Больше не было необходимости держать женщину, и двое, что сжимали ей запястья, полезли под свои одеяния, где на кожаных ремнях были закреплены глиняные чаши.
Отцепив чаши, они принялись ждать, когда яростно бившееся сердце содрогнется в последний раз и замрет. Человек с каменным ножом осторожно опустил окровавленный сгусток мышц в одну из чаш. Вторая чаша оказалась крышкой, которая закрылась с тихим щелчком.
Мужчины, державшие жертву за ноги, перевернули безжизненное тело на живот. А человек, вырвавший сердце, оставил отпечатанный на машинке лист, аккуратно смоченный по краям кровью миссис Делфин.
Римо узнал об убийстве, как только они с Чиуном вошли в здание аэропорта Даллеса под Вашингтоном. По словам Римо, они прибыли сюда для того, чтобы обследовать «место преступления», где был убит конгрессмен.
— Какого преступления? — удивился Чиун. — Смит ничего не говорил ни о грабеже, ни об обмане, или, что того хуже, о невыплате труженику вознаграждения за честный труд.
— Убийство, — ответил ему Римо, — вот преступление.
— Разве за него не заплатили?
— Это убийство было преступлением, — повторил Римо.
— В таком случае, любой руководитель любой страны — преступник. Нет, это невозможно. Императоры не могут быть преступниками, потому что именно они сочиняют законы. Преступники те, кто отказываются повиноваться императору.
— Убийство противоречит законам нашей страны, — объяснил Римо.
Чиун на мгновение задумался, а потом покачал головой.
— Это невозможно. В таком случае выходит, что мы преступники, но на самом деле это не так. Преступник — это человек, лишенный свойственных нам твердых принципов.
— Все не так просто. Поверь мне, все гораздо сложнее.
— Верю, — ответил Чиун и, обратившись к сидевшему через проход от него банкиру из Димойна, сказал, что американский образ жизни удивительно загадочен и непостижим, но если он служит на благо Америки, то ему, Чиуну, грех жаловаться.
Разговор происходил в самолете. А в аэропорту до слуха Римо донеслись новости из транзистора, и он расслышал сообщение об аналогичном убийстве. В утреннем выпуске «Вашингтон Стар» была опубликована следующая заметка:
Информационное сообщение
Нью-Йорк (АПИ). Сегодня в фешенебельном особняке был обнаружен труп богатой вдовы, убитой тем же способом, что и конгрессмен, проводивший расследование деятельности ЦРУ и ФБР. Труп миссис Рамоны X. Делфин, 51 год, был найден дворецким. Тело лежало на письменном столе, сердце было вырвано из груди.
Римо заплатил за газету, но вернул ее в киоск.
— Итак, — сказал Чиун, — жду твоих ценных указаний, чтобы отправиться на поиски неизвестно кого, затем сделать с ним неизвестно что. Короче, пойти туда, где он может есть, а может нет, но когда-то был.
— Я передумал, — ответил Римо, явно смущенный.
— Как ты мог это сделать, если это делается тем, чего у тебя отродясь не бывало? — язвительно поинтересовался Чиун.
— Мы едем в Нью-Йорк.
— Я люблю Нью-Йорк, — сказал Чиун. — Там есть кое-какие рестораны, кухня которых не является для меня иностранной. Конечно, корейские рестораны там не самые лучшие, но тем не менее вполне приличные, если учесть, как далеко они находятся от цивилизации.
Полет до Нью-Йорка занял меньше часа. Чтобы добраться до места на такси, им понадобилось в два раза больше времени.
Чиун не ног не заметить, что за последние несколько часов они побывали уже в четырех городах, и, мол, не попробовать ли им еще и Такому. Он еще никогда не бывал в Такоме. На что Римо ответил, что Чиун может вернуться назад, присмотреть за своими сундуками, если он так хочет. А Чиун сказал, что нет ничего интереснее, как посмотреть, что Римо станет делать дальше. Может, ему захочется почистить конюшни.
Перед входом в особняк миссис Делфин стоял полисмен. Римо с солидным видом прошел мимо него, а Чиун остановился поболтать и спросил полицейского, зачем он здесь стоит. Полицейский ответил, что здесь прошлой ночью произошло убийство. Тогда Чиун поинтересовался, почему полицейский встал здесь сейчас, когда это надо было бы сделать вчера.
Он не стал дожидаться ответа. Как раз в этот момент перед Римо открылась дверь, но путь ему преградил худой человек в белом пиджаке и темных брюках. Чиун пробормотал по-корейски, что очень глупо пользоваться дверью, в которую не пускают, когда окна второго этажа всегда доступны. Но, добавил он, обычно люди, которые пользуются окнами, знают, что именно они хотят найти.
— Семья не принимает посетителей, — заявил дворецкий.
— Я не совсем посетитель, — проговорил Римо, обходя дворецкого сбоку.
Тот повернулся, желая остановить Римо, и тогда с другой стороны от него проскользнул Чиун.
— Где произошло убийство? — спросил Римо.
— Я вынужден попросить вас покинуть помещение, — произнес дворецкий.
— Одна минута, и мы уйдем. Успокойтесь, — сказал Римо.
— Мисс Делфин находится в подавленном состоянии — она скорбит из-за смерти матери. Вы должны уйти.
Тут в зал вошла девушка, ее печальные голубые глаза смотрели куда-то в пустоту. На девушке были белые шорты и белая блузка, обутые в кроссовки ноги, казалось, едва передвигаются. В правой руке у нее безжизненно повисла теннисная ракетка. У девушки были соломенные волосы и загорелая, нежно-золотистая кожа.
— Просто не могу в это поверить, — тихо проговорила она. — Не могу поверить.
— Мне очень жаль, что такое случилось с вашей матерью, — сказал Римо. — Ведь она была вашей матерью, не так ли?
— Кто? — переспросила девушка, останавливаясь под огромной люстрой, которая выглядела как перевернутый вниз головой стеклянный куст.
— Эта несчастная. Женщина, которую убили.
— Ах, мама! Да, она умерла. Просто не могу в это поверить.
— Я пришел, чтобы помочь, — сказал Римо.
— Просто не могу в это поверить, — повторила девушка. — Шесть-четыре, шесть-два, шесть-ноль. Четыре раза я запорола подачу. Со мной никогда такого не случалось.
— Так вы о теннисе? — воскликнул Римо. — Вы огорчены из-за того, что проиграли партию в теннис?
— Проиграла? Да это был настоящий разгром. Меня зовут Бобби Делфин. Чем могу быть полезна?
— Боюсь, вы оказались втянутой в настолько ужасную историю, что и представить себе не можете. Я пришел в связи с убийством вашей матери и хочу вам помочь.
— О маме позаботятся. Она уже в морге. И похоронами уже занимаются. Шесть-четыре, шесть-два, шесть-ноль. И четыре запоротые подачи. Четыре! Вы можете себе это представить?
— Мисс Делфин, — мрачно произнес Римо. — Убита ваша мать. Боюсь, полиция ничего не сможет сделать, а вот я смогу.
— Что вы имеете в виду? — спросила девушка.
В ней было какое-то дерзкое обаяние и такое милое личико, словно художник-мультипликатор специально нарисовал ее для рекламы зубной пасты. «Симпатичная», — подумал Римо. «Белая», — подумал Чиун.
— Убийство вашей матери, — сказал Римо.
— У нее больше нет проблем, а вот у меня есть. Оставьте меня в покое. Надо же, четыре двойные подачи! — Она покачала головой и отвернулась, но тут заговорил Чиун.
— Я могу научить тебя никогда не совершать повторных ошибок, — сказал он девушке, бросив на Римо презрительный взгляд. Ибо как он любил повторять: «Говорить правду дураку — значит, быть дважды дураком».
— Неправильных двойных подач, — поправила Бобби Делфин.
— Да, верно.
— Вы даже не знаете, как это называется.
— Я же не сказал, что буду учить тебя говорить об игре. Я буду учить тебя играть. Все спортивные игры одинаковы.
— Теннис не похож на другие игры.
— Он такой же, как все другие. И выигравшим оказывается тот, кто не дает невежеству победить себя.
— У меня было двадцать восемь профессиональных инструкторов, и мне не нужна жалкая философия какого-то азиата, — заявила Бобби.
— Ага, этот инструмент должен по чему-то ударять, — заметил Чиун, указывая на ракетку.
— Выставьте этих двоих за дверь, — обратилась Бобби к дворецкому.
Тут в мерцающем свете люстры мелькнули длинные пальцы Чиуна. В мгновение ока ракетка оказалась в его руках, а ошарашенная Бобби осталась стоять, открыв рот. Чиун едва заметно взмахнул ракеткой, а затем, легко подпрыгнув, сбил с люстры хрустальные подвески, словно урожай сверкающих ягод. В ту же секунду он был уже на земле, и хрусталинки посыпались в его раскрытую ладонь. А потом резким взмахом ракетки он, один за другим, отправил подвески в дальний конец зала, где стояло большое кресло. Семь хрусталинок проделали в парчовой спинке дырку с кофейную чашку величиной. Из дырки торчал белый пух.
— Вы ведь даже не переносили центра тяжести, не делали замаха, — восхищенно произнесла Бобби.
— Я пришел помочь, — сказал Римо.
— Заткнись, — ответила девушка.
— Пойду достану подвески, — сказал дворецкий.
— Заткнись, — последовал ответ.
— Забудь обо всем, чему тебя учили, — сказал Чиун. Ведь ты бьешь не ногами, а вот этим инструментом. Я берусь всему тебя научить, но прежде ты должна помочь мне.
— Говори как.
— Делай так, как велит мой ученик.
— А что ему нужно?
— Не могу тебе объяснить. Мне кажется, он и сам не знает, чего хочет.
Первым делом Римо обследовал кабинет миссис Делфин. Чиун наблюдал за ним, а Бобби сидела в кресле и от скуки барабанила пальцами по столу.
— Значит, здесь была убита твоя мать? — спросил Римо.
— Да, здесь, — и Бобби фыркнула, надув щечки. — Полицейские говорят, что здесь ничего нельзя трогать.
Кровь на письменном столе и на полу уже высохла. Вдруг Римо заметил какой-то окровавленный предмет с острой верхушкой и взял его в руки, повредив запекшуюся коричневатую пленку. Пресс-папье в форме пирамиды. Его края глубоко отпечатались на столе из твердого дерева. Очевидно, кто-то сильно оперся об него. Или кто-то на нем лежал. Затем Римо заметил в чернильнице желтое перо. Комната была выдержана в строгих тонах — коричневое полированное дерево, темные рамы, темная обивка, но это перо было ярко-желтым. Римо поднял его и заметил, что у него нет острия.
— До убийства твоей матери это перо было здесь? — спросил Римо.
— Не знаю. Это ведь ее кабинет. Я никогда сюда не входила. — И она, махнув ракеткой, посмотрела на Чиуна.
— Потом, — произнес он.
— А теперь я хочу поговорить с полицейскими и взглянуть на тело, — сказал Римо.
Лейтенант из отдела по расследованию убийств встретил скорбящую дочь Бобби Делфин и двух ее друзей в городском морге, который напоминал огромную больничную палату в белых тонах с большими стальными ящиками, установленными в ряд с одной стороны.
— Послушайте, — сказал лейтенант — в углу его губ прилипла незажженная и растрепанная сигара, — из-за вас я нарушил все свои планы. Но я тоже нуждаюсь в помощи. Надеюсь, мисс, вы уже в состоянии ответить на некоторые вопросы.
Бобби взглянула на Римо. Он кивнул.
— Мы не думаем, что убийство совершено по личным мотивам, но все же, мисс Делфин, не можете ли вы назвать кого-нибудь, кто имел зуб на вашу мать? Кто мог желать ее смерти? — спросил лейтенант.
— Да любой, кто ее близко знал, — ответила Бобби и снова изобразила рукой движение ракетки.
«Потом», — сделал ей знак Чиун.
— Включая и вас?
— Нет. Я же говорю: кто близко ее знал. Что полностью исключает меня и пять ее мужей.
— Значит, она была человеком холодным?
— Только с родственниками. С остальными она держалась враждебно и заносчиво.
— А не занималась ли ваша мать какой-либо рискованной деятельностью?
— Назовите любые шесть вариантов. Она была членом многих организации и заседала в таком количестве комитетов, что тому убитому конгрессмену и не снилось.
— Мы уже нашли человека, который работал с ней в одном из таких комитетов. В комитете по сохранению музейных ценностей. Это вам о чем-нибудь говорит?
— Нет, — ответила Бобби, и Чиуну вновь пришлось сделать ей знак, что теннис придется отложить на потом.
— Как на ваш взгляд, у вас хватит выдержки взглянуть на останки? Завтра будет произведено вскрытие.
— А мне сказали, что у нее вырвали сердце. Какой же смысл тогда проводить вскрытие? — удивилась Бобби. — Ведь она скорее всего умерла из-за этого.
— Было совершено убийство. Таков порядок.
Лейтенант выдвинул стальной ящик, который снаружи походил на ящик картотеки. Белая простыня в коричневых пятнах покрывала что-то, состоявшее из возвышенностей и углублений, словно предгорья Вайоминга в миниатюре.
— А теперь возьмите себя в руки, — и с этими словами лейтенант откинул простыню.
Лицо миссис Делфин представляло собой замороженный, воскового цвета, искаженный кусок плоти. Рот был приоткрыт, и морщины, успешно скрытые при жизни, теперь выступили наружу, испещрив все лицо. Дряблые груди обвисли, словно растаявший зефир в целлофановых пакетах. А там, где когда-то была грудная клетка, теперь зияла темная дыра с запекшейся кровью по краям.
— Мы считаем, что убийцы использовали какой-то примитивный нож и клещи, объяснил детектив. — Тщательный анализ дал те же результаты, что и по делу об убийстве конгрессмена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19