У нас всегда теплилась надежда обнаружить следы ушедшей жизни. Сейчас же мы были не подготовлены к необыкновенному явлению, у нас не было объяснений увиденному. Макс позволял нам поочередно любоваться изображениями на стенках сосуда, и мы не могли оторваться от них.
— А теперь послушайте, как звучит эта вазочка! — Он поднял амфору к мембране шлема. — Странная музыка, не правда ли? Вы не находите? Наверное, корпусу амфоры передается малейшая вибрация, хотя непохоже. Будто в ней самой источник звучания.
— Скорее всего разболталась какая-то техническая деталь, — сказал Антон, — хотя, что мы знаем об их технике! На каком принципе основаны эти «живые» гравюры? Уму непостижимо! Пролежали столько тысячелетий, а может, и столетий — и никаких изменений. Мне становится не по себе, когда я вспоминаю про фреску с антилопами.
— Что-нибудь еще случилось? — спросил настороженно Вашата.
— Да я их видел до этого!
— Час от часу не легче.
СВАЛКА МУСОРА
В этот вечер мы долго не ложились спать, в нарушение «Инструкции о суточном распорядке в длительных полетах в космическом пространстве, а также на планетах Солнечной системы, исключая Землю». Пришел Макс в совершенно невменяемом состоянии, посолил сладкий кофе, положил в кружку масла и, обведя нас взглядом, спросил:
— Что я делаю?
— Кофе по-марсиански, — ответил Антон.
— Ты еще можешь шутить, а у меня в глазах та девочка. Если смотреть на изображение пристально, оно увеличивается, полное впечатление реальной картины. Я все думаю, что с ними случилось? Судя по тем крохам, что нам посчастливилось найти, мы в стране великой цивилизации. Я теперь твердо уверен, что каким-то непостижимым путем они воздействуют на нашу психику. Стремятся передать нам информацию о себе.
Вашата молчал, не перебивая, хотя утверждения Макса носили по меньшей мере рискованный характер.
— Как, почему они погибли? — продолжал Макс. — Даже мы смогли бы здесь существовать, построив город под куполом. Они обладали и техникой, и знаниями более высокого порядка, раз смогли создать такое чудо, как эта амфора, а потом мы не знаем, что это за звучащие пластины, о чем они звучат! Может быть, когда-то узнаем! Здесь работы на века, я в этом твердо уверен. Если мы до сих пор у себя дома роемся на Востоке и находим все новые и новые загадки. До сих пор не можем расшифровать письмена критян, этрусков, народов древней Индии, то как мы подойдем к языку марсиан, их письменности?
— Их гибель загадка, — сказал Антон, — все же я думаю, что они погибли от того, чего мы избежали чудом.
— От атомной войны? — спросил Вашата.
— Да. Здесь и без того трудно удерживать атмосферу, несколько водородных взрывов могли почти начисто унести всю воздушную оболочку. С тех пор накапливалась только углекислота, поступающая из недр планеты.
— Люди погибли от радиации, — в раздумье сказал Вашата, — хотя при облете приборы не зарегистрировали повышенной радиации. Но время все могло сгладить.
Я тоже внес свою лепту в эти мрачные предположения, сказав, что к тому времени атмосфера, видимо, была и так бедна кислородом и влагой, марсиане ушли под землю, создали купола над городами на ее поверхности. С понижением атмосферного давления купола разрушились, и население погибло от удушья, а оставшиеся в подземных убежищах постепенно вымерли вследствие непривычных условий.
— Все очень по-земному, — сказал Вашата, — мы не можем отделаться от своих представлений, от своей логики. Не будем пока гадать. Может, найдем еще что-нибудь.
Макс сказал:
— Они вполне могли оставить «живые книги», фильмы. Вы, ребята, не гонитесь за пустяками, ищите самое существенное…
Проснувшись утром, я не припомнил ни одного сна, то же самое сказал и Антон.
Когда я после душа заглянул в оранжерею, Феня встретил меня новой версией о гибели марсиан:
— Поверь мне, дружище, все дело в вирусе! Эпидемия! Вот так-то, дорогой пернатый друг!
— Все это домыслы, — отозвался из-за банановых листьев Макс. — Ты его не слушай, он все врет последнее время и меня сбивает с пути истинного.
Феня захохотал басом, подражая Вашате, и в заключение свистнул тонко и протяжно, как запись завываний марсианского ветра.
С вечера я вложил в Туарега программу ночного поиска, он должен был не спеша обойти окрестности космодрома и через каждые пятьдесят метров выкопать яму. На каждую станцию ему давалось десять минут. Сейчас на экране робот стоял как изваяние на красном поле и, казалось, внимательно рассматривал наш корабль своими магнитными глазами, у его ног лежал труп марсианина, так, по крайней мере, нам показалось: длинные ноги, тонкий в талии торс, головы и правой руки у него не было, тело облегал костюм, как на арлекине: желтый в черную широкую полоску.
Первой нашей мыслью было, что Туарег наткнулся на кладбище.
— Как он сохранился! — воскликнул Зингер. — Но что за костюм! Как у наших дорожников, ремонтирующих шоссе. Тогда почему его похоронили в рабочем платье? Нет, товарищи, он погиб при обвале, и никакое там не кладбище, а парня засыпало камнями, поэтому нет ни головы, ни руки. Все-таки вы их поищите. Привезти домой марсианина!..
— Погоди, Макс, — остановил Вашата. — Кто бы он ни был, домой брать не будем. Рискованно. И вы к нему не прикасайтесь. Может, у них действительно была эпидемия. Только, Макс, ты его сними во всех ракурсах, пусть Туарег повертит. Свет сейчас великолепный. Ив, дай команду!
Туарег поднял свою находку, повернул, и мы увидели, как спина отошла на шарнирах в сторону, в корпусе виднелись различные узлы, скрытые в твердых чехлах, болтались провода.
В этот день мы видели останки еще множества роботов на гигантской свалке мусора. Она заполняла двухсотметровую выемку, которая начиналась за каменной грядой к северу от космодрома и терялась за горизонтом. Туарег ночью наткнулся на нее в той ее части, где отбросы покрывал песок, он добросовестно копал там ямы и выбрасывал горы рухляди. Робота он захватил потому, что в его «память» ввели новую запись: «Брать только предметы, по форме не похожие на камни», камней он натаскал целую гору, и из нее только килограммов двести попали в хранилище корабля.
Снимки этой первой свалки хорошо известны, видны на ней и роботы, торчащие из груды пластмассовых вещей, летательные аппараты разных конструкций, и все это среди невообразимого множества вещей непонятного нам назначения и незнакомых конфигураций. Мы проехали вдоль свалки десять километров, а ей все не было конца, в одном месте по склону оврага оползень обнажил на триста метров хаотическое нагромождение отбросов, но основания выемки не было видно.
Вашата спросил:
— Сколько же столетий все это копилось? Больше половины вещей выглядит вполне годными. Наверное, выходили из моды, заводы работали на полную мощность, людям все это доставалось без особого труда, и они потеряли цену вещам.
— Ты обрати внимание, что почти все из пластмассы, — сказал Зингер. — Стой, ребята, мы запечатлеем вот этот склон с машиной, похожей на наш грузовик…
Антон заставил Туарега принести большой шар с пробитым боком, на нем появлялись и исчезали яркие блики…
— Да это глобус! — сказал Макс. — Школьный глобус. Только не потеряйте!
Минут десять мы рассматривали поверхность планеты, с колдовским мастерством нанесенную на глобус. Впоследствии нам посчастливилось найти еще одно такое учебное пособие. На первом глобусе картина планеты не менялась. На втором по желанию можно было увидеть не только географию, но экономику, животный мир, геологию планеты, к несчастью, на Земле изображения пропали, и не только на глобусах, но и на амфоре.
Прошло два часа, как мы покинули корабль, но мы не думали о возвращении, молчал об этом и Вашата, слушая Зингера: Макс нашел еще одну из возможных причин гибели марсиан.
— Здесь миллионы, а может быть, миллиарды тонн полимеров! — говорил он.
— Полимерам скормили кислород и азот. Мы хоть и мельком видели на глобусе, что здесь были лесные массивы, особенно вокруг водоемов, на экваторе и в здешних субтропиках. Леса уничтожили, все пошло на пластмассы. И в то же время шло безудержное строительство машин, наземных и воздушных. Машины тоже сжигали драгоценный кислород, отравляя воздух производными окиси углерода.
— Мы еле ушли от этой угрозы, — сказал Вашата. — Но и Землю не сравнить с Марсом — у нас могучая атмосфера, океан, леса!
Зингер мрачно сказал:
— Пятнадцать тысяч водородных бомб, взорванных одновременно, могли унести атмосферу в космос, и Земля могла превратиться в нечто похожее, правда, с обилием отравленной воды, мертвыми городами.
— Неужели у всех живых существ, обладающих разумом, один путь развития?
— вслух подумал Антон.
Никто не ответил. «Черепашка» поднялась на пригорок. Впереди скупое марсианское солнце освещало купол, спрятавший под себя город.
Антон схватил меня за руку. Я не помню, как остановил «Черепашку». Не проронив ни звука, словно боясь, что спугнем видение, мы с Антоном смотрели на возникшую перед нами картину. Мы понимали, что сейчас невозможно существование подобного оазиса среди безжизненной пустыни, на планете, почти лишенной воздуха, и все же нас не покидала мысль, что все это реально и мы действительно открыли последнее прибежище марсиан.
Туарег, не получая команды, продолжал шагать по направлению к городу, к нему вела дорога — она начиналась недалеко от нас, — вымощенная желтыми плитами, обсаженная бордовыми кустарниками, все пространство вокруг города занимала растительность с бурыми, красными, голубоватыми листьями. По дорогам бесшумно мчались крытые машины. В воздухе бесшумно парили несколько летательных машин, одни из них напоминали наши музейные теперь аэропланы-этажерки, другие в виде дисков, шаров, цилиндров.
— Что вы стали? — спросил Вашата. — Случилось что-нибудь?
— Остановите Туарега! — сказал Зингер. — Он шагает к северному полюсу.
Виденье ушло в песок оранжевой пустыни.
— Вы ничего не видели? — спросил Антон.
— Что опять? — с тревогой в голосе спросил Вашата. — Возвращайтесь. Да верните Туарега.
ЖЕЛТОЕ ПЯТНО
Началась вторая неделя, как мы опустились на пески Марса. Семь дней стоили многих лет по количеству впечатлений, обрушивавшихся на нас почти беспрестанно, особенно последние дни. Мы находили необыкновенные памятники культуры, идеальной организации быта, видели на «живых фресках» людей, почти землян, занятых трудом, углубленных в размышления. В районе, где мы с Антоном видели иллюзорный город во всем его величии, находились сейчас его развалины, там Туарег раскопал вход в подземные заводы. Специалистам надо еще разобраться в принципах марсианской техники, судя по архитектуре, люди здесь не присутствовали, только механизмы и имитации людей — роботы различных назначений. Удалось нам заглянуть за все время марсианской жизни еще в три подземелья — и нигде следов постоянного пребывания там человека: голые стены, облицованные яркими плитками без единой фрески, орнамента, и машины, машины, казалось, заполнившие залы бесконечной длины. Марсиане не хотели, не могли, не любили жить в давящих душу помещениях, под толщами скал. Они больше всего любили просторы пустынь, свои леса, моря и особенно небо. Фиолетовое небо Марса! Как оно прекрасно! Почти так же, как и земное. Наша атмосфера создает иллюзию тепла, звезды у нас лучистые, там небо было жестче, холоднее, но от того оно не теряет своей величественности, вечной тайны. Любимой темой марсианских художников было небо, выполненное в стиле «живой техники», и почти на каждой картине среди искорок созвездий горела голубым светом наша Земля.
Гордый народ, осознавший свою силу, могущество, воспитывался как «светоч жизни», равный звездам, и он жил, мыслил, любил, чувствуя всегда их благословенный свет: звезды на Марсе видны и днем. Спрятаться от света Млечного Пути — дороги в вечность, от боготворимой. «звезды надежды» — значило для них уподобиться самому жалкому из существ, восьминогой слепой песчаной мыши, источающей скверный запах.
Они преодолевали опасности, созданные предками в эру неуемного развития техники, когда уничтожались леса, сжигался драгоценный кислород, атмосфера перенасыщалась углекислым газом. В герметических городах система жизнеобеспечения во многом превосходила нашу в звездолете. Еще несколько веков — и люди снова могли бы выйти из укрытий, под теплое, поголубевшее небо. Если бы опасность страшнее атомных войн, эпидемий, космических катастроф не таилась в них самих. «Черепашка» бойко бежала по бурой равнине, подгоняемая жидким ветром. Начинался сезон песчаных бурь. Исчезла кристальная чистота ядовитого воздуха, красноватая пыль висела в воздухе, сглаживая очертания скальных скульптур, изваянных ветром. Высоко над головой в фиолетовом небе сиял совсем крохотный кружочек солнца. По нашим земным представлениям, здесь солнце почти не грело, и все же его могучей силы хватало на то, чтобы вечно будоражить атмосферу планеты, перемещать миллиарды тонн песка, разрушать остатки древних гор, людские города, превращая их в пыль и щебень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— А теперь послушайте, как звучит эта вазочка! — Он поднял амфору к мембране шлема. — Странная музыка, не правда ли? Вы не находите? Наверное, корпусу амфоры передается малейшая вибрация, хотя непохоже. Будто в ней самой источник звучания.
— Скорее всего разболталась какая-то техническая деталь, — сказал Антон, — хотя, что мы знаем об их технике! На каком принципе основаны эти «живые» гравюры? Уму непостижимо! Пролежали столько тысячелетий, а может, и столетий — и никаких изменений. Мне становится не по себе, когда я вспоминаю про фреску с антилопами.
— Что-нибудь еще случилось? — спросил настороженно Вашата.
— Да я их видел до этого!
— Час от часу не легче.
СВАЛКА МУСОРА
В этот вечер мы долго не ложились спать, в нарушение «Инструкции о суточном распорядке в длительных полетах в космическом пространстве, а также на планетах Солнечной системы, исключая Землю». Пришел Макс в совершенно невменяемом состоянии, посолил сладкий кофе, положил в кружку масла и, обведя нас взглядом, спросил:
— Что я делаю?
— Кофе по-марсиански, — ответил Антон.
— Ты еще можешь шутить, а у меня в глазах та девочка. Если смотреть на изображение пристально, оно увеличивается, полное впечатление реальной картины. Я все думаю, что с ними случилось? Судя по тем крохам, что нам посчастливилось найти, мы в стране великой цивилизации. Я теперь твердо уверен, что каким-то непостижимым путем они воздействуют на нашу психику. Стремятся передать нам информацию о себе.
Вашата молчал, не перебивая, хотя утверждения Макса носили по меньшей мере рискованный характер.
— Как, почему они погибли? — продолжал Макс. — Даже мы смогли бы здесь существовать, построив город под куполом. Они обладали и техникой, и знаниями более высокого порядка, раз смогли создать такое чудо, как эта амфора, а потом мы не знаем, что это за звучащие пластины, о чем они звучат! Может быть, когда-то узнаем! Здесь работы на века, я в этом твердо уверен. Если мы до сих пор у себя дома роемся на Востоке и находим все новые и новые загадки. До сих пор не можем расшифровать письмена критян, этрусков, народов древней Индии, то как мы подойдем к языку марсиан, их письменности?
— Их гибель загадка, — сказал Антон, — все же я думаю, что они погибли от того, чего мы избежали чудом.
— От атомной войны? — спросил Вашата.
— Да. Здесь и без того трудно удерживать атмосферу, несколько водородных взрывов могли почти начисто унести всю воздушную оболочку. С тех пор накапливалась только углекислота, поступающая из недр планеты.
— Люди погибли от радиации, — в раздумье сказал Вашата, — хотя при облете приборы не зарегистрировали повышенной радиации. Но время все могло сгладить.
Я тоже внес свою лепту в эти мрачные предположения, сказав, что к тому времени атмосфера, видимо, была и так бедна кислородом и влагой, марсиане ушли под землю, создали купола над городами на ее поверхности. С понижением атмосферного давления купола разрушились, и население погибло от удушья, а оставшиеся в подземных убежищах постепенно вымерли вследствие непривычных условий.
— Все очень по-земному, — сказал Вашата, — мы не можем отделаться от своих представлений, от своей логики. Не будем пока гадать. Может, найдем еще что-нибудь.
Макс сказал:
— Они вполне могли оставить «живые книги», фильмы. Вы, ребята, не гонитесь за пустяками, ищите самое существенное…
Проснувшись утром, я не припомнил ни одного сна, то же самое сказал и Антон.
Когда я после душа заглянул в оранжерею, Феня встретил меня новой версией о гибели марсиан:
— Поверь мне, дружище, все дело в вирусе! Эпидемия! Вот так-то, дорогой пернатый друг!
— Все это домыслы, — отозвался из-за банановых листьев Макс. — Ты его не слушай, он все врет последнее время и меня сбивает с пути истинного.
Феня захохотал басом, подражая Вашате, и в заключение свистнул тонко и протяжно, как запись завываний марсианского ветра.
С вечера я вложил в Туарега программу ночного поиска, он должен был не спеша обойти окрестности космодрома и через каждые пятьдесят метров выкопать яму. На каждую станцию ему давалось десять минут. Сейчас на экране робот стоял как изваяние на красном поле и, казалось, внимательно рассматривал наш корабль своими магнитными глазами, у его ног лежал труп марсианина, так, по крайней мере, нам показалось: длинные ноги, тонкий в талии торс, головы и правой руки у него не было, тело облегал костюм, как на арлекине: желтый в черную широкую полоску.
Первой нашей мыслью было, что Туарег наткнулся на кладбище.
— Как он сохранился! — воскликнул Зингер. — Но что за костюм! Как у наших дорожников, ремонтирующих шоссе. Тогда почему его похоронили в рабочем платье? Нет, товарищи, он погиб при обвале, и никакое там не кладбище, а парня засыпало камнями, поэтому нет ни головы, ни руки. Все-таки вы их поищите. Привезти домой марсианина!..
— Погоди, Макс, — остановил Вашата. — Кто бы он ни был, домой брать не будем. Рискованно. И вы к нему не прикасайтесь. Может, у них действительно была эпидемия. Только, Макс, ты его сними во всех ракурсах, пусть Туарег повертит. Свет сейчас великолепный. Ив, дай команду!
Туарег поднял свою находку, повернул, и мы увидели, как спина отошла на шарнирах в сторону, в корпусе виднелись различные узлы, скрытые в твердых чехлах, болтались провода.
В этот день мы видели останки еще множества роботов на гигантской свалке мусора. Она заполняла двухсотметровую выемку, которая начиналась за каменной грядой к северу от космодрома и терялась за горизонтом. Туарег ночью наткнулся на нее в той ее части, где отбросы покрывал песок, он добросовестно копал там ямы и выбрасывал горы рухляди. Робота он захватил потому, что в его «память» ввели новую запись: «Брать только предметы, по форме не похожие на камни», камней он натаскал целую гору, и из нее только килограммов двести попали в хранилище корабля.
Снимки этой первой свалки хорошо известны, видны на ней и роботы, торчащие из груды пластмассовых вещей, летательные аппараты разных конструкций, и все это среди невообразимого множества вещей непонятного нам назначения и незнакомых конфигураций. Мы проехали вдоль свалки десять километров, а ей все не было конца, в одном месте по склону оврага оползень обнажил на триста метров хаотическое нагромождение отбросов, но основания выемки не было видно.
Вашата спросил:
— Сколько же столетий все это копилось? Больше половины вещей выглядит вполне годными. Наверное, выходили из моды, заводы работали на полную мощность, людям все это доставалось без особого труда, и они потеряли цену вещам.
— Ты обрати внимание, что почти все из пластмассы, — сказал Зингер. — Стой, ребята, мы запечатлеем вот этот склон с машиной, похожей на наш грузовик…
Антон заставил Туарега принести большой шар с пробитым боком, на нем появлялись и исчезали яркие блики…
— Да это глобус! — сказал Макс. — Школьный глобус. Только не потеряйте!
Минут десять мы рассматривали поверхность планеты, с колдовским мастерством нанесенную на глобус. Впоследствии нам посчастливилось найти еще одно такое учебное пособие. На первом глобусе картина планеты не менялась. На втором по желанию можно было увидеть не только географию, но экономику, животный мир, геологию планеты, к несчастью, на Земле изображения пропали, и не только на глобусах, но и на амфоре.
Прошло два часа, как мы покинули корабль, но мы не думали о возвращении, молчал об этом и Вашата, слушая Зингера: Макс нашел еще одну из возможных причин гибели марсиан.
— Здесь миллионы, а может быть, миллиарды тонн полимеров! — говорил он.
— Полимерам скормили кислород и азот. Мы хоть и мельком видели на глобусе, что здесь были лесные массивы, особенно вокруг водоемов, на экваторе и в здешних субтропиках. Леса уничтожили, все пошло на пластмассы. И в то же время шло безудержное строительство машин, наземных и воздушных. Машины тоже сжигали драгоценный кислород, отравляя воздух производными окиси углерода.
— Мы еле ушли от этой угрозы, — сказал Вашата. — Но и Землю не сравнить с Марсом — у нас могучая атмосфера, океан, леса!
Зингер мрачно сказал:
— Пятнадцать тысяч водородных бомб, взорванных одновременно, могли унести атмосферу в космос, и Земля могла превратиться в нечто похожее, правда, с обилием отравленной воды, мертвыми городами.
— Неужели у всех живых существ, обладающих разумом, один путь развития?
— вслух подумал Антон.
Никто не ответил. «Черепашка» поднялась на пригорок. Впереди скупое марсианское солнце освещало купол, спрятавший под себя город.
Антон схватил меня за руку. Я не помню, как остановил «Черепашку». Не проронив ни звука, словно боясь, что спугнем видение, мы с Антоном смотрели на возникшую перед нами картину. Мы понимали, что сейчас невозможно существование подобного оазиса среди безжизненной пустыни, на планете, почти лишенной воздуха, и все же нас не покидала мысль, что все это реально и мы действительно открыли последнее прибежище марсиан.
Туарег, не получая команды, продолжал шагать по направлению к городу, к нему вела дорога — она начиналась недалеко от нас, — вымощенная желтыми плитами, обсаженная бордовыми кустарниками, все пространство вокруг города занимала растительность с бурыми, красными, голубоватыми листьями. По дорогам бесшумно мчались крытые машины. В воздухе бесшумно парили несколько летательных машин, одни из них напоминали наши музейные теперь аэропланы-этажерки, другие в виде дисков, шаров, цилиндров.
— Что вы стали? — спросил Вашата. — Случилось что-нибудь?
— Остановите Туарега! — сказал Зингер. — Он шагает к северному полюсу.
Виденье ушло в песок оранжевой пустыни.
— Вы ничего не видели? — спросил Антон.
— Что опять? — с тревогой в голосе спросил Вашата. — Возвращайтесь. Да верните Туарега.
ЖЕЛТОЕ ПЯТНО
Началась вторая неделя, как мы опустились на пески Марса. Семь дней стоили многих лет по количеству впечатлений, обрушивавшихся на нас почти беспрестанно, особенно последние дни. Мы находили необыкновенные памятники культуры, идеальной организации быта, видели на «живых фресках» людей, почти землян, занятых трудом, углубленных в размышления. В районе, где мы с Антоном видели иллюзорный город во всем его величии, находились сейчас его развалины, там Туарег раскопал вход в подземные заводы. Специалистам надо еще разобраться в принципах марсианской техники, судя по архитектуре, люди здесь не присутствовали, только механизмы и имитации людей — роботы различных назначений. Удалось нам заглянуть за все время марсианской жизни еще в три подземелья — и нигде следов постоянного пребывания там человека: голые стены, облицованные яркими плитками без единой фрески, орнамента, и машины, машины, казалось, заполнившие залы бесконечной длины. Марсиане не хотели, не могли, не любили жить в давящих душу помещениях, под толщами скал. Они больше всего любили просторы пустынь, свои леса, моря и особенно небо. Фиолетовое небо Марса! Как оно прекрасно! Почти так же, как и земное. Наша атмосфера создает иллюзию тепла, звезды у нас лучистые, там небо было жестче, холоднее, но от того оно не теряет своей величественности, вечной тайны. Любимой темой марсианских художников было небо, выполненное в стиле «живой техники», и почти на каждой картине среди искорок созвездий горела голубым светом наша Земля.
Гордый народ, осознавший свою силу, могущество, воспитывался как «светоч жизни», равный звездам, и он жил, мыслил, любил, чувствуя всегда их благословенный свет: звезды на Марсе видны и днем. Спрятаться от света Млечного Пути — дороги в вечность, от боготворимой. «звезды надежды» — значило для них уподобиться самому жалкому из существ, восьминогой слепой песчаной мыши, источающей скверный запах.
Они преодолевали опасности, созданные предками в эру неуемного развития техники, когда уничтожались леса, сжигался драгоценный кислород, атмосфера перенасыщалась углекислым газом. В герметических городах система жизнеобеспечения во многом превосходила нашу в звездолете. Еще несколько веков — и люди снова могли бы выйти из укрытий, под теплое, поголубевшее небо. Если бы опасность страшнее атомных войн, эпидемий, космических катастроф не таилась в них самих. «Черепашка» бойко бежала по бурой равнине, подгоняемая жидким ветром. Начинался сезон песчаных бурь. Исчезла кристальная чистота ядовитого воздуха, красноватая пыль висела в воздухе, сглаживая очертания скальных скульптур, изваянных ветром. Высоко над головой в фиолетовом небе сиял совсем крохотный кружочек солнца. По нашим земным представлениям, здесь солнце почти не грело, и все же его могучей силы хватало на то, чтобы вечно будоражить атмосферу планеты, перемещать миллиарды тонн песка, разрушать остатки древних гор, людские города, превращая их в пыль и щебень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26