Почему-то Костя считает, что, будь он в «зоне бедствия», синезеленой водоросли давно не было бы и в помине. Он-то нашел бы способ избавиться от нее, не будь так занят более важным делом. Спорить я не стал. Слишком у меня было хорошее настроение: комбайны работали прекрасно, я случайно обнаружил дефект в работе автоматики, заменил блок и сейчас сидел сложа руки, наблюдая, как разумно действует мой плавучий морозильник.
— Что-то мешает размножаться тигровым звездам, — продолжал Костя, — а не то эти чудовища быстро уничтожили бы все живое на рифе. Мы с Антоном сегодня крепко поспорили, и я был неправ. Антон считает, что тигровка — сейчас главная опасность. Надо все силы бросить на ее уничтожение; следует немедленно найти и размножить ее врагов, — конечно, если они у нее есть, а нет, то создать: старый и единственно верный способ, не нарушающий экологического равновесия в природе.
Костя говорил, имитируя профессора Бочарова Евгения Петровича, и у него здорово получалось. В довершение полного эффекта Костя сделал вид, что протирает очки, сморщился, чихнул и повел взглядом, словно оглядывал аудиторию.
— Вот так, мои друзья, — закончил он и первым засмеялся.
Нет, с Костей все было в порядке. Я завел разговор о «Корифене», нашей океанской яхте, и Костя горячо стал отстаивать необходимость замены всего бегучего такелажа.
Я простился с Костей, довольный, что мастерски поставил его на ноги. Скорей бы пролетала последняя неделя нашей вахты, а там, поставив все паруса на «Корифене», мы будем перепахивать воды Большой Лагуны и Кораллового моря.
Комбайны подошли к центру моего поля; здесь всегда бурно размножалась хлорелла, потому что здесь, на дне, оканчивалась система трубопроводов, по которой сюда перекачивалась вода из глубин Кораллового моря — своеобразные удобрения, широко применяющиеся в морском земледелии. Сегодня синезеленые водоросли совсем заглушили хлореллу. Пришлось повернуть комбайны в сторону и направить на ядовитое пятно прополочную машину.
Меня не оставляло хорошее настроение, разговор с Костей взбодрил меня, и, что греха таить, он был нужен и мне не меньше, чем моему другу. Все эти дни я чувствовал полную беспомощность перед микроскопическими водорослями. Костя прав, я ничего не сделал для защиты хотя бы своего участка. Мог ведь я хотя бы изменить режим питания. Почему, например, я не остановил насосную станцию и не лишил водоросли обильной пищи? Пусть поголодает и моя хлорелла…
Надтреснутый голос моего видеофона хрипло прозвенел и, вместо того чтобы сказать, кто вызывает меня, выдавил из себя только одно бранное слово: «Дубина». Не результат ли это Костиного ремонта? В последнее посещение он возился с ним. Видимость улучшил, но аппарат стал ругаться. Расплываясь в улыбке, появились саратовские ребята. Серж сказал:
— Не беспокойся, твою дохлую рыбу довезли в целости. Только не застали главного инспектора, уехал к австралийцам. Говорят, что там выловили каких-то чудовищ, не то кальмаров, не то морского змея.
— Звезду! — подсказал Володя. — Морскую звезду.
— Ага, звезду, — согласился Серж.
— Девушка, которой мы хотели отдать дохлую рыбу, как будто не очень ей обрадовалась, а два парня прямо вырвали ее у меня из рук, даже не сказали спасибо. А девушка — неописуемой красоты.
— Наташа Стоун, — вставил Володя. — Тебе передавала привет. Просто удивительная девушка!
— Спасибо, ребята.
Серж спросил:
— У тебя что, рыбья холера?
— Нет, водорослями объелись.
— Будешь — заходи, — пригласил Володя. Саратовцев будто смыло волной: наверное, вышел из строя аппарат или их «этажерка» попала в тень Лусинды.
Плавучий холодильник выгрузил контейнеры с брикетами на причал, два погрузчика стали подтаскивать их к люку, над которым курилось серебристое облачко кристалликов воды и угольной кислоты. Катер уже уверенно подходил к первому комбайну, ловко подхвати, хоботом крана ярко-желтый ящик и, поставив на ленту транспортера, направился к следующему комбайну.
Смотря на умные машины, я временами чувствую себя совсем мальчишкой, когда электронные игрушки вызывают восторженный трепет и кажутся действительны живыми, разумными существами. Схожее чувство я переживал и сейчас, стоя на причале и наблюдая за слаженной работой своих машин. Я имел полное основание гордиться, что нашел поломку и вправил холодильника «мозги»; вчера над этим целый час бился наш инженер Генри Эберт и при этом все время ворчал, что нельзя доверять такую высокую технику «случайным» людям.
Я хотел было наконец пойти в лабораторию и засесть за электронный микроскоп, как вдруг послышалось знакомое тарахтение. Авиетка Генри всегда издавала эти аварийные звуки. Он довольно удачно плюхнулся метрах в десяти от причала и откинул колпак. У Генри костлявое лицо с мощным подбородком. Его лысина окаймлена венчиком из жиденьких волос неопределенного цвета.
— Ты что, вызывал аварийку из Лусинды?
— Ну как я мог, Генри!
— Не крути мне голову!
— И не думаю, Генри. Просто у меня выдалась минута…
— Не ври!
— Клянусь океаном!
Клятва была сильной, и он недоверчиво улыбнулся:
— Честное слово?
— Нашелся под рукой блок…
— Где нашелся?
— В шкафу запчастей.
— Молодец! Не ожидал. Все-таки общение со мной принесло тебе хоть какую-то пользу.
— Огромную, Генри.
— До свидания. Ив.
— До свидания, Генри.
— У тебя не найдется чего-нибудь промочить горло?
— Сколько угодно, Генри.
Я бросил ему конец, подтянул авиетку, и мы минут десять мирно побеседовали, распивая охлажденный сок манго.
— Мне пора. — Он поморщился. — Каждый день летаю на семьдесят восьмой участок. Вчера вышел из строя анализатор воды, сегодня утопился робот… Не смейся, Ив, действительно упал с причала. Робот специального назначения, для переноски тяжестей, там они переоборудовали всю систему транспортировки, чтобы облегчить участь Абдуллы — так они его назвали и сделали из него мальчика на побегушках; ну, ясно, бедняга поскользнулся и сыграл в пучину.
Мы дружески простились.
Совсем неплохой парень этот Эберт.
В лаборатории, здесь, на острове, я пользуюсь портативным микроскопом. «Великий всевидец», увеличивающий в миллион раз, есть только на Центральном посту, меня пока устраивает и моя «малютка», увеличение в триста тысяч вполне достаточно для моих целей. Еще на Плавающем острове я думал над загадкой консервативности некоторых видов животных и растений. Почему не изменились за сотни миллионов лет памакантус, кораллы, морские губки и еще множество других животных, населяющих океан? Или они закончили процесс развития на данной стадии, великолепно приспособившись к окружающей среде, или прожили лишь еще незначительную часть времени, отведенного им природой; тогда в ближайшие десять миллионов лет они наверстают упущенное, и будем надеяться, что человек сможет пройти через такую даль времен и увидит, как из этих сравнительно простых форм разовьются удивительные создания, недоступные представлениям даже современных фантастов.
Я размечтался, глядя на пульсирующую клетку перьевидного морского червя. Ведь стоит только изменить ее генетический код, и может начаться необратимый процесс развития — что-то похожее получилось с морскими звездами, давшими тигровку. Я не могу себе этого позволить: подобные опыты запрещены законом, только в нескольких лабораториях они проводятся в строгой изоляции от окружающей среды. Я подумал: что, если тигровую звезду создал студент-шестикурсник, просто небрежным жестом выплеснув в море кусочек морской звезды, подвергшейся жестким облучениям?..
Работа сегодня совсем не шла на ум, как я ни пытался углубиться в тему. Я сделал несколько срезов тканей морского червя, подошел к аквариуму. Вид частички Лагуны, заключенной в стекло, всегда успокаивал, служил для меня катализатором мыслей. В прошлом году, вернувшись в Москву, я долго не мог прийти в рабочую форму и не понимал, в чем причина, хотя чувствовал себя прекрасно. Костя надоумил меня:
«Постарайся превратить свою конуру в имитацию островной лаборатории и главное — сооруди аквариум».
Как он оказался прав!..
В аквариуме суетилась стайка изумрудных рифовых рыбок, цвели анемоны и морские лилии, по песчаному дну ковылял пестро окрашенный редчайший экземпляр рака, на камне дремал розовый бычок с отделкой из оранжевых кружев. И все это — на фоне пунцовых и фиолетовых кораллов и редких по форме и окраске водорослей. Среди них были и синезеленые, только в этом замкнутом мирке они занимали очень скромное место и не проявляли тенденций к агрессии.
«Видимо, все зависит от условий, — размышлял я. — На севере появилось вдруг множество леммингов, почти исчезнувших за последние сто лет, в средней полосе — нашествие бабочек непарного шелкопряда, плодожорки…»
Часы пробили двенадцать — пора второго завтрака Еду я готовлю с вечера. В термосах — котлета из хлореллы, желе, кофе. За едой, как всегда, смотрю «Хронику мировых событий». Впервые показали космический корабль «Земля», предназначенный для рейсовых полетов на Марс. Скоро он начнет летные испытания. Наш Антон включен в состав его экипажа и через несколько дней отправится на Лунный космодром. Поражали размеры «Земли» и оригинальность ее конструкции, что объясняется запуском «Земли» с Лунного космодрома. «Земле» не надо пробивать атмосферу, и потому дискообразная форма наиболее выгодна для полета к Марс и спуску в разреженной атмосфере. Затем демонстрировалось интервью космоботаников с «Сириуса-2». Среди маститых ученых вначале как-то несерьезно выглядело' милое лицо Веры, зато, когда ей предоставили слове впечатление мгновенно изменилось. Вера привела очень убедительные доводы причин гибели растений космической оранжереи на «Сириусе». Она горячая сторонница идеи Карло Понти; ей удалось из синезеленой водоросли выделить вещества, тормозящие рост и развитие клеток. Все же сколько у нее и у Карла Понти противников! С каким сарказмом отозвался о ее антивитамине академик Жукризон:
— Слишком поспешные выводы, мадемуазель. Неужели вы думаете, что прежде никому не приходила в голову такая простая мысль?
— Возможно, — ответила Вера, — только по каким-то причинам она там надолго задержалась.
Надо было видеть, как коллеги Жукризона строили гримасы, борясь с ехидными улыбками!
Затем в течение десяти минут показывали способы борьбы с синезеленой водорослью и в заключение продемонстрировали колонию этих растений на камнях лунного кратера, возле трещины, через которую из недр просачиваются водяные пары и углекислый газ.
Диктор говорил:
— Вездесущее растение! Как оно попало на Луну? Нам известно, какой строгий карантин проходят все при посещении нашего спутника. Пока шла дискуссия среди ученых о заселении Луны земными растениями, синезеленая водоросль приступила к делу. Теперь вопрос времени, когда на смену водорослям придут мхи, лишайники, возникнет атмосфера, и по мере уплотнения лунной атмосферы можно будет засеивать лунные кратеры травами альпийских лугов, кустарниками, переселить и высокогорных животных. И тогда человек, наш далекий потомок, сможет наконец снять с себя скафандр на планете, пригодной для жизни. Вероятно, создание атмосферы на Луне займет не менее десяти тысяч лет, хотя прогресс науки и, как следствие, технические революции смогут внести резкие коррективы…
Затрезвонил на причале колокол громкого боя. Я подумал, что заглянул кто-либо из дельфинов, обитающих на соседних участках.
Каково же было мое удивление, когда я увидел около причала Хоха, а рядом Геру и Нинон, поддерживающих плавниками Пуффи. Вода вокруг порозовела от крови.
Я поместил раненого в небольшой бассейн под крышей, служивший лечебницей для моих дельфинов. У Пуффи рана на боку и содрана кожа на голове. Он доверчиво глядел на меня, стонал и плакал от боли. Пришлось сделать ему обезболивающие уколы. Рана оказалась неглубокой. Обработав, я зашил ее и наложил резиновый пластырь, ссадину на голове смазал пастой Иванова; она смывается только спиртом и надежно изолирует поврежденный участок кожи. Пуффи можно было отдать на попечение взрослых, но я решил его подержать сутки под наблюдением. Пуффи после уколов затих на мягкой подстилке. Я поспешил к причалу, чтобы успокоить дельфинов, но там застал только одну Нинон. И она осталась, как выяснилось, не потому, что особенно тревожилась за сына, а только чтобы предупредить меня, что вблизи появились три большие белые акулы и сейчас все ее родичи, а также дельфины с двух соседних участков готовятся к охоте на белых акул. Нинон сказала:
— Пуффи останется с тобой. Мы все вернемся. Нам не следовало уплывать отсюда. Гера-мать сказала: «Водоросли нам не опасны». Мы послушались, не желая огорчить тебя.
Я уже и сам понял, что поступил необдуманно. Дельфины никогда не едят больную рыбу, особенно лакомка Пуффи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40