– И с нами?
– Я полагаю, что при определенных обстоятельствах и с нами.
– Бактерии попадают в лимфоузлы, которые служат полем битвы между ними и белыми кровяными тельцами, – вмешалась Кора. – Знаете, дети заболевают так называемых воспалением подмышечных желез. Или в углах рта.
– А в действительности это воспаление лимфатических узлов, – сказал Грант?
– Совершенно верно.
– Из этого можно заключить, что следует держаться подальше от лимфатических узлов, – сказал Грант.
– Мы очень малы, – возразил Мичелз. – Антитела Бенеша не чувствительны к нам, и нам нужно пройти только через один ряд лимфатических узлов, после чего мы будем плыть совершенно свободно. Это риск, конечно, но все, что мы сейчас делаем, рискованно. Или вы собираетесь принять стратегическое решение и приказать мне выйти из лимфатической системы?
Грант покачал головой.
– Нет. Пока кто-нибудь другой не предложит что-нибудь лучшее.
* * *
– Вот он, – сказал Мичелз.
Он слегка толкнул Гранта.
– Видите?
– Вон та тень впереди?
– Да. Этот лимфатический сосуд является одним из нескольких, входящих в узел, представляющий собой пористую массу из мембран и извилистых ходов. В этом месте полно лимфоцитов.
– А это что такое?
– Один из видов белых кровяных телец. Я надеюсь, что они не будут нас беспокоить. Любая бактерия в кровеносной системе в конце концов попадает в лимфатический узел. Она не может преодолеть узкие искривленные канальцы…
– А мы можем?
– Мы движемся осмысленно, Грант, и видим конечную цель, в то время как бактерия плывет вслепую. Я надеюсь, вы понимаете, какова разница. Попавшую в лимфоузел бактерию атакуют антитела или, если они не справляются, мобилизованные в битву белые кровяные тельца.
Тень была теперь близко. Золотистый оттенок лимфы померк и помутнел. Впереди, казалось, выросла стена.
– Вы держите курс, Оуэнс? – крикнул Мичелз.
– Я держу, но здесь легко сделать неверный по ворот.
– Даже если вы ошибаетесь, помните, что, начиная с этого момента, мы движемся, в общем, вверх. Постарайтесь, чтобы стрелка гравитометра как можно плавнее двигалась по прямой, и в конечном счете вы не ошибетесь.
«Протерус» сделал резкий поворот, и вдруг все стало серым. Прожекторы, казалось, не освещали ничего, что бы не походило на более или менее яркую серую тень. Попадались небольшие стержни, короче и значительно уже корабля, а так же группы сферических объектов, совсем маленьких и пушистых.
– Бактерии, – пробормотал Мичелз. – Я вижу их слишком детально, чтобы точно определить тип. Не странно ли это? Слишком детально…
«Протерус» теперь двигался намного медленнее, словно колеблясь перед входом в мягкие изгибы и повороты канала.
Дьювал появился в дверях рабочей комнаты.
– Что происходит? Я не могу обрабатывать эту штуку, если корабль не будет идти постоянным курсом. Достаточно с меня и Броуновского движения.
– Весьма сожалею, доктор, – холодно заметил Мичелз. Мы проходим через лимфатический узел, и это лучшее, что мы можем сделать.
Дьювал сердито повернул назад.
Грант внимательно смотрел вперед.
– Там впереди что-то хаотическое, доктор Мичелз. Что это за вещество, которое выглядит, как морские водоросли или что-то подобное?
– Это сетчатые волокна, – ответил Мичелз.
– Доктор Мичелз! – позвал Оуэнс.
– Да?
– Это волокнистое вещество становится все толще. Я не могу больше продвигаться через него, не нанося некоторые повреждения.
Мичелз на мгновение задумался.
– Не беспокойтесь об этом. В любом случае всякое нанесенное нами повреждение будет ничтожным.
«Протерус» проталкивался теперь через свободно болтающиеся группы волокон, которые скользили вдоль окон и исчезали по бокам.
Это происходило снова и снова с возрастающей частотой.
– Все в порядке, Оуэнс, – бодро заявил Мичелз. – Такие повреждения, как эти, организм может восстановить без труда.
– Я беспокоюсь не за Бенеша, – возразил Оуэнс. – Я беспокоюсь за корабль. Если это вещество забьется в вентиляционные отдушины, двигатель перегреется. Оно приклеивается к нам. Вы не слышите изменений в шуме двигателя?
Грант не слышал, и его внимание вновь переключил на то, что происходило за бортом. Корабль теперь осторожно продвигался через лес усиков, которые вспыхивали в лучах прожекторов грозным темно-бордовым цветом.
– Мы скоро пройдем через них, – сказал Мичелз.
Но в его голосе проскользнули тревожные нотки.
Дорога чуть-чуть очистилась, и теперь Грант действительно уловил изменение звука работающих двигателей, почти сплошной хрип, словно четкое эхо от булькающих через выпускное отверстие газов задохнулось и заглохло.
– Прямо впереди! – закричал Оуэнс.
Корабль мягко столкнулся с бактериальной оболочкой. Вещество бактерии облепило криволинейную поверхность окна, потом приняло прежнюю форму и отпрянуло, оставив медленно смывающееся пятно.
Впереди были еще и другие.
– Что происходит? – спросил Грант удивленно.
– Я думаю, – ответил Мичелз, – мы являемся свидетелями реакции антител на бактерии. Белые кровяные тельца в дело не вовлечены. Смотрите! Следите за стенками бактерии. Это трудно в отраженном миниатюризированном свете, но вы можете их рассмотреть?
– Нет, боюсь, что не могу.
– Я тоже ничего не могу разглядеть, – раздался за ними голос Дьювала.
Грант повернулся к нему.
– Проволока готова, доктор?
– Еще нет, – ответил Дьювал. – Я не могу работать в этой кутерьме. Придется подождать. Что тут насчет антител?
– Пока вы не работаете, – сказал Мичелз, – давайте выключим внутреннее освещение, Оуэнс!
Свет был выключен, и только свечение проникало снаружи, призрачное серебристо-бордовое мерцание, накрывшее их лица зловещей тенью.
– Что происходит снаружи? – спросила Кора.
– Это и я пытаюсь понять, – сказал Мичелз. – Понаблюдайте-а за краями бактерий.
Грант старался изо всех сил, сощурив глаза. Свет был неровный и мигающий.
– Вы имеете в виду эти маленькие объекты, которые выглядят похожими на привязные аэростаты заграждения?
– Точно. Это молекулы антител. Это белки, и они в нашем масштабе достаточно велики, чтобы их можно было увидеть. Вот одно из них, совсем близко. Смотрите на него!
Одно из маленьких антител, кружась в водовороте, проплыло мимо окна. С близкого расстояния оно не было похоже на аэростат заграждения. Оно выглядело меньше, чем аэростат, и было похоже на крошечный, спутанный клубок спагетти нечеткой сферической формы.
Тонкие пряди, видимые просто как вспышки света, выступали там и тут.
– Что они делают? – спросил Грант.
– Каждая бактерия имеет характерную оболочку, сделанную из определенных атомных групп, соединенные определенным образом. Для нас различные оболочки выглядят гладкими и одинаковыми, но если бы мы были еще меньше – на молекулярном, а не на бактериальном уровне – мы могли бы увидеть, что каждая стенка имеет мозаичное строение и что эта мозаика различна и характерна для каждого вида бактерий. Антитела могут искусно прикрепляться к этой мозаике, и как только они покроют большую часть оболочки, с бактерией покончено. Это похоже на то, как если бы зажать человеку рот и нос и задушить его.
– Вот их целая гроздь, – взволнованно сказала Кора. – Как ужасно!
– Вам жаль бактерий, Кора? – спросил Мичелз.
Он улыбнулся.
– Нет, но антитела выглядят такими ожесточенными, и как они накидываются на них.
– Не приписывайте им человеческих эмоций. Они всего лишь молекулы, двигающиеся вслепую. Внутриатомные силы толкают их к тем частям оболочки, к которым они могут присоединиться, и удерживают их там. Это аналогично притяжению магнита к железному брусу. Вы же не скажете, что магнит ожесточенно нападает на железо?
Зная теперь, на что смотреть, Грант смог увидеть, что происходит. Бактерия, безрассудно двигаясь сквозь облако сгрудившихся антител, казалось, притягивала их, толкала на себя. Через мгновение ее стенка покрылась ими, словно пухом.
Антитела выстраивались ряд за рядом, выступающие из них пряди спагетти спутывались.
– Некоторые из антител кажутся совершенно индифферентными, – заметил Грант. – Они не нападают на бактерию.
– Антитела специфичны, – пояснил Мичелз. – Каждое из них сконструировано так, чтобы присоединиться только к мозаике определенного вида белка. Сейчас здесь большинство антител, хотя и не все, могут присоединиться к окружающим бактериям. Присутствие бактерий именно этого вида стимулирует быстрое образование антител именно этого вида. Как эта стимуляция производится, мы еще не знаем.
– Господи боже! – воскликнул Дьювал. – Взгляните на это!
Одна из бактерий была теперь плотно упакована в антитела, которые залепили все ее неровности, так что она выглядела точно такой же, как и раньше, но ее контуры были пушистыми и утолщенными.
– Они полностью облегают ее, – сказала Кора.
– Нет, не то. Вы не просто видите, что межмолекулярные связи молекул антител производят на бактерию определенного рода давление. Это нельзя рассмотреть даже в электронный микроскоп, который показывает нам только неживые объекты.
Молчание воцарилось среди команды «Протеруса», который проходил теперь медленно мимо бактерии. Покрывало из антител, казалось, делалось еще гуще и плотнее, и бактерия сжалась. Покрывало снова сгустилось и уплотнилось, потом снова. И бактерия вдруг сморщилась и поддалась.
Антитела стянулись в один комок, и то, что раньше было стержнем, превратилось в нечетко очерченное яйцо.
– Они убили бактерию. Они буквально задавили ее насмерть, – сказала Кора.
Она содрогнулась.
– Удивительно, – пробормотал Дьювал. – Какой инструмент для исследования мы имеем в лице «Протеруса»…
– Вы уверены, что антитела не нападут на нас? – спросил Грант.
– Похоже на то, – сказал Мичелз. – Мы не того сорта объекты, для которых сконструированы эти антитела.
– А вы уверены? Я думаю, что они могут быть сконструированы для любого объекта, если их соответственно возбудить.
– Я полагаю, вы правы. До сих пор, очевидно, мы не возбуждали их.
– Впереди много волокон, доктор Мичелз! – закричал Оуэнс. – Мы уже довольно сильно покрыты этим веществом. Оно уменьшает нашу скорость.
– Мы почти на выходе из узла, Оуэнс, – ответил Мичелз.
Неожиданно сморщенная бактерия ударила по кораблю, который содрогнулся в ответ. Но бой уже затихал, бактерии явно проигрывали. «Протерус» снова, проталкиваясь через волокна, прокладывал себе путь.
– Прямо вперед, – сказал Мичелз. – Еще один поворот налево и мы в выносящем лимфатическом сосуде.
– Мы тащим за собой волокна, – сказал Оуэнс. – «Протерус» выглядит как лохматый пес.
– Сколько еще лимфатических узлов на пути к мозгу? – спросил Грант.
– Еще три. Один, может быть, можно обойти. Я не совсем уверен.
– Мы не можем пойти на это. Мы потеряем слишком много времени. У нас нет его еще на три таких же узла. Есть ли какой-нибудь более короткий путь?
Мичелз покачал головой.
– Никакого, который не создавал бы проблем, еще худших, чем те, с которыми мы столкнулись теперь. Уверен, мы пройдем через узлы. Волокна смоются, и если мы не будем останавливаться, чтобы посмотреть на битву с бактериями, мы можем двигаться быстрее.
– В следующий раз, – сказал Грант хмуро, – мы встретим битву с участием белых кровяных телец.
Дьювал шагнул к картам Мичелза и спросил:
– Где мы сейчас, Мичелз?
– Вот здесь.
Мичелз пристально посмотрел на хирурга.
Дьювал подумал минуту и сказал:
– Дайте мне сориентироваться. Мы сейчас в шее, не так ли?
– Да.
«В шее?» – подумал Грант. Как раз там, откуда они стартовали. Он посмотрел на отметчик времени. Там было 28. Прошло больше половины времени, а они снова очутились в месте старта.
– Не можем ли мы обойти все узлы, – сказал Дьювал, – а так же значительно сократить путь, если повернем где-то вот здесь и направимся прямо во внутреннее ухо? Оттуда до тромба совсем близко.
Мичелз наморщил лоб, ставший похожим на стиральную доску, и вздохнул.
– На карте это выглядит прекрасно. Вы делаете пометку на карте, и вот вы уже у цели. А вы подумали, что значит пройти через внутреннее ухо?
– Нет, – ответил Дьювал. – А что?
– Ухо, мой дорогой доктор – и мне не надо вам об этом напоминать – это устройство для концентрации и усиления звуковых волн. Любой самый слабый звук снаружи создаст во внутреннем ухе интенсивную вибрацию. В нашем миниатюризированном масштабе эта вибрация будет смертельной.
Дьювал, казалось, задумался.
– Да, я понимаю.
– А внутреннее ухо всегда вибрирует? – спросил Грант.
– Если не наступит тишина, когда нет звуков с интенсивностью выше порога слышимости. Но и тогда в нашем масштабе мы, вероятно, ощутим слабое движение.
– Хуже, чем Броуновское движение?
– Наверное, нет.
– Звук приходится снаружи, не так ли? – спросил Грант. – Если мы будем проходить через внутреннее ухо, биение корабельного двигателя или звуки наших голосов не будут воздействовать на него, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30