Сбор в здании муниципалитета. Лучше всего в библиотеке.
VIII
До начала пресс-конференции было полчаса, и они воспользовались передышкой, желая разобраться, что же, собственно, сказал Фольке Бенгтссон. Или чего он не сказал.
— Он ведет себя в точности, как в прошлый раз, — заметил Мартин Бек. — Ясно и однозначно отвечает на все, что можно проверить.
— Он чокнутый, — мрачно произнес Колльберг.
— Вдруг перестает отвечать… — сказал Рад. — Ты это подразумеваешь?
— Мое впечатление вполне согласуется с тем, что мне известно о Бенгтссоне, — продолжил Мартин Бек. — Он настораживается, как только заходит речь о разговоре на почте и о том, что было на автобусной остановке. Знает, есть свидетели, которые могли слышать их разговор и видеть, как она сделала ему знак.
— Но зачем же ему врать, коли она просила подвезти ее? — спросил Рад. — Тем более если он не остановился.
— Не забудь, что он не видел ничего хорошего от полиции и правосудия, — сказал Колльберг. — Но пока у нас нет трупа, нет и убийства и не в чем обвинять Бенгтссона.
Мартин Бек потер переносицу указательным и большим пальцами правой руки.
Рад вынул из кармана часы и посмотрел на циферблат.
— Что, пора? — спросил Колльберг.
— Еще есть несколько минут. Я только хотел обратить внимание на одну деталь, которую вы могли упустить.
— Давай выкладывай… — Колльберг понурился.
— Так вот. Фольке заявил, что знает Бертиля Морда в лицо и два раза видел его на бежевой «вольво». Это расходится с моими данными. Морд уже давно здесь не показывался. Он развелся с Сигбрит еще до того, как Фольке приехал и купил старый дом по соседству.
— Верно, — подтвердил Мартин Бек. — Я тоже об этом думал. Морд сам сказал мне, что иногда наведывался к ней, но в последний раз был у нее года полтора назад.
— Выходит, твой капитан врет, — сказал Колльберг.
— В нашей беседе с ним было много такого, что заставляло меня сомневаться в его правдивости.
— А теперь пора спускаться вниз, — сообщил Рад. — Будем что-нибудь говорить о Морде?
— По-моему, не стоит, — сказал Мартин Бек.
Пресс-конференция была в высшей степени импровизированной и весьма неприятной для Мартина Бека и Колльберга, поскольку им почти нечего было сказать.
Но и отказаться от нее они не могли, иначе журналисты не дали бы им спокойно работать.
Рад был настроен более добродушно; похоже, что ему даже весело.
Первый же вопрос был характерен своей грубостью:
— По-вашему, Сигбрит Морд убита?
Мартин Бек был вынужден ответить:
— Мы не знаем.
— Но тот факт, что ты сам и твой ближайший сотрудник находитесь здесь, разве не свидетельствует, что вы подозреваете убийство?
— Правильно, такая возможность не исключена.
— Можно ли сказать, что есть подозреваемый, но тела нет?
— Я бы так не сказал.
— А как сказала бы в этом случае полиция?
— Мы не знаем, где находится фру Морд и что с ней могло случиться.
— Но ведь кто-то был подвергнут допросу?
— Мы многих опрашивали, чтобы выяснить, куда могла деться фру Морд.
Мартин Бек ненавидел пресс-конференции. Вопросы часто носили беззастенчивый и провокационный характер. Отвечать на них было нелегко, и никакой гарантии, что ответ не извратят.
— Будет ли кто-нибудь арестован в ближайшие дни?
— Нет.
— Но возможность ареста уже обсуждалась?
— Это было бы преждевременно. Нам даже неизвестно, можно ли говорить о каком-либо преступлении.
— Как же тогда объяснить присутствие здесь сотрудников отдела по расследованию убийств?
— Пропала женщина. Мы пытаемся выяснить, что произошло.
— Что-то полиция уж очень осторожничает.
— В отличие от прессы, — парировал Колльберг.
— Наша задача сообщать общественности факты. Когда мы не получаем сведений от полиции, приходится добывать их самим. Почему вы не хотите открыть свои карты?
— Потому что карт нет, — ответил Колльберг. — Мы разыскиваем Сигбрит Морд. Если вы хотите нам помочь, пожалуйста…
— Разве не естественно предположить, что она стала жертвой убийства по сексуальным мотивам?
— Нет, — сказал Колльберг. — Пока мы не знаем, где она, всякие предположения такого рода преждевременны.
— Хотелось бы услышать, как полиция резюмирует ситуацию.
Колльберг молча посмотрел на русую девушку лет двадцати пяти, которая задала этот вопрос.
— Так как?
Колльберг и Мартин Бек продолжали молчать.
Рад глянул на них и взял слово:
— То, что нам известно, изложить очень просто. Около полудня, в среду, семнадцатого октября, фру Морд вышла из почты. С тех пор ее никто не видел. Один свидетель, кажется, видел ее на автобусной остановке или около остановки. Вот и все.
Репортер, который назвал Бека в своей статье шведским Мегрэ, прокашлялся и сказал:
— Бек!
— Слушаю вас, редактор Мулин.
— Хватит нам голову морочить.
— О чем вы говорите?
— Это же не пресс-конференция, а пародия какая-то. Начальник отдела по расследованию убийств вместо того, чтобы отвечать по существу, все время отсиживается за спиной у своих помощников и представителей местной полиции. Ты собираешься арестовать Фольке Бенгтссона или нет?
— Мы разговаривали с ним. Это все.
Пресс-конференция явно дышала на ладан, и все это чувствовали, кроме Херрготта Рада, который вдруг заявил:
— Раз уж здесь собралось столько представителей центральных газет и радио, что бы вам взять да написать об Андерслёве!
— Это что, острота?
— Никак нет. Все твердят, что у нас в стране жуткие порядки. Если верить органам массовой информации, то в больших городах страшно высунуть голову за дверь, того и гляди, отрубят. А у нас тут тихо, спокойно. Ни безработных нет, ни наркоманов. И жить приятно. Народ симпатичный, местность красивая. Вы хотя бы на здешние храмы посмотрите.
И на этом кончилась пресс-конференция в муниципалитете Андерслёва.
Имя Бертиля Морда вообще не упоминалось.
Единственным, кто за всю пресс-конференцию не вымолвил ни слова, был Оке Буман.
IX
Если газетные сообщения в понедельник и вторник вызвали некоторый переполох в Андерслёве, то все же их можно было назвать легким бризом перед тем циклоном, который обрушился на поселок в среду.
Телефоны звонили непрерывно как дома у Херрготта Рада, так и внизу, в его служебном кабинете. Не говоря уже о полицейском управлении в Треллеборге.
Сигбрит Морд видели в Абиско и в Сканэре, на Мальорке, Родосе и на Канарских островах. А кто-то сообщил по телефону, что она накануне вечером выступала в стриптизе в одном из злачных мест Осло.
Сообщали, что она ехала на пароме из Истада в Польшу, из Треллеборга в Сассниц. По нескольку сообщений поступило из Мальмё, Стокгольма, Гётеборга и Копенгагена. Особенно настойчиво утверждалось, что она была в залах ожидания аэропортов Каструп и Стюруп.
Семь свидетелей приметили ее вместе с Фольке Бенгтссоном в самых невероятных местах.
Только в Андерслёве ее никто не видел.
Около трех часов дня Мартин Бек сидел дома у Рада, мучаясь головной болью. Только что он, неотступно сопровождаемый репортерами, побывал в аптеке и купил аспирин. И мысленно уже представлял себе заголовки в завтрашних газетах. Например: «Головная боль в Андерслёве». Ему очень хотелось заодно зайти и в винную лавку купить виски, но мысль о том, какие последуют комментарии, вынудила его воздержаться. «Похмелье в Андерслёве»?
Опять зазвонил телефон.
Чтоб ему было пусто.
Рад прикрыл микрофон ладонью и сообщил:
— Начальник отдела Мальм из Центрального полицейского управления. Хочешь поговорить с ним?
«Господи», — подумал Мартин Бек, хотя никогда не верил в Бога.
Мальм был для него все равно что пресловутая красная тряпка для быка.
Тем не менее он сказал:
— Ладно, поговорю.
Что еще остается несчастному служаке?
— Бек слушает.
— Привет, Мартин. Как дела?
— Пока что очень скверно.
Из голоса Мальма сразу пропали приятельские нотки.
— Вот что, Мартин, назревает настоящий скандал. Я только что разговаривал с начальником Центрального полицейского управления.
Скорее всего он находился в одном помещении с начальником. Известно было, что тот избегает говорить с людьми, которые способны задавать вопросы и даже прекословить.
Особенно не любил он разговаривать с Мартином Беком, который с годами завоевал очень уж большой авторитет.
К тому же начальник Центрального полицейского управления страдал манией преследования в тяжелой форме. Уже давно он внушал себе, что растущая непопулярность полиции — следствие нелюбви определенных элементов к нему лично. Причем считал: такие элементы засели и в его собственном ведомстве.
— Ты арестовал убийцу?
— Нет.
— Ты хочешь, чтобы полиция стала посмешищем?
«Стала?» — подумал Мартин Бек.
— Дело поручено нашим лучшим сотрудникам. И никакого движения. Убийца разгуливает на свободе, дает интервью, а полиция лебезит перед ним. В газетах есть снимок места, где захоронен труп.
Все свои сведения о деле Мальм почерпнул в вечерних газетах, все познания о практике полицейского следствия — из кинофильмов.
Мартин Бек услышал в трубке какой-то хриплый шепот.
— А? — заговорил Мальм. — Да-да. Учти, управление считает, что сделало все от него зависящее. Мы считаем тебя нашим самым искусным следователем после Герберта Сёдерстрёма.
— Герберта Сёдерстрёма?
— Ну да, а как правильно?
Мальм, очевидно, подразумевал Гарри Сёдермана, пресловутого шведского криминолога, который под конец жизни был начальником полиции в Танжере, а в годы второй мировой войны однажды вызвался застрелить Гитлера.
Снова какой-то шепот, Мальм тихо кому-то ответил, потом громко сказал в трубку:
— Полицию поднимут на смех. Убийца рассказывает газетчикам свою биографию. Скоро он напишет книгу о том, как обманул отдел по расследованию убийств. У нас и без того хватает неприятностей.
Что правда, то правда — у полиции хватало неприятностей.
Трудности начались около шестьдесят пятого года, когда полиция была подчинена государственным властям. И постепенно развилось государство в государстве, ненавистное для граждан. Недавние исследования показали, что отношение полицейских к гражданам становилось все более нетерпимым и реакционным.
Полиция получила власть, какой не располагала за всю историю страны. И обходилась государству дороже, чем полиция любой иной страны.
И все равно преступность росла, насилие принимало все более широкий размах. В Центральном полицейском управлении явно не отдавали себе отчета в весьма простой истине: насилие рождает насилие, и зачинщиком фактически выступила полиция.
— Ты слушаешь? — спросил Мальм.
— Слушаю, слушаю.
— Так вот, разыщи этого Бенгтссона и арестуй его.
— У нас нет никаких доказательств.
— Доказательства найдутся.
— Я в этом не так уж уверен, — ответил Мартин Бек.
— Если не считать прошлогоднюю неудачу на Бергсгатан, у тебя превосходный процент раскрытых преступлений. И дело ведь яснее ясного.
— Он что, смеется?
Голос начальника донесся вполне отчетливо. Очевидно, стоявший за спиной Мальма сановник начал терять терпение. С ним это нередко случалось.
— Ты смеешься? — спросил Мальм.
— Что ты, что ты. Это на линии какие-то шумы. Может быть, твои разговоры подслушивают?
Еще один щекотливый предмет, которого не следовало касаться.
И Мальм реагировал надлежащим образом:
— Сейчас не время для шуток. Пора наносить удар. Немедленно.
Мартин Бек промолчал, тогда Мальм продолжил уже не так воинственно:
— Ты ведь знаешь, если тебе нужны подкрепления, за нами дело не станет. Новый принцип концентрации сил предусматривает…
Мартин Бек знал, что предусматривал принцип концентрации. А именно: меньше чем за час в поселок могут нагрянуть три полицейских автобуса. Принцип концентрации предусматривал также автоматы, снайперов, бомбы со слезоточивым газом, вертолеты, бронированные щиты.
— Нет, — сказал он, — подкрепления мне совсем не нужны.
— Можно исходить из того, что ты задержишь его сегодня же?
— Нет, я не собираюсь его задерживать.
Снова неразборчивые переговоры. Наконец Мальм произнес:
— Ты отдаешь себе отчет в том, что мы можем прибегнуть к другим средствам?
Мартин Бек не ответил.
— Если ты будешь артачиться… — добавил Мальм.
Мартин Бек слишком хорошо представлял себе, что будет предпринято. Достаточно начальнику ЦПУ позвонить главному прокурору. И даже не обязательно говорить самому, можно поручить это Мальму.
— Я считаю, что сейчас нет оснований задерживать Бенгтссона, — настаивал Мартин Бек.
— Мы должны положить конец газетной писанине.
— С доказательствами жидковато.
— Похоже, нам все-таки придется тебя поторопить.
— Лучше не надо.
В стокгольмском кабинете кто-то хлопнул дверью. Телефон донес этот звук до Мартина Бека.
— Не я решаю, — виновато сказал Мальм. — Тебе же лучше будет, если ты позаботишься о задержании Бенгтссона.
— Я не собираюсь этого делать.
— Что ж, пеняй на себя, — небрежно произнес Мальм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
VIII
До начала пресс-конференции было полчаса, и они воспользовались передышкой, желая разобраться, что же, собственно, сказал Фольке Бенгтссон. Или чего он не сказал.
— Он ведет себя в точности, как в прошлый раз, — заметил Мартин Бек. — Ясно и однозначно отвечает на все, что можно проверить.
— Он чокнутый, — мрачно произнес Колльберг.
— Вдруг перестает отвечать… — сказал Рад. — Ты это подразумеваешь?
— Мое впечатление вполне согласуется с тем, что мне известно о Бенгтссоне, — продолжил Мартин Бек. — Он настораживается, как только заходит речь о разговоре на почте и о том, что было на автобусной остановке. Знает, есть свидетели, которые могли слышать их разговор и видеть, как она сделала ему знак.
— Но зачем же ему врать, коли она просила подвезти ее? — спросил Рад. — Тем более если он не остановился.
— Не забудь, что он не видел ничего хорошего от полиции и правосудия, — сказал Колльберг. — Но пока у нас нет трупа, нет и убийства и не в чем обвинять Бенгтссона.
Мартин Бек потер переносицу указательным и большим пальцами правой руки.
Рад вынул из кармана часы и посмотрел на циферблат.
— Что, пора? — спросил Колльберг.
— Еще есть несколько минут. Я только хотел обратить внимание на одну деталь, которую вы могли упустить.
— Давай выкладывай… — Колльберг понурился.
— Так вот. Фольке заявил, что знает Бертиля Морда в лицо и два раза видел его на бежевой «вольво». Это расходится с моими данными. Морд уже давно здесь не показывался. Он развелся с Сигбрит еще до того, как Фольке приехал и купил старый дом по соседству.
— Верно, — подтвердил Мартин Бек. — Я тоже об этом думал. Морд сам сказал мне, что иногда наведывался к ней, но в последний раз был у нее года полтора назад.
— Выходит, твой капитан врет, — сказал Колльберг.
— В нашей беседе с ним было много такого, что заставляло меня сомневаться в его правдивости.
— А теперь пора спускаться вниз, — сообщил Рад. — Будем что-нибудь говорить о Морде?
— По-моему, не стоит, — сказал Мартин Бек.
Пресс-конференция была в высшей степени импровизированной и весьма неприятной для Мартина Бека и Колльберга, поскольку им почти нечего было сказать.
Но и отказаться от нее они не могли, иначе журналисты не дали бы им спокойно работать.
Рад был настроен более добродушно; похоже, что ему даже весело.
Первый же вопрос был характерен своей грубостью:
— По-вашему, Сигбрит Морд убита?
Мартин Бек был вынужден ответить:
— Мы не знаем.
— Но тот факт, что ты сам и твой ближайший сотрудник находитесь здесь, разве не свидетельствует, что вы подозреваете убийство?
— Правильно, такая возможность не исключена.
— Можно ли сказать, что есть подозреваемый, но тела нет?
— Я бы так не сказал.
— А как сказала бы в этом случае полиция?
— Мы не знаем, где находится фру Морд и что с ней могло случиться.
— Но ведь кто-то был подвергнут допросу?
— Мы многих опрашивали, чтобы выяснить, куда могла деться фру Морд.
Мартин Бек ненавидел пресс-конференции. Вопросы часто носили беззастенчивый и провокационный характер. Отвечать на них было нелегко, и никакой гарантии, что ответ не извратят.
— Будет ли кто-нибудь арестован в ближайшие дни?
— Нет.
— Но возможность ареста уже обсуждалась?
— Это было бы преждевременно. Нам даже неизвестно, можно ли говорить о каком-либо преступлении.
— Как же тогда объяснить присутствие здесь сотрудников отдела по расследованию убийств?
— Пропала женщина. Мы пытаемся выяснить, что произошло.
— Что-то полиция уж очень осторожничает.
— В отличие от прессы, — парировал Колльберг.
— Наша задача сообщать общественности факты. Когда мы не получаем сведений от полиции, приходится добывать их самим. Почему вы не хотите открыть свои карты?
— Потому что карт нет, — ответил Колльберг. — Мы разыскиваем Сигбрит Морд. Если вы хотите нам помочь, пожалуйста…
— Разве не естественно предположить, что она стала жертвой убийства по сексуальным мотивам?
— Нет, — сказал Колльберг. — Пока мы не знаем, где она, всякие предположения такого рода преждевременны.
— Хотелось бы услышать, как полиция резюмирует ситуацию.
Колльберг молча посмотрел на русую девушку лет двадцати пяти, которая задала этот вопрос.
— Так как?
Колльберг и Мартин Бек продолжали молчать.
Рад глянул на них и взял слово:
— То, что нам известно, изложить очень просто. Около полудня, в среду, семнадцатого октября, фру Морд вышла из почты. С тех пор ее никто не видел. Один свидетель, кажется, видел ее на автобусной остановке или около остановки. Вот и все.
Репортер, который назвал Бека в своей статье шведским Мегрэ, прокашлялся и сказал:
— Бек!
— Слушаю вас, редактор Мулин.
— Хватит нам голову морочить.
— О чем вы говорите?
— Это же не пресс-конференция, а пародия какая-то. Начальник отдела по расследованию убийств вместо того, чтобы отвечать по существу, все время отсиживается за спиной у своих помощников и представителей местной полиции. Ты собираешься арестовать Фольке Бенгтссона или нет?
— Мы разговаривали с ним. Это все.
Пресс-конференция явно дышала на ладан, и все это чувствовали, кроме Херрготта Рада, который вдруг заявил:
— Раз уж здесь собралось столько представителей центральных газет и радио, что бы вам взять да написать об Андерслёве!
— Это что, острота?
— Никак нет. Все твердят, что у нас в стране жуткие порядки. Если верить органам массовой информации, то в больших городах страшно высунуть голову за дверь, того и гляди, отрубят. А у нас тут тихо, спокойно. Ни безработных нет, ни наркоманов. И жить приятно. Народ симпатичный, местность красивая. Вы хотя бы на здешние храмы посмотрите.
И на этом кончилась пресс-конференция в муниципалитете Андерслёва.
Имя Бертиля Морда вообще не упоминалось.
Единственным, кто за всю пресс-конференцию не вымолвил ни слова, был Оке Буман.
IX
Если газетные сообщения в понедельник и вторник вызвали некоторый переполох в Андерслёве, то все же их можно было назвать легким бризом перед тем циклоном, который обрушился на поселок в среду.
Телефоны звонили непрерывно как дома у Херрготта Рада, так и внизу, в его служебном кабинете. Не говоря уже о полицейском управлении в Треллеборге.
Сигбрит Морд видели в Абиско и в Сканэре, на Мальорке, Родосе и на Канарских островах. А кто-то сообщил по телефону, что она накануне вечером выступала в стриптизе в одном из злачных мест Осло.
Сообщали, что она ехала на пароме из Истада в Польшу, из Треллеборга в Сассниц. По нескольку сообщений поступило из Мальмё, Стокгольма, Гётеборга и Копенгагена. Особенно настойчиво утверждалось, что она была в залах ожидания аэропортов Каструп и Стюруп.
Семь свидетелей приметили ее вместе с Фольке Бенгтссоном в самых невероятных местах.
Только в Андерслёве ее никто не видел.
Около трех часов дня Мартин Бек сидел дома у Рада, мучаясь головной болью. Только что он, неотступно сопровождаемый репортерами, побывал в аптеке и купил аспирин. И мысленно уже представлял себе заголовки в завтрашних газетах. Например: «Головная боль в Андерслёве». Ему очень хотелось заодно зайти и в винную лавку купить виски, но мысль о том, какие последуют комментарии, вынудила его воздержаться. «Похмелье в Андерслёве»?
Опять зазвонил телефон.
Чтоб ему было пусто.
Рад прикрыл микрофон ладонью и сообщил:
— Начальник отдела Мальм из Центрального полицейского управления. Хочешь поговорить с ним?
«Господи», — подумал Мартин Бек, хотя никогда не верил в Бога.
Мальм был для него все равно что пресловутая красная тряпка для быка.
Тем не менее он сказал:
— Ладно, поговорю.
Что еще остается несчастному служаке?
— Бек слушает.
— Привет, Мартин. Как дела?
— Пока что очень скверно.
Из голоса Мальма сразу пропали приятельские нотки.
— Вот что, Мартин, назревает настоящий скандал. Я только что разговаривал с начальником Центрального полицейского управления.
Скорее всего он находился в одном помещении с начальником. Известно было, что тот избегает говорить с людьми, которые способны задавать вопросы и даже прекословить.
Особенно не любил он разговаривать с Мартином Беком, который с годами завоевал очень уж большой авторитет.
К тому же начальник Центрального полицейского управления страдал манией преследования в тяжелой форме. Уже давно он внушал себе, что растущая непопулярность полиции — следствие нелюбви определенных элементов к нему лично. Причем считал: такие элементы засели и в его собственном ведомстве.
— Ты арестовал убийцу?
— Нет.
— Ты хочешь, чтобы полиция стала посмешищем?
«Стала?» — подумал Мартин Бек.
— Дело поручено нашим лучшим сотрудникам. И никакого движения. Убийца разгуливает на свободе, дает интервью, а полиция лебезит перед ним. В газетах есть снимок места, где захоронен труп.
Все свои сведения о деле Мальм почерпнул в вечерних газетах, все познания о практике полицейского следствия — из кинофильмов.
Мартин Бек услышал в трубке какой-то хриплый шепот.
— А? — заговорил Мальм. — Да-да. Учти, управление считает, что сделало все от него зависящее. Мы считаем тебя нашим самым искусным следователем после Герберта Сёдерстрёма.
— Герберта Сёдерстрёма?
— Ну да, а как правильно?
Мальм, очевидно, подразумевал Гарри Сёдермана, пресловутого шведского криминолога, который под конец жизни был начальником полиции в Танжере, а в годы второй мировой войны однажды вызвался застрелить Гитлера.
Снова какой-то шепот, Мальм тихо кому-то ответил, потом громко сказал в трубку:
— Полицию поднимут на смех. Убийца рассказывает газетчикам свою биографию. Скоро он напишет книгу о том, как обманул отдел по расследованию убийств. У нас и без того хватает неприятностей.
Что правда, то правда — у полиции хватало неприятностей.
Трудности начались около шестьдесят пятого года, когда полиция была подчинена государственным властям. И постепенно развилось государство в государстве, ненавистное для граждан. Недавние исследования показали, что отношение полицейских к гражданам становилось все более нетерпимым и реакционным.
Полиция получила власть, какой не располагала за всю историю страны. И обходилась государству дороже, чем полиция любой иной страны.
И все равно преступность росла, насилие принимало все более широкий размах. В Центральном полицейском управлении явно не отдавали себе отчета в весьма простой истине: насилие рождает насилие, и зачинщиком фактически выступила полиция.
— Ты слушаешь? — спросил Мальм.
— Слушаю, слушаю.
— Так вот, разыщи этого Бенгтссона и арестуй его.
— У нас нет никаких доказательств.
— Доказательства найдутся.
— Я в этом не так уж уверен, — ответил Мартин Бек.
— Если не считать прошлогоднюю неудачу на Бергсгатан, у тебя превосходный процент раскрытых преступлений. И дело ведь яснее ясного.
— Он что, смеется?
Голос начальника донесся вполне отчетливо. Очевидно, стоявший за спиной Мальма сановник начал терять терпение. С ним это нередко случалось.
— Ты смеешься? — спросил Мальм.
— Что ты, что ты. Это на линии какие-то шумы. Может быть, твои разговоры подслушивают?
Еще один щекотливый предмет, которого не следовало касаться.
И Мальм реагировал надлежащим образом:
— Сейчас не время для шуток. Пора наносить удар. Немедленно.
Мартин Бек промолчал, тогда Мальм продолжил уже не так воинственно:
— Ты ведь знаешь, если тебе нужны подкрепления, за нами дело не станет. Новый принцип концентрации сил предусматривает…
Мартин Бек знал, что предусматривал принцип концентрации. А именно: меньше чем за час в поселок могут нагрянуть три полицейских автобуса. Принцип концентрации предусматривал также автоматы, снайперов, бомбы со слезоточивым газом, вертолеты, бронированные щиты.
— Нет, — сказал он, — подкрепления мне совсем не нужны.
— Можно исходить из того, что ты задержишь его сегодня же?
— Нет, я не собираюсь его задерживать.
Снова неразборчивые переговоры. Наконец Мальм произнес:
— Ты отдаешь себе отчет в том, что мы можем прибегнуть к другим средствам?
Мартин Бек не ответил.
— Если ты будешь артачиться… — добавил Мальм.
Мартин Бек слишком хорошо представлял себе, что будет предпринято. Достаточно начальнику ЦПУ позвонить главному прокурору. И даже не обязательно говорить самому, можно поручить это Мальму.
— Я считаю, что сейчас нет оснований задерживать Бенгтссона, — настаивал Мартин Бек.
— Мы должны положить конец газетной писанине.
— С доказательствами жидковато.
— Похоже, нам все-таки придется тебя поторопить.
— Лучше не надо.
В стокгольмском кабинете кто-то хлопнул дверью. Телефон донес этот звук до Мартина Бека.
— Не я решаю, — виновато сказал Мальм. — Тебе же лучше будет, если ты позаботишься о задержании Бенгтссона.
— Я не собираюсь этого делать.
— Что ж, пеняй на себя, — небрежно произнес Мальм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22