Кора направилась к Гранту, который до сих пор следил за Дьювалом, а теперь нарочито копался в собственном снаряжении.
– Вы знаете, как это действует, – спросила она.
– Это выглядит более сложно, чем обычные самолетные привязные ремни.
– Да, действительно. Этот крючок вы зацепили неправильно. Позвольте мне.
Она наклонилась над ним, и Грант увидел совсем близко от себя ее щеку и уловил слабый нежный запах духов. Он сдержался.
Кора тихо сказала:
– Я сожалею, что была сурова с вами, но у меня положение очень трудное.
– Временами я нахожу его восхитительным. Нет, простите меня. Это случайно выскользнуло.
Она продолжала:
– В ОМСС я нахожусь в таком же положении, как и многие мужчины, но на каждом шагу я натыкаюсь на препятствия, вызванные моим совершенно не имеющим отношения к делу полом. Ко мне или слишком предупредительны, или слишком снисходительны, а я не хочу не того, ни другого. Не в работе, во всяком случае. Это часто расстраивает мои планы.
В голове Гранта промелькнул напрашивавшийся ответ, но он не высказал его вслух. Когда он постоянно удерживался от очевидного, это стоило ему напряжения большего, вероятно, чем он мог бы выдержать.
Он сказал:
– Каков бы ни был ваш пол – и в этом вопросе я буду достаточно осторожен, чтобы не связывать себя – вы самый спокойный человек здесь, не считая Дьювала. Но что касается Дьювала, то, я думаю, он не знает, что находится здесь.
– Вы недооцениваете его, мистер Грант. Уверяю вас, он знает, что находится здесь. Если он спокоен, то это потому, что осознает – значение этой миссии превышает цену его жизни.
– Из-за тайны Бенеша?
– Нет. Потому что впервые осуществляется миниатюризация в такой степени и потому что она осуществляется с целью спасения жизни.
– Использование лазера не опасно? – спросил Грант. – После того, как он чуть не поранил мне палец.
– В руках доктора Дьювала этот лазерный луч уничтожит тромб, не повредив ни одной молекулы из окружающей ткани.
– Вы очень высоко оцениваете его способности.
– Их признает весь мир. У меня есть основание разделять это признание. Я постоянно работаю с ним до тех пор, как получила профессиональный диплом.
– Я полагаю, он не относится к вам ни слишком предупредительно, ни слишком снисходительно просто потому, что вы женщина.
– Нет, это не так.
Она вернулась в свое кресло и проскользнула в привязные ремни одним легким движением.
– Доктор Мичелз, мы ждем! – крикнул Оуэнс.
Мичелз поднялся со своего кресла и медленно пошел по кабине с отрешенным и неуверенным видом. Затем, быстро переведя взгляд с одного члена команды на другого, он сказал:
– Да.
– Он сел и поправил свои ремни.
Оуэнс свесился из своего купола, быстро проверил ремни каждого, снова влез в купол и пристегнул собственные ремни.
– О'кей, мистер Грант. Сообщите им, что мы готовы.
Грант передал сообщение, и почти тут же загремел громкоговоритель.
– Внимание, «Протерус»! Это последнее речевое сообщение, которое вы получите, пока ваша миссия не будет завершена. У вас есть 60 минут объективного времени. Как только миниатюризация будет окончена, находящийся в судне счетчик времени выдаст 60 показаний. Вы должны все время помнить об этих показаниях, которые будут уменьшаться каждую минуту на одну единицу. Если нет – повторно включите счетчик, если снова нет – полагайтесь на ваши субъективные ощущения течения времени. Вы должны выйти из тела Бенеша до того, как показания счетчика достигнут нуля. Если вы этого не сделаете, вы убьете Бенеша независимо от успеха хирургической операции. Удачи вам!
Голос умолк, и Грант не нашел ничего более оригинального для поддержки своего упавшего настроения, кроме как:
– Вот это да!
К своему удивлению, он обнаружил, что сказал это вслух. Сидевший рядом с ним Мичелз ухитрился выдавить слабую улыбку.
– Да, это да…
* * *
Картер следил за ними из наблюдательной башенки. Он поймал себя на том, что хотел бы скорее быть внутри «Протеруса», чем вне его. Это будет трудный час, и он желал бы в каждый момент знать о происходивших в этот момент событиях.
Он вздрогнул от неожиданной резкой дроби радиограммы, прозвучавшей через внешнюю сеть. Его помощник за приемным аппаратом тихо сказал:
– «Протерус» сообщает, что все в порядке.
Картер произнес:
– Миниатюризатор!
Соответствующая кнопка с надписью «МИН» на соответствующей панели была нажата соответствующим пальцем соответствующего техника. «Это как в балете, – подумал Картер, – где каждый на своем месте и каждое движение расписано – в танце, окончание которого никто не может предвидеть».
В результате нажатия кнопки стена в одном конце комнаты для миниатюризации исчезла. Из нее начал постепенно вылезать огромный ячеистый диск, подвешенный к проложенному по потолку рельсу. Он двигался к «Протерусу» и над ним, перемещался медленно и плавно на воздушной подушке, которая создавала его подвеску с зазором в одну десятую дюйма от рельса.
* * *
Находившиеся в «Протерусе» ясно видели этот диск с геометрически правильными ячейками. Он приближался, похожий на покрытой оспой чудовище.
Лоб и лысина Мичелза покрылись испариной.
– Это миниатюризатор, – сказал он сдавленным голосом.
Грант открыл было рот, но Мичелз поспешно добавил.
– Не спрашивайте меня, как он действует. Оуэнс знает, а я нет.
Грант невольно бросил быстрый взгляд назад и вверх Оуэнса, который, казалось, стал еще более напряжен и строг. Ясно была видна одна его рука, сжимавшая рычаг, который, как предположил Грант, был одним из самых важных органов управления кораблем.
Оуэнс сжимал его так, словно ощущение чего-то материально доставляло ему удовольствие. Или, может быть, прикосновение к части корабля, который он сам спроектировал, успокаивало его. Он больше, чем кто-либо другой, должен был ощущать прочность – или хрупкость – купола башни, который должен был сохранить вокруг них микроскопическую частичку нормального мира.
Грант посмотрел назад и встретился взглядом с Дьювалом, тонкие губы которого растянулись в слабой улыбке.
– Вы выглядите встревоженным, мистер Грант. Разве сохранять спокойствие в опасных ситуациях не является вашим профессиональным качеством?
– Черт побери! Сколько еще лет публику будут кормить сказками о секретных агентах? Нет, доктор, – спокойно сказал Грант, – в моей профессии быть спокойным в опасных ситуациях – значит, быстро умереть. От нас только ожидают, что мы будем действовать с умом, независимо от наших ощущений. А вы, как я вижу, не встревожены.
– Нет. Я заинтересован. Я пропитан чувством удивления. Я полностью заинтересован, заинтригован и возбужден, но не встревожен.
– Каковы наши шансы погибнуть, с вашей точки зрения?
– Я надеюсь, небольшие. В любом случае, я нахожу утешение в религии. Я исповедался, и для меня смерть – всего лишь дверь.
У Гранта не нашлось достойного ответа на эту тираду, и он промолчал. Для него смерть была белой стеной, имеющей лишь одну сторону, но он должен был признать, что, какой бы логичной не казалась эта мысль, она давала в данный момент небольшое утешение, в противовес червячку тревоги, который, как правильно заметил Дьювал, лежит, свернувшись, в его мозгу.
Он с ужасом осознал, что его лоб тоже мокрый, наверное, такой же мокрый, как у Мичелза, и что Кора смотрит на него с выражением, которое он тут же определил как презрение.
Неожиданно он сказал:
– А вы исповедались в ваших грехах, мисс Петерсон?
Она холодно ответила:
– Какие грехи вы имеете в виду, мистер Грант?
Он не нашел, что ответить и на это ее замечание, а потому тяжело откинулся в кресле и стал смотреть вверх на миниатюризатор, который теперь находился точно над ними.
– Что вы чувствуете, когда подвергаетесь миниатюризации, доктор Мичелз?
– Ничего, я полагаю. Это форма движения, сжатие внутрь, и если оно происходит с постоянной скоростью, то вы не ощутите ничего более, чем при движении вниз по эскалатору.
– Но это теоретически.
Грант не отводил глаз от миниатюризатора.
– А каковы действительные ощущения?
– Я не знаю. Я никогда их не испытывал. Однако животные в процессе миниатюризации не проявляют не малейшего беспокойства. Они не прекращают своих занятий, я сам это видел.
– Животные?
Грант повернулся и уставился на Мичелза с неожиданным возмущением.
– А какой-нибудь человек был когда-нибудь подвергнут миниатюризации?
– Я боюсь, – сказал Мичелз, – что нам оказана честь быть первыми.
– Как волнующе! Тогда позвольте задать еще один вопрос. В каком соотношении любое живое существо – вообще любое – было миниатюризировано?
– Пятьдесят, – коротко ответил Мичелз.
– Что?
– Пятьдесят. Это означает такое уменьшение, когда все линейные размеры составят одну пятидесятую нормальных.
– Это как бы меня уменьшали до высоты около полутора дюймов?
– Да.
– Но мы пойдем гораздо дальше.
– Да. Приблизительно до миллиона, я полагаю. Оуэнс вам может сообщить точную цифру.
– Точная цифра не имеет значения. Главное заключается в том, что это намного больше, чем достигнутая когда-либо прежде степень миниатюризации.
– Совершенно верно.
– И вы считаете, что мы выдержим этот поток почестей, который обрушится на нас на пути первооткрывателей?
– Мистер Грант, – сказал Мичелз, неизвестно где найдя силы для продолжения разговора в шутливом тоне, – я боюсь, что мы будем вынуждены это вынести. Мы уже подвергаемся миниатюризации прямо сейчас и явно не ощущаем этого.
– Важные же мы будем шишки! – пробормотал Грант.
Он снова посмотрел вверх с холодным и напряженным вниманием.
Нижняя часть миниатюризатора пылала бесцветным цветом, который сверкал, не ослепляя. Казалось, он воспринимался не глазами, а непосредственно нервными окончаниями, потому что когда Грант закрыл глаза, все окружающие предметы исчезли, а свет остался видимым как обычное бесцветное излучение.
Мичелз, очевидно, заметил, как Грант безрезультатно закрывает глаза, так как сказал:
– Это не свет. Это вообще не электромагнитные колебания. Это форма энергии, не существующая в нашей обычной вселенной. Она воздействует на нервные окончания, и наш мозг интерпретирует это как свет, так как не может интерпретировать иным образом.
– Это в какой-то степени опасно?
– Нет, насколько мне известно, но я должен отметить, что ничто не подвергалось облучению такого высокого уровня.
– Снова первопроходцы, – пробормотал Грант.
Дьювал воскликнул:
– Великолепно! Как свет творения!
Шестиугольные плиты под кораблем сверкали в ответ на лившееся на них излучение, и сам «Протерус» светился снаружи и внутри. Кресло, в котором сидел Грант, казалось сделанным из огня, но оставалось твердым и холодным. Даже воздух вокруг светился, и он вдыхал его холодное сияние.
Его товарищи по команде и его собственные руки пылали холодным огнем.
Светящаяся рука Дьювала совершила крестное знамение, вызвав искреннее при своем движении, его сияющие губы зашевелились.
– Вы испуганы, доктор Дьювал? – спросил Грант.
Дьювал коротко ответил:
– Одна молитва, не столько страха, сколько из благодарности за возможность узреть великие чудеса божьи.
Грант признался про себя, что был в этом обмене любезностями проигравшей стороной. Не все хорошо делал бог.
Оуэнс закричал:
– Посмотрите на стены!
Стены удалялись во всех направлениях с видимой скоростью, а потолок двигался вверх. Все концы огромной комнаты были окутаны плотной непроницаемой пеленой, все густевшей, насколько было видно через сверкающий воздух. Миниатюризатор превратился теперь во что-то невероятное, его границы были не видны. В каждом углублении его ячейки находилась частица неземного света – упорядоченные ряды многочисленных сверкающих звезд в голубом небе.
Грант обнаружил, что он от удивления перестал нервничать. С усилием он оторвался от этого зрелища и бросил быстрый взгляд на остальных. Все смотрели наружу, загипнотизированные светом, огромными расстояниями, возникшими ниоткуда, комнатой, раздавшейся до размеров вселенной, и вселенной, чьи размеры ускользали от понимания.
Неожиданно свет померк до тускло-красного и отрывисто прозвучал сигнал радиостанции, словно резкий, отражающийся эхом звон. Грант вскочил.
– Белинский и Рокфеллер говорили, что субъективные ощущения должны меняться при миниатюризации, – сказал Мичелз. – Мы не верили, но этот сигнал определенно звучит не так, как раньше.
– Но ваш голос не изменился, – заметил Грант.
– Это потому, что и вы, и я миниатюризированы. Я говорю от ощущениях, которые приходят из внешнего мира через миниатюризированную зону.
Грант расшифровал и прочел вслух пришедшую радиограмму:
– Миниатюризация временно приостановлена. Все в порядке? Отвечайте немедленно!
Затем он язвительно спросил:
– Все в порядке?
Ответа не последовало, и он сказал:
– Молчание означает согласие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30