должна воцариться истинная вера! Скоро! Уже недолго ждать!
— Как я сказал, я не богослов. Но мне тоже хочется увидеть, как падет Град, — сказал Ольвегг. — Я помогу тебе всем, чем смогу.
— Тогда мы захватим для начала несколько их городов и оскверним их Храмы, чтобы посмотреть, что они предпримут в ответ.
Ольвегг кивнул.
— Ты будешь моим советником. Окажешь мне моральную поддержку, — сказал Ниррити и опустил голову. — Молись со мною, — велел он.
Долго стоял старик перед Дворцом Камы в Хайпуре, разглядывая его мраморные колонны. Наконец одна из девушек сжалилась над ним и вынесла ему хлеба и молока. Он съел хлеб.
— Выпей и молоко, дедушка. Оно полезно для всех и укрепит твою плоть.
— К черту! — сказал в ответ старик. — К черту молоко! И мою треклятую плоть! Впрочем, если уж на то пошло, так и дух.
Девушка отпрянула назад.
— Так-то ты отвечаешь на проявленное милосердие!
— Я ругаю не твое милосердие, детка, а твой вкус в том, что касается напитков. Ты что, не могла нацедить мне на кухне глоток-другой самого дрянного винца?.. Того, которое не придет в голову заказывать даже забулдыгам, а повар не осмелится брызнуть на самый дешевый кебаб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Он боролся, чтобы подняться на ноги, ему удалось положить руки на пояс, на свой светящийся пояс.
Покачнувшись, он пробормотал сквозь крепко сжатые зубы:
— Хорошо! Я спущусь… среди вас упадет бомба!
Но тут небо потемнело, посветлело, вновь потемнело.
Оглушительный крик покрыл рев ненасытного пламени.
— Это Гаруда! — воскликнул Мара.
— Что здесь делать Вишну — теперь-то?
— Гаруду же украли! Ты что, забыл?
Огромная птица пикировала на охваченный пожаром город, словно стремящийся к своему пылающему гнезду исполинский феникс.
Сэм с трудом взглянул вверх и увидел, как вдруг на глаза Гаруде опустился колпак. Птица взмахнула крыльями и, словно свинцовая, продолжала падать туда, где перед Храмом стояли боги.
— Красный! — вскричал Мара. — Седок! Он в красном!
Брахма повернулся и обеими руками направил свой вопящий скипетр на голову пикирующей птицы.
Мара взмахнул рукой, и крылья Гаруды, казалось, вспыхнули.
Вайю поднял вверх обе руки, и ураганный ветер обрушился на вахану Вишну, чей клюв сминает колесницы.
Еще раз вскричал Гаруда, расправив крылья, чтобы замедлить падение. Вокруг его головы суетились ракшасы, тычками и подзатыльниками подталкивая вниз.
Падение его замедлялось, замедлялось, но превратиться не могло.
Боги бросились врассыпную.
Гаруда рухнул на землю, и земля содрогнулась.
Среди перьев на его спине появился Яма с клинком в руке, он сделал три шага и повалился на мостовую. Из развалин возник Мара и дважды ударил его сзади по затылку ребром ладони.
Еще до второго удара Сэм прыгнул вперед, но не успел достичь земли вовремя. Вновь завопил скипетр, и все закружилось вокруг него. Изо всех сил боролся он, чтобы остановить падение, но смог его лишь замедлить.
Земля была под ним в пятнадцати метрах… в десяти… в пяти…
Сначала она была подернута мутно-кровавой пеленой, потом стала просто черной…
— Наконец-то Князь Калкин сражен в битве, — мягко сказал кто-то.
Брахма, Мара, да два полубога, Бора и Тикан, вот и все, больше некому было конвоировать Сэма и Яму из умирающего города Дезирата на реке Ведре. А перед ними брела леди Ратри с веревочной петлей на шее.
Они забрали Сэма и Яму в громовую колесницу, которая была в еще более плачевном состоянии, чем сразу после падения: в правом борту ее зияла огромная дыра, а часть хвостового оперения исчезла неизвестно куда. Они сковали пленников цепями, сняв с них предварительно Талисман Бича и малиновый плащ Смерти. Они связались с Небесами, и вскоре за ними прибыла гондола.
— Мы победили, — сказал Брахма. — Дезирата больше нет.
— Дорогая победа, на мой взгляд, — сказал Мара.
— Но мы победили!
— А Черный опять шевелится.
— Он хотел лишь испытать нашу силу.
— И что он должен о ней решить? Что мы потеряли всю армию? И даже нескольких богов?
— Мы бились со Смертью, ракшасами, Калкиным, Ночью и Матерью Зноя. После такой победы Ниррити не осмелится вновь поднять на нас руку.
— Могуч Брахма, — сказал Мара и отвернулся.
Властители Кармы вызваны были, чтобы судить пленных.
Леди Ратри изгнана была из Града и осуждена на пребывание в мире простой смертной, воплощенной всегда в располневшие немолодые тела, которые не могли принять на себя ее Облик или Атрибуты. Так милостиво обошлись с ней, поскольку решено было, что стала она заговорщицей случайно, неосторожно доверившись Кубере.
Когда послали за Владыкой Ямой, дабы предстал он перед судом, то обнаружили в камере лишь его мертвое тело. Оказалось, что у него в тюрбане спрятана была маленькая металлическая коробочка. И она взорвалась.
После вскрытия Властители Кармы дали свои разъяснения.
— Почему он не принял яд, если хотел умереть? — спросил Брахма. — Легче скрыть пилюлю, чем мину.
— Теоретически возможно, — сказал один из Властителей, — что где-то в мире он заготовил другое тело, в которое намеревался себя переслать при помощи самовзрывающегося по завершении работы устройства.
— Такое возможно?
— Нет, конечно. Аппаратура для передачи громоздка и сложна. Яма, правда, хвастался, что он может все. Однажды он пытался меня убедить, что подобный прибор можно построить. Но контакт между двумя телами должен быть непосредственным и осуществляться при помощи многих проводов и кабелей. И никакое миниатюрное устройство не способно развить нужную мощность.
— Кто построил вам психозонд? — спросил Брахма.
— Господин Яма.
— А Шиве громовую колесницу? А Агни огневой жезл? Грозный лук Рудре? Трезубец? Пресветлое Копье?
— Яма.
— Я бы хотел сообщить вам, что примерно в то же время, когда, должно быть, работала эта крошечная коробочка, сам собою включился главный генератор в Безбрежных Чертогах Смерти. Он проработал неполных пять минут и сам же отключился.
— Была передача? Брахма пожал плечами.
— Пора наказать Сэма.
Что и было сделано. И поскольку один раз он уже умирал и это не дало желаемого эффекта, на сей раз решено было не ограничиваться смертным приговором.
И он был перенесен. Но не в другое тело.
Возвели радиобашню, Сэма, накачав наркотиками, должным образом подготовили к переносу, облепив проводами и датчиками. Но связаны те были не с другим телом, а с особым преобразователем.
И излучен был его атман через открывшийся купол прямо в огромное магнитное облако, окружавшее всю планету и прозывавшееся Мостом Богов.
И даровано ему было затем уникальное отличие: единственным на Небесах дважды прошел он через погребальные обряды. Ну а для Ямы это были первые похороны, и, глядя, как поднимается ввысь дым от костров, гадал Брахма, где он сейчас на самом деле.
— Будда погрузился в нирвану, — возвестил Брахма. — Молитесь по Храмам! Пойте на улицах! Во славе ушел он! Преобразовал он старую религию, и лучше мы теперь, чем были когда-либо! Пусть всякий, кто не согласен, вспоминает Дезират!
Так оно и было.
Но так и не нашли они Владыку Куберу.
Демоны разгуливали на свободе.
Наращивал силы Ниррити.
То тут, то там находился кто-то, кто помнил бифокальные очки или бурление ватерклозета, нефтехимию или двигатели внутреннего сгорания — и день, когда отвратило солнце лик свой от правосудия Небес.
А Вишну говаривал, что наконец-то явилось на Небеса запустение.
VII
Еще одним именем, которым его называли, было Майтрея, что означает Князь Света. Вернувшись из Золотого Облака, отправился он во Дворец Камы в Хайпуре, чтобы собраться с силами и приготовиться к последнему дню юги. Обмолвился однажды один мудрец, что никому не дано встретить этот день, лишь потом узнаешь, что же произошло. Ибо не отличить его рассвет от любого другого рассвета, и течет он, как все, переиначивая историю мира.
Иногда звали его Майтрея, что значит Князь Света…
Мир — это жертвенный огонь, солнце — его топливо, солнечные лучи — дым, день — пламя, стороны света — угли и искры. На этом огне вершат боги подношение веры. Из подношения этого рождается Царь Луна.
Дождь, о Гаутама, это огонь, год — его топливо, облака — дым, молния — пламя, угли, искры. На этом огне вершат боги подношение Царя Луны. Из подношения этого рождается дождь.
Мир, о Гаутама, это огонь, земля — его топливо, огонь — дым, ночь — пламя, луна — угли, звезды — искры. На этом огне вершат боги подношение дождя. Из подношения этого возникает пища.
Мужчина, о Гаутама, это огонь, его открытый рот — это топливо, дыхание — дым, речь — пламя, глаз — угли, ухо — искры. На этом огне вершат боги подношение пищи. Из подношения этого возникает детородная сила.
Женщина, о Гаутама, это огонь, тело ее — его топливо, волосы — дым, лоно — пламя, наслаждения — угли и искры. На этом огне вершат боги подношение детородной силы. Из подношения этого рождается человек. Он живет столько, сколько суждено ему прожить.
Когда человек умирает, уносят его, чтобы предать огню. Огонь становится его огнем, топливо — его топливом, дым — дымом, пламя — пламенем, угли — углями, искры — искрами. На этом огне вершат боги подношение человека. Из подношения этого выходит человек в сияющем величии.
Брихадараньяка упанишада (VI, 2, 9-14).
В высоком синем дворце, увенчанном стройными шпилями и украшенном филигранью резных дверей, где воздух пропитан терпкой морской солью и пронизан криками населяющих прибрежье тварей, отчего быстрее бьется сердце и сильнее жаждешь жизни и ее удовольствий, Господин Ниррити Черный допрашивал приведенного к нему человека.
— Как тебя зовут, мореход? — спросил он.
— Ольвагга, Господин, — отвечал капитан. — Почему перебил ты всю мою команду, а меня оставил в живых?
— Потому что я желаю допросить тебя, Капитан Ольвагга.
— О чем же?
— О многом. О том, что старый морской волк может вызнать в своих скитаниях. Хорошо ли я контролирую южные морские линии?
— Лучше, чем я думал, иначе меня здесь не было бы.
— Многие боятся рисковать, да?
— Да.
Ниррити подошел к окну и, повернувшись к пленнику спиной, долго смотрел на море. Потом снова заговорил:
— Я слышал, что немалых успехов добилась на севере наука со времен, гм, битвы при Дезирате.
— Я тоже слыхивал об этом. И знаю, что так оно и есть. Сам видел паровую машину, Печатные станки вошли в обиход. Ноги мертвых ящеров дергаются от знакомства с гальванизмом. Повысилось качество стали. Вновь изобрели микроскоп и телескоп.
Ниррити обернулся к нему, и некоторое время они изучали друг друга.
Ниррити был маленьким человечком с огоньком в глазах, мимолетной улыбкой, темными волосами, забранными серебряным обручем, вздернутым носом и глазами под цвет его дворца. Одет он был во все черное, а кожа его, похоже, давно не встречала солнечных лучей.
— А почему Боги из Града не смогли это предотвратить?
— Мне кажется, что они просто ослабели, в чем ты, наверное, и хочешь убедиться, Господин. После холокоста на Ведре они вроде бы боятся искоренять прогресс машинерии силой. А еще говорят, что внутри Града сейчас свои распри — между полубогами и уцелевшими из старших. К этому добавляется проблема новой религии. Люди нынче не боятся Небес, как раньше. Они способны постоять за себя; и теперь, когда они лучше подготовлены, боги уже не спешат вступать с ними в открытые конфликты.
— Значит, Сэм победил. Через годы он разбил их.
— Да, Ренфрю. Думаю, ты прав.
Ниррити бросил быстрый взгляд на двух стражников, стоявших по бокам Ольвагги.
— Ступайте, — приказал он и затем, когда они вышли, добавил: — Ты знаешь меня?
— Угу, капеллаша. Я ведь Ян Ольвегг, капитан «Звезды Индии».
— Ольвегг. Это кажется невозможным.
— И однако, так оно и есть. Это ныне старое тело я получил в тот день, когда Сэм разгромил Властителей Кармы в Маратхе. Я был там.
— Один из Первых и — да! — христианин!
— По случаю, когда у меня истощаются индийские ругательства.
Ниррити положил руку ему на плечо.
— Значит само твое существо изнемогает, должно быть, от боли, внимая насаждаемому ими богохульству!
— Не очень-то я их жалую, да и они меня тоже.
— Еще бы. Но вот Сэм — он же делал то же самое — преумножая число ересей, еще глубже погребая истинное Слово…
— Оружие, Ренфрю, — сказал Ольвегг. — Оружие и ничего более. Я уверен, что он хотел стать богом не больше, чем ты или я.
— Может быть. Но лучше бы он подыскал другое оружие. Хоть он и побеждает, души их все равно потеряны.
Ольвегг пожал плечами.
— Я, в отличие от тебя, не богослов…
— Но ты поможешь мне? Веками я накапливал силы, наращивал свою мощь. У меня есть люди и есть машины. Ты сказал, что враг ослаблен. Моя нежить — отродья не мужчины и женщины — не ведают страха. У меня есть небесные гондолы — множество гондол. Я могу добраться до их Града на полюсе. Я могу разрушить их Храмы по всему миру. Полагаю, пришла пора очистить мир от этой скверны. Вновь должна воцариться истинная вера! Скоро! Уже недолго ждать!
— Как я сказал, я не богослов. Но мне тоже хочется увидеть, как падет Град, — сказал Ольвегг. — Я помогу тебе всем, чем смогу.
— Тогда мы захватим для начала несколько их городов и оскверним их Храмы, чтобы посмотреть, что они предпримут в ответ.
Ольвегг кивнул.
— Ты будешь моим советником. Окажешь мне моральную поддержку, — сказал Ниррити и опустил голову. — Молись со мною, — велел он.
Долго стоял старик перед Дворцом Камы в Хайпуре, разглядывая его мраморные колонны. Наконец одна из девушек сжалилась над ним и вынесла ему хлеба и молока. Он съел хлеб.
— Выпей и молоко, дедушка. Оно полезно для всех и укрепит твою плоть.
— К черту! — сказал в ответ старик. — К черту молоко! И мою треклятую плоть! Впрочем, если уж на то пошло, так и дух.
Девушка отпрянула назад.
— Так-то ты отвечаешь на проявленное милосердие!
— Я ругаю не твое милосердие, детка, а твой вкус в том, что касается напитков. Ты что, не могла нацедить мне на кухне глоток-другой самого дрянного винца?.. Того, которое не придет в голову заказывать даже забулдыгам, а повар не осмелится брызнуть на самый дешевый кебаб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42