– Для него было достаточно знать, что лекарство все-таки существует, Это знание рассеяло его тревогу и дало свободу действовать так, как ему хочется. – Очевидно, самое лучшее – это использовать наркотик настолько часто, как это физиологически возможно, два или три раза, каждый раз проникая все дальше и дальше в будущее, а когда его разрушительное воздействие станет слишком велико…
– Даже один прием, – сквозь зубы процедил Фе-стенбург, – вызывает необратимые изменении в человеческом мозгу. Проклятый идиот, ты уже принял слишком много. Ты видел свою жену, ты хочешь стать таким же?
После долгого раздумья, Эрик ответил: – За то, что я получу взамен, да. Когда я приму наркотик второй раз, я буду знать, чем кончилась война, и если конец неблагоприятен для нас, я, вероятно, буду в состоянии посоветовать Молинари, как этого избежать. Что значит мое здоровье по сравнению с этим? – Он замолчал, для него все было кристально ясно. Обсуждать было нечего, он просто сидел и ждал, когда кончится действие наркотика. Он ждал возвращения в свое время.
Открыв стеклянный сосуд, Фестенбург высыпал белые таблетки, стряхнул их на пол и раздавил в порошок своим каблуком.
– Вам не приходило в голову, – спросил Фестенбург, – что за следующие десять лет Земля может быть настолько опустошена, что ТМК будет не в состоянии продолжать выпуск этого антидота?
Это было правдой, но как ни был он потрясен этой мыслью, ему удалось этого не показать.
– Посмотрим, – проворчал он.
– Честно говоря, я не знаю, что произойдет в будущем. Но у меня есть знание прошлого, – вашего будущего за этот прошедший год, – Он вытащил газету и развернул ее на столе перед Эриком, – Шесть месяцев спустя после случая в кафетерии. Вас это должно заинтересовать.
Эрик пробежал глазами передовицу и ее заголовок.
СВИТСЕНТ, ГЛАВНОЕ ДЕЙСТВУЮЩЕЕ ЛИЦО В ЗАГОВОРЕ ВРАЧЕЙ
ПРОТИВ ИСПОЛНЯЮЩЕГО ОБЯЗАННОСТИ СЕКРЕТАРЯ ООН
ДОНАЛЬДА ФЕСТЕНБУРГА, ЗАДЕРЖАН СЕКРЕТНОЙ СЛУЖБОЙ
Фестенбург резко выхватил газету, скомкал ее бросил позади себя.
– Я не говорю вам, что стало с Молинари – узнавайте это сами, раз вы не заинтересованы в заключении разумного соглашения.
После паузы Эрик сказал:
– У вас был целый год, чтобы изготовить фальшивый экземпляр “Тайме”, Я припоминаю, что такие штуки уже проделывались когда-то в истории, Иосиф Сталин проделал это с Лениным в его последний год жизни. Напечатал поддельный экземпляр “Правды” и показал его Ленину, который…
– Моя форма, – и бешенстве выкрикнул Фестенбург с трясущимся, красным от гнева и как бы готовым взорваться лицом. – Посмотрите на мои погоны.
– А почему, собственно, они тоже не могут быть поддельными? Я не говорю, что это так или что газета фальшивая. – В его положении он конечно не мог знать наверняка. – Я просто говорю, что это возможно и этого достаточно, чтобы воздержаться от принятия окончательного решения.
Неимоверным усилием Фестенбург немного овладел собой.
– Отлично, вы предпочитаете не рисковать. Все происшедшее слегка вас дезориентировало – я это понимаю. Но, доктор, будьте хоть на минуту реалистом; вы видели газету, вы знаете, что каким-то способом, каким – я не буду уточнять, я заменил Молинари на его посту. И еще – через шесть месяцев после того времени, в котором вы пойманы с поличным как заговорщик против меня. И…
– Исполняющего обязанности Секретаря ООН, – дополнил Эрик.
– Что? -. – уставился на него Фестенбург.
– Эта ситуация, к которой применим термин “рго tеmроrе”. Это переходная стадия. Я никогда не был – и не мог быть – пойман с поличным. Газета просто пересказывает версию обвинения; еще не было суда, не было приговора. Я вполне могу еще быть оправдан, факты могли быть подстроены, сфабрикованы вами. Вспомним Сталина в последний год его жизни, так называемый…
– Не читайте мне лекций о том, что я и без вас знаю, Я понимаю, о чем вы говорите; я знаю, как Сталин одурачил умирающего Ленина. И я знаю о заговоре врачей, состряпанном Сталиным во время его последней болезни. Хорошо, – голос Фестенбурга был ровен, – я признаю это. Газета, которую я вам только что показал… Она фальшивая. Эрик улыбнулся.
– И я не являюсь исполняющим обязанности Генерального секретаря ООН, – продолжал Фестенбург, – но что касается того, что произошло на самом деле, – предоставляю вам предположить самому. Узнать вы не успеете; несколько мгновений спустя вы окажетесь в своем времени, так и не узнав ничего, абсолютно ничего, о будущем мире – тогда как заключив со мной маленькую сделку, вы знали бы все. – Он сердито посмотрел на Эрика.
– Я полагаю, – сказал Эрик, – что я идиот.
– Более того – упрямый идиот. Вы могли бы вернуться обладателем просто невероятного оружия – конечно в фигуральном смысле – для спасения самого себя и своей жены, Молинари. А вместо этого вы весь год будете расплачиваться за собственную неосмотрительность… если, конечно, протянете так долго. Увидим.
Первый раз за весь разговор Эрика захлестнуло сомнение. Не совершает ли он ошибку? Он даже не выслушал, что от него хотят. Антидота больше нет, слишком поздно. Разговоры останутся только разговорами.
Встав с места, Эрик торопливо взглянул в окно на город Чиенну.
Город лежал в руинах…
Стоя у окна и не отрывая взгляда от происходящего снаружи, он ощутил, что реальность, вещественность открывшейся перед ним картины начинает ускользать, и он цеплялся за нее, пытаясь замедлить это угасание.
– Желаю удачи, доктор, – глухо сказал Фестенбург, а затем и он превратился в почти неразличимую дымку на фоне распавшихся на части остатков стола, комнаты, предметов, которые только что были абсолютно непоколебимыми.
Эрик покачнулся – и попытался выправиться. Потеряв равновесие, он испытал тошнотворное ощущение полной невесомости… затем, ощущая пульсирующую боль в голове, осмотрелся и увидел вокруг столы кафетерия.
Вокруг него сгрудились люди, озабоченные и недоумевающие, боящиеся к нему прикоснуться – просто зрители.
– Благодарю за помощь, – проскрежетал он и неловко поднялся на ноги.
Зрители виновато разошлись по своим столам, оставив его в одиночестве. Все – кроме Кэти.
– Ты отсутствовал около трех минут, – сказала она.
Эрик не сказал ничего. У него не было ни малейшего желания с ней разговаривать, находиться рядом. Он чувствовал тошноту, его ноги подгибались, голова раскалывалась, и он подумал: “Совсем как при отравлении угарным газом. Как описано в старых учебниках. Как будто надышался самой смертью”.
– Можно тебе помочь? – спросила Кэти. – Я помню, что я чувствовала в первый раз.
– Сейчас я отведу тебя в изолятор, – сказал Эрик, – он схватил ее за руку, ее сумочка при этом качнулась к нему. – Твои запасы конечно у тебя в тебя, – сказал он и вырвал ее из рук Кэти, Через мгновение он уже держал в руке две продолговатые капсулы. Эрик опустил их в карман и вернул сумку.
– Благодарю, – сказала она с тяжеловесной иронией.
– Я тебя тоже, дорогая. Мы просто обожаем друг друга. В этой новой фазе нашего супружества. – Он повел ее к выходу; она покорно следовала за ним.
“Хорошо, что я не заключил сделку с Фсстенбургом, – подумал Эрик, – Но Фестенбург не оставит меня в покое, это не конец”. Правда, он обладал перед Фестенбургом одним преимуществом, которого не было у желтолицего писателя речей – он знал о разговоре, состоявшемся год спустя.
Из этой встречи Эрик узнал о политических амбициях Фестенбурга. Что он попытается сплести заговор и попытается купить себе поддержку. Форма Секретаря ООН оказалась подделкой, но притязания Фестенбурга были подлинными. Но было вполне вероятно, что Фестенбург еще не вступил в эту фазу своей карьеры.
В данный период времени Фестенбург не мог застигнуть Эрика Свитсента врасплох, потому что через год, без ведома своего теперешнего я, он раскрыл свои карты, И делая это, он не осознал смысла содеянного.
Это было крупным политическим просчетом, причем неисправимым. Особенно принимая во внимание тот факт, что на сцене присутствовали и другие стратеги, обладающие громадными способностями.
Одним из них был Джино Молинари.
Устроив свою жену в изолятор при Белом доме, Эрик позвонил по видеотелефону Джонасу Акерману.
– Значит ты знаешь о Кэти, – сказал Джонас Он совсем не выглядел счастливым.
– Я не собираюсь спрашивать тебя, зачем ты это сделал, – сказал Эрик. – Я звоню, чтобы…
– Сделал что? – лицо Джонаса исказилось. – Она сказала тебе, что это я втянул ее в это дело, верно? Это ложь, Эрик. Зачем бы я это сделал? Подумай сам.
– Не будем обсуждать это сейчас. Меня интересует, прежде всего,. знает ли Вирджил что-нибудь о Джи-Джи 180.
– Да, но не больше, чем я. Мы не…
– Дай мне поговорить с Вирджилом.
Неохотно Джонас Акерман переключил разговор на кабинет Вирджила. Через мгновение Эрик оказался перед лицом старика, с простодушной развязностью смотрящего на него в упор.
– Эрик, я читал в газетах – ты уже успел один раз спасти его жизнь. Я знал, что ты справишься. Если ты будешь проделывать это каждый день… – Вирджил с восторгом хихикнул.
– Кэти стала наркоманкой от употребления Джи Джи 180. Мне нужна помощь; мне необходимо вытащить ее.
– Приятное выражение сошло с лица Вирджила, – Это ужасно. Но что я могу сделать, Эрик? Я конечно, был бы рад помочь. Мы все здесь любим Кэти. Ты врач, Эрик; тебе следует знать, что можно сделать.
– Скажите мне, с кем можно связаться у Хазельтина. Где делают Джи-Джи 180? – прервал Эрик его бормотание.
– Ах, да. “Хазельтин Корпорейшн”, Детройт. Давай посмотрим… с кем тебе поговорить. Возможно, с самим Бертом Хазельтином. Минуту, Джонас у меня в кабинете. Он что-то хочет сказать.
На экране появилось изображение Джонаса.
– Я не успел тебе сказать, Эрик. Как только я узнал, в каком положении оказалась Кэти, я сразу связался с “Хазельтин Корпорейшн”. Они уже послали своего человека. Он на пути в Чиенну; я рассчитал, что Кэти объявится там, когда она, исчезла. Держи Вирджила и меня в курсе. Удачи тебе. – Он исчез, заметно приободренный тем, что смог внести свой вклад.
Поблагодарив Вирджила, Эрик повесил трубку. Он встал и тотчас отправился в приемную Белого дома посмотреть, не появился ли еще представитель “Хазельтин Корпорейшн”.
– О, да, доктор Свитсент, – сказала девушка, сверившись с записями в своем блокноте. – Два человека только что прибыли; вас даже вызывали по селекторной связи из кафетерия. – Она прочитала фамилии. – Мистер Берт Хазельтин и женщина, мисс Бахис… Я пытаюсь разобрать ее почерк, да, кажется так. Их послали наверх, в вашу квартиру. Когда он добрался до квартиры, то обнаружил, что входная дверь приоткрыта; в его маленькой гостиной сидели двое незнакомцев, хорошо одетый господин среднего возраста в длинном пальто и блондинка, далеко за тридцать; она носила очки, которые вали ей солидный и компетентный вид.
– Мистер Хазельтин? – спросил Эрик, входя в комнату и протягивая руку. Оба гостя встали.
– Здравствуйте, доктор Свитсент. – Хазелтин пожал протянутую ему руку. – Это Хильда Бахис; она представляет отдел контроля за распространением наркотиков при ООН. Их пришлось проинформировать о происшедшем с вашей женой доктор, в соответствии с законом. Однако…
Мисс Бахис решительно произнесла:
– Мы вовсе не заинтересованы в аресте или наказании вашей жены, доктор; мы хотим ей помочь так же, как и вы. Мы уже договорились встретиться и с ней, но подумали, что лучше сначала поговори с вами, а затем спуститься к ней.
– Насколько велики запасы наркотика, которые ваша жена имеет при себе? – произнес мистер Хазельтин.
– У нее ничего нет, – сказал Эрик.
– Тогда позвольте мне вам объяснить, – сказал Хазельтин, – разницу между привыканием и наркоманией. При наркомании…
– Я врач, – напомнил ему Эрик. – Вам ни к чему рассказывать все это мне. – Он уселся, все еще ощущая последствия своего знакомства с наркотиком; голова продолжала болеть, и было больно дышать. ]
– Тогда вы понимаете, что наркотик включился в ее обмен веществ и теперь организм требует под. держания этого состояния. Если лишить ее наркоти-ка, она умрет в течение… – Хазельтин подсчитывая про себя, – Какую дозу она приняла?
– Две или три капсулы.
– В отсутствие наркотика смерть, вероятно, наступит в течение двадцати четырех часов.
А с ним?
Она проживет примерно четыре месяца. За это темя мы, возможно, получим противоядие; не думайте, что мы над этим не работаем. Мы пробовали даже трансплантацию искусственной печени…
– Значит ей необходимо иметь этот наркотик, – скаазал Эрик и подумал о себе, о своем собственном положении. – Предположим, что она приняла наркотик только один раз. Значит ли,… Доктор, – прервал его Хазельтин, – неужели вы не понимаете? Джи-Джи 180 не предназначался для использования людьми – это орудие убийства. Он предназначен для превращения человека в наркомана после первого же употребления;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Даже один прием, – сквозь зубы процедил Фе-стенбург, – вызывает необратимые изменении в человеческом мозгу. Проклятый идиот, ты уже принял слишком много. Ты видел свою жену, ты хочешь стать таким же?
После долгого раздумья, Эрик ответил: – За то, что я получу взамен, да. Когда я приму наркотик второй раз, я буду знать, чем кончилась война, и если конец неблагоприятен для нас, я, вероятно, буду в состоянии посоветовать Молинари, как этого избежать. Что значит мое здоровье по сравнению с этим? – Он замолчал, для него все было кристально ясно. Обсуждать было нечего, он просто сидел и ждал, когда кончится действие наркотика. Он ждал возвращения в свое время.
Открыв стеклянный сосуд, Фестенбург высыпал белые таблетки, стряхнул их на пол и раздавил в порошок своим каблуком.
– Вам не приходило в голову, – спросил Фестенбург, – что за следующие десять лет Земля может быть настолько опустошена, что ТМК будет не в состоянии продолжать выпуск этого антидота?
Это было правдой, но как ни был он потрясен этой мыслью, ему удалось этого не показать.
– Посмотрим, – проворчал он.
– Честно говоря, я не знаю, что произойдет в будущем. Но у меня есть знание прошлого, – вашего будущего за этот прошедший год, – Он вытащил газету и развернул ее на столе перед Эриком, – Шесть месяцев спустя после случая в кафетерии. Вас это должно заинтересовать.
Эрик пробежал глазами передовицу и ее заголовок.
СВИТСЕНТ, ГЛАВНОЕ ДЕЙСТВУЮЩЕЕ ЛИЦО В ЗАГОВОРЕ ВРАЧЕЙ
ПРОТИВ ИСПОЛНЯЮЩЕГО ОБЯЗАННОСТИ СЕКРЕТАРЯ ООН
ДОНАЛЬДА ФЕСТЕНБУРГА, ЗАДЕРЖАН СЕКРЕТНОЙ СЛУЖБОЙ
Фестенбург резко выхватил газету, скомкал ее бросил позади себя.
– Я не говорю вам, что стало с Молинари – узнавайте это сами, раз вы не заинтересованы в заключении разумного соглашения.
После паузы Эрик сказал:
– У вас был целый год, чтобы изготовить фальшивый экземпляр “Тайме”, Я припоминаю, что такие штуки уже проделывались когда-то в истории, Иосиф Сталин проделал это с Лениным в его последний год жизни. Напечатал поддельный экземпляр “Правды” и показал его Ленину, который…
– Моя форма, – и бешенстве выкрикнул Фестенбург с трясущимся, красным от гнева и как бы готовым взорваться лицом. – Посмотрите на мои погоны.
– А почему, собственно, они тоже не могут быть поддельными? Я не говорю, что это так или что газета фальшивая. – В его положении он конечно не мог знать наверняка. – Я просто говорю, что это возможно и этого достаточно, чтобы воздержаться от принятия окончательного решения.
Неимоверным усилием Фестенбург немного овладел собой.
– Отлично, вы предпочитаете не рисковать. Все происшедшее слегка вас дезориентировало – я это понимаю. Но, доктор, будьте хоть на минуту реалистом; вы видели газету, вы знаете, что каким-то способом, каким – я не буду уточнять, я заменил Молинари на его посту. И еще – через шесть месяцев после того времени, в котором вы пойманы с поличным как заговорщик против меня. И…
– Исполняющего обязанности Секретаря ООН, – дополнил Эрик.
– Что? -. – уставился на него Фестенбург.
– Эта ситуация, к которой применим термин “рго tеmроrе”. Это переходная стадия. Я никогда не был – и не мог быть – пойман с поличным. Газета просто пересказывает версию обвинения; еще не было суда, не было приговора. Я вполне могу еще быть оправдан, факты могли быть подстроены, сфабрикованы вами. Вспомним Сталина в последний год его жизни, так называемый…
– Не читайте мне лекций о том, что я и без вас знаю, Я понимаю, о чем вы говорите; я знаю, как Сталин одурачил умирающего Ленина. И я знаю о заговоре врачей, состряпанном Сталиным во время его последней болезни. Хорошо, – голос Фестенбурга был ровен, – я признаю это. Газета, которую я вам только что показал… Она фальшивая. Эрик улыбнулся.
– И я не являюсь исполняющим обязанности Генерального секретаря ООН, – продолжал Фестенбург, – но что касается того, что произошло на самом деле, – предоставляю вам предположить самому. Узнать вы не успеете; несколько мгновений спустя вы окажетесь в своем времени, так и не узнав ничего, абсолютно ничего, о будущем мире – тогда как заключив со мной маленькую сделку, вы знали бы все. – Он сердито посмотрел на Эрика.
– Я полагаю, – сказал Эрик, – что я идиот.
– Более того – упрямый идиот. Вы могли бы вернуться обладателем просто невероятного оружия – конечно в фигуральном смысле – для спасения самого себя и своей жены, Молинари. А вместо этого вы весь год будете расплачиваться за собственную неосмотрительность… если, конечно, протянете так долго. Увидим.
Первый раз за весь разговор Эрика захлестнуло сомнение. Не совершает ли он ошибку? Он даже не выслушал, что от него хотят. Антидота больше нет, слишком поздно. Разговоры останутся только разговорами.
Встав с места, Эрик торопливо взглянул в окно на город Чиенну.
Город лежал в руинах…
Стоя у окна и не отрывая взгляда от происходящего снаружи, он ощутил, что реальность, вещественность открывшейся перед ним картины начинает ускользать, и он цеплялся за нее, пытаясь замедлить это угасание.
– Желаю удачи, доктор, – глухо сказал Фестенбург, а затем и он превратился в почти неразличимую дымку на фоне распавшихся на части остатков стола, комнаты, предметов, которые только что были абсолютно непоколебимыми.
Эрик покачнулся – и попытался выправиться. Потеряв равновесие, он испытал тошнотворное ощущение полной невесомости… затем, ощущая пульсирующую боль в голове, осмотрелся и увидел вокруг столы кафетерия.
Вокруг него сгрудились люди, озабоченные и недоумевающие, боящиеся к нему прикоснуться – просто зрители.
– Благодарю за помощь, – проскрежетал он и неловко поднялся на ноги.
Зрители виновато разошлись по своим столам, оставив его в одиночестве. Все – кроме Кэти.
– Ты отсутствовал около трех минут, – сказала она.
Эрик не сказал ничего. У него не было ни малейшего желания с ней разговаривать, находиться рядом. Он чувствовал тошноту, его ноги подгибались, голова раскалывалась, и он подумал: “Совсем как при отравлении угарным газом. Как описано в старых учебниках. Как будто надышался самой смертью”.
– Можно тебе помочь? – спросила Кэти. – Я помню, что я чувствовала в первый раз.
– Сейчас я отведу тебя в изолятор, – сказал Эрик, – он схватил ее за руку, ее сумочка при этом качнулась к нему. – Твои запасы конечно у тебя в тебя, – сказал он и вырвал ее из рук Кэти, Через мгновение он уже держал в руке две продолговатые капсулы. Эрик опустил их в карман и вернул сумку.
– Благодарю, – сказала она с тяжеловесной иронией.
– Я тебя тоже, дорогая. Мы просто обожаем друг друга. В этой новой фазе нашего супружества. – Он повел ее к выходу; она покорно следовала за ним.
“Хорошо, что я не заключил сделку с Фсстенбургом, – подумал Эрик, – Но Фестенбург не оставит меня в покое, это не конец”. Правда, он обладал перед Фестенбургом одним преимуществом, которого не было у желтолицего писателя речей – он знал о разговоре, состоявшемся год спустя.
Из этой встречи Эрик узнал о политических амбициях Фестенбурга. Что он попытается сплести заговор и попытается купить себе поддержку. Форма Секретаря ООН оказалась подделкой, но притязания Фестенбурга были подлинными. Но было вполне вероятно, что Фестенбург еще не вступил в эту фазу своей карьеры.
В данный период времени Фестенбург не мог застигнуть Эрика Свитсента врасплох, потому что через год, без ведома своего теперешнего я, он раскрыл свои карты, И делая это, он не осознал смысла содеянного.
Это было крупным политическим просчетом, причем неисправимым. Особенно принимая во внимание тот факт, что на сцене присутствовали и другие стратеги, обладающие громадными способностями.
Одним из них был Джино Молинари.
Устроив свою жену в изолятор при Белом доме, Эрик позвонил по видеотелефону Джонасу Акерману.
– Значит ты знаешь о Кэти, – сказал Джонас Он совсем не выглядел счастливым.
– Я не собираюсь спрашивать тебя, зачем ты это сделал, – сказал Эрик. – Я звоню, чтобы…
– Сделал что? – лицо Джонаса исказилось. – Она сказала тебе, что это я втянул ее в это дело, верно? Это ложь, Эрик. Зачем бы я это сделал? Подумай сам.
– Не будем обсуждать это сейчас. Меня интересует, прежде всего,. знает ли Вирджил что-нибудь о Джи-Джи 180.
– Да, но не больше, чем я. Мы не…
– Дай мне поговорить с Вирджилом.
Неохотно Джонас Акерман переключил разговор на кабинет Вирджила. Через мгновение Эрик оказался перед лицом старика, с простодушной развязностью смотрящего на него в упор.
– Эрик, я читал в газетах – ты уже успел один раз спасти его жизнь. Я знал, что ты справишься. Если ты будешь проделывать это каждый день… – Вирджил с восторгом хихикнул.
– Кэти стала наркоманкой от употребления Джи Джи 180. Мне нужна помощь; мне необходимо вытащить ее.
– Приятное выражение сошло с лица Вирджила, – Это ужасно. Но что я могу сделать, Эрик? Я конечно, был бы рад помочь. Мы все здесь любим Кэти. Ты врач, Эрик; тебе следует знать, что можно сделать.
– Скажите мне, с кем можно связаться у Хазельтина. Где делают Джи-Джи 180? – прервал Эрик его бормотание.
– Ах, да. “Хазельтин Корпорейшн”, Детройт. Давай посмотрим… с кем тебе поговорить. Возможно, с самим Бертом Хазельтином. Минуту, Джонас у меня в кабинете. Он что-то хочет сказать.
На экране появилось изображение Джонаса.
– Я не успел тебе сказать, Эрик. Как только я узнал, в каком положении оказалась Кэти, я сразу связался с “Хазельтин Корпорейшн”. Они уже послали своего человека. Он на пути в Чиенну; я рассчитал, что Кэти объявится там, когда она, исчезла. Держи Вирджила и меня в курсе. Удачи тебе. – Он исчез, заметно приободренный тем, что смог внести свой вклад.
Поблагодарив Вирджила, Эрик повесил трубку. Он встал и тотчас отправился в приемную Белого дома посмотреть, не появился ли еще представитель “Хазельтин Корпорейшн”.
– О, да, доктор Свитсент, – сказала девушка, сверившись с записями в своем блокноте. – Два человека только что прибыли; вас даже вызывали по селекторной связи из кафетерия. – Она прочитала фамилии. – Мистер Берт Хазельтин и женщина, мисс Бахис… Я пытаюсь разобрать ее почерк, да, кажется так. Их послали наверх, в вашу квартиру. Когда он добрался до квартиры, то обнаружил, что входная дверь приоткрыта; в его маленькой гостиной сидели двое незнакомцев, хорошо одетый господин среднего возраста в длинном пальто и блондинка, далеко за тридцать; она носила очки, которые вали ей солидный и компетентный вид.
– Мистер Хазельтин? – спросил Эрик, входя в комнату и протягивая руку. Оба гостя встали.
– Здравствуйте, доктор Свитсент. – Хазелтин пожал протянутую ему руку. – Это Хильда Бахис; она представляет отдел контроля за распространением наркотиков при ООН. Их пришлось проинформировать о происшедшем с вашей женой доктор, в соответствии с законом. Однако…
Мисс Бахис решительно произнесла:
– Мы вовсе не заинтересованы в аресте или наказании вашей жены, доктор; мы хотим ей помочь так же, как и вы. Мы уже договорились встретиться и с ней, но подумали, что лучше сначала поговори с вами, а затем спуститься к ней.
– Насколько велики запасы наркотика, которые ваша жена имеет при себе? – произнес мистер Хазельтин.
– У нее ничего нет, – сказал Эрик.
– Тогда позвольте мне вам объяснить, – сказал Хазельтин, – разницу между привыканием и наркоманией. При наркомании…
– Я врач, – напомнил ему Эрик. – Вам ни к чему рассказывать все это мне. – Он уселся, все еще ощущая последствия своего знакомства с наркотиком; голова продолжала болеть, и было больно дышать. ]
– Тогда вы понимаете, что наркотик включился в ее обмен веществ и теперь организм требует под. держания этого состояния. Если лишить ее наркоти-ка, она умрет в течение… – Хазельтин подсчитывая про себя, – Какую дозу она приняла?
– Две или три капсулы.
– В отсутствие наркотика смерть, вероятно, наступит в течение двадцати четырех часов.
А с ним?
Она проживет примерно четыре месяца. За это темя мы, возможно, получим противоядие; не думайте, что мы над этим не работаем. Мы пробовали даже трансплантацию искусственной печени…
– Значит ей необходимо иметь этот наркотик, – скаазал Эрик и подумал о себе, о своем собственном положении. – Предположим, что она приняла наркотик только один раз. Значит ли,… Доктор, – прервал его Хазельтин, – неужели вы не понимаете? Джи-Джи 180 не предназначался для использования людьми – это орудие убийства. Он предназначен для превращения человека в наркомана после первого же употребления;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34