там на кухне всегда торчит кто-нибудь из соседей.
И снова, оставшись одна, Заноза позвонила по телефону и тихо сказала: "Митька? Иди!" Клюквин явился с кишкой длиною в пять метров, один конец которой они привязали к ручке полотера, а другой с большим трудом надели на водопроводный кран. Снова они водили полотером по мокрому полу, пока от машины не запахло горелым. Клюквин сказал, что вполне удовлетворен испытаниями и что теперь он вплотную приступит к вопросу об откачке воды.
Папа и мама вернулись поздно ночью, а бабушка и Самбо пришли домой еще засветло. Люся была уверена, что бабушка на этот раз не обратит внимания на пол: к ее приходу он уже высох, к тому же он утром был еще совсем чистый. Но вот бабушка ушла на кухню, провела там не больше минуты и вышла оттуда с поджатыми губами и неподвижным лицом. Так она и проходила весь день с поджатыми губами. На внучек она не смотрела, а когда они к ней обращались с чем-нибудь, еле отвечала. Заноза сразу смекнула, в чем дело, и помалкивала, с тревогой поглядывая на старушку.
– Бабушка, чего это с тобой? – наконец спросила она. – Чем ты расстроена?
– Оставь меня в покое, – скорбно и сухо ответила бабушка и удалилась из комнаты.
– Что это с ней?– спросила Маша сестру.
– Ничего не понимаю! – пожала плечами Люся.
И только вечером, когда сестры улеглись спать и потушили свет, бабушка внезапно появилась на пороге.
– Весь день, Машка, ждала, когда ты скажешь правду. И так не дождалась! Ну, не стыдно тебе, Машка, а?
Самбо села на постели:
– Ну где я не сказала правду? Где?
– А помнишь, когда мы встретились во дворе, я тебя спросила: "Ну как, надеюсь, ты сегодня пол не мыла?"
– Ну, я ответила: "Не мыла". И еще я сказала: "Чего вы все пристали ко мне с вашим полом!"
Бабушка покачала головой и подняла указательный палец:
– Вот именно! А я, между прочим, сегодня утром на пол специально чернилами накапала, и именно там, где никто не ходит. А к вечеру все пятна исчезли. Стыдно, Мария!
Бабушка тихонько прикрыла дверь, оставив сестер в полумраке.
Заноза очень быстро сообразила, что сейчас произойдет, и успела приготовиться к обороне. Пока Самбо вставала с постели, пока она, сжав кулаки, шла в одной ночной сорочке к Люсе, та быстро вскочила на кровати, прижалась спиной к стене и широко-широко открыла рот. Самбо поняла, что сейчас раздастся такой визг, что не только домашние сбегутся, но и соседи в стену застучат.
А еще через день Клюквин подошел к Люсе и сказал, что у него есть новая идея: надо сзади привязать к электрополотеру тряпку. Полотер будет мыть пол, а тряпка – вытирать его. Люся уже не рада была, что связалась с изобретателем, но она все-таки впустила его, когда все из дому ушли.
С тряпкой ничего не получилось. Ее то и дело приходилось отцеплять от полотера, чтобы выжать воду. Вечером дела в семье приняли совсем скверный оборот. Бабушка впервые заметила грязные брызги на кафельных стенах и показала их маме. Тут мама, помогавшая бабушке мыть посуду, не выдержала: она брякнула ножи и вилки в мойку и закричала, что это, в конце концов, просто безобразие, что надо быть полной идиоткой, чтобы в тринадцать лет загаживать новую квартиру, которую с таким трудом получили.
В кухню вошел папа. Он только что принял ванну и был одет в пижаму, которая к нему очень шла. Небольшого роста, худощавый, он был сейчас как-то особенно хладнокровен.
– Значит, таким образом, – сказал он сестрам, постукивая мундштуком папиросы по крышке портсигара, – я не хочу оскорблять Марию необоснованными подозрениями: может быть, виновата она, а может быть, Людмила. Так что разбирайтесь между собой сами. Но предупреждаю: если это еще раз повторится, будете наказаны обе. Пусть ту, из-за которой пострадала невиновная, мучает совесть.
Больше папа ничего не сказал. Ничего не сказали ни мама, ни бабушка. И даже Мария на этот раз не устроила истерики. Весь вечер она не промолвила ни слова, только громко сопела. Занозе было ужас как не по себе: ведь затишье перед бурей всегда страшнее самой бури.
Бури так и не последовало, но Занозе от этого не стало легче. Дома, пока сестры одевались и завтракали, Самбо как-то очень странно на Люсю поглядывала. В школе на переменах Машка шепталась со своей подругой Ирой, и, встречая Люсю, они как-то странно поглядывали на нее.
Однажды мимо нее по коридору пробежал Клюквин. Он на две секунды задержался возле Люси.
– Люська! Все! Готово изобретение! – сказал он, торжествующе улыбаясь. – Сегодня звони!
– Пошел ты знаешь куда?.. – начала было Заноза.
Но изобретатель уже не слышал ее: он спешил куда-то с компанией других мальчишек.
А после уроков случилось такое, что Люся решила не ссориться с Клюквиным. Сбегая по лестнице в раздевалку, она столкнулась с Эдиком Лазовским и Митрофаном Фомичом. Эдик заулыбался и преувеличенно вежливо поклонился ей, а Митрофан Фомич положил ей на темя большую мягкую ладонь.
– Ну-с... не придумала еще, как осуществить свою идею?
– Еще... я... еще не придумала, – тихо ответила Люся.
– Ну, думай, думай! А то я, знаешь ли, хочу предложить работать над этой темой своим конструкторам. Вот, например, товарищ Лазовский наконец понял, что над такой задачей стоит поломать голову. Я не ошибаюсь, товарищ Лазовский?
Высокий, очень стройный Лазовский опять улыбнулся.
– Нет. Совершенно верно, – сказал он, обращаясь к Люсе, и опять ей поклонился.
Заноза даже не сообразила, что надо что-нибудь ответить. Она пошла прочь, так осторожно ступая, словно боялась разбудить спящего. Сам Митрофан Фомич торопит ее с изобретением! Сам Эдик Лазовский собирается ломать себе голову над задачей, которую предложила она, Людмила Пролеткина! Нет! Она еще помнит, как он издевательски хохотал над ней. Нет! Нельзя допустить, чтобы этот воображала сам изобрел поломоечную машину! Надо утереть ему нос! Надо опередить его!
Люся бросилась искать Митю Клюквина, но он уже из школы ушел.
А дома она застала у Маши ту же Иру, и они все так же шептались и все так же странно поглядывали на нее. А потом они удалились в комнату родителей, где был телефон. Закрыли дверь и кому-то звонили, и при этом Ирка говорила так тихо, что Заноза, как ни прислушивалась, ничего не могла разобрать.
А потом Ирка ушла, но вскоре к Маше пришел кто-то другой.
А потом Заноза заглянула в комнату к Машке и увидела там знаменитого на всю школу сыщика Петю Калача...
А потом... бабушка вынула из стеклянного шкафа мокрый полотер...
А потом... потом вы сами знаете, что произошло.
Заноза находит выход
Итак, значит, изобретатели тихонько удалились из кухни, оставив детектива взаперти под мойкой. Они вошли в комнату к Люсе и там долго стояли в молчании, хлопая глазами друг перед другом. Сыщик покричал, покричал, чтобы его выпустили, но скоро затих.
– Пылесос спалили... полотер, наверное, тоже это самое... вполголоса подвел итоги Клюквин.
Люся трагически смотрела на него большими карими глазами.
– Митька, а ты знаешь, что мне теперь будет? Мне теперь в семье лучше не жить!
Изобретатель дернул носом и вытер его рукавом.
– "Что мне будет, что мне будет"! – передразнил он. – У тебя отец хотя бы культурный... а у меня знаешь какой? Чуть что – и за ремень.
Клюквин скривил рот, часто задышал и стал вытирать рукавом уже не нос, а глаза.
– Мальчишка, а еще ревет! – прошипела Заноза. – Как будто меня Маша не отколотит. Придумать надо что-нибудь, а не реветь.
– Попробуй придумай! – всхлипнул изобретатель.
Заложив руки за спину, Люся деловито зашагала по комнате.
Изобретатель все еще всхлипывал. Из кухни послышался стук и голос детектива:
– Эй! Откройте, слышите! Все равно вам никуда не уйти.
Заноза остановилась. Когда детектив перестал кричать, она приблизилась к Клюквину и сказала:
– А вот я и придумала: нам из дому надо уйти.
Митя перестал плакать.
– Куда уйти? – спросил он.
Люся не сразу ответила. Она на цыпочках вышла в переднюю и прислушалась к тому, что делается в кухне. Оттуда не доносилось ни звука. Тогда она вернулась в комнату и прикрыла за собой дверь.
– Понимаешь, мы должны уйти из дому и оставить записку: дорогие, там, папа, мама, и все такое... Мы понимаем, что вы нас никогда не простите, и поэтому навсегда уходим из дому и будем сами зарабатывать себе на жизнь, и вы нас никогда не увидите. Понимаешь?
Клюквин обалдело смотрел на невозмутимую Занозу. В глазах у него уже не было ни одной слезинки.
– Как это – "навсегда ушли из дому"? Ты чего?.. А где мы будем жить?
Заноза смерила его таким взглядом, что он почувствовал себя круглым дураком.
– Знаешь, Клюквин... ты хоть и изобретатель, но все-таки ты какой-то недоразвитый. Нигде нам не надо жить... покатаемся в метро, и все.
– А... а... – начал было Клюквин и умолк.
– "А, а"! – передразнила Заноза. – Ты что, не понимаешь? Мы только напишем в записке, что убежали навсегда, а ночью вернемся.
– Да ведь еще больше попадет! – почти во весь голос вскрикнул Клюквин.
– Ой! С тобой говорить – ну прямо... Ведь в том-то и дело, что вовсе не попадет! Ты что, родителей не знаешь? Они так рады будут, что мы наконец нашлись, что даже не вспомнят о каком-то там пылесосе.
Люсе еще долго пришлось уговаривать Митьку, прежде чем он понял наконец, что другого выхода нет,
– Ладно, – сказал он. – Схожу пальто надену.
– И вещи какие-нибудь захвати, – приказала Заноза. – Рубашку там, штаны... Хлеба кусок... Как будто мы взаправду навсегда уходим.
Клюквин ушел. Люся быстро натолкала в дерматиновую хозяйственную сумку всяких носильных вещей и продуктов, потом вырвала из тетрадки листок и нацарапала послание родителям.
Митька задержался. От нечего делать Заноза направилась в кухню, прихватив с собой сумку.
– Эй ты, сыщик! – сказала она вполголоса, – Сидишь?
Детектив под мойкой заворочался. Как видно, ему было уже совсем невмоготу: голос его прерывался, и в нем слышались жалобные нотки:
– Послушай!.. Ну... ну давай по-хорошему... Ведь я сломаю же дверь, и все!
– И будешь отвечать, если сломаешь. Знаешь, такая мойка сколько стоит?
– Слушай! Выпусти, говорю! Чего ты этим добьешься?
– Машка тебя посадила, пусть она тебя и выпускает. – Люся помолчала, – А ты знаешь вообще, что ты наделал? Мы с Митькой теперь должны из дому убежать. Навсегда! И нас родные никогда больше не увидят. Ни мама, ни бабушка, ни папа, ни твоя Машка! – Заноза так ясно представила себе вечную разлуку с близкими, что голос ее слегка задрожал. – И все из-за тебя! В другой раз будешь знать, как соваться в чужие дела!
– Убежите? – прохрипело под мойкой. – Нет, это дудки!
Дверца мойки содрогнулась. Но то ли замок оказался прочнее, чем рассчитывал Петя, то ли сам он ослабел, так долго просидев скрючившись, – дверца не поддалась. Увидев, однако, как она вздрагивает, Заноза отступила в переднюю.
– Скажи Машке, что я записку в комнате оставила! – крикнула она и вышла на площадку лестницы.
Там она встретила Митю, выходившего из своей квартиры. Он показал ей авоську, набитую каким-то тряпьем.
– Еле выбрался с этой штукой. Мать дома: то в кухню уйдет, то в комнату войдет, то в кухню уйдет, то в комнату войдет...
События разворачиваются
Каждый месяц в Клубе юных конструкторов производилась генеральная уборка. В такие дни все инструменты и приборы тщательно протирались, а если нужно, то и смазывались. Устаревшие модели разбирались или просто выбрасывались. Из шкафов удаляли все ненужные детали, рее обрезки материалов, которые уже не могли пойти в дело.
Конечно, не все члены клуба одновременно занимались уборкой. Для этого назначались дежурные, по одному от каждого кружка. Так как в клубе было девять кружков, то и уборщиков обычно было девять человек.
Маша навела порядок в шкафу кружка электрохимиков, потом вместе с авиамоделисткой Ниной Изюминой ваялась за мытье полов.
Воду для девочек таскал сам Эдик Лазовский. Смелая, большеглазая Самбо ему очень нравилась. Он жалел, что не может пригласить ее в кино: все-таки неудобно – он в девятом классе, а она в седьмом. Кроме того, Эдик уважал Машу как большого специалиста по гальваностегии и гальванопластике. Маша умела никелировать различные детали: многие девочки в школе носили медные брошки, выращенные ею в растворе купороса, а потом посеребренные с помощью ляписа, купленного в аптеке. Да что там брошки! С помощью своих одноклассников Маша изготовляла тончайшие медные трубочки для различных приборов, медные копии шестеренок, храповиков и других деталей, из которых она многие делала по заказам Эдика.
Во время уборки ребята, конечно, не только работали, но и много болтали. Охотно принимал участие в этих разговорах и Митрофан Фомич. То же самое происходило и сегодня, но Самбо не слышала, что говорят вокруг. Мысленно она была у себя на кухне. Что делает сейчас Петька? Привела ли Заноза своего четырехпалого сообщника? Удастся ли детективу поймать с поличным заговорщиков?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13