Это он отвернулся от Синанджу, а уж потом Синанджу отвернулось от него. Он забыл про тренировки, забыл про дыхательные упражнения, забыл, как делать свое тело непохожим на тела остальных людей.
Он отвернулся и от многого другого. Например, от Чиуна, который на протяжении многих лет был для него больше, чем отцом. Который с любовью учил его вековой мудрости Синанджу. А что сказать о Смите и нечеловеческом напряжении его труда? О проблеме людей-тигров в Бостоне? О президенте?
Римо понял, что забросил свою единственную семью, своих единственных друзей. Поэтому его и оставило искусство Синанджу, в свое время преобразившее его.
Римо огляделся и сделал глубокий вдох. Воздух был чист и свеж. Он сделал еще более глубокий вдох, наполняя воздухом легкие, пропуская его через весь организм, как учился делать это день за днем, месяц за месяцем, год за годом.
Подобно шлюзу, открывающемуся в наводнение, какой-то механизм у него внутри, уступив напору воздуха, дал волю воспоминаниям о том, каким он был прежде. Теперь он мог не только нюхать воздух, но и пробовать его на вкус. В нем была сахарная сладость и гниение растительности, а также влага, свидетельствующая вместе с солоноватым привкусом о близости моря.
Он сделал новый вдох и учуял полевое зверье. В ноздри ударил запах мяса с кухонного стола Шийлы, тяжелый дух мертвечины. Он чувствовал сухой аромат досок под ногами. Ощущение было такое, будто он был мертв, а теперь ожил.
Римо громко засмеялся, переполненный жизнью. Синанджу было искусством смерти, но тем, кто им владеет, оно несло только жизнь, полноту жизни, когда все органы чувств и каждый в отдельности нерв вибрирует от ощущения своего всесилия.
Римо опять засмеялся. Веранда заходила от его смеха ходуном.
Он сделал разворот и высоко подпрыгнул.
Он опустился на узкий брус ограждения двумя ногами и застыл без движения, как мачта, строго перпендикулярно брусу.
Зажмурившись, он подпрыгнул, перекувырнулся и опустился на балюстраду двумя ногами, только с развернутыми в стороны ступнями. Он пробежался по ограде вперед и назад, не разжимая век, ощущая дерево подошвами и впитывая природную силу через древесину.
Смеясь, он понял, что добился своего.
Шийла Файнберг была в кухне и не слышала его смеха. Она только что закончила завтрак, состоявший из сырой кровавой печени. Теперь ее выворачивало наизнанку.
Она посмотрела на свою рвоту и улыбнулась. Чуткий зверь внутри ее уже третий день подавал долгожданные сигналы. Теперь к нему подключилось ее женское естество. Если это тот самый сигнал, на который она надеялась, то Римо ей больше ни к чему.
Разве что на обед.
Стоя на веранде, Римо вынул из кармана пачку с сигаретами, раздавил ее в ладони и выбросил на поле срубленного тростника. Он больше не испытывал потребности в сигаретах.
Впрочем, он приберег спички.
Глава 14
Барменша в «Трех мушкетерах» не кичилась своей смазливостью, хотя кичиться было чем. Просто Дервуд Докинз не произвел на нее сильного впечатления. Подумаешь, «кадиллак», подумаешь, толстая пачка денег! Но то, что он летает на собственном реактивном самолете, растопило лед ее безразличия. Может, он и ее как-нибудь прокатит?
— Обязательно! — пообещал он. — Хоть днем, хоть ночью!
Он закрепил победу, расписав, как быстро они могли бы попасть в какое-нибудь райское местечко. Скажем, на прошлой неделе он всего за три часа доставил клиентов в Доминиканскую Республику. До чего странные клиенты! Шикарная блондинка в шортиках, а при ней клетка. Он знал, что в клетке сидит человек, потому что слышал его крик, когда клетку сбросили на бетон.
Все это Дервуд Докинз выложил барменше как на духу. Ведь он уже выпил четыре порции мартини, о чем и уведомил остальных посетителей бара, включая плохо одетого человека у дальнего конца стойки, который последние четыре года умудрялся кормить вечно больную жену и детей только благодаря тому, что раз в неделю набирал один телефонный номер, чтобы поделиться тем, что ему удалось подслушать. За это ему платили сорок пять долларов в неделю. Человек, которому он звонил, всего два дня тому назад говорил, что разыскивает блондинку и темноволосого мужчину с толстыми запястьями.
Рассказ трепача Докинза мог оказаться холостым выстрелом, но существовала и иная возможность. Плохо одетый допил кружку пива, которой всегда ограничивался по дороге с работы домой, и набрал заветный номер. Вдруг на этот раз его ждет премия?
Спустя час барменша засобиралась уходить. Дервуд Докинз вспомнил, какой беспорядок она застанет у него дома, и покачают головой. Но пока он поджидал ее у стойки, к нему подошел незнакомец и спросил сухим, как готовая полыхнуть солома, голосом:
— Вы — Дервуд Докинз, летчик?
Докинз оглядел незнакомца с ног до головы и приободрился. Старый костюм, неухоженные волосы. Не клиент бара и уж подавно не владелец. Докинз решил, что с ним не обязательно соблюдать вежливость.
— Кому какое дело?
— Моя фамилия Смит. Расскажите о своем полете на Карибские острова на прошлой неделе.
— О каком еще полете?
— Блондинка. Клетка с человеком.
— Кто вам об этом рассказал?
— Неважно. Знаю, и все, — сказал Смит.
— А мне не хочется об этом разговаривать.
Докинз огляделся, чтобы узнать, есть ли свидетели. Блондинка отвалила немалые денежки, чтобы он держал язык за зубами. Конечно, о том, чтобы забрать у него денежки обратно, она может забыть, но если пожалуется на него, то все будут знать, что Докинз не в меру болтлив. Это скажется на его доходах.
— Мне очень жаль, но вам придется все рассказать, — сказал Смит.
— Это угроза? — спросил Докинз.
Как он ни сдерживался, вопрос прозвучал недопустимо громко. А все мартини!
— Нет, я стараюсь обойтись без этого, — ответил Смит почти шепотом, чтобы подсказать Докинзу верный тон. — Я не стану вас предупреждать, что, если захочу, у вас уже завтра утром не будет лицензии на полеты. Я не стану обсуждать ваши регулярные полеты из Мексики с весьма странным грузом. Такие маленькие бумажные пакеты. Но я не стану в это вдаваться. Мне нужно знать одно: кого вы везли. Куда вы их доставили? Кто вам заплатил? Кем были ваши пассажиры? Говорили ли они что-нибудь?
Потребленный Докинзом алкоголь препятствовал запугиванию, хотя намек на его визиты в Мексику вызвал у него в желудке явление, напоминающее мертвую петлю.
— Если вам нужны ответы на такие вопросы, то вы обратились не по адресу, — заявил он и, забыв про барменшу, переодевающуюся в задней комнате, добавил: — Я пошел.
— Как вам угодно, — сказал Смит. — Лучше было бы, если бы вы ответили мне прямо здесь.
— Оставьте меня в покое, — сказал Докинз.
Смит сделал попытку взять его за плечо, но Докинз отшатнулся и кинулся к двери.
— Что вам подать, сэр? — спросил у Смита новый бармен.
— Ничего, благодарю. Я не пью.
Смит купил коробок спичек, взял со стойки бесплатный соленый крекер и последовал за Докинзом. Подойдя к двери, он услышал снаружи сдавленный крик.
Дервуд Докинз крутил головой, приходя в себя после столкновения со столбиком стояночного счетчика. Тело его лежало на тротуаре, одна рука пробила счетчик насквозь и вышла с другой стороны.
Рядом с ним стоял Чиун.
— Теперь он готов к беседе с вами, император.
Смит откашлялся и встал так, чтобы загородить от прохожих отчаянно хватающую воздух руку собеседника.
— Итак: кого, куда, когда и зачем?
— Сперва освободите мою руку, — взмолился Докинз.
— Куда прикажете ее положить? — осведомился Чиун, подойдя ближе. — В ваш левый карман? В багажник вашей машины? Если император пожелает, мы можем выслать ее вам по почте. Решайте, болтун.
— Тогда я все скажу, — сказал Докинз Смиту. Глаза летчика безумно вращались. — Только обещайте, что он ко мне больше не притронется.
— Вы говорите, говорите, — подбодрил его Смит.
Спустя пять минут Смит и Чиун сидели в вертолете, который доставил их к частному реактивному самолету. Маршрут следования — Доминиканская Республика.
* * *
В 1500 милях к югу, в Доминиканской Республике, Шийла Файнберг изрыгнула на тарелку все до одного куски сырого мяса, пробывшие у нее в желудке совсем немного времени, которого, впрочем, хватило, чтобы под воздействием желудочного сока они из кроваво-красных превратились в серо-зеленые.
Она захохотала. Тигриная часть ее естества уже предупредила об успехе, сейчас о том же уведомлял женский организм.
Утренняя тошнота! Она беременна. Новый вид начал размножаться естественным путем.
Римо совершил то, для чего предназначался. Откровенно говоря, он успел ей надоесть. Наступило время избавиться от него.
Может быть, эту еду ее организм усвоит.
Глава 15
— Римо, ты где? Пора!
Она приближалась к нему как-то по-новому. Римо почувствовал ее шаги по колебаниям досок веранды и понял, что это необычные шаги. Ее движения были медленными, расчетливыми, словно она искала, где лучше поставить ногу. Римо сделал из этого верный вывод. Она звала его в постель, но он уже не верил ей.
Она вышла на охоту. Наступил ответственный момент.
Римо легко перемахнул через ограду и бросился в поле, чтобы спрятаться в остатках тростника. Среди шелухи начали подниматься новые стебли, переплетавшиеся с могучими сорняками. Здесь хватало растительности, чтобы спрятать Римо.
Раня ноги и царапая руки, Римо достиг дальнего угла поля, где и притаился.
До него опять донесся голос Шийлы:
— Где ты, дурной мальчишка? Иди к мамочке!
Примитивная имитация соблазна совершенно не соответствовала ее натуре.
При иных обстоятельствах это вызвало бы у Римо смех. Но не теперь. Сейчас она бросится за ним в погоню. Римо не знал, насколько полно в нем восстановилось мастерство Синанджу.
Однажды, когда он находился в пике формы, она его чуть не прикончила.
Как же обернется дело теперь, когда он растренирован и утратил форму?
Шийла выскочила на веранду. Римо хорошо видел ее сквозь стебли. Она была обнажена, руки подняты над головой, пальцы скрючены. Она поводила головой вправо-влево.
Принюхавшись, она определила, в каком направлении скрылся Римо. Из ее горла вырвалось злобное рычание, тигриный рык, от которого жертва начинает трепетать, стелиться по земле и лишается сил к сопротивлению.
Она сбежала с веранды. Руки прижаты к бокам, голова низко опущена. Она шла по следу.
— Ты знаешь, что тебе не уйти! — крикнула она. — Так мне будет еще проще тобой пообедать.
Она понеслась в направлении Римо так быстро, словно заросли у нее на пути сменились гладкой тропинкой.
Римо припал к земле, чтобы не быть замеченным, и бросился к дому. Направление ветерка была таким, что теперь до нее не мог долететь его запах.
Рядом с домом стоял бензиновый движок, питавший электроэнергией лампочки и холодильник. Наготове были две полные канистры, по пять галлонов в каждой. Римо подхватил обе и поспешил назад в поле.
Шийла все звала его. Ее голос разносился по окрестностям с нечеловеческой силой.
Достигнув зарослей, где запах Римо стал отчетливее, она остановилась и хорошенько принюхалась.
— Как ты догадался, что твоя работа окончена? — Она выпрямилась и заторопилась через поле тем же путем, что в первый раз пробежал Римо. — Уймись, от меня все равно не спрячешься!
Достигнув второго густого островка, где также побывал Римо, она крикнула:
— Жаль, что ты не сможешь увидеть расу, которую помог создать!
Римо выливал бензин на краю поля. Он делал это на бегу, зажав канистры под мышками. Сухая шелуха покрывалась маслянистой пленкой.
Римо израсходовал полторы канистры. К тому моменту, когда Шийла добежала до шестого островка, где остался запах Римо, он описал вокруг поля полный круг и теперь опять находился у веранды.
Он чувствовал, что форма не восстановилась до конца. Разодранные мышцы живота срослись, кожа зажила, не украсившись шрамами, однако мышечный тонус ослаб. От пробежки с двумя канистрами он совершенно выдохся. Он удивленно пожал плечами и бросил канистры.
Шийла стояла на четвереньках, вынюхивая его следы у шестого островка растительности. Римо устремился к центру поля, крикнув:
— Эй, киска, ты где?
Шийла выпрямилась и зарычала. Увидев Римо, она улыбнулась широкой хищной улыбкой, в которой не было ни радости, ни счастья, а лишь удовлетворение от близости лакомой добычи.
Она медленно пошла в его направлении, слегка согнувшись. Ее красивые груди склонялись к земле, соски напряглись от страсти, не имевшей ничего общего с сексом. Впрочем, груди казались теперь меньше, чем прежде.
— Я думала, что охота будет увлекательнее, — сказала она.
— Сейчас слишком жарко для игр, — ответил Римо.
— Даже с матерью твоего ребенка?
Эти слова ударили Римо, как тяжелый молот. Он уже много лет мучался от мысли, что у него никогда не будет дома, детей, своего угла, где не придется платить за ночлег.
— Что ты имеешь в виду?
— Я ношу твоего ребенка. Для этого ты здесь и торчал, глупец!
Его отделяло от Шийлы каких-то двадцать ярдов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21