И крестьяне из деревень приходят, и тоже, отправляясь к "Тайной вечере", надевают праздничное платье, а один, говорят, даже осла своего прифрантил. Послушайте моего совета, сударь, и непременно взгляните на роспись мессира Леонардо! Поистине вы должны ее увидеть!
Засим он распрощался.
Наутро Бехайм стоял в монастырской трапезной перед "Тайною вечерей", и когда взгляд его, рассмотревши Христа и Симона-Петра, упал на Иуду, который сжимал в руке кошелек, ему почудилось, будто он получил крепкую оплеуху и голова пошла кругом.
Господи помилуй! - мелькнуло в мозгу. Может, я сплю? Это что ж такое, а? Клянусь Богом, какое гнусное, мерзкое коварство! Да как он только посмел?
Бехайм огляделся по сторонам, в своей горькой обиде ища сочувствия и понимания. Невзирая на ранний час, посетителей в трапезной было много, и все неотрывно смотрели на него, как он стоит перед Иудой, смотрели затаив дыхание, тишина была ровно в церкви, когда колокольчик возвещает пресуществление. Но после, когда он, не желая больше ни на миг оставаться мишенью этих взглядов, в ярости и со всею поспешностью покинул трапезную и выбежал на улицу, люди заговорили наперебой:
- Видал? Иуда смотрел на Иуду.
- Явился, чтоб все его видели! Лучше б заполз поглубже в лес, в глушь, в пещеру или еще куда, подальше от людей!
- Его тянуло сюда, как свинью к дубу.
- Да христианин ли он и ходит ли к мессе?
- Зачем ему месса? На этакой ниве семя Господне не прорастает.
Меж тем Иоахим Бехайм, преисполненный черных мыслей, возвращался в свою гостиницу, ибо твердо решил ни часу в Милане не задерживаться, и в бессильной ярости громко выкрикивал:
- Какая низость! Возможно ли помыслить большее бесчинство?! И при том ведь он уже старик, помирать впору! Вот, стало быть, для чего он меня рисовал! Поделом мне, незачем было связываться с этими художниками и прочим сбродом. Ей-богу, надобно положить конец проискам этого Леонардо, ибо, закоснев в своем недоброжелательстве, он способен натворить невесть сколько зла! Художник? Да из него такой же художник, как из тернового куста виноградная лоза! Клянусь крестом Господним, не больно-то много ума у этого Леонардо, коли он не сумел придумать себе другого Иуды, кроме меня. Высечь бы его за это палкой! Нет, палки мало - в железа его и на галеры!
Он был как раз на Соборной площади, когда ему встретился резчик Симони, который вел за руку маленького мальчика, а рядом с ним шла Никкола. Но Иоахим Бехайм, все еще обуреваемый черными мыслями, сжав кулаки, набычившись и ругаясь по-бемски, прошел мимо, даже и не взглянул на них.
Резчик выпустил ручку ребенка и остановился, обливаясь холодным потом; сердце едва не выскочило у него из груди.
- Это он... Ты видела?
- Да, - ответила Никкола, - видела.
- И ты... до сих нор любишь его? - с трудом выдавил резчик.
- Как ты можешь задавать такие глупые вопросы? - Никкола обняла его за плечи. - Поверь, я бы никогда не полюбила его, если бы знала, что у него лицо Иуды.
ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА
Вероятно, кое-кто из читателей обратил внимание, что стихи, которые у меня произносит Манчино, весьма сходны со стихами великого французского поэта Франсуа Вийона - того самого, что родился в Париже в 1431 году, с 1448 по 1452 год учился на факультете искусств Парижского университета, написал множество замечательных стихотворений и даже (увы, не дошедший до нас) роман с стихах, действие которого происходит в парижском студенческом квартале, а приблизительно в 1464 году совершенно исчез из поля зрения современников, так что никто не ведает ни где он жил после 1464 года, ни когда он умер.
Но хоть я и признаюсь, что строфы, вложенные мною в уста Манчино, и по форме, и по содержанию сродни стихам Франсуа Вийона, обвинять меня в плагиате все же не стоит. Ведь в этой книге я позволил себе - быть может, весьма дерзко - не просто намекнуть, а вполне однозначно провозгласить, что этот Манчино и есть Франсуа Вийон, школяр, поэт, вагант и вор, который, бесследно исчезнув во Франции, на исходе столетия появляется в Милане; бурная его жизнь протекает поблизости от собора, среди художников, резчиков по дереву и камню, мастеров бронзового литья, а потом наступает конец, бесславный, однако ж, по-моему, не лишенный благородства. Так вот, коль скоро Манчино и есть Франсуа Вийон, он имеет полное право читать стихи Вийона как свои.
Возможно, некоторые читатели не пожелают следовать за мной по этому пути и наотрез откажутся увидеть в Манчино без вести пропавшего французского поэта. Что ж, этого я запретить не могу. В таком случае пусть Манчино, который сам называет себя пьяницей, игроком, бездельником, забиякой и охотником до шлюх, будет для них еще и литературным вором - это уже не имеет значения. Но как читатели ни решат, сочтут ли они Манчино Вийоном или бессовестным плагиатором, строки эпитафии, сочиненной французским поэтом-вагантом для самого себя, по сути вполне справедливы и для Манчино. Они гласят:
Того ты упокой навек,
Пошли покой и вечный свет,
Кто супа не имел в обед,
Охапки сена на ночлег...13
1 Сфорца Лудовико (Лодовико) Мария, прозванный Мавром (1452-1508), - миланский герцог в 1494 - 1499 гг.; умер во французском плену.
2 Имеется в виду Лоренцо Медичи по прозванию Великолепный (1449-1542) - флорентийский правитель, при котором Флоренция стала поистине центром культуры Возрождения.
3 Гальярда - стремительный и страстный ломбардский танец.
4 Авторское подражание Франсуа Вийону. Здесь и ниже перевод с немецкого Е. Пучковой; последняя строка - перевод с французского И. Эренбурга.
5 Здесь и далее стихи в переводе Е. Пучковой.
6 По сути (лат.).
7 Альбула и Бернина - альпийские перевалы в Энгадине и Граубюндене (Швейцария).
8 Исправление (лат.).
9 В отсутствие (лат.).
10 Из праха пришел и в прах возвратишься (франц.).
11 Я ухожу в далекую страну (франц.).
12 Господь молчит... (.франц.).
13 Перевод И. Эренбурга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Засим он распрощался.
Наутро Бехайм стоял в монастырской трапезной перед "Тайною вечерей", и когда взгляд его, рассмотревши Христа и Симона-Петра, упал на Иуду, который сжимал в руке кошелек, ему почудилось, будто он получил крепкую оплеуху и голова пошла кругом.
Господи помилуй! - мелькнуло в мозгу. Может, я сплю? Это что ж такое, а? Клянусь Богом, какое гнусное, мерзкое коварство! Да как он только посмел?
Бехайм огляделся по сторонам, в своей горькой обиде ища сочувствия и понимания. Невзирая на ранний час, посетителей в трапезной было много, и все неотрывно смотрели на него, как он стоит перед Иудой, смотрели затаив дыхание, тишина была ровно в церкви, когда колокольчик возвещает пресуществление. Но после, когда он, не желая больше ни на миг оставаться мишенью этих взглядов, в ярости и со всею поспешностью покинул трапезную и выбежал на улицу, люди заговорили наперебой:
- Видал? Иуда смотрел на Иуду.
- Явился, чтоб все его видели! Лучше б заполз поглубже в лес, в глушь, в пещеру или еще куда, подальше от людей!
- Его тянуло сюда, как свинью к дубу.
- Да христианин ли он и ходит ли к мессе?
- Зачем ему месса? На этакой ниве семя Господне не прорастает.
Меж тем Иоахим Бехайм, преисполненный черных мыслей, возвращался в свою гостиницу, ибо твердо решил ни часу в Милане не задерживаться, и в бессильной ярости громко выкрикивал:
- Какая низость! Возможно ли помыслить большее бесчинство?! И при том ведь он уже старик, помирать впору! Вот, стало быть, для чего он меня рисовал! Поделом мне, незачем было связываться с этими художниками и прочим сбродом. Ей-богу, надобно положить конец проискам этого Леонардо, ибо, закоснев в своем недоброжелательстве, он способен натворить невесть сколько зла! Художник? Да из него такой же художник, как из тернового куста виноградная лоза! Клянусь крестом Господним, не больно-то много ума у этого Леонардо, коли он не сумел придумать себе другого Иуды, кроме меня. Высечь бы его за это палкой! Нет, палки мало - в железа его и на галеры!
Он был как раз на Соборной площади, когда ему встретился резчик Симони, который вел за руку маленького мальчика, а рядом с ним шла Никкола. Но Иоахим Бехайм, все еще обуреваемый черными мыслями, сжав кулаки, набычившись и ругаясь по-бемски, прошел мимо, даже и не взглянул на них.
Резчик выпустил ручку ребенка и остановился, обливаясь холодным потом; сердце едва не выскочило у него из груди.
- Это он... Ты видела?
- Да, - ответила Никкола, - видела.
- И ты... до сих нор любишь его? - с трудом выдавил резчик.
- Как ты можешь задавать такие глупые вопросы? - Никкола обняла его за плечи. - Поверь, я бы никогда не полюбила его, если бы знала, что у него лицо Иуды.
ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА
Вероятно, кое-кто из читателей обратил внимание, что стихи, которые у меня произносит Манчино, весьма сходны со стихами великого французского поэта Франсуа Вийона - того самого, что родился в Париже в 1431 году, с 1448 по 1452 год учился на факультете искусств Парижского университета, написал множество замечательных стихотворений и даже (увы, не дошедший до нас) роман с стихах, действие которого происходит в парижском студенческом квартале, а приблизительно в 1464 году совершенно исчез из поля зрения современников, так что никто не ведает ни где он жил после 1464 года, ни когда он умер.
Но хоть я и признаюсь, что строфы, вложенные мною в уста Манчино, и по форме, и по содержанию сродни стихам Франсуа Вийона, обвинять меня в плагиате все же не стоит. Ведь в этой книге я позволил себе - быть может, весьма дерзко - не просто намекнуть, а вполне однозначно провозгласить, что этот Манчино и есть Франсуа Вийон, школяр, поэт, вагант и вор, который, бесследно исчезнув во Франции, на исходе столетия появляется в Милане; бурная его жизнь протекает поблизости от собора, среди художников, резчиков по дереву и камню, мастеров бронзового литья, а потом наступает конец, бесславный, однако ж, по-моему, не лишенный благородства. Так вот, коль скоро Манчино и есть Франсуа Вийон, он имеет полное право читать стихи Вийона как свои.
Возможно, некоторые читатели не пожелают следовать за мной по этому пути и наотрез откажутся увидеть в Манчино без вести пропавшего французского поэта. Что ж, этого я запретить не могу. В таком случае пусть Манчино, который сам называет себя пьяницей, игроком, бездельником, забиякой и охотником до шлюх, будет для них еще и литературным вором - это уже не имеет значения. Но как читатели ни решат, сочтут ли они Манчино Вийоном или бессовестным плагиатором, строки эпитафии, сочиненной французским поэтом-вагантом для самого себя, по сути вполне справедливы и для Манчино. Они гласят:
Того ты упокой навек,
Пошли покой и вечный свет,
Кто супа не имел в обед,
Охапки сена на ночлег...13
1 Сфорца Лудовико (Лодовико) Мария, прозванный Мавром (1452-1508), - миланский герцог в 1494 - 1499 гг.; умер во французском плену.
2 Имеется в виду Лоренцо Медичи по прозванию Великолепный (1449-1542) - флорентийский правитель, при котором Флоренция стала поистине центром культуры Возрождения.
3 Гальярда - стремительный и страстный ломбардский танец.
4 Авторское подражание Франсуа Вийону. Здесь и ниже перевод с немецкого Е. Пучковой; последняя строка - перевод с французского И. Эренбурга.
5 Здесь и далее стихи в переводе Е. Пучковой.
6 По сути (лат.).
7 Альбула и Бернина - альпийские перевалы в Энгадине и Граубюндене (Швейцария).
8 Исправление (лат.).
9 В отсутствие (лат.).
10 Из праха пришел и в прах возвратишься (франц.).
11 Я ухожу в далекую страну (франц.).
12 Господь молчит... (.франц.).
13 Перевод И. Эренбурга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22