- Но ты не права, Варька! - воскликнул Генрих. - Нина не была единственной обладательницей Татьяниной тайны. А Николай? Если Нина застала их с Татьяной, Николай должен был сразу заподозрить неладное, когда она умерла. И - если он любит Татьяну - всеми силами проталкивать версию, что смерть Нины наступила по естественным причинам. А он сам настоял на вскрытии. Что-то у вас не сходится.
- Почему? - возразил Марк. - Во-первых, не исключено, что Николай не способен питать любовь к возможной убийце. Настаивая на вскрытии, он хотел избавиться от своих сомнений. Во-вторых, Прошка чуть ли не в глаза обвинил его в смерти Нинки. Кто знает, каков этот Николай на самом деле? Может быть, для него страх перед грязными слухами перевешивает страх за любимую женщину? В-третьих, возможно, он настолько боготворит Татьяну, что мысль о ее причастности к убийству кажется ему невероятной.
- И правильно. Татьяна не похожа на убийцу, - убежденно заявил Генрих.
- А по-моему, она единственная из нас, кого можно представить в этой роли, - не согласился Леша. - Хладнокровная, решительная, с сильным характером. Немудрено, что Белову не удалось ее раскрутить. Ирочка с ее самодовольством, истеричностью и глупостью наверняка попалась бы на первом же допросе. И потом - покушения на Марка. Ирочка до такого хода додуматься не могла. А если додумалась да еще сумела так убедительно разыграть страх перед неведомым маньяком и перед Варькой, то она просто гениальна. Если человеку, способному действовать быстро и решительно, умеющему просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед, удается убедить окружающих в своей непроходимой глупости и легкомыслии, то тут уж, как говорится, просто мое почтение...
- Да я вовсе не утверждаю, что убийца - Ирочка, - заволновался Генрих. Но Татьяна не могла...
- Ну, что я говорил?! - перебил его Прошка. - Генрих в своем репертуаре. Предлагаю немедленно его связать, сунуть в рот кляп и уложить спать.
- Думаешь, он заснет связанный и с кляпом во рту? - спросила я с сомнением. - Может, лучше отправим его за водой?
- Я же не нарочно в другую сторону пошел! - жалобно воскликнул Генрих. Со всяким может случиться...
- Ну, насчет всякого, ты, пожалуй, немного преувеличил, - совершенно серьезно сказал Прошка. - Ты еще скажи, что любой мог запросто перелезть через непроходимые скалы, не обратив на такую мелочь внимания.
- Может, вы соблаговолите на минутку вернуться к предмету разговора? ядовито поинтересовался Марк. - Или выдающиеся способности Генриха, по-вашему, заслуживают куда большего внимания, чем какой-то там убийца? Что ты, собственно, имеешь в виду, Генрих, говоря, что ни Татьяна, ни Ирочка убить не могли? Варвара в твоем представлении куда больше похожа на убийцу? Или тебе кажется более вероятным, что коварный Славка, пришив лучшего друга и его жену, явился сюда свалить вину на Варьку? А может быть, тебя больше устраивает версия о Леше, убивающем из любви к искусству?
- Так ты же сам ее предложил! - напомнил Прошка. - Разве Генрих может позволить себе усомниться в твоей гениальной интуиции?
Леша, почуяв, что сейчас начнется базар, решил сказать свое веское слово:
- Я не убивал.
- Это каждый может...
- Хватит! - отрезал Марк, затыкая Прошке рот. - Или вы будете говорить по существу, или отправляйтесь спать. Устроить балаган и завтра успеете.
- А что тут говорить-то? - недоуменно спросил Леша. - Все и так ясно. Татьяна - единственный возможный ответ. На это указывает все: и ее характер, и поведение, и непонятная Нинкина озлобленность, на нее направленная. Татьяна принесла успокоительное, она не удивилась, узнав о гибели Мирона, она отправила его жену в медпункт, написав Николаю записку, в которой предлагала сделать Нине укол снотворного. Она находилась в медпункте дольше других. Она врач-хирург и наверняка сталкивалась со смертью. Она умная, решительная женщина, которая вполне способна противостоять следователю. Наконец, она не знала близко ни Мирона, ни Нину; они были ей чужими, посторонними людьми.
После этой речи все погрузились в молчание.
- Но мы не вправе утверждать наверняка, что убийца - она, - сказал наконец Генрих. - Мы можем подозревать, догадываться, предполагать, но никаких доказательств справедливости наших предположений у нас нет.
- Это как раз дело поправимое, - сказала я. - Думаю, если изложить Татьяне все наши доводы и намекнуть, что мы собираемся поделиться своими соображениями со Славками, она дрогнет. В конце концов, ради чего она весь огород городила, как не ради спасения своего брака? А передушить нас всех подушками за приемлемый срок ей удастся едва ли. При всех ее талантах.
- Ты собираешься ее шантажировать? - ужаснулся Генрих.
- Варька имеет на это полное моральное право, - решительно заявил Марк. Не забывай, Славки прямо обвинили ее в убийстве.
- А мы сумеем выманить сюда Татьяну, да еще одну? - усомнился Прошка.
- У нас есть замечательный предлог, - ответила я. - Она врач, а у Генриха ожоги и температура.
- Не надо! - испуганно попросил Генрих.
- Нельзя быть таким щепетильным, Генрих, - назидательно сказал Прошка. Ты хотя бы о Варьке подумал. Представляешь, каково ей сегодня пришлось, когда Славки тут свою стройненькую версию излагали?
Генрих помолчал, потом тяжело вздохнул:
- Только не слишком на нее наседайте, ладно?
Глава 25
Остаток ночи я провела в неравной борьбе с бессонницей. Мои успехи были временными и незначительными, ее победа - тотальной. Иногда мне удавалось впасть в тревожное забытье, но каждый раз минут через десять сердце ухало вниз или подпрыгивало к горлу, словом, настойчиво старалось извести собственную владелицу.
Правильно ли мы угадали? В конце концов, Генрих прав: у нас нет ни единого доказательства, только зыбкое предположение связи между Татьяной и Николаем. А Татьяна совершенно непохожа на женщину, способную закрутить роман за спиной мужа. Тогда что могла увидеть Нинка? Ну, пускай даже обезумевший от любви Николай сгреб Татьяну в жаркие объятия. Если Татьяна никак его не поощряла, нечаянный свидетель в худшем случае мог поставить ее в неловкое положение, и только. Что ей грозило? Объяснение с мужем? В таких обстоятельствах это, конечно, малоприятно, но не смертельно. Славка ведь не Отелло какой-нибудь. А представить себе Татьяну подлой обманщицей я, хоть убей, не могу.
Но и Леша тоже прав. Татьяна идеально соответствует психологическому портрету нашего убийцы: умный, решительный, с сильным характером. Как там говорил Прошка? Убийство чистое и аккуратное, совершивший его способен на мгновенную импровизацию. Или я ничего не понимаю, или это описание профессиональных качеств хорошего хирурга. А в том, что Татьяна - хирург хороший, у меня сомнений нет. Она относится к типу людей, которые блестяще делают все, за что ни берутся.
Белов назвал убийцу "крепким орешком". С одной стороны, Татьяна под это определение очень подходит, а с другой - я уверена - она не умеет изворачиваться. Во всяком случае, я на это надеюсь. Иначе у нас ничего не выйдет - не добьемся мы от нее признания.
Мои мысли переключились на предстоящий разговор с Татьяной. С чего начать, с какой стороны к ней подступиться? Как она себя поведет? Удастся ли вытащить ее сюда одну, или Славка увяжется с нами?
Я вдруг поняла, что идти за Татьяной нужно мне. Леша просто не сможет соврать ей про Генриха, а если я буду врать в его присутствии, он отведет глаза и Славка точно не отпустит Татьяну одну. Да и Марк с Прошкой не смогут вести непринужденную беседу с человеком, которого собираются обвинить в убийстве. А я? Удастся ли мне держаться с Татьяной и Славками естественно, чтобы ни у кого из них не зародилось подозрения?
Задача, которая поначалу представлялась мне достаточно простой, неожиданно оказалась непосильным испытанием. Чтобы расставить точки над "i", требовалось заманить Татьяну сюда, причем без сопровождающих. А для этого, в свою очередь, требовался человек, в совершенстве умеющий притворяться. Такого среди нас не было.
"Нет, я должна это сделать. Иначе никому из нас не будет покоя. Я разыграю свою партию без единой фальшивой ноты, даже если после этого умру от перенапряжения. Но идти за Татьяной мне придется одной".
Рано утром я потихоньку выбралась из палатки и на цыпочках двинулась к тропе, ведущей к морю. Не успела я скрыться за можжевеловыми зарослями, как меня настиг Лешин окрик:
- Варька! Ты куда это?
Я обернулась, приложила палец к губам и махнула в сторону моря, надеясь, что Леша отвяжется. Но моя надежда не оправдалась.
- Подожди, я с тобой!
Что мне оставалось делать? Затеять свару? Тогда на шум сбежались бы все и мы препирались бы до вечера. Я решила спуститься с Лешей на берег и объясниться там.
- Леша, я должна пойти в "Бирюзу" одна, - объявила я, когда мы отошли достаточно далеко от палаток. - Ни ты, ни Марк, ни Прошка не сумеете убедительно обставить вызов Татьяны к больному Генриху.
- А ты сумеешь? Тоже мне гений лицедейства! Нет, одну я тебя не отпущу. Это может оказаться опасным.
- Что за ерунда?
- Ничего не ерунда. Тебе придется идти с Татьяной бок о бок на протяжении часа. Что бы ты ни думала о своих актерских способностях, я в них не верю ни на грош. Она догадается, что у тебя на уме.
- Ну, допустим. Опасность-то в чем? Ты думаешь, Татьяна бросится меня душить? Какой в этом смысл? От моей смерти она ничего не выиграет, а проиграет все.
- Кто знает, как может повести себя убийца, загнанный в угол? Если Татьяна потеряет голову...
- Леша, ты сам говорил: Татьяна хладнокровная женщина с трезвым умом и сильным характером. Она не потеряет головы, пока не убедится, что у нас есть неопровержимые доказательства ее виновности. А поскольку у нас их нет, то ей проще повернуться и уйти, не отвечая на наши вопросы, чем подставлять себя под удар, снова пытаясь кого-нибудь убить. У меня одна надежда - на ее страх за свои отношения со Славкой. Пока Славке просто на ум не приходит подозревать жену - да и с чего бы? Татьяне не приходится лгать и изворачиваться. Но если мы зароним в его душе сомнение, для Татьяны начнется сущий ад. Она не больший гений лицедейства, чем я. А обманывать любимого мужа, с которым живешь постоянно, непросто даже для завзятой лицемерки. Она должна будет пойти на риск и рассказать нам все при условии, что Славка ни о чем не узнает. Но для этого нам нужно поговорить с ней без свидетелей. А как только Татьяна увидит твои бегающие глазки, она сразу сообразит, куда ветер дует, и изыщет какой-нибудь предлог, чтобы с нами не ходить. Нет, я должна пойти туда сама и сделать все возможное, чтобы у нее не зародилось подозрений, пока она не окажется у нас в лагере.
- Одну я тебя не пущу! - уперся Леша. - Я согласен, риск нового убийства невелик, но он есть. И потом, почему ты думаешь, что Татьяна изыщет предлог не ходить с нами, если у нее возникнут подозрения? Ведь тогда мы можем рассказать о своей догадке Славкам. По твоим же собственным словам, она должна бояться этого хуже смерти.
- Она рискнет. Ведь посвятив Славок в свои измышления, мы ничего не выиграем. Татьяна проиграет - да; но если она решит отмалчиваться, сомнения у нас все равно останутся. И она это понимает. Понадеявшись на то, что среди нас нет людей, способных сделать человеку гадость просто так, без всякой пользы для себя и других, Татьяна попросту начнет избегать всякой возможности остаться с нами наедине. Это совсем нетрудно. Ведь не сегодня-завтра они уедут, а в Москве мы со Славками и до этой истории почти не пересекались. Леша, прошу тебя, не упрямься. Если мы сейчас Татьяну упустим, нам всю жизнь придется мучиться сомнениями.
Мольба в моем голосе тронула Лешу, и он заколебался.
- Давай так, - предложил он, подумав. - Я пойду с тобой и посижу где-нибудь в укромном месте. Когда вы с Татьяной пройдете, я пропущу вас подальше - метров на триста - и пойду следом. Но вы должны быть у меня на виду.
- Но она может тебя заметить! Там, у пансионата, - еще ладно, там полно народу, а здесь, за мысом, - никого. Разве что нудисты. Ты ведь откажешься изображать нудиста?
- Еще чего! Конечно откажусь.
- Ну вот видишь...
- Ничего я не вижу! Или ты соглашаешься на мое предложение, или я пойду с вами рядом.
Поняв, что большего мне не добиться, я тяжело вздохнула и уступила.
- Ладно, иди уж следом. Только постарайся на глаза не попадаться. Не топай, как слон, и не сворачивай на своем пути скалы.
Перед дверью триста седьмого номера я простояла минуты три. Все никак не могла собраться с духом. Теперь я и сама ни на грош не верила в свои актерские способности. Но отступать было некуда. "В конце концов, почему я должна вести себя непринужденно? - мысленно подбадривала я себя. - Я волнуюсь за Генриха, а кроме того, оскорблена подозрениями, высказанными вчера Славками в мой адрес. Правда, меня при этом не было, но ребята могли мне все передать. В таких обстоятельствах скованность и нервозность естественны".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37