— Зачем тебе это?
— Затем, что я собираюсь увеличить свое племя. Придет день, и его возглавит мой сын. Он станет властелином мира.
Это не мой ребенок, подумал Римо. Ребенок получается, когда двое любят друг друга. Двое людей. Это существо, если оно родится, будет уродливой карикатурой на ребенка — наполовину человеком, наполовину зверем, безжалостным убийцей...
Такое существо еще мог бы воспитать он, Римо, но не она. Только сейчас он впервые испытал ненависть к Шийле Файнберг: он ненавидел ее за издевательство над его отцовством, за то, что она сделала из него племенного жеребца, не зная и не желая знать, как много значит ребенок для Римо.
Римо не смог сдержать ярости.
— Властелином мира? Нет, он будет спать на дереве, подъедать отбросы из мясной лавки и радоваться, что не угодил в зверинец. Вместе с тобой, безмозглый гибрид!
Шийла заскрежетала зубами.
— Я могла бы сохранить тебе жизнь. Но ты ничего не понимаешь. Я — новая порода людей.
— Нет, ты из старой породы психов.
Она подобралась и прыгнула, скрючив пальцы и широко разинув рот с блестящими от слюны длинными белыми клыками.
Ее скорость застала Римо врасплох. Лишь в последнее мгновение он поднырнул под нее, откатился в сторону и бросился наутек.
Шийла по инерции отлетела в заросли, но тут же вскочила на ноги и кинулась вдогонку.
Римо понимал, что не обрел прежней формы и наполовину. Зато Шийла была безупречным зверем, сильным и молодым.
Правда, у Римо было еще одно оружие — человеческий ум. Именно ум помог человеку завоевать мир, используя животные инстинкты зверей против них самих.
Оказавшись на краю поля, он повернулся и стал ждать Шийлу, держа в руке спичечный коробок. Настигнув его, она сделала обманный прыжок вправо, а потом бросилась на добычу. Ее длинные ногти до крови разодрали ему левое плечо. Он опять поднырнул под нее и нанес сокрушительный удар ей в живот.
— Уууф, — прошипела она.
Он понял, что удар не попал в цель, иначе она умерла бы на месте. Вместо этого она шлепнулась на землю, тут же вскочила и повернулась к Римо.
Ее чудесная белая кожа была теперь залеплена грязью пополам с соломой.
Она походила на зверя, принявшего грязевую ванну и потом катавшегося в траве.
Прежде чем она успела нанести новый удар, Римо чиркнул спичкой и бросил ее в сторону Шийлы. Спичка упала в прочерченную им полоску бензина.
Полыхнуло пламя. Сухой тростник яростно затрещал. Огонь побежал в обе стороны, взяв обоих двуногих в кольцо.
Глаза Шийлы расширились от страха и потрясения. Это стало для Римо подтверждением его правоты. Единственным животным, подчинившим себе огонь, был человек. Ее борьба с сигаретными окурками и отказ пользоваться простой кухонной плитой подсказали Римо, что Шийла боится огня.
Она отпрыгнула от языков пламени. Теперь она была загнана в угол: с трех сторон ее окружал огонь, перед ней стоял Римо.
Она кинулась на Римо. Римо сделал почти незаметное движение туловищем, которое обмануло ее. Он попытался вернуться к огню, но ему не хватило прыти. Она зацепила его рукой за ногу, и он рухнул в грязь. Она прыгнула ему на спину. Римо чувствовал, что сейчас ему в шею вонзятся ее когти.
Без паники, отлично сознавая свои шансы. Римо вскочил и бросился к огню. У самого огня Шийла Файнберг спрыгнула с него и попятилась. Ее глаза горели ненавистью. Их разделял какой-то десяток футов. — Огонь не сможет гореть вечно, — прошипела она. — А потом ты подохнешь!
Ты все равно не сможешь от меня убежать.
— Не делай скороспелых выводов, — посоветовал ей Римо. — В этом-то и беда с вами, кошками: вы очень торопитесь. Теперь слово за мной.
Шийла уже трижды прыгала на него, и он изучил ее повадку. Она нападала с поднятыми руками, пригнутой головой, неприкрытым животом. Настал момент наказать ее за то, что она не помнит о собственном животе, иначе она окончательно его измотает.
Римо вырвался из огненного кольца и описал вокруг Шийлы круг. Остановился он в том месте, где у него за спиной не оказалось огня, как бы приглашая ее напасть.
Шийла отозвалась на приглашение. Бросок ее выглядел точно так же, как прежде. Римо сделал кувырок и ударил ее обоими каблуками в живот.
Шийла взмыла в воздух. Еще в полете она, как кошка, перевернулась, готовясь приземлиться на ноги.
Однако вместо этого она напоролась на острый стебель тростника, который проткнул ей живот, как копье. Римо наблюдал, словно в замедленном кино, как тело Шийлы Файнберг нанизывается на стебель, не уступающий по твердости бамбуку. Стебель вышел у нее из спины, запачканный кровью, с кусками внутренностей.
Она умирала, но в ее взгляде не было боли, а только изумление, как у неумеющих размышлять животных, сталкивающихся с реальностью собственной смерти.
Римо встал на ноги и подошел к Шийле Файнберг. Она поманила его рукой. Рука дергалась, как у мима, подражающего роботу.
— Мне надо тебе кое-что сказать, — прошипела она. — Иди сюда.
Римо опустился перед Шийлой на колени, собираясь выслушать исповедь.
Она разинула рот и едва не вцепилась ему в глотку. Однако стремительность была уже далеко не та. Жизнь покидала ее, а вместе с ней и умение убивать. Римо просто отодвинулся, и зубы лязгнули, ухватив воздух. Она ткнулась лицом в землю.
Римо встал и дождался, пока она испустит дух.
— Прости, дорогая, но иначе было нельзя, — напутствовал он ее.
На него тут же навалилась страшная усталость, подобная волне, захлестывающей пловца. Ему захотелось погрузиться в отдых, в сон, а очнувшись, опять заняться совершенствованием тела по системе Синанджу. Однако сперва он должен было кое в чем разобраться, иначе ему никогда в жизни не будет покоя.
Огонь погас, но поле еще тлело, когда несколько минут спустя на него заехал джип со Смитом и Чиуном. Работник аэропортовской конторы по найму машин вспомнил блондинку с клеткой и доходчиво растолковал им, как доехать до фермы.
Римо стоял спиной к ним. Перед ним лежало навзничь нагое тело Шийлы Файнберг. Дыра у нее в животе была теперь шире, руки Римо были залиты кровью.
Увидев Чиуна, Римо улыбнулся.
— Вы не ранены? — спросил Смит.
— Я в порядке. Она не была беременна, — сказал Римо и побрел к дому, чтобы умыться.
Чиун засеменил за ним, ступая с ним в ногу.
— Гляжу я на тебя, — раздалось у Римо из-за спины. — Ну и жирен ты, ну и жирен!
— Знаю, папочка, — сказал Римо. — Я кое-чему научился.
— Впервые в жизни! Знаешь ли ты, как я потратился на свечи?
Римо остановился и оглянулся на Чиуна.
— Для траурного ритуала? Мне кое-что известно о Синанджу, папочка. Я знаю, что так оплакивают только кровь родного человека.
— Твоя жизнь настолько не имела цены, что я решил таким путем ускорить твою смерть, — сварливо проскрипел Чиун. — А ты взял и не умер. Зря я тратил деньги на свечи.
— Ничего, мы возместим тебе расходы. А знаешь, Чиун, даже если я никуда не гожусь, тебе все-таки повезло, что у тебя есть сын — я. Здорово, должно быть, иметь сына!
— Здорово иметь хорошего сына, — ответил Чиун. — Иметь такого сына, как ты, — все равно, что не иметь никакого. Ты совершенно ничего не соображаешь, Римо.
— К тому же я жирен. Этого тоже не забывай.
К моменту появления Римо на веранде Смит закончил осмотр женского трупа.
— Это Шийла Файнберг? — спросил он.
— Она самая, — ответил Римо.
Смит кивнул.
— Что ж, по крайней мере она перестанет делать из людей тигров. Вы случайно не узнали у нее имен тех, которые по-прежнему остаются в Бостоне?
— Нет, — сказал Римо.
— Тогда после возвращения вы их быстро устраните. Теперь, когда вы знаете их повадки, это не составит для вас труда.
— Я туда не вернусь, Смитти, — сказал Римо.
— Но они все еще там. И все еще убивают.
— Скоро перестанут. Скоро им крышка.
— Вы так уверены?
— Уверен. Я же сказал: она не была беременна.
На этом Римо прекратил всякие разговоры. Он хранил молчание, пока джип вез их на аэродром, где дожидался частный самолет Смита.
Только в самолете Чиун осторожно обратился к нему:
— Она менялась в обратную сторону?
Римо кивнул и спросил:
— Как ты догадался?
— Ее тело утратило прежнюю гибкость. Это существо уже не могло двигаться так, как то, которое утащило тебя на прошлой неделе из санатория.
— Ты прав, папочка, — сказал Римо. — Ее рвало. Она решила, что это утренняя тошнота, свидетельствующая о беременности, но причина была в другом. Ее организм отторгал привнесенные изменения. Менялись ее формы, она была уже не такой сильной. Она была на пути назад.
— Значит, остальные, те, что в Бостоне, тоже пройдут этот путь...
— Правильно. Поэтому мы можем оставить их в покое.
К ним подсел Смит. Чиун сказал:
— Но попытка была неплохой. Если бы можно было справиться с отторжением и получить немного этой НКД...
— ДНК, — сказал Смит.
— Ну, да. У вас, кстати, не найдется?
— Нет.
— Не сможете достать для нас бутылочку?
— Вряд ли ее продают бутылками. Зачем вам?
— Последнее время я усиленно практикуюсь в терпимом отношении к низшим народностям. Если вы обратили внимание, я давно не напоминал вам, что вы белые. Это — часть моей новой программы терпимого отношения к низшим мира сего. Если бы мы раздобыли этой ДНК, можно было бы превратить в желтых всех белых и черных. Потом мы бы подняли их умственный уровень до корейского, а потом еще выше — до северокорейского. Улавливаете?
— Пока да, — сказал Смит.
— В конце концов мы бы всех северокорейцев превратили в лучших из людей, какие когда-либо появлялись на земле, — по образцу одного-единственного уроженца Синанджу. Вы только вообразите такое чудо, император!
— Точно, Смитти, — подхватил Римо. — Пораскиньте мозгами. Четыре миллиарда Чиунов!
— Я не смогу достать ДНК, — поспешно ответил Смит.
— Он согласен и на центрифугу, — со смехом сказал Римо.
Чиун высказался в том смысле, что какой бы ни была его терпимость, белым свойственно отказываться от хороших предложений, даже если речь идет о последнем для них шансе улучшить свою породу.
Перейдя на корейский, он сообщил Римо, что это станет темой его следующей книги.
— Следующей? Где же последняя?
— Я решил не тратить на вас силы. Вы бы все равно этого не оценили.
Вот следующая книга обязательно приведет вас в чувство.
— Когда ты собираешься ее написать? — спросил Римо.
— Я бы сильно продвинулся уже сейчас, если бы не пришлось тратить столько времени на тебя. Если ты оставишь меня в покое и будешь соблюдать тишину, я ее мигом закончу.
— Я буду стараться изо всех сил, — пообещал Римо.
— И, как обычно, у тебя ничего не получится, — сказал Чиун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
— Затем, что я собираюсь увеличить свое племя. Придет день, и его возглавит мой сын. Он станет властелином мира.
Это не мой ребенок, подумал Римо. Ребенок получается, когда двое любят друг друга. Двое людей. Это существо, если оно родится, будет уродливой карикатурой на ребенка — наполовину человеком, наполовину зверем, безжалостным убийцей...
Такое существо еще мог бы воспитать он, Римо, но не она. Только сейчас он впервые испытал ненависть к Шийле Файнберг: он ненавидел ее за издевательство над его отцовством, за то, что она сделала из него племенного жеребца, не зная и не желая знать, как много значит ребенок для Римо.
Римо не смог сдержать ярости.
— Властелином мира? Нет, он будет спать на дереве, подъедать отбросы из мясной лавки и радоваться, что не угодил в зверинец. Вместе с тобой, безмозглый гибрид!
Шийла заскрежетала зубами.
— Я могла бы сохранить тебе жизнь. Но ты ничего не понимаешь. Я — новая порода людей.
— Нет, ты из старой породы психов.
Она подобралась и прыгнула, скрючив пальцы и широко разинув рот с блестящими от слюны длинными белыми клыками.
Ее скорость застала Римо врасплох. Лишь в последнее мгновение он поднырнул под нее, откатился в сторону и бросился наутек.
Шийла по инерции отлетела в заросли, но тут же вскочила на ноги и кинулась вдогонку.
Римо понимал, что не обрел прежней формы и наполовину. Зато Шийла была безупречным зверем, сильным и молодым.
Правда, у Римо было еще одно оружие — человеческий ум. Именно ум помог человеку завоевать мир, используя животные инстинкты зверей против них самих.
Оказавшись на краю поля, он повернулся и стал ждать Шийлу, держа в руке спичечный коробок. Настигнув его, она сделала обманный прыжок вправо, а потом бросилась на добычу. Ее длинные ногти до крови разодрали ему левое плечо. Он опять поднырнул под нее и нанес сокрушительный удар ей в живот.
— Уууф, — прошипела она.
Он понял, что удар не попал в цель, иначе она умерла бы на месте. Вместо этого она шлепнулась на землю, тут же вскочила и повернулась к Римо.
Ее чудесная белая кожа была теперь залеплена грязью пополам с соломой.
Она походила на зверя, принявшего грязевую ванну и потом катавшегося в траве.
Прежде чем она успела нанести новый удар, Римо чиркнул спичкой и бросил ее в сторону Шийлы. Спичка упала в прочерченную им полоску бензина.
Полыхнуло пламя. Сухой тростник яростно затрещал. Огонь побежал в обе стороны, взяв обоих двуногих в кольцо.
Глаза Шийлы расширились от страха и потрясения. Это стало для Римо подтверждением его правоты. Единственным животным, подчинившим себе огонь, был человек. Ее борьба с сигаретными окурками и отказ пользоваться простой кухонной плитой подсказали Римо, что Шийла боится огня.
Она отпрыгнула от языков пламени. Теперь она была загнана в угол: с трех сторон ее окружал огонь, перед ней стоял Римо.
Она кинулась на Римо. Римо сделал почти незаметное движение туловищем, которое обмануло ее. Он попытался вернуться к огню, но ему не хватило прыти. Она зацепила его рукой за ногу, и он рухнул в грязь. Она прыгнула ему на спину. Римо чувствовал, что сейчас ему в шею вонзятся ее когти.
Без паники, отлично сознавая свои шансы. Римо вскочил и бросился к огню. У самого огня Шийла Файнберг спрыгнула с него и попятилась. Ее глаза горели ненавистью. Их разделял какой-то десяток футов. — Огонь не сможет гореть вечно, — прошипела она. — А потом ты подохнешь!
Ты все равно не сможешь от меня убежать.
— Не делай скороспелых выводов, — посоветовал ей Римо. — В этом-то и беда с вами, кошками: вы очень торопитесь. Теперь слово за мной.
Шийла уже трижды прыгала на него, и он изучил ее повадку. Она нападала с поднятыми руками, пригнутой головой, неприкрытым животом. Настал момент наказать ее за то, что она не помнит о собственном животе, иначе она окончательно его измотает.
Римо вырвался из огненного кольца и описал вокруг Шийлы круг. Остановился он в том месте, где у него за спиной не оказалось огня, как бы приглашая ее напасть.
Шийла отозвалась на приглашение. Бросок ее выглядел точно так же, как прежде. Римо сделал кувырок и ударил ее обоими каблуками в живот.
Шийла взмыла в воздух. Еще в полете она, как кошка, перевернулась, готовясь приземлиться на ноги.
Однако вместо этого она напоролась на острый стебель тростника, который проткнул ей живот, как копье. Римо наблюдал, словно в замедленном кино, как тело Шийлы Файнберг нанизывается на стебель, не уступающий по твердости бамбуку. Стебель вышел у нее из спины, запачканный кровью, с кусками внутренностей.
Она умирала, но в ее взгляде не было боли, а только изумление, как у неумеющих размышлять животных, сталкивающихся с реальностью собственной смерти.
Римо встал на ноги и подошел к Шийле Файнберг. Она поманила его рукой. Рука дергалась, как у мима, подражающего роботу.
— Мне надо тебе кое-что сказать, — прошипела она. — Иди сюда.
Римо опустился перед Шийлой на колени, собираясь выслушать исповедь.
Она разинула рот и едва не вцепилась ему в глотку. Однако стремительность была уже далеко не та. Жизнь покидала ее, а вместе с ней и умение убивать. Римо просто отодвинулся, и зубы лязгнули, ухватив воздух. Она ткнулась лицом в землю.
Римо встал и дождался, пока она испустит дух.
— Прости, дорогая, но иначе было нельзя, — напутствовал он ее.
На него тут же навалилась страшная усталость, подобная волне, захлестывающей пловца. Ему захотелось погрузиться в отдых, в сон, а очнувшись, опять заняться совершенствованием тела по системе Синанджу. Однако сперва он должен было кое в чем разобраться, иначе ему никогда в жизни не будет покоя.
Огонь погас, но поле еще тлело, когда несколько минут спустя на него заехал джип со Смитом и Чиуном. Работник аэропортовской конторы по найму машин вспомнил блондинку с клеткой и доходчиво растолковал им, как доехать до фермы.
Римо стоял спиной к ним. Перед ним лежало навзничь нагое тело Шийлы Файнберг. Дыра у нее в животе была теперь шире, руки Римо были залиты кровью.
Увидев Чиуна, Римо улыбнулся.
— Вы не ранены? — спросил Смит.
— Я в порядке. Она не была беременна, — сказал Римо и побрел к дому, чтобы умыться.
Чиун засеменил за ним, ступая с ним в ногу.
— Гляжу я на тебя, — раздалось у Римо из-за спины. — Ну и жирен ты, ну и жирен!
— Знаю, папочка, — сказал Римо. — Я кое-чему научился.
— Впервые в жизни! Знаешь ли ты, как я потратился на свечи?
Римо остановился и оглянулся на Чиуна.
— Для траурного ритуала? Мне кое-что известно о Синанджу, папочка. Я знаю, что так оплакивают только кровь родного человека.
— Твоя жизнь настолько не имела цены, что я решил таким путем ускорить твою смерть, — сварливо проскрипел Чиун. — А ты взял и не умер. Зря я тратил деньги на свечи.
— Ничего, мы возместим тебе расходы. А знаешь, Чиун, даже если я никуда не гожусь, тебе все-таки повезло, что у тебя есть сын — я. Здорово, должно быть, иметь сына!
— Здорово иметь хорошего сына, — ответил Чиун. — Иметь такого сына, как ты, — все равно, что не иметь никакого. Ты совершенно ничего не соображаешь, Римо.
— К тому же я жирен. Этого тоже не забывай.
К моменту появления Римо на веранде Смит закончил осмотр женского трупа.
— Это Шийла Файнберг? — спросил он.
— Она самая, — ответил Римо.
Смит кивнул.
— Что ж, по крайней мере она перестанет делать из людей тигров. Вы случайно не узнали у нее имен тех, которые по-прежнему остаются в Бостоне?
— Нет, — сказал Римо.
— Тогда после возвращения вы их быстро устраните. Теперь, когда вы знаете их повадки, это не составит для вас труда.
— Я туда не вернусь, Смитти, — сказал Римо.
— Но они все еще там. И все еще убивают.
— Скоро перестанут. Скоро им крышка.
— Вы так уверены?
— Уверен. Я же сказал: она не была беременна.
На этом Римо прекратил всякие разговоры. Он хранил молчание, пока джип вез их на аэродром, где дожидался частный самолет Смита.
Только в самолете Чиун осторожно обратился к нему:
— Она менялась в обратную сторону?
Римо кивнул и спросил:
— Как ты догадался?
— Ее тело утратило прежнюю гибкость. Это существо уже не могло двигаться так, как то, которое утащило тебя на прошлой неделе из санатория.
— Ты прав, папочка, — сказал Римо. — Ее рвало. Она решила, что это утренняя тошнота, свидетельствующая о беременности, но причина была в другом. Ее организм отторгал привнесенные изменения. Менялись ее формы, она была уже не такой сильной. Она была на пути назад.
— Значит, остальные, те, что в Бостоне, тоже пройдут этот путь...
— Правильно. Поэтому мы можем оставить их в покое.
К ним подсел Смит. Чиун сказал:
— Но попытка была неплохой. Если бы можно было справиться с отторжением и получить немного этой НКД...
— ДНК, — сказал Смит.
— Ну, да. У вас, кстати, не найдется?
— Нет.
— Не сможете достать для нас бутылочку?
— Вряд ли ее продают бутылками. Зачем вам?
— Последнее время я усиленно практикуюсь в терпимом отношении к низшим народностям. Если вы обратили внимание, я давно не напоминал вам, что вы белые. Это — часть моей новой программы терпимого отношения к низшим мира сего. Если бы мы раздобыли этой ДНК, можно было бы превратить в желтых всех белых и черных. Потом мы бы подняли их умственный уровень до корейского, а потом еще выше — до северокорейского. Улавливаете?
— Пока да, — сказал Смит.
— В конце концов мы бы всех северокорейцев превратили в лучших из людей, какие когда-либо появлялись на земле, — по образцу одного-единственного уроженца Синанджу. Вы только вообразите такое чудо, император!
— Точно, Смитти, — подхватил Римо. — Пораскиньте мозгами. Четыре миллиарда Чиунов!
— Я не смогу достать ДНК, — поспешно ответил Смит.
— Он согласен и на центрифугу, — со смехом сказал Римо.
Чиун высказался в том смысле, что какой бы ни была его терпимость, белым свойственно отказываться от хороших предложений, даже если речь идет о последнем для них шансе улучшить свою породу.
Перейдя на корейский, он сообщил Римо, что это станет темой его следующей книги.
— Следующей? Где же последняя?
— Я решил не тратить на вас силы. Вы бы все равно этого не оценили.
Вот следующая книга обязательно приведет вас в чувство.
— Когда ты собираешься ее написать? — спросил Римо.
— Я бы сильно продвинулся уже сейчас, если бы не пришлось тратить столько времени на тебя. Если ты оставишь меня в покое и будешь соблюдать тишину, я ее мигом закончу.
— Я буду стараться изо всех сил, — пообещал Римо.
— И, как обычно, у тебя ничего не получится, — сказал Чиун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21