Проводник уловил в его словах скрытую угрозу. Не стоило доводить монаха до крайности: страх мог превратить его в опасного противника.
— Я хочу, чтобы Ирана успокаивала Оду своими песнями, — пояснил Дориус. — Все это женские дела, которые мне совсем не подходят. Не хочется, чтобы это дитя с воплем вскакивало среди ночи.
— Что ей сказал звереныш?
— Чудовищные вещи, которые я не могу повторить; они, без сомнения, выходят из уст дьявола. Пойми, очень важно действовать быстро. Со временем звереныш станет зверем. Он обрастет плотью, кожей, шерстью, появятся когти на лапах. Пока он еще слаб, но это не надолго. Звереныш питается нашим страхом, и как только станет известно о его существовании, он вырастет, и его не победить. Когда он разрастется и будет злее медведя, мы окажемся безоружными перед ним.
— Покажите мне наши комнаты. Мне надо поговорить с Ираной и набраться сил. Освободите нас от соблюдения поста и велите принести нам обильное угощение. С чудищами на пустой желудок не сражаются.
— Согласен, — проблеял Дориус. — Ради такого задания можно сделать исключение. Я освобождаю вас от поста.
«Жирная каналья! — думал Жеан, направляясь в апартаменты Оды де Шантрель. — Каким же ты сделался уступчивым. Хорошо бы ты от страха немного похудел».
Ода спала на предпоследнем этаже главной башни. Для нее освободили и вычистили бывшую комнату Орнана де Ги, труп которого перенесли в подвал: очень уж от него воняло. Сейчас над ним трудились бальзамировщики, но привести барона в пристойный вид было неимоверно трудно. Похоронить его собирались этим же вечером.
Дориус приоткрыл дверь, показал Жеану Оду, спящую на своей кровати; ее лицо было бледным, глаза опухли от слез.
— Я отослал всех стражников, — сказал он. — Они слишком болтливы. Если кто-то посторонний прознает про чудище, начнется ужасная паника. В епископстве подумают, что я не способен управлять событиями. Следует соблюдать осторожность.
Как только Дориус удалился, чтобы дать распоряжения, проводник осмотрел близлежащие помещения вплоть до мельчайших уголков. Он ничего не знал о повадках дьявольского зверья, поэтому облава показалась ему затруднительной и опасной. Жеан надеялся, что Ирана просветит его, но ошибся: молодая женщина при встрече рассмеялась ему в лицо.
— Не будь таким глупым, — задыхаясь от смеха, проговорила она. — Если уж и есть здесь несмышленыш, так это ты! Оде все это приснилось после тяжелого дня, тем более она видела, как палач толок в ступе большим пестиком останки Гомеле.. А что до костей в раке, думаю, их утащила собака, вот и все. Нет никакого дьявольского вмешательства.
— Хотел бы я быть таким же уверенным, как ты, — вздохнул Жеан.
— Ты скоро таким станешь, — ободрила его Ирана. — Держу пари, ночью зверь и носа не покажет.
В ней было столько убедительности, что Жеан почти поверил ей. Напрасно: в этот раз Ирана ошибалась…
ГЛАВА 12
НОЧНЫЕ УЖАСЫ
Им принесли ужин, которым можно было бы заполнить их желудки, съежившиеся от поста, но аппетит пропал. А ведь тут были рыба, приправленная травами, каплуны и вдоволь ячменного пива. Однако Жеана и Ирану грызла глухая тоска, поэтому они лишь попробовали всего понемногу.
Дориус не появился. Он заперся на двойной оборот ключа в часовне и каялся перед алтарем, взывая к милости Божией. Прежде чем уединиться, он отдал необходимые распоряжения; Жеан и Ирана могли теперь свободно ходить по всему замку.
Когда Ода проснулась, Ирана подсела к ней и пела песни Бретани, отвлекая от тревожных мыслей до самой ночи. Жеан завернулся в плащ и улегся на каменной скамье, чтобы поспать перед ожидающим его длительным дежурством.
Проснулся он, когда солнце уже заходило. Разбудил его звон колоколов на звоннице церкви, игравших отходную. Жеан совсем забыл о похоронах Орнана де Ги.
Замок почти опустел. Все влились в похоронную процессию.
Прижимаясь к стене, мимо проскользнул слуга, зажигающий свечи в канделябрах и подсвечниках. Он казался очень напуганным тем, что вынужден в одиночку пройти длинные коридоры и лестницы. Жеан подумал, что, очевидно, о существовании звереныша стало известно служащим замка, и решил последовать за носителем огня.
Так он дошел до кухни. Гигантский камин, в котором можно было поджарить нескольких баранов на одном вертеле, был потушен по причине поста. Черный, полный остывшей золы, он напоминал адские врата. Мрачный повар, стоявший посреди перевернутых котлов, крошил кусочек хлеба в постный бульон. Жеан внимательно осмотрел кухню и подсобные помещения, поскольку именно отсюда вынесли злосчастного отравленного кабанчика. Он познакомился с поваром. Того звали Кокевин . Как оказалось, это было прозвище, которое с течением времени заменило его имя Бернар.
— Не знаешь ли, кто уносил блюдо с кабаном? — резко спросил Жеан, остановившись перед поваром.
Красноватое лицо хозяина кухни посерело.
— Я много думал над этим, рыцарь, — простонал он. — После того случая мне снятся ужасные сны. Но тогда здесь было столько народу, что я не могу вспомнить всех лиц. — Понизив голос, он доверительно добавил: — Я перестал пить и есть. Боюсь, как бы меня не обвинили в небрежности или, не дай Бог, в сообщничестве и меня не постигла бы участь Гомеле. И все же я тут ни при чем. Я сам пробовал соус для кабана, еще когда он не покидал кухни. Если бы кабан к этому моменту был отравлен, я свалился бы мертвым прямо в свои котлы.
— Дело в том, что яд подсыпали во время переноски, — сказал Жеан. — Помнишь ли ты, кто нес блюдо?
— Какой-то незнакомый мне молодой человек, — ответил Кокевин, ерзая на стуле. — Пиршество было пышное, и рук нам не хватало. Мы наняли красивых юношей для обслуживания столов. Работа несложная, надо держать блюдо так, чтобы не пролить соус, ничего больше. Пришло много молодых людей. Большинство уверяли, что уже работали в тавернах. Признаюсь, для меня все они были на одно лицо, у меня другие заботы, ведь барон был таким гурманом, и неудавшееся блюдо могло нам стоить приличного количества ударов палкой.
— Тот молодой человек… — настаивал Жеан. — Высокий? Черноволосый? Рыжеватый, как нормандец? Загорелый, как беарнец, или белый, как бретонец?
Кокевин беспомощно покачал головой, в его глазах стояли слезы.
— Клянусь, большего я не знаю, — лепетал он. — Нужно быть молодым, чтобы обращать внимание на такие детали. Для меня же все они похожи друг на друга.
Любопытная мысль зародилась в мозгу Жеана. Узнав, что набирают помощников, не мог ли Робер де Сен-Реми воспользоваться таким удачным случаем и проникнуть на кухню, выдав себя за простолюдина?
— Тебе знаком некий Робер де Сен-Реми? — осведомился проводник. — Такой бледный молодой человек, подстриженный под пажа?
Кокевин пожал плечами.
— Мне кажется, они все были такими, рыцарь. Может, порасспросить служанок? Они всегда пялятся на парней и перемигиваются с ними. Но в тот день мы наняли и много незнакомых девушек, чтобы ощипывать птицу, мыть посуду и таскать воду из колодца. Все ходили туда-сюда. Любой мог пройти на кухню, лишь бы у него была корзина на голове или ощипанная курица в руке.
Жеан поразмыслил над своим предположением. Робер де Сен-Реми вполне мог воспользоваться сутолокой и смешаться с обслугой. Он не был богат, и его лицо вряд ли кому было знакомо. Переодевшись пажом, он легко мог занять место в веренице слуг, обслуживающих гостей. Да, пожалуй, так все и произошло. Робер знал все тонкости церемониала. Знал он и то, что барон первым накладывал еду на свою тарелку, поэтому Робер и выбрал быстродействующий яд. Надо было избавить Оду от этого отравленного мяса, чтобы она не ела его! Как только начались конвульсии у сеньора Кандарека, все отпрянули от стола. Если яд и был выбран быстродействующий, то прежде всего из-за того, чтобы Ода де Шантрель не успела прикоснуться к нему… и эта предосторожность сама обвиняла Робера. Ведь как только блюдо перешло в руки Гомело, Робер должен был спешно покинуть замок, пока ни у кого не возникла мысль перекрыть все выходы.
Все произошло, как он предвидел: взгляды устремились на Гомело, и никто не обратил внимания на подавшего блюдо.
«Он, правда, рисковал, — размышлял Жеан. — Его могла узнать Ода, когда он вошел в зал с блюдом в руках. Но риск этот был мизерным. В зале жонглеры веселили гостей, а Гомело не позволял слугам переступать через порог. Да и потом, кто будет терять время на рассматривание служителя кухни?»
Махинация была хорошо задумана, и у Робера имелся год на ее осуществление. Идеальное преступление, очень трудно доказуемое.
— Сожалею, что не могу вам помочь, — причитал Кокевин. — Ах, если бы знать…
Жеан уже вставал со стула, чтобы возобновить обход, когда хозяин кухни испуганно спросил:
— Скажите, рыцарь, это правда, что тут болтают? Будто некое дьявольское создание часто посещает замок? Один паж увидел его на лестнице башни и поседел от ужаса. Похоже, это страшная уродина, горбатый медведь с человеческой головой и собачьими клыками. Передвигается он медленно, царапая когтями камни стен…
— Помолчи-ка лучше! — остановил его проводник. — А то аббату не понравятся твои слова.
— О, я ничего не говорил, — залепетал толстяк. — Я просто очень боюсь. Если оголодавший зверь найдет дорогу в кухню, что будет? Что мне делать? Из-за поста я даже не имею права бросить ему кусок мяса, чтобы он не тронул меня.
Жеан оставил Кокевина с его страхами и ушел исполнять свои обязанности. Эта история с озлобленным зверем повергла его в плохое настроение, поскольку он не знал, где в ней правда, а где выдумки.
На верху башни он встретил Ирану, выходившую из апартаментов Оды.
— Она заснула, — сообщила трубадурша. — Мне кажется, она и песен-то моих не слушала. У нее испуганный вид, и она совсем не отвечает на вопросы.
— Ода говорила тебе о звереныше?
— Нет, ни слова. Похоже, ее что-то мучает. А ты? Что-нибудь выяснил?
Жеан рассказал ей о разговоре с поваром.
— Ты обвиняешь Робера, — заметила Ирана, — но это мог быть кто угодно… Например, какой-нибудь паж, выполнявший приказ Гюга де Шантрель.
— Не исключено, — согласился проводник. — Отец вполне мог устроить заговор за спиной своей супруги с целью спасти дочь.
— Пойду-ка я спать, — зевнула Ирана. — Будь осторожен. Буди меня, если тебе понадобится помощь.
Жеан вслушивался в удаляющиеся по коридору шаги, потом все стихло, и он остался один. Было холодно, сыро, в некоторых местах, как и во всех замках, по стене сочилась вода. Проводник вынул меч, расстегнул аграф плаща на случай, если придется сражаться. С обнаженным клинком на плече он добрался до дозорного пути. Там Жеан снова стал размышлять. Если зверь — порождение дьявола, может, он становится невидимым по своему желанию… или ведет себя, как существо во плоти, вынужденное искать убежище в каком-нибудь темном углу, скрываясь от людских глаз? Если же речь шла об устрашающей шутке, то вместо зверя могла быть обычная звериная шкура с навешенными для устрашения безделушками, и тогда ее легко спрятать в сундуке. Но кому выгодно изображать монстра? Неясного было много.
Жеан прошел дозорным путем, стараясь держаться подальше от зубцов на случай, если кому-нибудь взбредет в голову скинуть его с крепостной стены.
Луна была на исходе. Он вдруг подумал, что если Орнана де Ги похоронили, то замок уже ничей. Завтра Ода вернется домой, Дориус уедет в свой монастырь, на этом все и закончится. В итоге Робер де Сен-Реми, если только он всему виной, хорошо провернул это дельце. Теперь он может выступать в роли утешителя девушки, сколько угодно держать ее ручку и влюбленно закатывать глаза.
Из раздумий Жеана вывел страшный крик, от которого он вздрогнул, едва не уронив меч. Потрясая мечом, он бросился к лестнице башни. Кричала Ода де Шантрель. Жеан вбежал в ее комнату, дверь в которую была приоткрыта. Молодая девушка лежала на полу, прижимаясь к стене. Она так испугалась, что вскочила с кровати совершенно обнаженная, пытаясь найти укрытие в другом конце комнаты. Глаза Оды расширились от ужаса, зубы стучали. Своей тоненькой фигуркой с маленькой грудью она ничуть не отличалась от девочки. К тому же, по тогдашнему обычаю всех благородных дам, ее лобок был обрит, и эта деталь довершала сходство.
Концом меча Жеан быстро обшарил всю драпировку, чтобы убедиться, что за ней никто не прячется. Девушка смотрела на него невидящим взглядом, в глазах вспыхивали искорки безумия. На пороге появилась Ирана. Она успела наспех надеть рубашку, неплотно прикрывающую грудь, в руке держала короткий острый кинжал. Заметив Оду, лежавшую на полу, Ирана хотела накинуть на нее мех, но девушка резко оттолкнула ее.
— Не трогайте меня! — громко крикнула она. — Не дотрагивайтесь…
— Вы простудитесь, — убеждала ее Ирана. — Камин холодный…
— Какая разница? — рыдала Ода, закрыв лицо руками. — Теперь это не имеет значения. Все кончено.
— Вы видели зверя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31