– Я Настасья Ковак, – в ее речи чувствовался легкий восточноевропейский акцент, – когда-то давно я работала гримершей у Гвен. В то время я была еще молода и являлась одной из самых преданных ее поклонниц. Вы, конечно, не можете знать, но тогда достаточно было один раз увидеть ее, и вы попадали под ее обаяние, словно она околдовывала всех, кто к ней приближался. Настоящая фея. Она покорила меня до такой степени, что от меня сбегали все мои дружки, столько я о ней бубнила. Я могла только повторять: «Гвеннола сделала то, Гвеннола сказала это». Они начинали сходить с ума и сваливали. Но мне было наплевать, потому что я знала, что на следующий день увижу Гвен!
Она внезапно замолчала, осознав, что выглядит глупо и смешно, и улыбнулась дрожащими губами.
– Извините меня, – пробормотала она. – Я отвыкла разговаривать с людьми. Я никогда никого не вижу. Даже курьеры не переступают порог. Они боятся, что Гвен будет по ним стрелять.
– Ах вон оно что! – деланно легкомысленным тоном произнесла Сара. – Статуи – это ее работа?
– Да. У нее… у нее иногда случаются приступы, во время которых ей мерещатся разные… разные вещи. Это связано с ее состоянием, с изменениями, которые произошли в ее организме. Похоже, это вызывает временное помешательство из-за гормонов и еще каких-то веществ, в которых я ничего не смыслю. Но она всегда потом успокаивается. Однако когда она приходит в это состояние, лучше находиться от нее подальше. Я думаю, необходимо предупредить вас. Пойдемте, не надо оставаться здесь. В охотничьем домике нам будет удобнее.
Сара догадалась, что «удобнее» означает вдали от шальных пуль.
Охотничий домик оказался чем-то вроде беседки из сказки про Спящую красавицу и был увенчан островерхой крышей. Посреди стоял круглый столик на одной ножке, на нем – чайный сервиз с чайником в форме девочки с лейкой. Склонившись над этой странной вещицей, Сара поняла, что фигурку лепили с Гвеннолы.
– Я… я прошу прощения, – произнесла Настасья, не пытаясь скрыть замешательство. – Это сервиз для девочки, но ничего другого у нас нет. Мы используем только вещи, на которых изображена Гвен. Иногда это становится неудобным. Например, полотенца уже сильно вытерлись.
– Забавно, – произнесла Сара, усаживаясь как можно дальше от окна. – Окажись я на месте Гвеннолы, думаю, в конце концов возненавидела бы собственный образ. Смотреть на него каждую секунду, видеть повсюду.
– Да, – снисходительно ответила Настасья. – Но вы же не актриса. Актеры сделаны совершенно из другого теста. А уж Гвеннола тем более, ведь ее тело было перекурочено до такой степени, что перестало подчиняться законам физиологии. После операции она уже не совсем человек.
– Она постарела? – спросила Сара.
– Нет, – с чуть утомленной улыбкой ответила экономка. – Я знаю, этот вопрос интересует всех, но нет. Вопреки катастрофическим предсказаниям генетиков, за последние двадцать пять лет она не подверглась никакой физической деградации. Она безупречна. Нужно хорошо ее знать, жить с ней под одной крышей, чтобы уловить малозаметные признаки усталости. В некоторых местах ее кожа уже не такая гладкая и мягкая. Мимические морщины стали чуть глубже, но все равно почти незаметны. В тридцать семь лет она выглядит как двенадцатилетняя девочка.
– А… умственно? – не унималась Сара.
Настасья страдальчески сморщилась, фарфоровые чашки начали позвякивать, пока она дрожащими руками разливала чай.
– У нее бывают хорошие и плохие дни, – прошептала она, отводя глаза. – Когда случается приступ, она замыкается в своем прошлом. Может раз тридцать подряд проиграть ту или иную сцену из какого-нибудь фильма. Она ведет себя как капризная, но очаровательная малышка, и ты опять попадаешь под ее обаяние. В другое время она отдает себе отчет в своем состоянии и становится той, кто она и есть на самом деле, – тридцатисемилетней женщиной, заключенной в тело маленькой девочки, у которой никогда не было любовных приключений, которую никогда не полюбит ни один мужчина. В такие минуты она смотрит на себя как на балаганного урода и начинает пить, курить, грязно ругаться. Из ангелочка превращается в демона. Разыгрывает теневой вариант спектакля про принцессу Гвеннолу. Выдает ужасные вещи. Приказывает мне… найти жиголо в каком-нибудь баре на Сансете и заплатить ему, чтобы он ее трахнул. Да, я ничего не придумываю. Именно так она и говорит, да еще добавляет физиологические подробности, которые приводят меня в ужас. Конечно, я всегда отказываюсь это делать, тогда она швыряет мне в лицо все, что попадается ей под руку. Однажды она запустила мне в голову чем-то тяжелым, и у меня случилось сотрясение мозга. Я двенадцать часов пролежала без сознания на плитках в холле у лестницы. Она и пальцем не шевельнула, чтобы меня спасти или вызвать «скорую». В такие моменты я, признаться, боюсь ее. Но я ведь не могу ее бросить, правда? Что с ней будет? У нее же никого нет, кроме меня.
– Она никогда не выходит из дома?
Настасья провела рукой по лицу, словно для того, чтобы стереть неприятные воспоминания.
– Однажды мы попробовали, – прошептала она. – Это было ужасное испытание. Я попыталась «переодеть» ее в современную маленькую девочку, чтобы никто не обратил на нее внимания, но одежда, которую я предложила, показалась ей чудовищно вульгарной. Она настаивала на том, чтобы надеть те наряды, которые принесли ей популярность и в которых она когда-то появлялась на публике. Это был экстравагантный викторианский сценический костюм. Понимаете, она просто не отдавала себе отчета в том, что происходит. У нас тут нет телевизора, да и газет мы не читаем. Ну вот, мы отправились в Малибу. Естественно, дети начали смеяться над ней, дразнили ее «маленькой сироткой Анни». А потом нашелся человек, который ее узнал, и тут нас окружила толпа. Все ужасные старухи хотели ее потрогать, ущипнуть за щечку, чтобы проверить упругость кожи. Выискалась даже одна, которая задрала ей юбку! Они словно обезумели от зависти. Гарпии. Требовали, чтобы она показала им шрамы.. . Они беспрестанно повторяли: «Где твои шрамы? Что у тебя вырезали? Покажи! Покажи!» Я боялась, что они разденут ее догола, чтобы удовлетворить свое грязное любопытство. Пляж превратился в ярмарочный балаган, выставку чудовищ. Такого Гвен не ожидала. Она-то думала, что ее все еще любят, помнят ее чудесной маленькой феей. Мне стоило чудовищных усилий вырвать ее оттуда и усадить в машину. Она неделю ничего не говорила, лежала на кровати и смотрела в потолок. После этого мы не пытались никуда выйти.
Настасья замолчала и сделала вид, что пьет чай, чтобы потянуть время и сглотнуть слезы.
Сара смущенно отвела взгляд. Она уже жалела, что согласилась прийти. Чем больше она слушала экономку, тем меньше ей хотелось выбраться из беседки и встретиться с Гвеннолой Маэль.
– На самом деле, – промямлила она, – меня больше интересует Рекс Фейнис, он – центральный персонаж моего исследования. Мне хотелось бы услышать воспоминания, которые остались у Гвен от их совместной работы.
– Рекс вел себя как настоящий джентльмен, – произнесла Настасья Ковак, и лицо ее внезапно осветилось. – Он единственный, кто помог Гвен, когда все ее бросили. Он управлял тем, что осталось от ее состояния, я имею в виду, что не успели промотать ее родители. Он удачно вложил ее деньги, и они стали приносить доход. Благодаря ему мы до сих пор не бедствуем. Если бы он не занимался нами, Гвен закончила бы свои дни в цирке, в вагончике для уродцев, между бородатой женщиной и человеком-змеей.
– То есть родители Гвеннолы все промотали?
Настасья зашипела как змея:
– Это были настоящие свиньи! Их ничего, кроме денег, не интересовало. И только поэтому они отдали свою единственную дочь, одиннадцатилетнюю девочку, на растерзание хирургу из Беверли-Хиллз. Чтобы она продолжала нести им золотые яйца. Эти кретины из Техаса воображали, что она по-прежнему будет играть роли маленьких девочек в течение двадцати лет и ни у кого не возникнет никаких вопросов! Они умерли в подходящий момент, не успев опустошить банковский счет Гвен. Когда я узнала об аварии, то упала на колени и возблагодарила Бога.
«Да, – подумала Сара, – авария по меньшей мере удачная. К которой Рекс Фейнис, возможно, приложил руку».
Внезапно повисло тягостное молчание. Чай остыл. Настасья была не в силах скрыть нервозность.
– Извините, я сорвалась, – сказала она. – Наверное, я показалась вам сумасшедшей… Но мне стало гораздо легче после разговора с вами. Уже так давно… так давно. Иногда мне становится так невыносимо тяжело! Гвеннола бывает такой неблагодарной. Она смеется над моим возрастом, обзывает меня старухой. Заходит в ванную и хохочет, показывая пальцем на мои груди. Говорит: «Какие чудные уши спаниэля!» Я делаю вид, что смеюсь, но мне трудно сдержать слезы. – Она остановилась, собралась с силами и объявила: – Если вы хотите ее видеть, придется принять ее правила игры. Ничему не удивляйтесь. Войдя в дом, будьте настороже. Случиться может все, что угодно, – как хорошее, так и плохое. Она может кинуться вам на шею и расцеловать или выстрелить в вас из карабина. Ей подарил его Джон Уэйн, вы знали об этом? Небольшой «винчестер» с золотым прикладом. Я предпочитаю предупредить вас. Именно поэтому у нас нет садовника. Гвен его запугала, и он уволился. То же самое со всеми остальными слугами. Они все уволились, один за другим. Некоторые даже угрожали судом. Я не хочу, чтобы с вами случилось то же самое. Если вы не чувствуете в себе сил идти туда, не ходите. Она разорвет вас на кусочки. Она, как все животные, чует запах страха за сотню шагов.
Сара заставила себя улыбнуться.
– После всего, что вы мне рассказали, мне ужасно хочется с ней познакомиться, – соврала она.
– Ну ладно, – сдалась Настасья. – Если все обернется плохо, бегите. Кричите, я приду и успокою ее. Будьте терпеливы. Сначала она будет изучать вас издалека, не показываясь. Оценивать вас. Если вы ей подойдете, она позволит вам играть в ее игру… – Экономка подняла руки, словно демонстрируя свое бессилие. – Ну вот, – закончила она. – Я все сказала. Могу только пожелать вам удачи. Если вы закончите партию, вы ее увидите, она будет стоять на последней клетке.
Сара в замешательстве покачала головой, в очередной раз улыбнулась и, зажав свои инструменты под мышкой, вышла из беседки и направилась к дому.
По обеим сторонам дороги, покрытой мелким голубоватым гравием, высились причудливые статуи. В конце концов Сара догадалась, что они представляют персонажей из фильма «Королевство безумной надежды». Она узнала капитана Пикабо, заклятого врага принцессы с глазами-незабудками, кого-то вроде Капитана Крюка, закутанного в немыслимые доспехи. Приглядевшись повнимательнее, девушка поняла, что то, что она приняла за мрамор, на самом деле было отделочным гипсом.
«Тут все фальшивое, – подумала она. – Я нахожусь внутри декораций к фильму. Эти огромные деревья с обрезанными кронами, возможно, всего лишь видимость».
Она подняла руку, чтобы потрогать дрожащие листочки на тощих деревцах, и улыбнулась – они оказались резиновыми!
В этом саду были перемешаны реальные и фальшивые растения. Калифорнийская сушь и редкие дожди позволяли сажать здесь «декоративные элементы», которые в любом другом месте не выдержали бы непогоды.
Дом был «подправлен» – это сразу бросалось в глаза. Фальшивый фасад скрывал настоящий. Добавленные там и сям детали превратили обычное здание в сказочный замок. Крепостные стены, эркеры, башенки, сооруженные из гипса, без конца подвергались атакам сантаны – этого горячего ветра, налетавшего из пустыни, – и уже начали осыпаться.
«Вперед! – скомандовала себе Сара, собрав смелость в кулак. – Партия началась».
Сжав зубы, она поднялась по ступенькам террасы и, толкнув двойную стеклянную дверь, оказалась в холле. Можно было подумать, что это королевский бальный зал. Люстры с подвесками и зеркала в позолоченных рамах придавали помещению сказочный вид. По обе стороны от мозаичного столика, на котором лежали рожок для игральных костей и пергамент, стояли каменные единороги в натуральную величину.
Озадаченная, Сара подошла к столику. Послание состояло из трех строчек, написанных корявым детским почерком. Она прочла:
Киньте кости. Если в сумме вы получите меньше шести, валите отсюда. Не пытайтесь жульничать. За вами следят. Если вы этого не сделаете, единороги проткнут вас насквозь – и поделом!
Сара сжала зубы, не понимая, стоит ли принимать угрозу всерьез. Она осмотрела скульптуры, не нашла никаких признаков механизмов и почувствовала облегчение. Через секунду она разозлилась на себя за то, что поддалась панике. Единороги были такие же гипсовые, как и все остальное. Она бросила кости. Девятка. Можно продолжать.
Слева донеслось злобное хихиканье. Смех хитрой маленькой девчонки, шалуньи, который сопровождался приглушенным звуком убегавших детских ног в тапочках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35