места вокруг часовни и в самом деле были очень живописными. Небольшое, но очень симпатичное каменное строение, выкрашенное в белый и салатовый цвета, как бы похваляясь своими свежими красками, возвышалось на поросшем зеленой травой невысоком холме. Почти со всех сторон к нему подступал берёзовый лес, в нем громко пели птицы, на поляне стрекотали кузнечики. Яркое солнце на абсолютно безоблачном небе играло яркими лучами на позолоченном кресте часовни, к которой вела узкая извилистая тропинка. По другую сторону, там, где начиналась опушка леса, виднелись поросшие травой развалины, а за ними лес расступался, словно его специально раздвинули руками, чтобы показать небольшое озерцо. От чистого и свежего запаха трав кружилась голова, хотелось петь и смеяться от счастья, глядя на первозданную красоту этого чудесного уголка природы, чудом сохранившегося вблизи Москвы.
Оставив машину на поляне около леса, они втроём поднялись по тропинке на холм. Ни одной живой души вокруг Деревянные двери часовни были заперты на висячий замок. Рядом с дверью висела новенькая медная табличка: «Памятник искусства. Охраняется государством. Построен в 1915 году. Архитектор неизвестен».
— Красиво здесь, — сказал следователь, окидывая восхищённым взглядом зеленые просторы. — Спасибо, что привезли меня сюда, а то я уже и забыл, что на земле такие места бывают — Это вы нас привезли, — напомнила Ольга, рассматривая табличку. — Надо же, часовню построили столько лет назад, а она как новенькая.
— Конечно, её недавно отреставрировали, — сказал Игорь — Ну, что будем делать? Здесь никого нет.
— Так, давайте для начала осмотрим это культовое сооружение со всех сторон, — деловито проговорил следователь.
— Это не культовое сооружение, а молитвенный дом, — поправила его Ольга.
— Один черт — Бывший молитвенный дом, — добавил Игорь. — Теперь это памятник. Интересно, зачем его здесь построили вдали от людей? Тут же никто не живёт — Как это никто не живёт? — послышался за их спинами скрипучий голос, и они обернулись.
По тропинке, опираясь на суковатую палку, тяжело поднимался старик. Глубокие морщины покрывали все его сморщенное от времени лицо, сухая кожа на руках была жёлтого, как у мертвеца, цвета, подслеповатые глаза часто моргали, остатки седых волос на голове развевал ветерок, зубов во рту почти не имелось. Застёгнутая наглухо тёплая байковая рубаха в выцветшую когда-то синюю с белым клетку, просторные тёмные штаны, потёртые кожаные сандалии составляли одежду старика. Взойдя на площадку перед входом в часовню, на которой стояли, с удивлением взирая на невесть откуда взявшегося деда, трое приезжих, он остановился, опершись двумя руками на свою палку, и продолжил начатую ещё внизу фразу:
— Раньше здесь много народу жило, понимаешь. А вы откуда будете?
— Из Москвы мы, дедушка, — ответила Ольга — Помолиться хотели или просто посмотреть? — он с детским интересом разглядывал незнакомцев, щуря глаза.
— А вы, собственно, кто будете? — строго спросил следователь.
— Григорием меня зовут. Я жил здеся когда-то, — прошамкал старик. — Хожу вот сюда иногда, присматриваю, как бы чего не утянули. Народ нынче шальной пошёл.
— Против такого народа, дед, с пулемётом ходить нужно, а не с палкой, — усмехнулся Игорь. — А то они и вас вместе с этой часовней утащат.
— Кому я нужен такой старый, — он заулыбался, обнажив пустые десны — Мне уж девяносто семь годков, почитай, стукнуло.
— Хорошо сохранились, — с улыбкой заметила Ольга и перешла к делу. — Скажите, дедушка, вы где сейчас живёте?
— Там, в Лыткарино, — дед махнул рукой за спину. — Как родился, так и живу. А раньше здесь усадьба была. Вон видите, — он кивнул на развалины внизу около леса, — это все, что от неё осталось. После революции люди сожгли, — он вздохнул, горестно покачав головой — Да и я сам тоже жёг со всеми. Молодой ишшо был, глупый, не понимал, что добро народное уничтожаю.
— А часовню почему не сожгли? — спросил Игорь.
— Побоялись, что бог накажет, — пояснил дед, глядя на часовню. — Сломать не сломали, а молиться все равно в ней не молились — такая тогда политика партии была. Так она и стояла здеся, брошенная, покуда новая власть не пришла и все церкви заново не отстроила. Эту вот молельню тоже покрасили, внутри все прибрали, иконки повесили, крест новый справили, табличку присобачили — лучше прежней стала. Только люди все равно сюда не ходят.
— Что ж так? — спросил следователь.
— Далеко, сынок, ходить-то, да и в Лыткарино своя церковь есть. Но я думаю, не поэтому сюда люди не ходят.
— А почему?
— Гиблое это место, — вздохнул дед. — Нечистая здесь, говорят, вовсю гуляет. Все трое переглянулись.
— Расскажите, пожалуйста, — попросила Ольга. — Нам очень интересно.
— Ага, — поддакнул Игорь, — а мы вам за это денег дадим, костыль новый купите, — он сунул руку в карман, вытащил смятые сто рублей и протянул старику. — Вот, держите.
— Неужто это все мне? — удивился дед, беря бумажку крючковатыми пальцами. — Ну, спасибо, дай бог вам здоровья на долгие лета. Никогда мне ещё за разговоры денег не давали.
Чёрная фата — То ли ещё будет, дедуля, — хмыкнул Игорь. — Давайте, травите свою историю.
— Только она длинная, милок, нужно присесть где-нибудь, а то ноги у меня уже не те стали.
— Можно здесь, на травке, и присесть, — предложила Ольга, сгорая от любопытства. — У нас время есть, мы не торопимся.
Они расселись кружком на травянистом склоне, и дед начал рассказывать, положив палку себе на колени:
— Никому я об этом не рассказывал ещё, но чую, что недолго мне уже осталось жить, да и люди вы, видать, хорошие, поэтому слушайте, не уносить же с собой в могилу. Об этом уже никто, кроме меня, почитай, и не знает. Я тут один такой старый остался, что помню. Документы все ещё в революцию уничтожили, и сейчас никому неизвестно, что когда-то в этой усадьбе жила одна барыня по фамилии Коробейникова. Звали её Наталья. Мне тогда двенадцатый год шёл, когда она решила свадьбу себе сыграть. Об этом вся округа судачила, потому как этой барыне на то лето аккурат стукнуло восемьдесят годков. Страшная она была, как смерть, и злая, как сто голодных волчиц.
— Постойте-ка, дедуля. — Миронин залез в карман, вытащил конверт, достал из него один снимок и протянул старику. — Взгляните, это не она, случайно?
Взяв фотографию, дед подслеповато прищурился, затем вынул из бокового кармана рубашки очки, нацепил на нос и снова посмотрел. И тут же дряблые губы его затряслись, рука со снимком стала дрожать, он поднял на следователя обезумевший взгляд и испуганно прохрипел:
— Она самая, Наталья Коробейникова. Где вы это взяли?
— Неважно, дед. Вы уверены, что это она?
— Конечно. Я сам на её свадьбе был, еду подносил. Мать честная, как же это так. — Он потрясённо качал головой, ощупывая снимок костлявыми пальцами. — А кто это рядом с ней стоит?
— Это наши друзья, — взволнованно пояснил Игорь, ещё не веря в такую удачу. — Дело в том, что недавно мы гуляли свадьбу в этой самой часовне, а когда проявили фотографии, то вместо невесты увидели эту незнакомую женщину. Как она там оказалась — загадка, но теперь нам стало все…
— Минутку, — сердито перебил его следователь, — пусть сначала он все расскажет.
— Вот этот парень, — дед ткнул пальцем в жениха на снимке, — он кто?
— Мой друг, Володя Крапивин, — сказал Игорь. — А что?
— Он очень похож на того человека, которого Наталья женить на себе хотела. Почти вылитая копия. Фёдором Ореховым его звали, как сейчас помню, — он задумчиво покачал головой. — Надо же, какие совпадения случаются.
— Рассказывайте дальше, — попросил следователь.
— Ну и вот, — продолжил дед, не выпуская снимка из рук, — как я уже говорил, Наталья была очень злая и страшная — сами видите, что не вру. Дожила она старой девой до восьмидесяти лет, а потом вдруг замуж удумала выходить. За её спиной все господа в округе смеялись, но она упёрлась рогом, плюнула на всех. А секрет был в том, что жил у нас в деревне молодой и красивый парень, тот самый Федька Орехов, который на вашего друга похож. Здоровый был мужик, драчун отчаянный, кузнецом работал, и все бабы в деревне за ним убивались. А он ни на кого не смотрел, потому как сильно свою Василису любил. Василиса тоже из бедных была, у Коробейниковой в усадьбе прислуживала, маленькая такая, хрупкая и красивая, ну снегурочка прямо, коса до пят и пела очень душевно. Все уже знали, что весной Федор с Василисой свадьбу сыграют, радовались за них, её родители приданое готовили, как вдруг зимой случилась беда. Однажды утром Василису нашли мёртвой около проруби. — Он посмотрел на озеро за лесом. — Вон на том самом озере все и случилось. Сказывали, будто голодные волки на неё напали, когда она за водой пошла, и разорвали в клочья. Все тело её было изранено, особенно лицо, на котором вообще живого места не осталось. Ну, похоронили её всем миром, поплакали, а Федор начал горькую пить. Потом его стали часто вместе с барыней видеть: то он её в повозке в город сопровождает, то она его в свои покои вызовет, и они там часами о чем-то беседуют — в общем, никто не знает как, но охмурила она парня. Говорили, будто пообещала ему все своё состояние отписать, если он на ней женится. А Федька хоть и тосковал по своей Василисе, но далеко не дурак был, смекнул, видать, что барыня долго не протянет, да и решил моментом воспользоваться. Согласился, короче, под венец с ней пойти, и Наталья во всеуслышанье об этом объявила. Ходила такая довольная, счастливая, подобрела, даже работников своих пороть перестала, а то раньше все самолично норовила человека кнутом по лицу или спине перетянуть. — Старик почесал плечо — У меня до сих пор шрам остался, как она меня однажды стеганула — За что? — участливо спросила Ольга.
— А ни за что, просто так, — ухмыльнулся дед. — Под руку подвернулся — Да уж, — покачал головой Игорь, — профсоюза на неё не хватало.
— Не мешайте, Корешков, — строго посмотрел на него следователь, и старик продолжил — Свадьбу играли летом тут же, в усадьбе. Гости понаехали со всего уезда, родственники из Москвы прибыли. Пригласили попа, который должен был их обвенчать прямо тут, но тот заболел и послали за другим. А пока ждали, сели за стол в светлой горнице и начали свадьбу гулять — дело-то ведь, считай, решённое было. Невеста в белом платье хорохорилась перед гостями, как молодуха какая, а жених ни на кого внимания не обращал, хотя на него многие косо поглядывали — мол, позарился бедняк на наследство их богатой сродственницы, — но вслух ничего не говорили, чтобы Наталья не разгневалась. Ну, посидели где-то с час, а попа все нет, как на грех. Тогда все во двор высыпали и танцевать под музыку стали — подвыпили ведь уже порядком, как водится. А потом Наталья с женихом куда-то ушли, никто и не заметил как. И только когда Федор появился, весь кровью забрызганный, музыка сразу смолкла, все к нему повернулись и от страха ничего понять не могут. А он возьми да и скажи, повалившись на колени, мол, простите, люди добрые, зарубил я Наталью. И все, больше ни слова ни сказал, даже когда судили его и на каторгу отправляли. Так и не успела Наталья Коробейникова свою свадьбу до конца доиграть и обвенчаться. Все тогда решили, что Федор от того на смертный грех пошёл, что расхотел на этой зловредной старухе жениться Люди его понимали и не осуждали, да и не за что было, честно говоря. В то же лето на этом вот месте родственники Коробейниковой, которым её наследство досталось, часовню поставили в память о безвременно ушедшей рабе божьей Наталье Коробейниковой. Вот такая была история, ребятки.
— И это все? — удивилась Ольга.
— Нет, это только начало другой, самой главной истории, — пояснил дед. — Потом случилась Великая Октябрьская революция, Федор Орехов сбежал с каторги, стал революционером, вернулся в родную деревню и рассказал людям всю правду, чтобы они его простили за смертоубийство. Он сказал, что Наталья тогда зачем-то призналась ему в пьяном порыве, что самолично убила Василису около проруби, чтобы его, Федора, на которого давно засматривалась, заполучить. Улучила момент, когда та за водой пойдёт и людей вокруг не будет, и прикончила девку. Старуха, несмотря на свой возраст и худобу, очень сильной была, не каждый мужик с ней мог справиться. Убила она Василису и на волков все свалила — только звери могли так человека изуродовать. Федор как услышал это, сам не свой стал, рассудок у него помутился, он схватил топор и на Наталью. Та убегать кинулась, кричать начала, да только за музыкой никто её не услышал. Догнал он её и зарубил насмерть. Тут уж люди не выдержали, поднялись всей деревней и пошли усадьбу громить, чтобы за Василису, которую все любили, отомстить. Сожгли все дотла, один фундамент остался. Хотели и часовню заодно спалить, но в бога тогда ещё верили и убоялись супротив него выступить. Забили двери и окна досками и имя Коробейниковой на веки вечные прокляли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20