— Плохо вы себе представляете нашу работу, Андрей Осипович. Сейчас у меня свободного времени куда меньше, чем летом, а забот больше. Верчусь как белка в колесе. Собирался вам написать, честное слово. А новостей пока особых нет. Вот разве только любопытную открыточку сегодня получил.
Я прочитал ему, что было написано на открытке.
— Ну и что же думаете делать? — спросил Клименко.
— Пока не решил. Надо бы, конечно, глянуть на эту керамику, только вот со временем туго…
— Ну, сколько это у вас займет? От силы два дня. Завтра у нас что — пятница? В субботу утром вылетайте. И я, кстати, собирался в Днепропетровск.
— Опять друзей навестить? — засмеялся я.
— Точно! Сейчас позвоню им, чтобы номер забронировали.
Напористость бывшего следователя опять увлекла меня, и утром я вылетел в Днепропетровск, захватив с собой два осколка древней посуды, случайно оказавшиеся вместе с драгоценностями в Матвеевском кладе.
Завез чемоданчик в гостиницу, где меня уже поджидал Андрей Осипович, и мы тут же отправились в музей.
Я предположил правильно: открытку прислал действительно Славутин.
— Заинтриговала меня ваша история, — сказал он, смущенно посмеиваясь. — Уж очень необычная, форменный детектив. Вот я и решил порыться в запасниках. Должны же, думал, остаться хоть какие-нибудь материалы, собранные Смирновым, если он вел раскопки в наших краях. И наконец кое-что нашел. Оказывается, доставили их к нам после его смерти.
Посмотрев на меня, он поспешно добавил:
— Впрочем, ничего особенно интересного. Несколько разрозненных фрагментов скифской керамики, предположительно шестого-пятого века до нашей эры. Удивляюсь, как их давно не выбросили при очередной чистке. У нас такой керамики много.
Славутин открыл шкаф, достал небольшую картонную коробку, поставил ее на стол. В ней среди потемневшей и свалявшейся грубой ваты лежали четыре осколка глиняных горшков. Они очень походили на те, что мы нашли в Матвеевке. Такая же грубая ручная лепка, неровный обжиг. Эти черепки были побольше и даже давали некоторое представление о форме сосуда. Три куска были, похоже, от одного горшка. Четвертый немножко отличался и по цвету и по качеству обжига.
— Это все? — спросил я.
— Да, больше ничего не осталось.
— Негусто. А где они выкопаны, не указано?
— Нет. Никаких сопроводительных документов. Только вот ярлычок: «Из сборов С.А. Смирнова, 1919 года». А все его бумаги, видимо, опечатали после смерти и неизвестно куда отправили — возможно, в архив, а может, родственникам переслали.
— Ну а выяснить, в одном они погребении были или нет — эти черепки и те, что в Матвеевке нашли, можно? — спросил Клименко.
Я покачал головой.
— А если мы с друзьями попробуем?
— Каким образом? — спросил я.
— По отпечаткам пальцев. Ведь не боги, как говорится, горшки обжигали — люди. Посмотрите, какие отчетливые отпечатки. И на тех обломках, что в Матвеевке нашли, и на этих. Вдруг их одна рука лепила, эти горшки? Тогда можно считать, что они из того же кургана, где их вместе с драгоценностями Смирнов нашел.
— Выяснить через две с половиной тысячи лет?
— А почему бы я нет? Гляньте, какие превосходные отпечатки. Каждый папилляр, каждая извилинка видны. Есть тут в областном управлении, в отделе научно-технической экспертизы, майор Задорожный Павел Матвеевич. Маг и волшебник по этой части…
Поблагодарив Славутина и захватив черепки, мы с Клименко тут же отправились в областное управление внутренних дел.
В просторной светлой комнате, похожей на лабораторию от обилия всяких приборов и микроскопов на столах, нас встретил седеющий сутуловатый человек в синем халате и роговых очках.
— Майор Задорожный, ас криминалистической экспертизы, — представил его мне сияющий Андрей Осипович. Майор обнялся с ним, похлопывая его по спине, мне крепко пожал руку. Выслушав нашу просьбу, он покачал головой и усмехнулся, одобрительно сказав:
— А ты, Андрей, все такой же выдумщик. — Потом он долго рассматривал черепки в сильную лупу: — Попробовать любопытно. Позвоните-ка завтра утречком.
Когда на следующее утро Андрей Осипович позвонил ему, Задорожный коротко пригласил:
— Приезжайте.
— Что же вам сказать? — задумчиво произнес майор, подводя нас к столу, где в строгом порядке были разложены черепки, крупные фотографии их, какие-то таблицы и диаграммы. — Конечно, для настоящего статистического анализа материала маловато. Абсолютных совпадений, к сожалению, нет. Да это было бы уж редкостной удачей. Но и те и другие черепки — от сосудов, которые лепили явно люди, родственные между собой. Некоторые отпечатки очень схожи. Вот они — А, В и С, я их пометил на снимках. Видите, какое совпадение петлеобразных папилляров? И радиальные пульнарные петли весьма схожи. Древние гончары, оставившие отпечатки пальцев при изготовлении сосудов, несомненно, принадлежали к одному племени.
— У скифов, как и у других народов в те времена, посуду, видимо, делали женщины, — сказал я. — Каждая хозяйка для своей семьи. Но я считал, что все отпечатки неповторимы, каждый из них строго индивидуален. И по отпечаткам пальцев, мне казалось, можно опознать лишь определенного человека. А вы делаете выводы насчет целого племени.
— Каждый отпечаток неповторим, верно, — Задорожный кивнул коротко остриженной седеющей головой. — На этом и основана дактилоскопия. Но, кроме чисто индивидуальных, неповторимых признаков, существуют, как установлено за последние годы, и более общие, характерные для родственных групп людей: целого народа, расы, для отдельного племени. Каждой группе присущи свои узоры и сочетания. Скажем, дугообразных изгибов, «петель», как мы их называем, или вот такие «завитковые», — показал майор кончиком остро отточенного карандаша на снимке. — Не стану вам читать длинной лекции, но можете мне поверить: дактилоскопия — наука не менее точная, чем археология. Пришлите мне для сравнения керамику с хорошими отпечатками пальцев древних гончаров, найденную заведомо в другом месте. Я их обработаю. Тогда вам станет очевидно, что лепили их люди из совсем иного племени.
— Значит, вы уверены: эти все сосуды вылеплены людьми из одного племени?
— Бесспорно.
— Тогда Матвеевский клад, несомненно, выкопал Смирнов.
— Вот этого утверждать не могу, вам виднее, — покачал головой Задорожный. — Отпечатков пальцев Смирнова я не сличал.
— Осторожничаешь, старый перестраховщик, — погрозил ему пальцем Клименко.
— Должность такая. Как говаривал адмирал Макаров: «Пишем, что наблюдаем. А чего не наблюдаем, того не пишем».
— Видали? За адмирала Макарова спрятался. Ну ловок! — восхитился Андрей Осипович. — Но все равно спасибо тебе, Павел Матвеевич, преогромное. Очень ты нас успокоил. Конечно, теперь нет сомнений: все это нашел Смирнов. Остается выяснить совсем немного, — добавил он, посмотрев на меня и хитро прищурившись: — Узнать точно, где именно.
— Ну что же, желаю успеха, — засмеялся Задорожный. — Вы оставьте адрес, Всеволод Николаевич. Официальную справку, как положено, я вам в понедельник вышлю.
— Спасибо.
— Ну а если что еще понадобится от криминалистики — милости просим, не стесняйтесь.
Привезенные мною осколки внимательно изучили знатоки скифской керамики и пришли к выводу: да, посуда похожа на ту, что находят при раскопках поселений по берегам Тясмина, Ингульца, Роси. Она ведет свое происхождение еще от чернолесских племен.
Но кто же именно здесь жил — невры или скифы-пахари, мнения опять расходились.
Посуда, как и другая хозяйственная утварь, больше различается у разных племен, чем драгоценные украшения в одном и том же стиле. Но сложность в том, что различия эти, к сожалению, не очень устойчивы и долговечны. Понравится хозяйке горшок, слепленный женщиной из другого племени. Она сделает на пробу несколько таких же горшков, да еще, может, добавит от себя какой-нибудь лишний рубчик или чуть изменит форму валика. И вот уже новшество подхватят соседки и передадут другим.
К тому же знатоки керамики мне напомнили: весьма похожую посуду опять-таки находят и на левом берегу Днепра, в Посулье и под Полтавой. Так что майор Задорожный был прав; черепки, доставленные в музей после смерти Смирнова, как и найденные среди остатков чемодана в Матвеевке, были от древней посуды, изготовленной женщинами из одного и того же племени. Значит, и сокровища, видимо, были действительно раскопаны в том же кургане Смирновым и потом украдены у него Ставинским. А где именно их выкопали, оставалось не очень ясным («где-то за Пятихатками и, кажется, Лиховкой…»). Но я все же решил добиваться разрешения провести поиски в тех краях.
Петренко выслушал мою просьбу неприветливо.
— Значит, снова хочешь менять район раскопок? — он покачал головой и вздохнул. — Не думаю, чтобы ученый совет пошел на это. И так ты мотался все лето по степи, а раскопал лишь два кургана. Кладоискательство, а не наука. Завтра какой-нибудь старичок еще что-то расскажет. И ты помчишься за государственный счет проверять его байки? Тебя даже не останавливает, что драгоценности явно скифские, а там, куда тебя тянет, по всем археологическим данным жили невры?
— Это еще надо выяснить. Может, скифы-пахари.
— Вот как? — поднял он брови. — Выходит, Алексей Иванович Тереножкин тебя в свою веру обратил? Ты тоже считаешь скифов-пахарей потомками чернолесцев? Олег Антонович нас иному учил. Быстро у тебя взгляды меняются.
— Я не закрываю глаза на очевидные факты. Ведь отпечатки пальцев подтверждают: керамика принадлежит одному племени. Значит, сокровища выкопал действительно Смирнов…
— Вовсе не значит. Ты же сам говорил: возможно, эти два фрагмента попали с драгоценностями в Матвеевский клад совершенно случайно.
— Что же, по-твоему, Ставинский только эти два черепка украл у Смирнова? А драгоценности ему кто-то подарил?
— Ну, фантазировать можно сколько угодно. «Строить версии», как ты любишь теперь выражаться. Но мы — ученые, а не сыщики. Нам нужны не догадки и не стариковские воспоминания, а неопровержимые факты. Пока же, согласись, никаких резонных доводов для изменения района раскопок у тебя нет, одни предположения. Может, Смирнов выкопал. Может, Ставинский убил и украл. Может, в Екатеринославской губернии. Не то возле Григорьевки, не то у Михайловки, а их по всей Украине тысячи! Находки же, сделанные прошлым летом, — реальность. Они весьма любопытны, заслуживают тщательного изучения: конус этот непонятный, кабанчик. А тебя они интересуют куда меньше, чем отпечатки пальцев двадцатипятивековой давности! Детектив!
Тем и закончился наш разговор. И Казанский, как я боялся, тоже меня не поддержал. Он долго не отвечал на письмо, в котором я сообщил о находке керамики из сборов Скилура Смирнова и о результатах сравнения ее по отпечаткам пальцев с осколками, найденными в Матвеевке. А потом прислал коротенькое письмецо. Иронически упрекнув меня за «уголовные увлечения», Олег Антонович торопил закончить поскорей обработку находок и подробно обосновать план работ на лето. Казанскому я тоже, видно, казался упрямцем, и это сердило его.
Когда Андрей Осипович снова позвонил мне через несколько дней, я пожаловался:
— Не только начальство, но и многие друзья-археологи упрекают меня за увлечение криминалистикой и ненаучные методы. Надоело…
— Вы не забывайте, случай-то выдался особый, потому и поиски вести приходится не совсем для вас привычными методами, — сказал Клименко. — Чтобы не искать вслепую, где раскопан интересующий вас курган, на что и всей жизни не хватит, надо пройти по следу грабителей. Этим мы и занимаемся. Потом уже ваши чисто археологические методы в силу вступят. А пока задача больше из области криминалистики, чем археологии. Но вы ведь не гнушаетесь пользоваться помощью других наук — физики, химии, кибернетики. Почему же криминалистикой брезгуете?
— Я-то нет, Андрей Осипович.
— Ну а тогда, как только снежок сойдет и дороги просохнут, берите отпуск недельки на две. Я достаю у друзей «козлика», которому никакая распутица не страшна, прихватываем Андриевского, если согласится, и промчимся мы с вами по тем местам, где, по его словам, копал Скилур Смирнов. Как говорится, лучше один раз самому увидеть, чем сто раз от других услышать.
Я так и поступил. Не стал больше спорить с Петренко, набросал план продолжения поисков в том же районе, где мы тщетно копали прошлым летом, — даже с переходом на левый берег Днепра, к Запорожью, отправил его копию Казанскому в Ленинград, а сам выпросил у Петренко отпуск на две недели «по домашним обстоятельствам» и вот уже качу по степной дороге в забрызганном грязью «газике».
Впереди, рядом с молодцеватым крепышом — шофером в милицейской форме, служащей нам лучше всяких пропусков и «открытых листов», словно бы сладко дремлет, а на самом деле решительно все замечает Андрей Осипович Клименко. Рядом со мной на поролоновом матрасике, заботливо ему подложенном, торжественно восседает Авенир Павлович Андриевский, оглядывая весенний степной простор с гордым видом первооткрывателя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33