Но предпочитал осторожность, а уж в чужом городе, где не имел друзей, и вовсе старался избегать стычек - никогда ведь не угадаешь, чем они кончатся.
Потому-то он молча, с наигранным безразличием и даже взгляда не бросив на певца, прошел мимо.
Девушку он с тех пор ни разу не видел, да и на улицу Святого Иакова захаживал не каждый день, потому что продажа лошадей отнимала много времени. Однако теперь, благополучно завершив это сложное дело и выкинув его из головы, Бехайм съехал с постоялого двора, хотя там в его распоряжении были все необходимые удобства, какие он только мог обеспечить себе в чужой стране, и снял на улице Святого Иакова просторную мансарду с кроватью, у человека, который торговал восковыми свечами.
До самого вечера он сидел в своей комнате, глядя из окна на улицу, но девушка не появилась. И вдруг ему пришло на ум, что если он даже увидит ее внизу, то сперва должен будет пробежать по винтовой лестнице и через помещение, где свечник хранит свой товар, а девушка тем временем наверняка опять исчезнет - вот досада! Раньше-то он о чем думал? Еще Бехайм твердил себе, что остался в Милане ради другого, куда более важного дела, история же с девушкой так, примешалась заодно, главное - взыскать наконец долг, и поскольку он устал в ожидании глазеть на улицу да и темнело уже, то решил спуститься в лавку к торговцу, спросить у него совета.
Свечник был человек недалекого ума и дальше собственной лавки ничего не видел, но притом отличался словоохотливостью и весьма много воображал о себе, так что собеседника своего скоро не отпускал. И немец пришелся ему очень кстати.
- Входите, входите, садитесь, устраивайтесь поудобнее, - начал он, - а теперь рассказывайте, что с вами приключилось, ведь я в городе старожил и, чтоб вам услужить, помогу добрым советом и сообщу любые сведения. Хотите продать или купить и что же именно? При покупке глядите в оба, сударь, глядите в оба, вот мой первый совет: ничего не покупайте, не спросивши меня, ибо этот город, как говорится, всем славен - и вельможами, и камнями, и мошенниками. Или у вас неважно со здоровьем, вы ищете травозная, лекаря? Судя по вашему виду, вам бы не повредило маленько отворить кровь.
- Я ищу человека, который должен мне деньги за товары, взятые некогда на продажу у моего отца, - сказал Бехайм, когда смог наконец открыть рот. Что же до здоровья, то я всегда был несколько полнокровен, но чувствую себя вполне хорошо.
- Вы ищете человека, который должен вам деньги за товары, взятые на продажу у вашего отца? - повторил свечник, медленно, с расстановкой, будто сообщение это надо было хорошенько обмозговать, но прежде слово за еловой запечатлеть его в памяти. - А что за товары? - спросил он немного погодя.
- Серебряные коробочки для иголок, - ответил Иоахим Бехайм. - А еще деревянные башмачки вроде тех, какие в Венеции называют "цокколи", "стукалки".
- Цокколи, цокколи... - опять повторил свечник, точно и это слово заставило его глубоко призадуматься. - И серебряные игольники, говорите? А вы уверены, что он еще жив?
- Мой должник? Да, жив, - отозвался немец. - Мне так сказали.
- Жаль, - вздохнул свечник. - Очень уж некстати, боюсь, что в таком случае я никак не смогу быть вам полезен. В самом деле, очень все неудачно складывается. Я, видите ли, поставляю восковые свечи на похороны и на поминки, тем и зарабатываю, а оттого узнаю что-то о здешних людях, когда их уже нет на свете. Тогда ведь только и выясняется, кто они были и каковою славой пользовались при жизни.
- Правда? Вот как? - удивился Бехайм.
- Но коли он жив, - продолжал свечник, - совет мой таков: обратитесь к кому-нибудь из носильщицкой гильдии и спросите его об этом человеке. Носильщики здесь, в Милане, почитай что во всех домах бывают, примечают, что там да как, ничего от них не укроется. Однако ж выбирайте, у кого груз полегче; у которого на горбу чересчур много ящиков да тюков, тот в разговоры вступать не станет, и так-то бесперечь орет "эй!", "гляди!", "прочь с дороги!", а уж тут вовсе облаять может и, коли призовет на вашу голову разве что чуму, или столбняк, или костоеду, считайте, вам повезло. Да, от миланских носильщиков еще не то услышишь!
- Я хотел спросить вас еще кое о чем, - сказал Бехайм. - На днях я проходил по этой улице в намерении подсмотреть на вечер что-нибудь этакое... приятное...
- Этакое приятное на вечер? - восторженно вскричал свечник. Знаю-знаю! Коли речь о приятном, за советом дело не станет. Подите на рынок и купите миноги! Вот уж поистине лакомство для тонкого ценителя, сущее объедение, и на них аккурат самая пора. Я их приготовлю, вы меж тем позаботитесь о вине, и мы с вами проведем замечательный вечерок. Один что-нибудь расскажет, потом другой...
- Но я-то думал тогда не о миногах, а о девушке, - перебил Бехайм. - О хорошенькой девчонке, и, на счастье, встретил такую, которая очень мне приглянулась. Но я потерял ее из виду и не нашел, однако ж, сдается мне, она не раз проходила мимо ваших дверей, и если я ее опишу, вы, верно, скажете, кто она.
- Что ж, попробуйте! - подбодрил его свечник. - Только покороче, не то на рынке всех миног расхватают. На сей-то раз я вам угожу, потому что всех девиц в этом квартале знаю наперечет, еще с тех времен, когда собирался взять себе жену. Хотите верьте, хотите нет, они тогда стаями вокруг меня вились, ровно дрозды вокруг спелого винограда.
- И давно ли вы собирались жениться? - спросил Иоахим Бехайм.
- Тому уж несколько лет, - вздохнул свечник. - Точнее... н-да, лет двенадцать - пятнадцать будет. Вы правы: смерть и время - первейшие разрушители, и, отведавши уксусу, никак не скажешь, что он некогда был вином.
- Девушка, которую я встретил на этой улице, была юная и прехорошенькая, - сообщил Бехайм. - Высокая, но хрупкого телосложения. А носик... - он умолк и задумался, толком не зная, что сказать об этом носике, потом продолжил: - ...Очень шел к ее личику. И она вовсе не гордячка. Увидев меня, улыбнулась и обронила платочек, вот этот, из доброго "боккаччино", чтобы я его ей вернул.
- Фу! - воскликнул свечник. - Экая негодница, знаки мужчинам подает! Не много вам чести будет от этой особы.
- А ну, поосторожнее! - возмутился немец. - Как вы смеете говорить о ней в таком тоне? И вообще, при чем тут честь? Я с нею развлечься хочу, и только. Какая еще честь?! Гром и молния, коли суп хорош, любая тарелка сойдет!
- Конечно, конечно! - торопливо согласился свечник, не желая остаться без миног. - Мое дело сторона. Поступайте с нею как вам угодно.
- До этого еще далеко, - посетовал Бехайм. - Надо вам сказать, я и видел-то ее всего один раз.
- Ничего, увидите, как пить дать увидите, не раз и не два, - посулил свечник. - Вы только пройдитесь мимо ее дома, а уж она будет стоять у окошка и тянуть шею, провожая вас взглядом. Или, зная, что вы пройдете мимо, сядет подле дома на лавочке, разряженная в пух и прах, как Пресвятая Дева перед Вознесением.
- В том-то и штука - я не знаю, где ее дом, не знаю, где ее искать.
- Где ее искать? - загорячился свечник. - Да повсюду, и на этой улице, и на той, в церквах, на рынках, возле балаганов - мест для поисков предостаточно, Милан - город большой.
- А кстати, - сказал Бехайм, - пожалуй, есть один путь, который приведет меня к ней.
- Сотня путей, - вставил свечник, словно от такого обилия путей Бехайму еще больше пользы.
- Она как будто бы знакома с одним человеком, - продолжал Бехайм, которого я могу описать вам очень подробно, потому что хорошо его рассмотрел. Высокий, худой, с впалыми щеками и орлиным носом, уже в летах, носит серые козловые штаны и старый затасканный плащ с узенькой бархатной оторочкой, иногда он поет вон там, на рынке.
- Поет на рынке? - вскричал свечник. - А в подпитии не пляшет ли гальярду3? Тогда мне понятно, кого вы имеете в виду. Да, этого человека я знаю. Он вроде как поэт, декламирует стихи собственного сочинения и со словами ловко управляется, ровно ткач с челноком. Он не из наших, говорят, не то из-под Аосты, не то еще откуда, однако ж гальярду пляшет не хуже коренного ломбардца. Как его имя или как он сам себя называет, я не ведаю, но вечерами его всегда можно найти в "Барашке", он сидит там с живописцами, музыкантами, пашквилянтами и мастерами-камнерезами из Собора, на всю округу шумят.
- Чрезвычайно вам обязан, - сказал Бехайм, - я как раз ищу нынче вечером веселой компании.
- Будет у вас компания, - заверил свечник, - и самая что ни на есть лучшая. Ступайте сейчас за миногами. Я же пока разведу огонь... да, и позаботьтесь о вине, а баранинка у меня найдется. Вы меня еще не знаете. Коли войду в раж, так вы целый вечер будете со смеху помирать над моими проделками. Хотите послушать, как я однажды оставил потаскушку без заработка?
Немец потер правой ладонью левое плечо, так он делал всегда, когда что-то было ему не ко времени и не по вкусу.
- В другой раз, - наконец решил он. - Прошу прощения, но сегодня я никак не могу. В самом деле, я весьма вам обязан. Скажите только, где найти этот трактир, "Барашек"?
- Об этом не меня надо спрашивать, - обиженно сказал свечник. - Я не из тех, кто транжирит денежки по трактирам. Но раз уж вы предпочитаете этакое общество моему, ладно, Господь с вами, идите на Соборную площадь, погуляйте там маленько, а как услышите в окрестностях адский шум, аккурат туда и ступайте. Я, понятно, готов услужить вам, чужому в этом городе, любыми сведениями, но что до трактиров, тут я не помощник.
3
Мокрый от неутихающего дождя, Иоахим Бехайм шагнул в низкий дверной проем трактира "Барашек". Глаза его тотчас отыскали камин, и, увидев вязанки хвороста, штабелем сложенные подле огня, он с удовольствием и облегчением затворил за собою дверь, ибо в такой промозглый, студеный вечер превыше всего ценил жаркое пламя в камине. На отопление трактирщик явно не скупился, не то что на масло - ведь из двух ламп, прикрепленных железными цепями к потолку, горела только одна, худо-бедно способная разогнать сумрак в этом большом помещении, изобилующем уголками и нишами. Однако же немец, оглядевшись, тотчас заметил, что человека, ради которого он сюда пришел, среди посетителей нет. Их и было-то с десяток - расположившись за круглыми деревянными столами, они пили вино и громко, наперебой разговаривали. Кое-кто глядел щеголем, разодетым по испанской либо французской моде, другие, напротив, казались нищими оборванцами, которые давненько не ели досыта, иные пришли в кожаных фартуках и деревянных башмаках, а один, что сидел в стороне и мелом чертил на столешнице геометрические фигуры, был в монашеской рясе. Бехайм поздоровался со всеми, вежливо поклонившись направо и налево, с беретом в руке.
Трактирщик, мужчина грузный и важный, вынырнул откуда-то из угла, снял с плеч Бехайма промокший плащ, а затем спросил, чего он желает. В эту самую минуту один из посетителей поднялся и, ставши у немца за спиной, украдкой от него трижды осенил себя крестным знамением, как люди мной раз делают, повстречавшись на улице с отъявленным вором и висельником. Дело в том, что несколько завсегдатаев - резчики по камню и по дереву, живописцы и музыканты - сговорились подшутить над хозяином, сделать так, чтобы его хорошенько отколотили или попотчевали хоть парочкой пинков. Как бы невзначай они завели беседу о том, что-де не так давно объявился в Милане человек, который, придя в трактир либо в харчевню, велит подать себе самые изысканные яства - каплунов, паштеты, отменное печенье и пирожное - и самые дорогие вина, а потом исчезает, не уплатив по счету. И по настоянию хозяина шутники согласились предупредить его условным знаком, если коварный гость покажется в "Барашке", и теперь, когда вошел немец, как раз этот-то знак и сделали.
- Принесите-ка мне глоточек вина, - сказал Бехайм трактирщику, который буквально сверлил его взглядом, - но только самого лучшего.
- Самого лучшего, знамо дело! Так я и думал! - воскликнул трактирщик, возмущенный мнимой наглостью посетителя. - Может, еще бараньей вырезки, да повкусней нашпигованной, а не то каплуна с грибным рагу? Только вы, сударь, заметьте себе: меня не проведешь, я все насквозь вижу. От моего глаза ничто не укроется. Уж я не оплошаю. Поставили б меня стеречь гроб Господень, Он бы не воскрес, будьте уверены.
Бехайм ничего не сказал, только удивленно смотрел на него, не понимая, что означают сии речи и отчего не подают вина. А вот один из камнерезов, в кожаном фартуке и деревянных башмаках, проговорил тоном дружелюбным, но не терпящим возражений:
- Хозяин! Он бы воскрес!
- Нет, не воскрес бы! - выкрикнул хозяин, разозлясь, что кто-то посмел усомниться в его бдительности. - Говорю вам, Он бы сперва сто раз подумал.
- Он бы воскрес, - упрямо повторил камнерез, будто намекая, что при всей своей бдительности хозяин все равно ни гроша от немца за выпивку не получит.
- Да хоть бы и воскрес, черт побери! Только прежде я бы Ему все кости пересчитал! - завопил трактирщик вне себя от камнерезова прекословья, и думал он при этом уже вовсе не о Христе, а единственно о немце, который, как он полагал, замыслил его обмануть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22