Ольхов бьет и бьет в одну точку. Конечно, он не может не понимать, что обещание «не болтать» ни о чем не говорит — обычное сотрясение воздуха. Оно нужно банкиру больше для успокоения окончательно издерганных нервов.
Николай безвольно кивнул. Да, понял, сделаю так, как вы сказали.
Все его внимание сосредоточено на «мерсе», в салоне которого под охраной секретаря-урода сидит грустная Вавочка.
Повинуясь повелительному жесту, Полкан отошел в сторону. И снова Родимцев напрягся. И тут же — расслабился. Два автомата — Полкана и Рома — издали, с разных сторон подстерегали каждое его движение. В окне машины угрожающе шевелился нос-набалдашник. Не успеет Николай взмахнуть рукой — изрешетят пулями.
— Будешь вести себя прилично — подумаю о твоем досрочном, освобождении, — не успокаивался Ольхов, начисто забывший недавние свои угрозы. Говорил тихо, почти шептал. — Походотайствую.
Пленник отлично понимал, что ничего банкир не сделает, не в его интересах ожидать после освобождения Шавки мстительного выстрела или удара ножом. Излишне самолюбивый парень не простит теперяшнего унижения, не расстанется с Веркой.
Значительно спокойней знать, что любовник «сексрабыни» сидит за крепким запором.
Устыдившись несвойственной ему слабости, Ольхов выпрямился, гордо вскинул украшенную сединой голову. Сухо прогворил.
— И ещё хочу добавить: Верка будет жить пока ты станешь молчать.
Последний довод пробил здоровенную нишу в равнодушном отношении Родимцева. Он ответил таким же сухим, деловым тоном. Будто подписал договор о ненападении.
— Все сделаю! Только оставьте Вавочку в покое.
— Я уже сказал, повторяться не люблю…
Ольхов призывно взмахнул рукой. Менты выскочили из «газика», медлено пошли к нему.
— Берите парня и — к себе. Оформляйте, как положено.
Перед Николаем замаячил глухой забор с тремя рядами колючки поверху, наблюдательно-сторожевыми вышками, нары, лагерная баланда, вертухаи…
Зона!
И все же он выдержит, не сломается! А после освобождения или удачного побега — как сложится, всю оставшуюся жизнь посвятит мести. Банкиру, его верным шестеркам, фээсбэшнику, который не смог или не захотел защитить своего агента, вонючему уроду.
В этот список не войдут Ром и Полкан — рядовые исполниители, зарабатывающие на хлеб кровью невинных жертв.
Вот только поймать бы один единственный любящий взгляд Вавочки — до чего же ему сейчас нужен этот взгляд!
Дочь банкира упрямо смотрела в противоположную сторону. На дорогу, ведущую к коттеджу Профессора. Будто мечтала о возвращении к интеллигентному предателю и его жирной «корове».
Значит, она тоже отказалась от вонючего зека, решила вернуться в прежнюю свою жизнь, решил Николай. Погостит у предателя и — под крылышко к пожилому любовнику. Дескать, прости, просадила понты, обмишурилась, возьми свои деньги и по прежнему навещай меня по ночам. Обещаю отработать наследство. Своим телом.
Именно равнодушие девушки оказалось для Николая решающим. Он будто проснулся.
Резкий удар по локтевому сгибу правой руки банкира. Ловко перехватив выпавший пистолет, Родимцев загородился Ольховым, больно вжал ствол в его шею. Заорал таким голосом, что птицы, сидящие на проводах, в панике разлетелись.
— Один выстрел и отправлю вашего хозяина в ад!
Два мента застыли на полдороге к «газику». Ром и Полкан нерешительно опустили автоматы. Бобик не опустил — целился, но не стрелял. Пока не стрелял. Вавочка, расширив глаза, с обожанием смотрела на любовника.
По прежнему прикрываясь плененным банкиром и не переставая угрожающе напоминать охранникам и ментам о расправе, которую он учинит при первом же выстреле, Родимцев подобрался к милицейскому «газону».
— Опустите оружие! — жалобно прокричал Ольхов, увидев, что Полкан все же поднял «калашников». — Бросьте на землю! Приказываю!
Поколебавшись, телохранители и менты послушно бросили автоматы. Бобик не бросил — опустил. С оскалом хищника, из пасти которого вырвали добычу.
Затолкав пленника в машину, Родимцев, не разогревая двигатель, рванул в сторону от поста. Не по шоссе, на котором «марс» через несколько минут догонит его — по лесной дороге с множеством выпирающих корней, ухабов, глубоких луж.
Запоздалая втоматная очередь все же прошлась над беглецом. Наверно, стрелял не Квазимодо — менее умелый стрелок. Скорей всего один из ментов.
На повороте Родимцев притормозил. Ударом ноги вышиб из машины ненужного уже пленника. И поковылял дальше. Именно поковылял — рытвины и корни мешали развить скорость, непривыкший к подобным дорогам «газон» отчаянно выл, дребезжал всеми частями своего изношенного «организма».
Минут через пятнадцать машина наскочила на замаскированный высокой травой пень. Колеса беспомощно крутились в воздухе, двигатель ревел. Будто жалкое насекомое, насаженное на острую иглу. Стянуть «газик» без тягача попросту нереально.
Родимцев плюнул на ментовский транспорт, выключил перегретый двигатель и побежал в сторону от лесной дороги. Вдруг преследователи опомнились, оставили Вавку вместе с трусливым «папашей» в «мерсе» и бросились в погоню. Ром с Полканом — впереди, бегут высматривая, будто вынюхивая, следы недавнего дружана.
Жизнь, завершив головокружительный вираж, возвратилась в исходную точку. С одним существенным дополнением: раньше беглеца преследовали менты и бандюги, сейчас к ним присоединился могущественный банкир.
Что касается госбезопасников — сложный вопрос. После того, как Чередов не получит желанных фотков секретного протокола, он может превратиться из добродушного и всепонимающего наставника в озлобленного врага. А может и простить неудачу малоопытного агента…
Куда укрыться от преследователей?
Николай остановился в лесной чащобе, обреченно осмотрелся. Кажется, придется превратиться в дикого зверя, загнанного охотниками.
— Стой! Бросай оружие! Руки на голову!
Приказание выдано негромко, но повелительно. Не подчиниться — пристрелят, броситься в кусты — пуля все равно догонит. Беглец швырнул в ближайшую лужу ольховский пистолет-игрушку, привычно задрал руки на затылок.
Из за деревьев вышли двое камуфляжных парней. Родимцев протянул к ним руки — для браслетов. Сейчас они защелкнутся.
Наруников не надели, вместо них — знакомый насмешливый голос
— А ты, паря, наблатыкался на зоне. Ловко лапы задираешь.
Антон? Надежда вспыхнула звездчатым фейерверком. И сразу погасла, сменившись безнадежной тьмой. Что можно ожидать от обманутого капитана? Все тех же наручников и камеры в Матросской Тишине. Уж лучше — смерть.
— Ладно, не трепыхайся, милок, все твои беды — позади. Бизнесмена ты не убивал, в телохранителя не стрелял. Доказано. Что касается нашего появления рядом с постом — можешь сказать спасибо банкирской дочери — позвонила, попросила помощи.
Снова — Вавочка?
— Когда позвонила? — глупо улыбаясь, спросил Николай. — Зачем…
— А вот это узнаешь от нее. Спрашиваешь, откуда? От Профессора. Мы его пасем вместе с банкиром, поэтому находились рядом с коттеджем. Вдруг — звонок в Управление. Мне его мигом перепасовали. Деваха слезливо просила защитить от бандитов ни в чем неповинного парня. То-есть, тебя. О себе — ни слова.
— Значит…
— Ничего не значит, — рассерженно фыркнул фээсбэшник. — Никто сейчас не собирается окольцовывать бывшего твоего хозяина. Жалко, но нет достаточных улик. Просто пасем. Появятся улики — посадим. Одной из улик должен был стать протокол с Дейбанком, который ты так и не добыл…
— А как же убийства?
— Причастность к ним банкира ещё нужно доказать.
— И доказывать нечего! — горячо запротестовал недавний беглец, начисто позабыв все свои несчастья. — Схватите Рома и Полкана, прижмите Бобика — расколятся, спасая свою шкуру. Я тоже могу дать показания.
— Успокойся, всему свое время… Продолжу информационную часть нашего базара. А ты, торопыга, слушай и не перебивай.
Собеседники сидели на поваленном дереве. Фээсбэшник постукивал по нему прутиком — будто аккомпанировал. Родимцев слушал капитана, широко раскрыв глаза. Удивлялся необычной откровенности Антона. По его мнению, подпитанному шпионской литературой, сотрудники госбезопасности не любят открывать свои карты.
— Вижу — удивляешься, — насмешливо покривился Чередов. — Зря. Прежде всего ты — наш секретный сотрудник, сокращенно — сексот. Потом — тебе ещё предстоит поработать в заданном направлении… Итак, пока Ольхов прогуливался по Подмосковью, готовил захват неверной любовницы с её глупым хахалем, ФСБ совместно с прокуратурой проводят обыск в его офисе. Изымают документы, допрашивают сотрудников банка. Моей группе было поручено следить за «дружком» банкира, проходящим по одному и тому же делу. За Профессором. Звонок твоей Вавочки спутал нам карты. Пришлось оставить возле коттеджа Профессора трех сотрудников, с остальными я поехал вслед за черным «фордом». Сначала на белой «волге» потом сменил её на салатовый «жигуль»… На всякий случай подстраховать тебя…
И это называется подстраховкой? Ольхов вволю поиздевался, его шавки едва не щекотали пленника нацеленными стволами, Квазимодо щерил в издевательской улыбке безгубый рот, а потом едва не сдали с рук на руки ментам. Для последующих издевательств. И моральных, и физических.
— Мои опасения оказались зряшными. Ты сам справился. Молодчина!
И снова — подробно об обыске в ольховском банке, о поисках достоверного компромата на его хозяина. О фактическом участии Монаха в убийстве бизнесмена и его телохранителя больше — ни звука. Слишком малозначащий факт, чтобы заострять на нем внимание.
Странная откровенность! Зачем?
Единственный ответ — органам до боли понадобилась «помощь» сексота. Кажется, уже не в роли пастуха и стукача — бери выше. Тогда — в качестве кого? Впрочем, какая разница — по емкому выражению Ольхова в современном мире любая услуга требует соответственной платы. Вот и Родимцеву придется отрабатывать помощь госбезопасности.
— Не ломай голову, друже, все значительно проще. На первых порах опишешь на бумаге все известное тебе о банкире: о его связях с криминальными структурами, отмыванием грязных денег, созданием фальшивых фирм, хищениях из государственной казны, манипуляциях с акционированием. Короче — все. Потом будет видно.
Николай, естественно, не выразил ни возмущения, ни согласия на стукачество, ни благодарности за заботу — переключился на самую больную для него тему.
— Как же Вавочка?
— Какая ещё Вавочка? Ах, да, мнимая банкирская дочка. Думаю, ничего плохого «папочка» ей не сделает. В его возрасте молоденькая красивая девочка — самый настоящий подарок судьбы
Последняя фраза — рашпилем по измученной душе.
— Единственная просьба, — перебил слюняво улыбающегося садиста Николай, — освободите девушку из лап убийцы и палача. Ничего не пожалею, все сделаю, как скажете!
Антон внимательно вгляделся в лицо собеседника. Будто пытался проникнуть в самую глубь его сознания.
— Вот оно что! Признаюсь — догадывался, но твердой уверености не было. Любовь! Ладно, подумаю нал твоей просьбой, но сейчас ничего обещать не могу.
Заворчала рация. Чередов внимательно выслушал доклад подчиненного сотрудника.
— Пасите. Глаз не спускать. Только — осторожно, не засвечивайтесь, — отключился и повернулся к Родимцеву. — Ну, вот и все. Почти все. Сейчас мы сопроводим тебя в нашу тюрягу. Там и обсудим остальные проблемы. Включая и освобождение твоей девочки… Не пугайся, временное заключение в наших общих интересах. Пусть Ольхов малость поволнуется, волнение подследственного заставляет его совершать ошибки. А ты укроешься от бобиковых и полканов, которые тебя непременно будут искать.
Чередов поднялся с дерева, потянулся.
— Пора в дорогу. До машин — четверть часа прогулки. Пошли.
В сопровождении двух сотрудников с автоматами капитан и его агент двинулись в сторону от лесной дороги…
Белая «волга» мчалась в сторону Москвы.
Сидя между двумя молчаливыми парнями в камуфляже, Родимцев думал не о хитроумной операции, закрученной госбезопасностью, не о своей роли в ней, не о предстоящей отсидке в камере изолятора — перед глазами стояла нежная и взрывчатая, грубая и заботливая, вызывающе сексуальная и стыдливая девушка.
Антон тоже помалкивал. Видимо, продумывал очередные шаги в порученном расследовании дела Ольхова и его подельников.
Неожиданно запищала рация.
— Слушаю, второй, — негромко откликнулся капитан. — Так… Так… На каком километре?… Понятно… Представитель прокуратуры на месте?… Хорошо… Еду!
Родимцеву показалось, что Антон бросает на него сожалеющие взгляды. В груди зародилось тревожное чувство, принялось расти, пухнуть. Что произошло на подмосковной дороге, какое отношение имеет неизвестно какое происшествие к судьбе беглеца?
— Ты вот что, друже, — повернулся к пассажиру фээсбэшник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38