..
Я познакомился с ним в 1967 году, когда ему был 21 год. Мне было 34, я уже выпустил две книги и считался вполне сложившимся, хотя и не слишком известным автором. Джайлс полагал, что есть смысл показать мне свою рукопись.
Как все другие писатели, я терпеть не могу непрошенные рукописи и жажду новичков получить ценные указания.
Обычно я возвращаю рукописи непрочитанными, но Джайлс был слишком наивен, чтобы послать мне свою по почте. Он явился самолично, даже не договорившись по телефону. Именно эта наивность пробудила у меня нечто вроде стыдливой жалости. Должен признаться, что я не задумываясь перерезал бы литературную глотку юноши, если бы он не подставил ее так доверчиво.
Это был детина 6 футов и трех дюймов росту, довольно широкий в плечах, но в ту пору крайне тощий (впоследствии он раздобрел). Он ходил, виновато ссутулившись, как бы стыдясь своего роста.
Итак, он стоял передо мной с рукописью романа в руках, безмолвно прося прощения за свой рост и глядя на меня так, будто смотрит не вниз, а вверх. Не знаю, как это ему удавалось, но в его присутствии мне казалось, что я выше него, и быть может, именно поэтому, к моему удивлению, я произнес:
- Ну что же, присаживайтесь, посмотрим, что тут у вас такое.
Три часа спустя он все еще сидел, а я все еще читал, и было уже 7 часов вечера. Я предложил ему сходить через дорогу закусить и потом снова возобновил чтение.
Нет, у меня вовсе не было впечатления, что я открыл гения. По правде говоря, книга была ужасная - написанная витиевато, с жутким диалогом.
Но я продолжал читать. Это-то и было самым удивительным. Не знаю, как он этого добивался, но невозможно было предугадать, что будет дальше, и почему-то хотелось узнать.
Впервые в моей жизни - клянусь - я взял под свое покровительство автора и его творение. Он дважды переписал книгу под моим руководством, и на это ушло два года.
Не очень-то приятными были эти два года. Помимо небольшой суммы, которую он регулярно получал от отца, у Джайлса не было никакого дохода, а мой собственный страдал из-за того, что я тратил на него такую уйму времени, черт бы его побрал! Под конец, когда у меня стало появляться желание ткнуть его лицом в пишущую машинку и не отпускать, пока он не испустит дух, я даже разрешил ему переехать ко мне, и он прожил в моей квартире два месяца и пять дней.
Я помню каждый день, потому что это было невыносимо. Он не шумел, не пил, не курил. Он старался не путаться под ногами. Он был неизменно вежлив и покорен. Он был немыслимо чист.
Эта немыслимая чистота, наверное, и доконала меня. Конечно, я не против чистоты, я сам стараюсь ее поддерживать. Но тщательно мыть руки, как только отрываешься от пишущей машинки! Тщательно складывать всю одежду, которая не на тебе! Тщательно стирать пыль, чистить и драить небольшое пространство вокруг себя, пока оно не станет казаться драгоценным камнем в оправе из ржавого металла, каким являлась остальная часть моей квартиры.
Единственное, в чем он был неряшлив - это ручки. Почти у всех писателей, которых знаю, есть свой бзик, связанный с ручками: одни делают запасы ручек, другие грызут их, третьи заводят любимые ручки... Джайлс их развинчивал. Всякий раз, когда он погружался в творческое состояние, он развинчивал шариковые ручки. И очень часто, ну, не меньше трех раз из десяти, ронял пружинки на пол. Не знаю уж, сколько раз я помогал ему искать их. В дальнейшем он начал покупать шариковые ручки одноразового пользования, которые не развинчивались и не имели пружинок.
Наконец он закончил книгу, и я лично отнес ее в "Призм Пресс". Я мог отдать книгу издательству "Даблдей", но считал, что справедливости ради надо предоставить первый шанс Тому. Кроме того я знал, что смогу уговорить его, даже если он не захочет принять рукопись.
С некоторым колебанием Том согласился опубликовать ее. Она вышла в 1969 и вначале не имела большого успеха. Было продано чуть больше 4000 экземпляров в твердой обложке - в общем-то не так уж мало для первой книги.
Вы, наверное, удивитесь, когда я скажу, что речь идет о "Пересечении" - книге, которая сейчас стала буквально объектом культа.
Лишь в 1972 году, когда "Призм Пресс" удалось найти издателя, который выпустил ее в мягкой обложке, книга внезапно приобрела огромный успех среди студенчества и моментально стала сенсацией. Быть может, читателям импонировало то, что это была полуфантазия сродни тогдашней полуфантазии Уотергейта. Не один раз в книге фантазия и реальность пересекались (отсюда название). И под конец уже трудно было определить, что преобладало.
Даже если роман плохо написан, у него есть удивительная особенность: кажется, что изъяны стиля составляют неотъемлемую часть изъянов вселенной. Успех книги был столь же неожиданным для Джайлса, как и для всех остальных.
Как только Том принял рукопись и Джайлс получил 2000 долларов аванса (поначалу Том хотел дать ему 500 долларов), я вытурил Джайлса из своей квартиры. Он пытался всучить мне половину аванса, но, конечно, я не взял. И все же я до сих пор с мрачным удовольствием вспоминаю глубину и искренность его благодарности в ту пору.
Он уехал в штат Нью-Джерси, женился в 1973 году на женщине старше себя и засел за новый роман. Я виделся с ним время от времени, когда он приезжал в наш город, всегда неизменно вежливый, даже смиренный, но ни разу не изъявивший желания показать мне новый роман, пока работал над ним, и, разумеется, я ни разу не попросил его об этом.
Теперь ему было около 30, его второй роман лежал передо мной.
6. ТОМАС ВЭЛИЭР. 16.45
Я взял экземпляр "Ушедших навсегда", злясь, что книга выставлена, что она так хорошо смотрится.
- Я могу взять один экземпляр? - спросил я, пытаясь говорить небрежно.
- Нет, Дэрайес, - ответил Том, - не сейчас. Эти экземпляры для подарков с автографами. Завтра Джайлс будет надписывать автографы на новом издании "Пересечения" в твердой обложке. Каждый экземпляр будет пронумерован...
- И счастливчики получат экземпляры "Ушедших навсегда" с автографами. Понятно.
Я начал просматривать книгу и мне сразу стало понятно, что это продолжение "Пересечения" или, даже если это самостоятельное произведение, действие разворачивается во вселенной "Пересечения". Я не осуждал Джайлса за то, что он пытался подняться на гребне волны, но готов был поспорить, что эта книга слабее первой, и что ее ждет провал.
На задней стороне суперобложки красовалось фото Джайлса. Я раскрыл книгу. В отличие от его первого романа, здесь было посвящение: "Моей жене". Это тоже меня разозлило. Что она сделала для него? Я имею в виду в литературном плане.
Я положил книгу на место и ворчливо заметил:
- Наверное, она должна разойтись.
- Очень было бы желательно, - сказал Том уныло. - Мы выдали аванс 10000 долларов.
- Что? - Я никогда не слышал от Тома подобной цифры. Я получил аванс 3000 за книгу, которая должна выйти, и при этом Том вел себя так, словно вырезал свое сердце и отдает его, еще трепещущее в мои загребущие руки.
- А что было делать, - объяснил Том, - иначе мы теряли право на издание в мягкой обложке... Если хотите знать, - он понизил голос, - этот роман не так хорош, как "Пересечение".
"Естественно, - подумал я злорадно, - над этим романом я не корпел".
- Что вы волнуетесь, - успокоил я его, - все равно разойдется.
- Тем хуже, - сказал Том, и в голосе его прозвучало отчаяние, потому что тогда третья книга мне не достанется.
- Разве он вычеркнул пункт о праве издания в договоре на "Ушедших навсегда"?
- Нет, но он требует письменного обязательства выдать на нее аванс в размере 50000, и если я не смогу, - он будет волен отдать ее одному из крупных издательств, например "Харперс". Пункт о праве издания удерживает только тех авторов, которым больше некуда больше обратиться.
Я снова стал листать книгу Джайлса, но тут меня отвлек новый голос.
- Дэрайес!
Я мгновенно узнал этот гортанный голос с придыханием. Он принадлежал Терезе Вэлиэр, второй половине "Призм Пресс".
- Дорогая! - воскликнул я с должным чувством. Встав, я вторично положил книгу на место и обнял Терезу.
7. ТЕРЕЗА ВЭЛИЭР. 17.25
Тереза была неплохим объектом для объятий. Крупная, пышная, жизнерадостная шатенка с прямыми волосами, гладко зачесанными назад, и громким смехом.
Сейчас ей было не до смеха.
- Пойдемте выпьем, - предложила Тереза, - пока Том закрывает киоск.
- Завтра день поминовения погибших, - напомнил я. - Ваш киоск будет открыт?
- Я буду помогать Джайлсу - он должен давать автографы, а Том посидит в киоске. Потом я сменю его - ему надо встретиться с книготорговцами. Я хочу, чтобы он был чем-то все время занят. Дэрайес, у него не больно хорошее настроение.
- Я заметил. Оно и у вас не очень хорошее.
Мы спустились в бар. Тереза нашла в одном углу два свободных места.
- Выпейте, - предложила она.
- Вы знаете, что я не пью.
- Имбирного пива, - сказала она, - за счет "Призм Пресс", ладно? - И заказала себе водку.
- Как это понять? - спросил я. - Такая щедрость. С чего бы это?
- У меня свои причины. Вы идете сегодня вечером на прием?
- По семнадцать с половиной долларов за билет? Я решил не идти.
- Пойдите, пожалуйста. Мы оплатим билет, - попросила она.
- Господи помилуй! Почему вдруг?
- Потому что вы хороший автор, преданный нам.
- Благодарю, но я всегда был таким. Почему же именно сейчас?
- Потому что я знаю, что Джайлс Дивор будет там, и я хочу, чтобы вы с ним поговорили. Вы, наверное, знаете, что происходит. Том, наверное, сказал вам.
- Да, сказал, - подтвердил я. - Джайлс хочет сорвать большой куш. Очевидно, нашел прыткого литературного агента.
- Конечно, у него есть агент, но беда не в нем. Сам Джайлс жаждет получить побольше презренного металла. Мы должны каким-то образом убедить его не бросать нас. И здесь вы можете помочь.
- Но как? Если он намерен заграбастать весь пирог, какие доводы я могу привести против? Свое богатство и славу, которых я достиг, не добиваясь этого?
- Не говорите так, Дэрайес, - возразила она серьезно, - он уважает вас.
- Я ничем не могу помочь, Тереза. Если он уважает меня, это ни в чем не проявляется.
- Между прочим, мы предлагали ему посвятить "Ушедших навсегда" вам.
Я решил проявить стоицизм.
- Зачем это ему нужно? На первом месте жена. Плоть от плоти, кость от кости, наследница мужа. У меня, правда, никогда не было жены, но я так полагаю.
- Вы прекрасно знаете, что со стороны Джайлса некрасиво уходить от нас, - сказала Тереза. - Мы сделали его - "Призм Пресс" и вы.
Я вступился за честь писательского мундира.
- Нет, нет, Тереза. Он бы ничего не добился, если бы не работал сам. И если бы он был другим человеком, я никогда не заставил бы его добиться успеха, да и вы не создали бы ему имени.
- Но уходить от нас даже не в его интересах, Дэрайес. Мы - маленькая фирма, и он наш крупнейший автор. Звезда. Никакой конкуренции. - Наверное, она почувствовала, каково мне это слушать. - Я хочу сказать, с его точки зрения, Дэрайес. Вы же знаете, что мы всегда будем любить и ценить вас...
- Хватит, Тереза. Вы хотите уговорить Джайлса не порывать с "Призм Пресс", и для этого вам надо убедить его, что он - звезда большой величины, не имеющая конкуренции. Согласен. Продолжайте.
Она сжала мне руку:
- Мы делаем ставку на Джайлса, потому что с ним мы растем, а без него мы не можем подняться. Если же он перейдет в одно из больших издательств, то станет одним из дюжины ведущих, но не крупнейшим. Он потеряется в давке. В конечном счете с нами ему надежнее. Не можете ли вы объяснить ему это, Дэрайес? Вас он послушает.
- Если я его увижу, поговорю с ним.
- Это все, о чем я прошу, - сказала она.
8. РОУЗЭНН БРОНСТАЙН. 18.05
Съезды книготорговцев подобны всем другим: большая часть дел на них провертывается в барах.
Лично я не пью. Не из-за возражений морального порядка, но я добываю себе на жизнь с помощью своего острого ума - можете подобрать и другой эпитет - я никогда не замечал, что если дубасить его молотом, именуемым "алкоголь" (или "наркотик"), то можно улучшить его работу.
Поэтому я сидел в баре, чувствуя себя не в своей тарелке, я выжидал, пока начнется прием, без малейшего желания присутствовать на нем, даже если "Призм Пресс" оплатит мой билет. Если Джайлс придет, то я только унижу себя. Я не видел способа подъехать к нему, а если бы и нашел, то вряд ли добился бы успеха.
Невольно я услышал разговор за соседним столиком. Речь шла об инфляции, последовавшей за эмбарго на ввоз нефти в 1973-м году, и о вызванном этим росте цен, в результате которого расходы превышали прибыли. А как бороться с падением прибылей? Простейший способ - сокращение штатов. За столиками сидели редакторы, и мне их было жаль. Если редактор уволен, он уже больше не редактор, а просто единица в статистике безработных.
Другое дело - писатель, подумал я. Его нельзя уволить. Его рукопись можно отклонить, он может оказаться несостоятельным, может голодать и быть вынужденным поддерживать существование физическим (то есть не писательским) трудом, его могут не замечать критики и ругать публика - и все же он писатель, писатель-неудачник, голодающий писатель, но писатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Я познакомился с ним в 1967 году, когда ему был 21 год. Мне было 34, я уже выпустил две книги и считался вполне сложившимся, хотя и не слишком известным автором. Джайлс полагал, что есть смысл показать мне свою рукопись.
Как все другие писатели, я терпеть не могу непрошенные рукописи и жажду новичков получить ценные указания.
Обычно я возвращаю рукописи непрочитанными, но Джайлс был слишком наивен, чтобы послать мне свою по почте. Он явился самолично, даже не договорившись по телефону. Именно эта наивность пробудила у меня нечто вроде стыдливой жалости. Должен признаться, что я не задумываясь перерезал бы литературную глотку юноши, если бы он не подставил ее так доверчиво.
Это был детина 6 футов и трех дюймов росту, довольно широкий в плечах, но в ту пору крайне тощий (впоследствии он раздобрел). Он ходил, виновато ссутулившись, как бы стыдясь своего роста.
Итак, он стоял передо мной с рукописью романа в руках, безмолвно прося прощения за свой рост и глядя на меня так, будто смотрит не вниз, а вверх. Не знаю, как это ему удавалось, но в его присутствии мне казалось, что я выше него, и быть может, именно поэтому, к моему удивлению, я произнес:
- Ну что же, присаживайтесь, посмотрим, что тут у вас такое.
Три часа спустя он все еще сидел, а я все еще читал, и было уже 7 часов вечера. Я предложил ему сходить через дорогу закусить и потом снова возобновил чтение.
Нет, у меня вовсе не было впечатления, что я открыл гения. По правде говоря, книга была ужасная - написанная витиевато, с жутким диалогом.
Но я продолжал читать. Это-то и было самым удивительным. Не знаю, как он этого добивался, но невозможно было предугадать, что будет дальше, и почему-то хотелось узнать.
Впервые в моей жизни - клянусь - я взял под свое покровительство автора и его творение. Он дважды переписал книгу под моим руководством, и на это ушло два года.
Не очень-то приятными были эти два года. Помимо небольшой суммы, которую он регулярно получал от отца, у Джайлса не было никакого дохода, а мой собственный страдал из-за того, что я тратил на него такую уйму времени, черт бы его побрал! Под конец, когда у меня стало появляться желание ткнуть его лицом в пишущую машинку и не отпускать, пока он не испустит дух, я даже разрешил ему переехать ко мне, и он прожил в моей квартире два месяца и пять дней.
Я помню каждый день, потому что это было невыносимо. Он не шумел, не пил, не курил. Он старался не путаться под ногами. Он был неизменно вежлив и покорен. Он был немыслимо чист.
Эта немыслимая чистота, наверное, и доконала меня. Конечно, я не против чистоты, я сам стараюсь ее поддерживать. Но тщательно мыть руки, как только отрываешься от пишущей машинки! Тщательно складывать всю одежду, которая не на тебе! Тщательно стирать пыль, чистить и драить небольшое пространство вокруг себя, пока оно не станет казаться драгоценным камнем в оправе из ржавого металла, каким являлась остальная часть моей квартиры.
Единственное, в чем он был неряшлив - это ручки. Почти у всех писателей, которых знаю, есть свой бзик, связанный с ручками: одни делают запасы ручек, другие грызут их, третьи заводят любимые ручки... Джайлс их развинчивал. Всякий раз, когда он погружался в творческое состояние, он развинчивал шариковые ручки. И очень часто, ну, не меньше трех раз из десяти, ронял пружинки на пол. Не знаю уж, сколько раз я помогал ему искать их. В дальнейшем он начал покупать шариковые ручки одноразового пользования, которые не развинчивались и не имели пружинок.
Наконец он закончил книгу, и я лично отнес ее в "Призм Пресс". Я мог отдать книгу издательству "Даблдей", но считал, что справедливости ради надо предоставить первый шанс Тому. Кроме того я знал, что смогу уговорить его, даже если он не захочет принять рукопись.
С некоторым колебанием Том согласился опубликовать ее. Она вышла в 1969 и вначале не имела большого успеха. Было продано чуть больше 4000 экземпляров в твердой обложке - в общем-то не так уж мало для первой книги.
Вы, наверное, удивитесь, когда я скажу, что речь идет о "Пересечении" - книге, которая сейчас стала буквально объектом культа.
Лишь в 1972 году, когда "Призм Пресс" удалось найти издателя, который выпустил ее в мягкой обложке, книга внезапно приобрела огромный успех среди студенчества и моментально стала сенсацией. Быть может, читателям импонировало то, что это была полуфантазия сродни тогдашней полуфантазии Уотергейта. Не один раз в книге фантазия и реальность пересекались (отсюда название). И под конец уже трудно было определить, что преобладало.
Даже если роман плохо написан, у него есть удивительная особенность: кажется, что изъяны стиля составляют неотъемлемую часть изъянов вселенной. Успех книги был столь же неожиданным для Джайлса, как и для всех остальных.
Как только Том принял рукопись и Джайлс получил 2000 долларов аванса (поначалу Том хотел дать ему 500 долларов), я вытурил Джайлса из своей квартиры. Он пытался всучить мне половину аванса, но, конечно, я не взял. И все же я до сих пор с мрачным удовольствием вспоминаю глубину и искренность его благодарности в ту пору.
Он уехал в штат Нью-Джерси, женился в 1973 году на женщине старше себя и засел за новый роман. Я виделся с ним время от времени, когда он приезжал в наш город, всегда неизменно вежливый, даже смиренный, но ни разу не изъявивший желания показать мне новый роман, пока работал над ним, и, разумеется, я ни разу не попросил его об этом.
Теперь ему было около 30, его второй роман лежал передо мной.
6. ТОМАС ВЭЛИЭР. 16.45
Я взял экземпляр "Ушедших навсегда", злясь, что книга выставлена, что она так хорошо смотрится.
- Я могу взять один экземпляр? - спросил я, пытаясь говорить небрежно.
- Нет, Дэрайес, - ответил Том, - не сейчас. Эти экземпляры для подарков с автографами. Завтра Джайлс будет надписывать автографы на новом издании "Пересечения" в твердой обложке. Каждый экземпляр будет пронумерован...
- И счастливчики получат экземпляры "Ушедших навсегда" с автографами. Понятно.
Я начал просматривать книгу и мне сразу стало понятно, что это продолжение "Пересечения" или, даже если это самостоятельное произведение, действие разворачивается во вселенной "Пересечения". Я не осуждал Джайлса за то, что он пытался подняться на гребне волны, но готов был поспорить, что эта книга слабее первой, и что ее ждет провал.
На задней стороне суперобложки красовалось фото Джайлса. Я раскрыл книгу. В отличие от его первого романа, здесь было посвящение: "Моей жене". Это тоже меня разозлило. Что она сделала для него? Я имею в виду в литературном плане.
Я положил книгу на место и ворчливо заметил:
- Наверное, она должна разойтись.
- Очень было бы желательно, - сказал Том уныло. - Мы выдали аванс 10000 долларов.
- Что? - Я никогда не слышал от Тома подобной цифры. Я получил аванс 3000 за книгу, которая должна выйти, и при этом Том вел себя так, словно вырезал свое сердце и отдает его, еще трепещущее в мои загребущие руки.
- А что было делать, - объяснил Том, - иначе мы теряли право на издание в мягкой обложке... Если хотите знать, - он понизил голос, - этот роман не так хорош, как "Пересечение".
"Естественно, - подумал я злорадно, - над этим романом я не корпел".
- Что вы волнуетесь, - успокоил я его, - все равно разойдется.
- Тем хуже, - сказал Том, и в голосе его прозвучало отчаяние, потому что тогда третья книга мне не достанется.
- Разве он вычеркнул пункт о праве издания в договоре на "Ушедших навсегда"?
- Нет, но он требует письменного обязательства выдать на нее аванс в размере 50000, и если я не смогу, - он будет волен отдать ее одному из крупных издательств, например "Харперс". Пункт о праве издания удерживает только тех авторов, которым больше некуда больше обратиться.
Я снова стал листать книгу Джайлса, но тут меня отвлек новый голос.
- Дэрайес!
Я мгновенно узнал этот гортанный голос с придыханием. Он принадлежал Терезе Вэлиэр, второй половине "Призм Пресс".
- Дорогая! - воскликнул я с должным чувством. Встав, я вторично положил книгу на место и обнял Терезу.
7. ТЕРЕЗА ВЭЛИЭР. 17.25
Тереза была неплохим объектом для объятий. Крупная, пышная, жизнерадостная шатенка с прямыми волосами, гладко зачесанными назад, и громким смехом.
Сейчас ей было не до смеха.
- Пойдемте выпьем, - предложила Тереза, - пока Том закрывает киоск.
- Завтра день поминовения погибших, - напомнил я. - Ваш киоск будет открыт?
- Я буду помогать Джайлсу - он должен давать автографы, а Том посидит в киоске. Потом я сменю его - ему надо встретиться с книготорговцами. Я хочу, чтобы он был чем-то все время занят. Дэрайес, у него не больно хорошее настроение.
- Я заметил. Оно и у вас не очень хорошее.
Мы спустились в бар. Тереза нашла в одном углу два свободных места.
- Выпейте, - предложила она.
- Вы знаете, что я не пью.
- Имбирного пива, - сказала она, - за счет "Призм Пресс", ладно? - И заказала себе водку.
- Как это понять? - спросил я. - Такая щедрость. С чего бы это?
- У меня свои причины. Вы идете сегодня вечером на прием?
- По семнадцать с половиной долларов за билет? Я решил не идти.
- Пойдите, пожалуйста. Мы оплатим билет, - попросила она.
- Господи помилуй! Почему вдруг?
- Потому что вы хороший автор, преданный нам.
- Благодарю, но я всегда был таким. Почему же именно сейчас?
- Потому что я знаю, что Джайлс Дивор будет там, и я хочу, чтобы вы с ним поговорили. Вы, наверное, знаете, что происходит. Том, наверное, сказал вам.
- Да, сказал, - подтвердил я. - Джайлс хочет сорвать большой куш. Очевидно, нашел прыткого литературного агента.
- Конечно, у него есть агент, но беда не в нем. Сам Джайлс жаждет получить побольше презренного металла. Мы должны каким-то образом убедить его не бросать нас. И здесь вы можете помочь.
- Но как? Если он намерен заграбастать весь пирог, какие доводы я могу привести против? Свое богатство и славу, которых я достиг, не добиваясь этого?
- Не говорите так, Дэрайес, - возразила она серьезно, - он уважает вас.
- Я ничем не могу помочь, Тереза. Если он уважает меня, это ни в чем не проявляется.
- Между прочим, мы предлагали ему посвятить "Ушедших навсегда" вам.
Я решил проявить стоицизм.
- Зачем это ему нужно? На первом месте жена. Плоть от плоти, кость от кости, наследница мужа. У меня, правда, никогда не было жены, но я так полагаю.
- Вы прекрасно знаете, что со стороны Джайлса некрасиво уходить от нас, - сказала Тереза. - Мы сделали его - "Призм Пресс" и вы.
Я вступился за честь писательского мундира.
- Нет, нет, Тереза. Он бы ничего не добился, если бы не работал сам. И если бы он был другим человеком, я никогда не заставил бы его добиться успеха, да и вы не создали бы ему имени.
- Но уходить от нас даже не в его интересах, Дэрайес. Мы - маленькая фирма, и он наш крупнейший автор. Звезда. Никакой конкуренции. - Наверное, она почувствовала, каково мне это слушать. - Я хочу сказать, с его точки зрения, Дэрайес. Вы же знаете, что мы всегда будем любить и ценить вас...
- Хватит, Тереза. Вы хотите уговорить Джайлса не порывать с "Призм Пресс", и для этого вам надо убедить его, что он - звезда большой величины, не имеющая конкуренции. Согласен. Продолжайте.
Она сжала мне руку:
- Мы делаем ставку на Джайлса, потому что с ним мы растем, а без него мы не можем подняться. Если же он перейдет в одно из больших издательств, то станет одним из дюжины ведущих, но не крупнейшим. Он потеряется в давке. В конечном счете с нами ему надежнее. Не можете ли вы объяснить ему это, Дэрайес? Вас он послушает.
- Если я его увижу, поговорю с ним.
- Это все, о чем я прошу, - сказала она.
8. РОУЗЭНН БРОНСТАЙН. 18.05
Съезды книготорговцев подобны всем другим: большая часть дел на них провертывается в барах.
Лично я не пью. Не из-за возражений морального порядка, но я добываю себе на жизнь с помощью своего острого ума - можете подобрать и другой эпитет - я никогда не замечал, что если дубасить его молотом, именуемым "алкоголь" (или "наркотик"), то можно улучшить его работу.
Поэтому я сидел в баре, чувствуя себя не в своей тарелке, я выжидал, пока начнется прием, без малейшего желания присутствовать на нем, даже если "Призм Пресс" оплатит мой билет. Если Джайлс придет, то я только унижу себя. Я не видел способа подъехать к нему, а если бы и нашел, то вряд ли добился бы успеха.
Невольно я услышал разговор за соседним столиком. Речь шла об инфляции, последовавшей за эмбарго на ввоз нефти в 1973-м году, и о вызванном этим росте цен, в результате которого расходы превышали прибыли. А как бороться с падением прибылей? Простейший способ - сокращение штатов. За столиками сидели редакторы, и мне их было жаль. Если редактор уволен, он уже больше не редактор, а просто единица в статистике безработных.
Другое дело - писатель, подумал я. Его нельзя уволить. Его рукопись можно отклонить, он может оказаться несостоятельным, может голодать и быть вынужденным поддерживать существование физическим (то есть не писательским) трудом, его могут не замечать критики и ругать публика - и все же он писатель, писатель-неудачник, голодающий писатель, но писатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15