Некоторое представление об этом могли дать только надписи, вспыхивавшие на табло. Впрочем, это не имело ни малейшего значения. Среди зрителей только металлург, окажись он здесь, мог бы разобраться в сущности состязания. Но важно было, кто победит, кто займет второе, а кто – третье место. Для тех, кто ставил на участников (а этому не могли помешать никакие законы), только это было важно. Все прочее их не интересовало.
Джордж следил за состязанием так же жадно, как и остальные, поглядывая то на одного участника, то на другого. Он видел, как вот этот, ловко орудуя каким-то маленьким инструментом, снял крышку со своего микроспектрографа; как тот всматривался в экран аппарата; как спокойно вставлял третий свой брусок сплава в зажим и как четвертый накручивал верньер, причем настолько осторожно, что, казалось, на мгновение застыл в полной неподвижности.
Тревельян, как и все остальные участники, был целиком поглощен своей работой. А как идут его дела, Джордж определить не мог.
На табло над семнадцатым номером вспыхнула надпись: «Сдвинута фокусная пластинка».
Зрители бешено зааплодировали.
Семнадцатый номер мог быть прав, ко мог, конечно, и ошибиться. В этом случае ему пришлось бы позже исправить свой вывод, потеряв на этом время. А может быть, он не заметил бы ошибки и не сумел бы сделать анализ. Или же, еще хуже, он мог получить совершенно неверные результаты.
Неважно. А пока зрители ликовали.
Зажглись и другие табло. Джордж не спускал глаз с табло номер двенадцать. Наконец оно тоже засветилось:
«Держатель децентрирован. Требуется новый зажим».
К Тревельяну подбежал служитель с новой деталью. Если Трев ошибся, это означает бесполезную задержку, а время, потраченное на ожидание детали, не будет вычтено из общего времени. Джордж невольно затаил дыхание.
На семнадцатом табло начали появляться светящиеся буквы результата анализа: «Алюминий – 41,2649, магний – 22,1914, медь – 10.1001».
И на других табло все чаще вспыхивали цифры.
Зрители бесновались.
Джордж недоумевал, как участники могли работать в таком бедламе, потом ему пришло в голову, что, может быть, это даже хорошо: ведь первоклассный специалист лучше всего работает в напряженной обстановке.
На семнадцатом табло вспыхнула красная рамка, знаменующая окончание работы, и семнадцатый номер поднялся со своего места. Четвертый отстал от него всего лишь на две секунды. Затем кончил еще один и еще.
Тревельян продолжал работать, определяя последние компоненты своего сплава. Он поднялся, когда почти все состязающиеся уже стояли. Последним встал пятый номер, и публика приветствовала его ироническими возгласами.
Однако это был еще не конец. Заключение жюри, естественно, задерживалось. Время, затраченное на всю операцию, имело определенное значение, но не менее важна была точность результатов. И не все задачи были одинаково трудны. Необходимо было учесть множество факторов.
Наконец раздался голос диктора:
– Победителем состязания, выполнившим задание за четыре минуты двенадцать секунд, правильно определившим неисправность и получившим правильный результат с точностью до семи десятитысячных процента, является участник под номером… семнадцать, Генрих Антон Шмидт из…
Остальное потонуло в бешеном реве. Второе место занял восьмой номер, третье – четвертый, хороший показатель времени которого был испорчен ошибкой в пять сотых процента при определении количественного содержания ниобия. Двенадцатый номер даже не был упомянут, если не считать фразы «…а остальные участники…»
Джордж протолкался к служебному выходу и обнаружил, что здесь уже собралось множество людей – плачущие (кто от радости, кто от горя) родственники, репортеры, намеренные взять интервью у победителей, земляки, охотники за автографами, любители рекламы и просто любопытные. Были здесь и девушки, надеявшиеся обратить на себя внимание победителя, который почти наверняка отправится на Новию (а может быть, и потерпевшего поражение, который нуждается в утешении и имеет деньги, чтобы позволить себе такую роскошь).
Джордж остановился в сторонке. Он не увидел ни одного знакомого лица. Сан-Франциско был так далеко от их родного города, что вряд ли Трев приехал сюда в сопровождении близких, которые теперь печально поджидали бы его у двери.
Смущенно улыбаясь и кланяясь в ответ на приветствия, появились участники соревнования. Полицейские сдерживали толпу, освобождая им проход. Каждый из набравших большое количество очков увлекал за собой часть людей, подобно магниту, двигающемуся по кучке железных опилок.
Когда вышел Тревельян, у входа уже почти никого не было. (Джордж решил, что он долго выжидал этой минуты.) В его сурово сжатых губах была сигарета. Глядя в землю, он повернулся, чтобы уйти.
Это было первое напоминание о родном доме за без малого полтора года, которые показались Джорджу в десять раз дольше. И он даже удивился, что Тревельян нисколько не постарел и остался все тем же Тревом, каким он видел его в последний раз.
Джордж рванулся вперед.
– Трев!
Тревельян в изумлении обернулся. Он с недоумением взглянул на Джорджа и сразу же протянул ему руку.
– Джордж Плейтен! Вот черт…
Появившееся на его лице радостное выражение тут же угасло, а рука опустилась, прежде чем Джордж успел пожать ее.
– Ты был там? – Тревельян мотнул головой в сторону зала.
– Был.
– Чтобы посмотреть на меня?
– Да.
– Я не слишком блеснул, а?
Он бросил сигарету, раздавил ее ногой, глядя в сторону улицы, где медленно рассасывавшаяся толпа окружала скиммеры и уже стояли новые очереди желающих попасть на следующие состязания.
– Ну и что? – угрюмо буркнул Тревельян. – Я проиграл всего во второй раз. А после сегодняшнего Новия может катиться ко всем чертям. Есть планеты, которые просто вцепятся в меня… Но послушай-ка, ведь я не видел тебя со Дня образования. Где ты пропадал? Твои родные сказали, что ты уехал по специальному заданию, но ничего не объяснили подробно. И ты ни разу мне не написал. А мог бы.
– Да, пожалуй, – неловко произнес Джордж. – Но я пришел сказать, как мне жаль, что сейчас все так обернулось.
– Не жалей, – возразил Тревельян. – Я ведь уже говорил тебе, что Новия может убираться к черту… Да я мог бы знать заранее! Все только и говорили, что использован будет прибор Бимена. Никто и не сомневался. А в проклятых лентах, которыми меня зарядили, был предусмотрен спектрограф Хенслера! Кто же теперь пользуется Хенслером? Разве что планеты вроде Гомона, если их вообще можно назвать планетами. Ловко это было подстроено, а?
– Но ты ведь можешь подать жалобу в…
– Не будь дураком. Мне скажут, что мой мозг лучше всего подходил для Хенслера. Пойди поспорь. Да и вообще мне не везло. Ты заметил, что мне одному пришлось послать за запасной частью?
– Но потраченное на это время вычиталось?
– Конечно! Только я, когда заметил, что среди запасных частей нет зажима, подумал, что напутал, и не сразу потребовал его. Это-то время не вычиталось! А будь у меня микроспектрограф Хенслера, я бы знал, что не ошибаюсь. Где мне было тягаться с ними? Первое место занял житель Сан-Франциско, и следующие три – тоже. А пятое занял парень из Лос-Анджелеса. Они получили образование с лент, которыми снабжают большие города. С самых лучших, которые только есть. Там и спектрограф Бимена и все, что хочешь! Куда же мне было до них! Я отправился в такую даль потому, что только эту Олимпиаду по моей профессии заказала Новия, и с тем же успехом мог бы остаться дома. Я заранее знал, что так получится! Но теперь все. На Новии космос клином не сошелся. Из всех проклятых…
Он говорил это не для Джорджа. Он вообще ни к кому не обращался. Джордж понял, что он просто отводит душу.
– Если ты заранее знал, что вам дадут спектрограф Бимена, разве ты не мог ознакомиться с ним? – спросил Джордж.
– Я же говорю тебе, что его не было в моих лентах.
– Ты мог почитать… книги.
Тревельян вдруг так пронзительно взглянул на него, что он еле выговорил последнее слово.
– Ты что, смеешься? – сказал Тревельян. – Остришь? Неужели ты думаешь, что, прочитав какую-то книгу, я запомню достаточно, чтобы сравняться с теми, кто действительно знает?
– Я считал…
– А ты попробуй. Попробуй… Кстати, а ты какую получил профессию? – вдруг злобно спросил Тревельян.
– Видишь ли…
– Ну, выкладывай. Раз уже ты тут передо мной строишь такого умника, давай-ка посмотрим, кем стал ты. Раз ты все еще на Земле, значит, ты не программист и твое специальное задание не такое уж важное.
– Послушай, Трев, – сказал Джордж, – я опаздываю на свидание…
Он попятился, пытаясь улыбнуться.
– Нет, ты не уйдешь. – Тревельян в бешенстве бросился к Джорджу и вцепился в его пиджак. – Отвечай! Почему ты боишься сказать мне? Кто ты такой? Ты мне тычешь в нос мое поражение, а сам? Это у тебя не выйдет, слышишь?
Он неистово тряс Джорджа, тот вырывался. Так, отчаянно борясь и чуть не падая, они двигались через зал, но тут Джордж услышал глас Рока – суровый голос полицейского:
– Довольно! Довольно! Прекратите это!
Сердце Джорджа мучительно сжалось и превратилось в кусок свинца. Сейчас полицейский спросит их имена и потребует удостоверения личности, а у Джорджа нет никаких документов. После первых же вопросов выяснится, что у него нет и профессии. А Тревельян, озлобленный своей неудачей, конечно, поспешит рассказать об этом всем знакомым в родном городке, чтобы утешить собственное уязвленное самолюбие.
Этого Джордж не мог вынести. Он вырвался и бросился было бежать, но ему на плечо легла тяжелая рука полицейского.
– Эй, постойте. Покажите-ка ваше удостоверение.
Тревельян шарил в карманах и говорил отрывисто и зло:
– Я Арманд Тревельян, металлург по цветным металлам. Я участвовал в Олимпиаде. А вот его проверьте хорошенько, сержант.
Джордж стоял перед ними, не в силах вымолвить ни слова. Губы его пересохли, горло сжалось.
Вдруг раздался еще один голос, спокойный и вежливый:
– Можно вас на минутку, сержант?
Полицейский шагнул назад.
– Что вам угодно, сэр?
– Этот молодой человек – мой гость. Что случилось?
Джордж оглянулся вне себя от изумления. Это был тот самый седой мужчина, который сидел рядом с ним на Олимпиаде. Седой добродушно кивнул Джорджу.
Его гость? Он что, сошел с ума?
– Эти двое затеяли драку, сэр, – объяснил полицейский.
– Вы предъявляете им какое-нибудь обвинение? Нанесен ущерб?
– Нет, сэр.
– В таком случае всю ответственность я беру на себя.
Он показал полицейскому небольшую карточку, и тот сразу отступил.
– Постойте… – возмущенно начал Тревельян, но полицейский свирепо перебил его:
– Ну? У вас есть какие-нибудь претензии?
– Я только…
– Проходите! И вы тоже… Расходитесь, расходитесь!
И собравшаяся вокруг толпа начала с неохотой расходиться.
Джордж покорно пошел с Седым к скиммеру, но тут решительно остановился.
– Благодарю вас, – сказал он, – но ведь я не ваш гость. (Может быть, по нелепой случайности его приняли за кого-то другого?)
Но Седой улыбнулся и сказал:
– Теперь вы уже мой гость. Разрешите представиться. Я – Ладислас Индженеску, дипломированный историк.
– Но…
– С вами ничего дурного не случится, уверяю вас. Я ведь просто хотел избавить вас от неприятного разговора с полицейским.
– А почему?
– Вы хотите знать причину? Ну, ведь мы с вами, так сказать, почетные земляки. Мы же дружно болели за одного человека. А земляки должны держаться друг друга, даже если они только почетные земляки. Не правда ли?
И Джордж, не доверяя ни Индженеску, ни самому себе, все-таки вошел в скиммер. Они поднялись в воздух, прежде чем он успел передумать.
«Это, наверное, важная птица, – вдруг сообразил он. – Полицейский говорил с ним очень почтительно».
Только теперь он вспомнил, что приехал в Сан-Франциско вовсе не ради Тревельяна, а с целью найти достаточно влиятельного человека, который мог бы добиться переоценки его способностей.
А вдруг этот Индженеску именно тот, кто ему нужен? И его даже не придется искать!
Как знать, не сложилось ли все на редкость удачно… удачно… Но Джордж напрасно убеждал себя. На душе у него было по-прежнему тревожно.
Во время недолгого полета на скиммере Индженеску поддерживал разговор, любезно указывая на достопримечательности города и рассказывая о других Олимпиадах, на которых ему доводилось бывать. Джордж слушал его рассеянно, издавал невнятное хмыканье, когда Индженеску замолкал, а сам с волнением следил за направлением полета.
Вдруг они поднимутся к отверстию в защитном куполе и покинут город?
Но скиммер снижался, и Джордж тихонько вздохнул с облегчением. В городе он чувствовал себя в большей безопасности.
Скиммер опустился на крышу какого-то отеля, прямо у верхней двери, и, когда они вышли, Индженеску спросил:
– Вы не откажетесь пообедать со мной в моем номере?
– С удовольствием, – ответил Джордж и улыбнулся вполне искренне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Джордж следил за состязанием так же жадно, как и остальные, поглядывая то на одного участника, то на другого. Он видел, как вот этот, ловко орудуя каким-то маленьким инструментом, снял крышку со своего микроспектрографа; как тот всматривался в экран аппарата; как спокойно вставлял третий свой брусок сплава в зажим и как четвертый накручивал верньер, причем настолько осторожно, что, казалось, на мгновение застыл в полной неподвижности.
Тревельян, как и все остальные участники, был целиком поглощен своей работой. А как идут его дела, Джордж определить не мог.
На табло над семнадцатым номером вспыхнула надпись: «Сдвинута фокусная пластинка».
Зрители бешено зааплодировали.
Семнадцатый номер мог быть прав, ко мог, конечно, и ошибиться. В этом случае ему пришлось бы позже исправить свой вывод, потеряв на этом время. А может быть, он не заметил бы ошибки и не сумел бы сделать анализ. Или же, еще хуже, он мог получить совершенно неверные результаты.
Неважно. А пока зрители ликовали.
Зажглись и другие табло. Джордж не спускал глаз с табло номер двенадцать. Наконец оно тоже засветилось:
«Держатель децентрирован. Требуется новый зажим».
К Тревельяну подбежал служитель с новой деталью. Если Трев ошибся, это означает бесполезную задержку, а время, потраченное на ожидание детали, не будет вычтено из общего времени. Джордж невольно затаил дыхание.
На семнадцатом табло начали появляться светящиеся буквы результата анализа: «Алюминий – 41,2649, магний – 22,1914, медь – 10.1001».
И на других табло все чаще вспыхивали цифры.
Зрители бесновались.
Джордж недоумевал, как участники могли работать в таком бедламе, потом ему пришло в голову, что, может быть, это даже хорошо: ведь первоклассный специалист лучше всего работает в напряженной обстановке.
На семнадцатом табло вспыхнула красная рамка, знаменующая окончание работы, и семнадцатый номер поднялся со своего места. Четвертый отстал от него всего лишь на две секунды. Затем кончил еще один и еще.
Тревельян продолжал работать, определяя последние компоненты своего сплава. Он поднялся, когда почти все состязающиеся уже стояли. Последним встал пятый номер, и публика приветствовала его ироническими возгласами.
Однако это был еще не конец. Заключение жюри, естественно, задерживалось. Время, затраченное на всю операцию, имело определенное значение, но не менее важна была точность результатов. И не все задачи были одинаково трудны. Необходимо было учесть множество факторов.
Наконец раздался голос диктора:
– Победителем состязания, выполнившим задание за четыре минуты двенадцать секунд, правильно определившим неисправность и получившим правильный результат с точностью до семи десятитысячных процента, является участник под номером… семнадцать, Генрих Антон Шмидт из…
Остальное потонуло в бешеном реве. Второе место занял восьмой номер, третье – четвертый, хороший показатель времени которого был испорчен ошибкой в пять сотых процента при определении количественного содержания ниобия. Двенадцатый номер даже не был упомянут, если не считать фразы «…а остальные участники…»
Джордж протолкался к служебному выходу и обнаружил, что здесь уже собралось множество людей – плачущие (кто от радости, кто от горя) родственники, репортеры, намеренные взять интервью у победителей, земляки, охотники за автографами, любители рекламы и просто любопытные. Были здесь и девушки, надеявшиеся обратить на себя внимание победителя, который почти наверняка отправится на Новию (а может быть, и потерпевшего поражение, который нуждается в утешении и имеет деньги, чтобы позволить себе такую роскошь).
Джордж остановился в сторонке. Он не увидел ни одного знакомого лица. Сан-Франциско был так далеко от их родного города, что вряд ли Трев приехал сюда в сопровождении близких, которые теперь печально поджидали бы его у двери.
Смущенно улыбаясь и кланяясь в ответ на приветствия, появились участники соревнования. Полицейские сдерживали толпу, освобождая им проход. Каждый из набравших большое количество очков увлекал за собой часть людей, подобно магниту, двигающемуся по кучке железных опилок.
Когда вышел Тревельян, у входа уже почти никого не было. (Джордж решил, что он долго выжидал этой минуты.) В его сурово сжатых губах была сигарета. Глядя в землю, он повернулся, чтобы уйти.
Это было первое напоминание о родном доме за без малого полтора года, которые показались Джорджу в десять раз дольше. И он даже удивился, что Тревельян нисколько не постарел и остался все тем же Тревом, каким он видел его в последний раз.
Джордж рванулся вперед.
– Трев!
Тревельян в изумлении обернулся. Он с недоумением взглянул на Джорджа и сразу же протянул ему руку.
– Джордж Плейтен! Вот черт…
Появившееся на его лице радостное выражение тут же угасло, а рука опустилась, прежде чем Джордж успел пожать ее.
– Ты был там? – Тревельян мотнул головой в сторону зала.
– Был.
– Чтобы посмотреть на меня?
– Да.
– Я не слишком блеснул, а?
Он бросил сигарету, раздавил ее ногой, глядя в сторону улицы, где медленно рассасывавшаяся толпа окружала скиммеры и уже стояли новые очереди желающих попасть на следующие состязания.
– Ну и что? – угрюмо буркнул Тревельян. – Я проиграл всего во второй раз. А после сегодняшнего Новия может катиться ко всем чертям. Есть планеты, которые просто вцепятся в меня… Но послушай-ка, ведь я не видел тебя со Дня образования. Где ты пропадал? Твои родные сказали, что ты уехал по специальному заданию, но ничего не объяснили подробно. И ты ни разу мне не написал. А мог бы.
– Да, пожалуй, – неловко произнес Джордж. – Но я пришел сказать, как мне жаль, что сейчас все так обернулось.
– Не жалей, – возразил Тревельян. – Я ведь уже говорил тебе, что Новия может убираться к черту… Да я мог бы знать заранее! Все только и говорили, что использован будет прибор Бимена. Никто и не сомневался. А в проклятых лентах, которыми меня зарядили, был предусмотрен спектрограф Хенслера! Кто же теперь пользуется Хенслером? Разве что планеты вроде Гомона, если их вообще можно назвать планетами. Ловко это было подстроено, а?
– Но ты ведь можешь подать жалобу в…
– Не будь дураком. Мне скажут, что мой мозг лучше всего подходил для Хенслера. Пойди поспорь. Да и вообще мне не везло. Ты заметил, что мне одному пришлось послать за запасной частью?
– Но потраченное на это время вычиталось?
– Конечно! Только я, когда заметил, что среди запасных частей нет зажима, подумал, что напутал, и не сразу потребовал его. Это-то время не вычиталось! А будь у меня микроспектрограф Хенслера, я бы знал, что не ошибаюсь. Где мне было тягаться с ними? Первое место занял житель Сан-Франциско, и следующие три – тоже. А пятое занял парень из Лос-Анджелеса. Они получили образование с лент, которыми снабжают большие города. С самых лучших, которые только есть. Там и спектрограф Бимена и все, что хочешь! Куда же мне было до них! Я отправился в такую даль потому, что только эту Олимпиаду по моей профессии заказала Новия, и с тем же успехом мог бы остаться дома. Я заранее знал, что так получится! Но теперь все. На Новии космос клином не сошелся. Из всех проклятых…
Он говорил это не для Джорджа. Он вообще ни к кому не обращался. Джордж понял, что он просто отводит душу.
– Если ты заранее знал, что вам дадут спектрограф Бимена, разве ты не мог ознакомиться с ним? – спросил Джордж.
– Я же говорю тебе, что его не было в моих лентах.
– Ты мог почитать… книги.
Тревельян вдруг так пронзительно взглянул на него, что он еле выговорил последнее слово.
– Ты что, смеешься? – сказал Тревельян. – Остришь? Неужели ты думаешь, что, прочитав какую-то книгу, я запомню достаточно, чтобы сравняться с теми, кто действительно знает?
– Я считал…
– А ты попробуй. Попробуй… Кстати, а ты какую получил профессию? – вдруг злобно спросил Тревельян.
– Видишь ли…
– Ну, выкладывай. Раз уже ты тут передо мной строишь такого умника, давай-ка посмотрим, кем стал ты. Раз ты все еще на Земле, значит, ты не программист и твое специальное задание не такое уж важное.
– Послушай, Трев, – сказал Джордж, – я опаздываю на свидание…
Он попятился, пытаясь улыбнуться.
– Нет, ты не уйдешь. – Тревельян в бешенстве бросился к Джорджу и вцепился в его пиджак. – Отвечай! Почему ты боишься сказать мне? Кто ты такой? Ты мне тычешь в нос мое поражение, а сам? Это у тебя не выйдет, слышишь?
Он неистово тряс Джорджа, тот вырывался. Так, отчаянно борясь и чуть не падая, они двигались через зал, но тут Джордж услышал глас Рока – суровый голос полицейского:
– Довольно! Довольно! Прекратите это!
Сердце Джорджа мучительно сжалось и превратилось в кусок свинца. Сейчас полицейский спросит их имена и потребует удостоверения личности, а у Джорджа нет никаких документов. После первых же вопросов выяснится, что у него нет и профессии. А Тревельян, озлобленный своей неудачей, конечно, поспешит рассказать об этом всем знакомым в родном городке, чтобы утешить собственное уязвленное самолюбие.
Этого Джордж не мог вынести. Он вырвался и бросился было бежать, но ему на плечо легла тяжелая рука полицейского.
– Эй, постойте. Покажите-ка ваше удостоверение.
Тревельян шарил в карманах и говорил отрывисто и зло:
– Я Арманд Тревельян, металлург по цветным металлам. Я участвовал в Олимпиаде. А вот его проверьте хорошенько, сержант.
Джордж стоял перед ними, не в силах вымолвить ни слова. Губы его пересохли, горло сжалось.
Вдруг раздался еще один голос, спокойный и вежливый:
– Можно вас на минутку, сержант?
Полицейский шагнул назад.
– Что вам угодно, сэр?
– Этот молодой человек – мой гость. Что случилось?
Джордж оглянулся вне себя от изумления. Это был тот самый седой мужчина, который сидел рядом с ним на Олимпиаде. Седой добродушно кивнул Джорджу.
Его гость? Он что, сошел с ума?
– Эти двое затеяли драку, сэр, – объяснил полицейский.
– Вы предъявляете им какое-нибудь обвинение? Нанесен ущерб?
– Нет, сэр.
– В таком случае всю ответственность я беру на себя.
Он показал полицейскому небольшую карточку, и тот сразу отступил.
– Постойте… – возмущенно начал Тревельян, но полицейский свирепо перебил его:
– Ну? У вас есть какие-нибудь претензии?
– Я только…
– Проходите! И вы тоже… Расходитесь, расходитесь!
И собравшаяся вокруг толпа начала с неохотой расходиться.
Джордж покорно пошел с Седым к скиммеру, но тут решительно остановился.
– Благодарю вас, – сказал он, – но ведь я не ваш гость. (Может быть, по нелепой случайности его приняли за кого-то другого?)
Но Седой улыбнулся и сказал:
– Теперь вы уже мой гость. Разрешите представиться. Я – Ладислас Индженеску, дипломированный историк.
– Но…
– С вами ничего дурного не случится, уверяю вас. Я ведь просто хотел избавить вас от неприятного разговора с полицейским.
– А почему?
– Вы хотите знать причину? Ну, ведь мы с вами, так сказать, почетные земляки. Мы же дружно болели за одного человека. А земляки должны держаться друг друга, даже если они только почетные земляки. Не правда ли?
И Джордж, не доверяя ни Индженеску, ни самому себе, все-таки вошел в скиммер. Они поднялись в воздух, прежде чем он успел передумать.
«Это, наверное, важная птица, – вдруг сообразил он. – Полицейский говорил с ним очень почтительно».
Только теперь он вспомнил, что приехал в Сан-Франциско вовсе не ради Тревельяна, а с целью найти достаточно влиятельного человека, который мог бы добиться переоценки его способностей.
А вдруг этот Индженеску именно тот, кто ему нужен? И его даже не придется искать!
Как знать, не сложилось ли все на редкость удачно… удачно… Но Джордж напрасно убеждал себя. На душе у него было по-прежнему тревожно.
Во время недолгого полета на скиммере Индженеску поддерживал разговор, любезно указывая на достопримечательности города и рассказывая о других Олимпиадах, на которых ему доводилось бывать. Джордж слушал его рассеянно, издавал невнятное хмыканье, когда Индженеску замолкал, а сам с волнением следил за направлением полета.
Вдруг они поднимутся к отверстию в защитном куполе и покинут город?
Но скиммер снижался, и Джордж тихонько вздохнул с облегчением. В городе он чувствовал себя в большей безопасности.
Скиммер опустился на крышу какого-то отеля, прямо у верхней двери, и, когда они вышли, Индженеску спросил:
– Вы не откажетесь пообедать со мной в моем номере?
– С удовольствием, – ответил Джордж и улыбнулся вполне искренне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29