А если вы предположите парашюты, вам заткнут рот утверждением, что окна в этом помещении никогда не открывались и открываться не могут. Убийца ушел через потайную дверь? Нет такой двери! Нырнул в клозет? Увы, отверстие явно узкое! Метнул нож через вентилятор или выстрелил в окно, пролетая мимо на вертолете? Дудки! — нет вентилятора и нет ни одной дырки в стекле или в оконной раме! Не тщите себя напрасно, читатель, ибо даже сверхизощренные в криминальном смысле мозги не найдут выход из этого положения. И даже если вы остроумно предположите, что убийца разобрал пол, спустился через отверстие на этаж ниже, а затем оттуда собрал паркет вновь, слегка отдраил его и покрыл лаком, закусившие удила авторы тупиковых ситуаций с апломбом заявят вам, что тщательная проверка показала: пол, представьте себе, не тронут, лак не поврежден!
Уж на что Гард был отменным криминалистом, и он поднимал руки вверх, читая взбесившихся изобретателей тупиковых ситуаций. Однако в практической своей деятельности он, надо сказать, помнил хоть и считанные, но вполне загадочные случаи. С легкой подачи комиссара они стали называться преступлениями в «закрытой комнате», и Гард подумывал на досуге: не написать ли для молодых коллег небольшую инструкцию на тему о том, что из каждого тупика все же есть выход, если «шевелить ушами» и если отказаться от предположения, что убитый сначала сам себе всаживает восемь смертельных ножевых ранений, затем выкидывает через форточку нож, потом проверяет, насколько прочно заперты изнутри входные двери, а затем картинно ложится посередине комнаты в неудобной позе трупа, держа в кармане предсмертно сложенный, явно адресованный полиции кукиш.
— Так уж и «закрытая комната»? — недоверчиво сказал Гард, поглубже усаживаясь в кресло. — Да ну?!
— Честное слово, господин комиссар! — не сдавался инспектор. — Входная дверь заперта изнутри! Классика, комиссар!
— А что же Фукс?
— Старик справился с двумя английскими замками, как я с двумя бифштексами, — за три минуты!
— Так в чем же дело?
— Но дверь все равно не открывалась. Нам пришлось вызывать пожарную машину и тянуть лестницу к окну…
— Дальше! И конкретнее, Таратура.
— Вырезали стекло, я первым вошел в квартиру, труп с восемью ножевыми ранами, и эксперт сказал, что каждая, возможно, смертельна…
— Я это уже слышал!
— А входная дверь квартиры заперта изнутри на металлическую щеколду!
— Дверь в комнату?
— Тоже, комиссар!
— Что «тоже»? — Гарду ситуация начинала нравиться уже по-настоящему.
— Тоже заперта на щеколду!
Таратура умолк, а Гард подумал, что любой его вопрос теперь будет если не глупым, то по крайней мере бесполезным. И все же он спросил:
— Вы хорошо осмотрели квартиру? Окна, например? И не мог ли убийца спрятаться так, чтобы улизнуть, пока вы гуляли по пожарной лестнице и открывали дверь изнутри?
— Шеф! — только и сказал Таратура, но Гард на расстоянии как бы увидел выражение его обиженного лица. — Кроме того, окна защищены решетками, нам пришлось их перепиливать, несколько прутьев…
— Черт побери! — сказал Гард то ли с досадой, то ли с восхищением, он и сам толком не разобрался в оттенках собственного чувства. — Оставайтесь на месте, Таратура, я выезжаю. Да, передайте второй группе, чтобы немедленно доставили в квартиру с Фиалковой кого-нибудь из родственников… у кого нервы покрепче. И еще, Таратура: ограбление?
— Похоже. Сейф вскрыт. Антиквара, видать, пощипали солидно.
Гард щелкнул тумблером, и связь прервалась. Через секунду он встал с кресла, надел пиджак и рявкнул в микрофон местной связи:
— Еду на место!
Пока дежурный «мерседес» беспрепятственно мчался по оживающим улицам города, комиссар, сидя на заднем сиденье, сделал попытку поразмышлять, но из этого ничего не вышло. Он подумал сначала, что обыкновенный убийца не станет наносить своей жертве лишние ножевые удары, если ему очевидно, что человек мертв. Это может быть безумный или обезумевший в момент преступления человек, либо садист, которого возбуждает вид крови, либо жестокий мститель, либо… Короче говоря, многочисленные удары ножом — индивидуальный почерк преступника, своеобразная визитная карточка, которую он, сам того не желая и часто не ведая, оставляет полиции. Однако гадать можно сколько угодно — ни одно из предположений, сделанных на основании логики, ни на сантиметр не приближает истину, пока не увидишь картину собственными глазами.
А вот наконец и место события…
— Благодарю, — буркнул Гард, выбираясь из «мерседеса», дверцу которого распахнул полицейский в штатском. Выбравшись, комиссар огляделся. Дом, в котором произошло убийство, был оцеплен со всех сторон. Несмотря на ранний час, в отдалении уже толпилась публика. Ни одно зрелище не может обойтись без зрителей. Гард к этому привык, толпа никогда его не раздражала. — Давно поставили оцепление? — спросил он у штатского.
— Сразу, как только я прибыл.
— Вы сержант Мартенс?
— Так точно, господин комиссар! — И рука старого служаки, хоть он был не в форме, машинально дернулась к полям шляпы.
— Никто, надеюсь, из дома не выходил?
— Кроме одной кошки, — улыбнулся Мартенс. — У нас посты и на соседних крышах.
— Вы молодец. Мартенс. Ведите.
По широкой лестнице с чугунными узорчатыми ступенями они поднялись на второй этаж. На площадке их ждал Таратура.
— Ну, показывайте ваши чудеса, — сказал Гард.
— Начнем с этого, — в тон комиссару ответил инспектор, подходя к двери. — Смотрите!
Бросив беглый взгляд на английские замки. Гард занялся щеколдой. Это была массивная металлическая пластина, около сантиметра толщиной, довольно свободно передвигавшаяся в специальных пазах и входившая одним концом в глубокое металлическое гнездо, вделанное в деревянный стояк.
— Была задвинута до конца, — пояснил Таратура. — Уходила в гнездо на четыре с половиной сантиметра.
«Да, — подумал Гард, — антиквар неплохо защищал свою крепость…»
— Так, — сказал он вслух. — А на двери в комнату?
— Такая же и точно так же была задвинута.
— Следы?
— Нет, комиссар. Должно быть, они работали в перчатках.
— Почему «они»? Их было несколько?
— Не знаю, — сказал Таратура. — Но если один, то как он мог выйти, оставив дверь запертой, без посторонней помощи?
— Вы думаете, вдвоем или втроем это легче сделать? — усмехнулся Гард. — Нож нашли?
— Ножа нигде нет.
— Пройдем в комнату.
Убитый лежал на невысокой узкой тахте лицом вверх, одна рука и обе ноги свесились к самому полу. Белая рубашка покраснела от крови.
— Привет, Симпсон, — сказал Гард, пожимая протянутую экспертом руку. — Что скажете?
— Он умер от прямой раны в сердце. Какие ранения были предыдущие, а какие последующие и нанесенные, возможно, уже трупу, я пока определенно сказать не могу. Добавлю еще, что нож входил глубоко и вытаскивали его с трудом.
Гард медленно прошелся по комнате, остановился перед низким столиком в углу. На нем стояла откупоренная бутылка стерфорда и рюмка, на дне которой виднелись остатки голубоватой жидкости.
— Что это? — спросил Гард.
— Похоже, что преступник, перед тем как скрыться, опрокинул в себя одну рюмочку, — ответил Таратура.
— Так уж и одну? — сказал Гард.
— В бутылке не хватает одной рюмки, стерфорд наливают по горлышко, ни грамма больше, а здесь…
— Здесь вы специалист, инспектор, это уж точно, — улыбнулся Гард. — А почему вы думаете, что пил преступник, а не антиквар?
— Если бы пил антиквар, он оставил бы отпечатки пальцев, а их нет!
Гард почесал у себя за ухом: с таким доводом трудно было не согласиться.
— Логично, — сказал он. — Симпсон, не забудьте при вскрытии тела посмотреть наличие алкоголя.
— Слушаюсь, комиссар.
— И вот что еще интересно: когда этот стерфорд выпит — до или после убийства?
— Вряд ли до, — предположил Таратура. — Человек приходит, чтобы убить, и говорит хозяину квартиры: подождите минуточку, сейчас я выпью рюмку стерфорда, а потом вас убью, — так? Нет, стерфорд выпит после совершения преступления, как бы на посошок!
— Что ж, — без энтузиазма заметил Гард. — Рюмка вина и восемь ранений, часть из которых нанесена уже трупу, — это почерк, по которому можно найти «автора». Таратура, где ваш блокнот, почему не записываете стоящие мысли знатных специалистов?
— Шеф, — улыбнулся инспектор, — вы забыли, что моя память лучше магнитофона.
— Простите, — вмешался эксперт Симпсон, — у меня тоже есть версия.
— Валяйте, — великодушно разрешил Гард.
— Я думаю, что они пришли сюда вместе, вдвоем. Возможно, речь шла о какой-нибудь сделке, или антиквар должен был показать убийце какую-то вещь. И скорее всего, стерфорд был выпит именно тогда. А потом, не исключено, возникла ссора, если у убийцы не было заранее спланированного умысла, и вот когда антиквар открыл сейф…
— Вы думаете, сейф открыл Пикколи? — перебил Гард. — Фукс, ваше мнение?
Старина Фукс мгновенно вырос перед комиссаром, по своему обыкновению хихикнул, потирая руки, что он делал всегда, прежде чем приступить к своей специфической работе или ответить на вопросы, касающиеся его «профиля», и тонким голосом произнес:
— С этим сейфом, если без ключа, даже я провозился бы сутки. Но ключ — вот он, в скважине!
— А отпечатки пальцев? — спросил Гард.
— Никаких! — ответил Таратура. — Даже хозяйских. Из этого можно предположить, что убийца сам открыл сейф, действуя в перчатках.
— Возможно. А почему, — вновь обернувшись к эксперту, спросил Гард, — вы думаете, Симпсон, что антиквар и убийца пришли сюда вместе?
— А как же иначе? Как бы убийца мог проникнуть внутрь квартиры, учитывая не только замки, но и металлические засовы?
— Ну, знаете, — усмехнулся Таратура. — Как сказал господин комиссар, если убийца мог выйти через запертую дверь, с таким же успехом он мог и войти!
— Фантастика! — пожал плечами Симпсон.
— Я уж не говорю о том, что антиквар мог сам открыть дверь, представьте себе, своему знакомому! — сказал Таратура.
— К этому мы еще вернемся, — рассудил Гард. — Мартенс, отправьте бутылку и рюмку на экспертизу. Пусть выцарапают из них все, что возможно. Таратура, как там насчет родственников?
— Должен быть с минуты на минуту.
— Он уже здесь, — сказал Мартенс.
— Кого доставили? — спросил Гард.
— Сына.
— Пусть войдет.
Молодой человек, лет двадцати восьми, с застывшим лицом остановился перед телом убитого. Гард некоторое время молчал, давая ему возможность прийти в себя, и наконец произнес:
— Я понимаю ваше состояние, однако должен задать несколько вопросов, чтобы как можно быстрее найти преступника. Убитый — ваш отец?
— Да, это он… Я понимаю, понимаю… — пробормотал сын антиквара. — Спрашивайте… я постараюсь…
— Не могли бы вы сказать, в каких целях ваш отец использовал эту квартиру?
— Мы живем далеко от магазина… Если к концу дня у него скапливались какие-либо ценности или наличность… и он не успевал все это сдать в банк на хранение… Он привозил все это сюда, здесь сейф… и ночевал в этой квартире…
— Вы не знаете, — продолжал Гард, — вчера тоже сложилась подобная ситуация?
— Именно так… Отец позвонил домой и сказал, что купил набор старинных китайских статуэток, стоимостью в сто пятьдесят тысяч кларков… и еще у него было около двухсот тысяч наличными… и что он остается на ночь здесь…
— Ого! — присвистнул Таратура. — Триста тысяч! Вот это куш!
Гард бросил недвусмысленный взгляд на инспектора, затем вновь повернулся к сыну антиквара:
— Простите, ваше имя?
— Андре Пикколи.
— Вы не знаете, отец ни с кем не договаривался о продаже этих статуэток?
— Не знаю. Вряд ли. Ведь он их сам приобрел только вчера.
— У кого?
— Кажется, на аукционе в «Палас-отеле». Обычно такие вещи покупают там.
— Вы в этом тоже разбираетесь? Ну, я имею в виду антиквариат?
— Нет, моя работа весьма далека от того, чем занимался отец, так что я могу и ошибиться…
— Где вы работаете? И кем?
— Я режиссер телевидения…
— Каким транспортом ваш отец сюда приехал?
— Вероятно, на своей машине. Я не заметил, она стоит во дворе?
— Не беспокойтесь, мы уточним.
— Машина во дворе, — вставил Мартенс. — «Кадиллак», семнадцатая модель.
— Благодарю вас, Мартенс… Примите, господин Пикколи, мои соболезнования, я более вас не задерживаю… Да, кстати, — сказал Гард уже вслед молодому человеку, который, осторожно пятясь, выходил из комнаты. — Вы один из наследников? Простите, это чисто формальный вопрос, у меня нет никаких оснований подозревать вас…
— Меня?! — побелевшими губами произнес Андре Пикколи. — Неужели вы думаете…
— Нет, нет, — повторил Гард спокойным голосом. — Мы закончим расследование, и я должен знать, кому передать ключи от этой квартиры, только и всего.
— Я ничего не знаю о завещании.
Молодой человек поклонился и вышел из комнаты.
— Статуэтки вы, конечно, не обнаружили? — спросил Гард у Таратуры.
— И наличных денег тоже.
— Так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Уж на что Гард был отменным криминалистом, и он поднимал руки вверх, читая взбесившихся изобретателей тупиковых ситуаций. Однако в практической своей деятельности он, надо сказать, помнил хоть и считанные, но вполне загадочные случаи. С легкой подачи комиссара они стали называться преступлениями в «закрытой комнате», и Гард подумывал на досуге: не написать ли для молодых коллег небольшую инструкцию на тему о том, что из каждого тупика все же есть выход, если «шевелить ушами» и если отказаться от предположения, что убитый сначала сам себе всаживает восемь смертельных ножевых ранений, затем выкидывает через форточку нож, потом проверяет, насколько прочно заперты изнутри входные двери, а затем картинно ложится посередине комнаты в неудобной позе трупа, держа в кармане предсмертно сложенный, явно адресованный полиции кукиш.
— Так уж и «закрытая комната»? — недоверчиво сказал Гард, поглубже усаживаясь в кресло. — Да ну?!
— Честное слово, господин комиссар! — не сдавался инспектор. — Входная дверь заперта изнутри! Классика, комиссар!
— А что же Фукс?
— Старик справился с двумя английскими замками, как я с двумя бифштексами, — за три минуты!
— Так в чем же дело?
— Но дверь все равно не открывалась. Нам пришлось вызывать пожарную машину и тянуть лестницу к окну…
— Дальше! И конкретнее, Таратура.
— Вырезали стекло, я первым вошел в квартиру, труп с восемью ножевыми ранами, и эксперт сказал, что каждая, возможно, смертельна…
— Я это уже слышал!
— А входная дверь квартиры заперта изнутри на металлическую щеколду!
— Дверь в комнату?
— Тоже, комиссар!
— Что «тоже»? — Гарду ситуация начинала нравиться уже по-настоящему.
— Тоже заперта на щеколду!
Таратура умолк, а Гард подумал, что любой его вопрос теперь будет если не глупым, то по крайней мере бесполезным. И все же он спросил:
— Вы хорошо осмотрели квартиру? Окна, например? И не мог ли убийца спрятаться так, чтобы улизнуть, пока вы гуляли по пожарной лестнице и открывали дверь изнутри?
— Шеф! — только и сказал Таратура, но Гард на расстоянии как бы увидел выражение его обиженного лица. — Кроме того, окна защищены решетками, нам пришлось их перепиливать, несколько прутьев…
— Черт побери! — сказал Гард то ли с досадой, то ли с восхищением, он и сам толком не разобрался в оттенках собственного чувства. — Оставайтесь на месте, Таратура, я выезжаю. Да, передайте второй группе, чтобы немедленно доставили в квартиру с Фиалковой кого-нибудь из родственников… у кого нервы покрепче. И еще, Таратура: ограбление?
— Похоже. Сейф вскрыт. Антиквара, видать, пощипали солидно.
Гард щелкнул тумблером, и связь прервалась. Через секунду он встал с кресла, надел пиджак и рявкнул в микрофон местной связи:
— Еду на место!
Пока дежурный «мерседес» беспрепятственно мчался по оживающим улицам города, комиссар, сидя на заднем сиденье, сделал попытку поразмышлять, но из этого ничего не вышло. Он подумал сначала, что обыкновенный убийца не станет наносить своей жертве лишние ножевые удары, если ему очевидно, что человек мертв. Это может быть безумный или обезумевший в момент преступления человек, либо садист, которого возбуждает вид крови, либо жестокий мститель, либо… Короче говоря, многочисленные удары ножом — индивидуальный почерк преступника, своеобразная визитная карточка, которую он, сам того не желая и часто не ведая, оставляет полиции. Однако гадать можно сколько угодно — ни одно из предположений, сделанных на основании логики, ни на сантиметр не приближает истину, пока не увидишь картину собственными глазами.
А вот наконец и место события…
— Благодарю, — буркнул Гард, выбираясь из «мерседеса», дверцу которого распахнул полицейский в штатском. Выбравшись, комиссар огляделся. Дом, в котором произошло убийство, был оцеплен со всех сторон. Несмотря на ранний час, в отдалении уже толпилась публика. Ни одно зрелище не может обойтись без зрителей. Гард к этому привык, толпа никогда его не раздражала. — Давно поставили оцепление? — спросил он у штатского.
— Сразу, как только я прибыл.
— Вы сержант Мартенс?
— Так точно, господин комиссар! — И рука старого служаки, хоть он был не в форме, машинально дернулась к полям шляпы.
— Никто, надеюсь, из дома не выходил?
— Кроме одной кошки, — улыбнулся Мартенс. — У нас посты и на соседних крышах.
— Вы молодец. Мартенс. Ведите.
По широкой лестнице с чугунными узорчатыми ступенями они поднялись на второй этаж. На площадке их ждал Таратура.
— Ну, показывайте ваши чудеса, — сказал Гард.
— Начнем с этого, — в тон комиссару ответил инспектор, подходя к двери. — Смотрите!
Бросив беглый взгляд на английские замки. Гард занялся щеколдой. Это была массивная металлическая пластина, около сантиметра толщиной, довольно свободно передвигавшаяся в специальных пазах и входившая одним концом в глубокое металлическое гнездо, вделанное в деревянный стояк.
— Была задвинута до конца, — пояснил Таратура. — Уходила в гнездо на четыре с половиной сантиметра.
«Да, — подумал Гард, — антиквар неплохо защищал свою крепость…»
— Так, — сказал он вслух. — А на двери в комнату?
— Такая же и точно так же была задвинута.
— Следы?
— Нет, комиссар. Должно быть, они работали в перчатках.
— Почему «они»? Их было несколько?
— Не знаю, — сказал Таратура. — Но если один, то как он мог выйти, оставив дверь запертой, без посторонней помощи?
— Вы думаете, вдвоем или втроем это легче сделать? — усмехнулся Гард. — Нож нашли?
— Ножа нигде нет.
— Пройдем в комнату.
Убитый лежал на невысокой узкой тахте лицом вверх, одна рука и обе ноги свесились к самому полу. Белая рубашка покраснела от крови.
— Привет, Симпсон, — сказал Гард, пожимая протянутую экспертом руку. — Что скажете?
— Он умер от прямой раны в сердце. Какие ранения были предыдущие, а какие последующие и нанесенные, возможно, уже трупу, я пока определенно сказать не могу. Добавлю еще, что нож входил глубоко и вытаскивали его с трудом.
Гард медленно прошелся по комнате, остановился перед низким столиком в углу. На нем стояла откупоренная бутылка стерфорда и рюмка, на дне которой виднелись остатки голубоватой жидкости.
— Что это? — спросил Гард.
— Похоже, что преступник, перед тем как скрыться, опрокинул в себя одну рюмочку, — ответил Таратура.
— Так уж и одну? — сказал Гард.
— В бутылке не хватает одной рюмки, стерфорд наливают по горлышко, ни грамма больше, а здесь…
— Здесь вы специалист, инспектор, это уж точно, — улыбнулся Гард. — А почему вы думаете, что пил преступник, а не антиквар?
— Если бы пил антиквар, он оставил бы отпечатки пальцев, а их нет!
Гард почесал у себя за ухом: с таким доводом трудно было не согласиться.
— Логично, — сказал он. — Симпсон, не забудьте при вскрытии тела посмотреть наличие алкоголя.
— Слушаюсь, комиссар.
— И вот что еще интересно: когда этот стерфорд выпит — до или после убийства?
— Вряд ли до, — предположил Таратура. — Человек приходит, чтобы убить, и говорит хозяину квартиры: подождите минуточку, сейчас я выпью рюмку стерфорда, а потом вас убью, — так? Нет, стерфорд выпит после совершения преступления, как бы на посошок!
— Что ж, — без энтузиазма заметил Гард. — Рюмка вина и восемь ранений, часть из которых нанесена уже трупу, — это почерк, по которому можно найти «автора». Таратура, где ваш блокнот, почему не записываете стоящие мысли знатных специалистов?
— Шеф, — улыбнулся инспектор, — вы забыли, что моя память лучше магнитофона.
— Простите, — вмешался эксперт Симпсон, — у меня тоже есть версия.
— Валяйте, — великодушно разрешил Гард.
— Я думаю, что они пришли сюда вместе, вдвоем. Возможно, речь шла о какой-нибудь сделке, или антиквар должен был показать убийце какую-то вещь. И скорее всего, стерфорд был выпит именно тогда. А потом, не исключено, возникла ссора, если у убийцы не было заранее спланированного умысла, и вот когда антиквар открыл сейф…
— Вы думаете, сейф открыл Пикколи? — перебил Гард. — Фукс, ваше мнение?
Старина Фукс мгновенно вырос перед комиссаром, по своему обыкновению хихикнул, потирая руки, что он делал всегда, прежде чем приступить к своей специфической работе или ответить на вопросы, касающиеся его «профиля», и тонким голосом произнес:
— С этим сейфом, если без ключа, даже я провозился бы сутки. Но ключ — вот он, в скважине!
— А отпечатки пальцев? — спросил Гард.
— Никаких! — ответил Таратура. — Даже хозяйских. Из этого можно предположить, что убийца сам открыл сейф, действуя в перчатках.
— Возможно. А почему, — вновь обернувшись к эксперту, спросил Гард, — вы думаете, Симпсон, что антиквар и убийца пришли сюда вместе?
— А как же иначе? Как бы убийца мог проникнуть внутрь квартиры, учитывая не только замки, но и металлические засовы?
— Ну, знаете, — усмехнулся Таратура. — Как сказал господин комиссар, если убийца мог выйти через запертую дверь, с таким же успехом он мог и войти!
— Фантастика! — пожал плечами Симпсон.
— Я уж не говорю о том, что антиквар мог сам открыть дверь, представьте себе, своему знакомому! — сказал Таратура.
— К этому мы еще вернемся, — рассудил Гард. — Мартенс, отправьте бутылку и рюмку на экспертизу. Пусть выцарапают из них все, что возможно. Таратура, как там насчет родственников?
— Должен быть с минуты на минуту.
— Он уже здесь, — сказал Мартенс.
— Кого доставили? — спросил Гард.
— Сына.
— Пусть войдет.
Молодой человек, лет двадцати восьми, с застывшим лицом остановился перед телом убитого. Гард некоторое время молчал, давая ему возможность прийти в себя, и наконец произнес:
— Я понимаю ваше состояние, однако должен задать несколько вопросов, чтобы как можно быстрее найти преступника. Убитый — ваш отец?
— Да, это он… Я понимаю, понимаю… — пробормотал сын антиквара. — Спрашивайте… я постараюсь…
— Не могли бы вы сказать, в каких целях ваш отец использовал эту квартиру?
— Мы живем далеко от магазина… Если к концу дня у него скапливались какие-либо ценности или наличность… и он не успевал все это сдать в банк на хранение… Он привозил все это сюда, здесь сейф… и ночевал в этой квартире…
— Вы не знаете, — продолжал Гард, — вчера тоже сложилась подобная ситуация?
— Именно так… Отец позвонил домой и сказал, что купил набор старинных китайских статуэток, стоимостью в сто пятьдесят тысяч кларков… и еще у него было около двухсот тысяч наличными… и что он остается на ночь здесь…
— Ого! — присвистнул Таратура. — Триста тысяч! Вот это куш!
Гард бросил недвусмысленный взгляд на инспектора, затем вновь повернулся к сыну антиквара:
— Простите, ваше имя?
— Андре Пикколи.
— Вы не знаете, отец ни с кем не договаривался о продаже этих статуэток?
— Не знаю. Вряд ли. Ведь он их сам приобрел только вчера.
— У кого?
— Кажется, на аукционе в «Палас-отеле». Обычно такие вещи покупают там.
— Вы в этом тоже разбираетесь? Ну, я имею в виду антиквариат?
— Нет, моя работа весьма далека от того, чем занимался отец, так что я могу и ошибиться…
— Где вы работаете? И кем?
— Я режиссер телевидения…
— Каким транспортом ваш отец сюда приехал?
— Вероятно, на своей машине. Я не заметил, она стоит во дворе?
— Не беспокойтесь, мы уточним.
— Машина во дворе, — вставил Мартенс. — «Кадиллак», семнадцатая модель.
— Благодарю вас, Мартенс… Примите, господин Пикколи, мои соболезнования, я более вас не задерживаю… Да, кстати, — сказал Гард уже вслед молодому человеку, который, осторожно пятясь, выходил из комнаты. — Вы один из наследников? Простите, это чисто формальный вопрос, у меня нет никаких оснований подозревать вас…
— Меня?! — побелевшими губами произнес Андре Пикколи. — Неужели вы думаете…
— Нет, нет, — повторил Гард спокойным голосом. — Мы закончим расследование, и я должен знать, кому передать ключи от этой квартиры, только и всего.
— Я ничего не знаю о завещании.
Молодой человек поклонился и вышел из комнаты.
— Статуэтки вы, конечно, не обнаружили? — спросил Гард у Таратуры.
— И наличных денег тоже.
— Так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42