вывести людей из шахты, а если вода будет прибывать и дальше, приказать горожанам собрать вещи и укрыться на холмах — Церковном холме, где стоит церковь Святого Дунстана, и Вязовом, где находимся мы. До их вершин вода не достанет.
Мэри вытянула шею, чтобы взглянуть на карту. Сердце ее сжалось от ужаса. Стоксберри-Хаттон лежал прямо на пути наводнения. Стоит рухнуть плотине — и разъяренный поток смоет все и вся.
— Не может быть! — ахнула она. — Неужели погибнет весь город?
— Река зальет все, кроме вершин холмов, — напомнил ей доктор. — Усадьба «Вязы», где мы сейчас наслаждаемся ужином, останется цела и невредима. И церковь, и дом вашего отца — тоже.
Мэри возмущенно взглянула на него. Неужели доктор думает, что она беспокоится только о себе и об отце? Ее тревожит судьба всех жителей городка, в особенности бедняков из фабричного района и шахтерского поселка Вересковая Пустошь.
— Ваша светлость, — обратилась она к герцогу, — может быть, среди шахтеров найдутся добровольцы, готовые починить плотину? Все они сильные, умелые и отважные люди, и опасность их не пугает — по роду своей работы они постоянно имеют дело с опасностью.
— Разумеется, добровольцы найдутся, — спокойно ответил герцог. — И перетонут, как щенята. Прекрасный способ избавиться сразу от нескольких десятков сильных, отважных и умелых рабочих.
Мэри потупилсь и закусила губы. Ее больно ранила холодность герцога, прозвучавшая в этих словах.
— И все же мисс Фенвик права, — вставил доктор. — Помнишь саперов, которые помогали Веллингтону при осаде Санта-Розы? Я слышал, это были шахтеры из Уэльса. Упрямые и бесстрашные ребята! Они совершали такие подвиги, на которые я бы не пошел даже за все золото государственного банка, и…
Помфрет внес бренди, и Мэри поняла, что пора подняться к себе. Разговор ушел в сторону: теперь мужчины пустятся в воспоминания о добрых старых деньках в Испании, а Мэри по опыту знала, что такой разговор может затянуться надолго. В другое время она бы осталась и с удовольствием послушала рассказы герцога и доктора — в другое время, но не сегодня.
Мэри поднялась с места. Мужчины встали и склонились в вежливых поклонах; она ответила им реверансом и вышла в холл. К ней тут же бросился лакей со свечкой, но девушка покачала головой и отстранила его движением руки. Она вполне способна подняться по лестнице без посторонней помощи.
Дождь гулко барабанил по крыше, и этот звук наполнял душу Мэри ужасом и отчаянием. Как будто над городом и над ней самой навис меч судьбы: опускается все ниже и ниже, и ничто не может его остановить…
«Приму горячую ванну, — думала она, входя в спальню, — переоденусь и буду ждать Уэстермира. Надо обдумать, что и как сказать ему, чтобы он согласился заступиться за моих подруг».
Господи, как будто мало того, что Стоксберри-Хаттон вот-вот скроется под водой! Еще и это убийство, в котором оказались замешаны ее лучшие подруги! И тягостная необходимость унижаться перед Домиником де Врие, который, как назло, весь сегодняшний день смотрит на нее невидящим взором и унижает холодными, ироническими замечаниями…
Хуже просто не бывает.
По северной дороге приближался к городку одинокий путник. Он шел, спотыкаясь, хромая, увязая в грязи. Потрепанный чемодан бил его по ногам. Ветер хлестал по лицу дождевыми струями, рвал на нем плащ, пытался сбить с ног, но путник продолжал идти, и на бледном изможденном лице его отражалось лишь стоическое равнодушие.
Путник вышел из эдинбургского дилижанса на перекрестке, в четырех милях от Стоксберри-Хаттона. Он знал, что время приближается к полуночи, и эти четыре мили придется проделать в темноте, по колено в раскисшей грязи. Но в городе он выходить не хотел, чтобы не привлекать к себе внимания.
В эдинбургских газетах путник прочел об убийстве, совершившемся поблизости от этого городка. Кто-то зарезал приказчика Уэстермиров. Ночью, в лесу, несколькими ударами в живот… Должно быть, приказчик умирал долго и мучительно.
Жаль, что с герцогом Уэстермиром так не получится.
Поднявшись на холм, путник вгляделся в ночную тьму, залитую пеленой дождя. Вдалеке робко мерцали несколько огоньков: значит, он на верном пути.
Надо будет найти какой-нибудь сарай или пустую лачугу, чтобы не остаться на ночь под открытым небом. Путник привык ночевать как бродяга или нищий, в сараях, в амбарах, в стогах сена — где придется. Он уже забыл, когда в последний раз спал на шелковых простынях.
Но скоро все изменится, думал он, неровным шагом спускаясь с холма вниз. Чемодан оттягивал руку, и путник перехватил его поудобнее. Скоро, скоро он вернется к роскошной и беспечальной жизни, предназначенной ему с рождения. Он так долго ждал… но теперь цель уже близка.
Очень близка.
Тонкие губы путника растянулись в жестокой улыбке.
— Ты здесь, Уэстермир? — прошептал он по-испански. — За тобой должок… пришло время расплатиться!
Никто не слышал странного путника; никто не заметил, как в его блуждающем взоре блеснул и погас огонь безумия.
Мэри устроилась в кресле с книгой «Народные легенды о вампирах», принадлежащей перу какой-то трансильванской писательницы. Книга была очень увлекательная, но усталость и все переживания этого долгого дня сделали свое дело: Мэри начало клонить в сон.
Ей снились тревожные сны. За ней гонялись клыкастые летучие мыши, жаждущие крови, и какая-то длинная тень в черном плаще вздымала над ней тощие когтистые руки.
Ее разбудил какой-то шум. С замершим на губах криком Мэри открыла глаза, но это оказался всего лишь Уэстермир. Он старался не шуметь, но все-таки разбудил свою возлюбленную плеском воды во время умывания.
Мэри едва не заплакала от счастья — оттого, что трансильванские летучие мыши и их зловещий хозяин остались в кошмаре, и оттого, что снова видит Уэстермира. Она бы бросилась ему на шею, если бы он как раз в этот момент не растирал полотенцем обнаженную влажную грудь.
Мэри запахнула фиалковый шелковый пеньюар и встала, не сводя глаз со своего возлюбленного.
Как же он красив, думала она, и как восхитительно равнодушен к своей мужественной красоте! Мужчины смотрели на его мощные плечи с одобрением и легкой завистью, а женщины едва с ума не сходили при виде его черных, как смоль, волос, глубоких глаз цвета тропической ночи и плавных, изящных движений. Но сам герцог Уэстермир лишь пожимал плечами, замечая чужое восхищение. Похоже, его раздражало внимание со стороны прекрасного пола.
В первые дни герцог казался Мэри тщеславным фатом, но теперь она понимала, что он носит дорогие костюмы и следит за модой не ради восхищения окружающих, а для себя самого. Как истый джентльмен, он перестанет себя уважать, если начнет одеваться как попало.
— Что ты на меня так смотришь? — улыбнувшись, спросил он. — Неужели обнаружила беспорядок в одежде?
— Н-нет… — Слова застревали в горле: Мэри уже предчувствовала, что этот час станет труднейшим в ее жизни. — Я… Добрый вечер, ваша светлость. Надеюсь, вы приятно провели время в беседе с доктором Пендрагоном.
Герцог повесил полотенце на крюк и окинул ее проницательным взглядом.
— А теперь, любимая, — заговорил он, — не тяни и признавайся, что на этот раз взбрело в твою хитроумную головку!
— Я вовсе не хитроумная!
«Ну может быть, немножко, — добавила она про себя. — Чем больше имею с вами дело, тем хитрее становлюсь. И… господи, неужели мне не почудилось, и вы назвали меня любимой?»
Мэри глубоко вздохнула, словно собиралась прыгнуть в воду.
— Уэстермир, я хочу поговорить с вами об убийстве вашего приказчика Робинсона Пархема.
Герцог иронически вздернул черные брови.
— Но умоляю вас выслушать меня спокойно и без предубеждения. Я взываю к вашей справедливости!
Он уселся в кресло, закинув ногу на ногу.
— Умоляешь и взываешь? Значит, дело серьезнее, чем я думал. Продолжай, пожалуйста.
Он сложил руки на обнаженной груди, и, увидев, как играют в дрожащем свете свечи его мускулы, Мэри начисто забыла всю приготовленную речь.
— Пожалуйста, помогите моим подругам и мне! — взмолилась она. — Мы в ужасном положении и не хотим, чтобы нас повесили!
— Не встречал никого, кому пришлась бы по душе такая перспектива, — не изменившись в лице, заметил герцог.
Мэри уставилась на него, как на сумасшедшего.
— В самом деле, — спокойно продолжал он, — не могу припомнить ни одного человека, который выражал бы жгучее желание быть «повещенным за шею, пока не умрет».
Господи, и он еще шутит!
— Как вам не стыдно! — вскричала Мэри. — Сейчас не время для таких шуток!
Герцог прикрыл рот рукой, чтобы скрыть улыбку.
— Милая, может быть, ты объяснишь, чего же от меня хочешь?
Мэри сцепила руки. Она не ошиблась: объяснение получилось нелегким. Труднее некуда.
На миг ей захотелось, чтобы все они — Пенелопа, Софрония, Пархем и проклятый плед — куда-нибудь испарились. Увы, чудеса случаются только в сказках.
— Уэстермир, — начала она, — клочок ткани, который вы сейчас исследуете, вырван из пледа моей лучшей подруги Пенелопы Макдугал, дочери учителя. Она одолжила его другой моей подруге, Софронии, дочери доктора Стека. Софрония клянется, что повесила плед Пенни в приемной у своего отца, а оттуда его кто-то стащил. Очевидно, этот вор и есть убийца. Мы не знаем, кто это был, — задыхаясь от волнения, закончила Мэри, — но, может быть, вы сумеете его разыскать.
Герцог выслушал ее, не прерывая. Лицо его было серьезно, только в глазах прятался озорной огонек.
— Скажи мне, — заговорил он, — могла ли твоя смуглянка-подруга зарезать Пархема?
Мэри долго молчала. Она понимала, что лукавить с герцогом не стоит.
— Не знаю, что вам ответить, — вымолвила она наконец. — Вы знаете, Пархем гнусно оскорбил ее, и Софи много раз уверяла нас с Пенелопой, что убьет его, если он попробует пристать к ней снова. Но, клянусь вам, в ней говорила природная цыганская горячность, и ничего более!
Она подняла голову и смело выдержала бесстрастный взгляд герцога.
— Софи клянется, что не убивала, и я ей верю.
Почудилось ли ей, или в черных глазах его и в самом деле мелькнуло восхищение?
— Так ты хочешь, чтобы я нашел убийцу?
— Э-э… да. Все говорят, что вы очень талантливы, а доктор Пендрагон даже называет вас гением. Сэр Роберт Пиль как-то сказал, что из вас вышел бы превосходный сыщик. Уэстермир, вы ведь сможете это сделать, правда?
— Хм-м-м… — Подойдя к ней вплотную, Доминик пропустил между пальцев ленту фиалкового пеньюара. — Тебе нравится такой цвет? Портниха уверяла меня, что для нежной девушки-невесты он не подходит, но мне кажется, тебе очень к лицу.
— Я не слишком-то люблю пурпур, — ответила Мэри, отводя его руку, — да и лент, на мой взгляд, многовато, но в общем пеньюар мне идет. Уэстермир, так вы найдете убийцу Пархема?
— Это не пурпур, милая моя невежда, — улыбнулся герцог. — Этот цвет называется лиловый. А материал — набивной шелк из Лиона.
Он развязал ленту, и ворот пеньюара распахнулся, обнажив нежную, белую, как снег, девичью шейку.
— Я с самого начала догадался, что плед принадлежит твоей подружке. Только она носит такие кричащие цвета. Кажется, именно такая штука была на мисс Макдугал, когда я видел ее в последний раз — у твоего отца, помнишь? Я все ждал, когда же ты мне все расскажешь…
Герцог обвел страстным взглядом ее всю — от стройных ножек до полной груди, едва прикрытой пеньюаром.
— И, честно говоря, ожидал большего.
— Б-большего? — с трудом выдохнула Мэри.
Уэстермир заключил ее в объятия и прижал к себе.
— Разумеется, — ответил он и поцеловал ее.
Легкими, словно пух, поцелуями он покрывал ее юное прекрасное лицо, и Мэри задыхалась от счастья.
— К каждой встрече с тобой, милая моя Мэри, я готовлюсь, словно к дебатам в палате лордов. Никогда не знаю, чего от тебя ждать. Что же ждет меня на этот раз? — нежно спросил Доминик, снимая с нее прозрачную ночную рубашку. — И, главное, во сколько мне это обойдется?
Мэри оттолкнула его.
— Вы говорите обо мне, словно я какая-то вымогательница! Но это неправда! На самом деле все наоборот — вы настолько вскружили мне голову своим… э-э… своими соблазнами, что слабая сторона моей женской натуры готова подчиняться вам во всем! Вы хотите, чтобы я сдалась вам на милость!
— Верно, черт возьми! — прорычал герцог. — Если в обмен на мою помощь ты согласна сдаться, так тому и быть!
С этими словами он подхватил ее на руки и понес к кровати.
Мэри отчаянно отбивалась.
— Подождите, Уэстермир, подождите! — кричала она. — Мы еще не договорились! Значит, вы просто хотите, чтобы я отдалась в ваше распоряжение? И на сколько времени?
— Сколько выдержишь, — ответил ой, бросая свою добычу на кровать. — У нас вся ночь впереди.
— Нет, нет!
Лиловый пеньюар полетел через всю спальню и приземлился в дальнем углу.
— Уэстермир, так нельзя!
— Меня зовут Доминик, — прошептал он, осыпая поцелуями ее нежное ушко, — и впредь называй меня по имени!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33