Похоже — начинает. И лекарство — на виду: крикливая, сумасбродная, заботливая телка. Та самая, которая только-что ерзала под банкиром.
Вместе с чувством гадливости Николай ощутил и благодарность, и жалость. Благодарность за то, что Вавочка не побоялась заступиться за него, жалость — из-за нелегкой её судьбы.
— Глупости! — пренебрежительно отмахнулся банкир. — Все зависит от цены. Старая истина. Скажем, купил я контрольный пакет акций алюминиевого завода. На первый взгляд, дорого, баснословно дорого, но в будущем прибыль с лихвой компенсирует первоначальные затраты. Так и с тобой. Хочешь получить наследство — ласкай погорячей, не хочешь — будь холодна, как сегодня.
Условия поставлены, согласия или несогласия не требуется. Ибо отказаться Вавочка не может — обиженный любовник мигом заменит её другой телкой, более покладистой.
Девушка промолчала. А что она могла ответить?
Банкир демонстративно запахнул халат и, постукивая спадающими тапочками, ушел к себе. Вавочка проводила его брезгливым взглядом, вытерла выступившие злые слезы и захлопнула дверь. Послышался звук поворачиваемого в замке ключа.
Родимцев возвратился в свою комнату. Его лихорадило, в горле застрял упругий ком, который мешал дышать…
Остаток ночи Николай проворочался на постели без сна. Взбудораженный мозг рисовал картинки, одна другой мрачней. И — анализировал, сопоставлял, отбрасывал разные варианты поведения.
Виделась Вавочка в больнице, когда она организовывала консилиум у постели матери. А вот — она же сидит верхом на полуголом парне, стиснув его бока пухлыми коленками. И — смеется, смеется. Радостно и задорно. В минуту опасности, не побоялась встать рядом с телохранителем лицом к лицу с вооруженными рокерами…
Но нельзя же так просто забыть и о сценке в ночном коридоре, выбросить её из памяти!
Что же делать?
Родимцев все же распечатал заветную бутылку армянского коньяка. Заранее морщась, выпил полстакана. Сделалось легче, в голове перестали меняться тусклые кадры. Организм, видимо, понял состояние хозяина, не ответил тошнотой.
Прежде всего, не показать богатому рабовладельцу, что его бесправный слуга знает об истинном раскладе взаимоотношений Ольхова и его мнимой дочки. Не дай Бог, заподозрит — расправится и с Родимцевым, и, что намного страшней, с любовницей. Похоже, у засушенного банкира — ни жалости, ни честности. Все это вырезано в тот день, когда он вступил на скользкую тропу банковского бизнеса.
Ну, ладно, актерским мастерством Бог Николая не обделил, положил с избытком. Он выдержит и это испытание — не сломается. А вот что делать потом — сплошная, непроглядная темнота. Сбежать вместе с Вавочкой? Куда, на какие башли? Кто приютит бездомную парочку, где отыскать спонсора, который станет кормить и поить их?
Зарплату телохранители не получают — по словам Рекса, заработанные ими деньги отправляются на банковские счета. Жилье, кормежка, одежда — бесплатные, какого рожна ещё нужно? Поэтому никто из парней не качал права, не требовал выплат.
А Вавочка привыкла к безбедному существованию, когда в дамской сумочке всегда — толстая стопка «зеленых», которые она, не задумываясь разбрасывает налево и направо. Согласится ли ограничивать себя, или, как Симка, потребует за ласки и нежность достойной оплаты?
Выход единственный — не подгонять события, дать им возможность развиваться. Одновременно, искать пути выхода из, прямо скажем, тупиковой обстановки. Авось, появится какой-нибудь периферийный, не московский, фирмач, который возьмет Николая и его спутницу на работу. Кем угодно — телохранителем, продавцом, килером.
Утром, очухавшись от фантастических видений, Родимцев, как всегда, убрал постель и расположился с гантелями и гирей напротив раскрытого окна. Пересилил нежелание накачивать мускулы. Не расквашиваться, держать себя в форме!
Но для упражнений с гирями и гантелями ему чего-то нехватало, какой-то малости.
Ах, вот оно что — пустует кресло, в котором обычно располагается зрительница! Неужели Вавочка так и не появится?
Не появилась.
Пришлось сделать гимнастику в сокращенном варианте. Так же поспешно парень принял контрастный душ, докрасна растер тело жестким полотенцем. Ну, ладно, телка на смотрины не пришла, но, вдруг, пригласит вместе позавтракать?
Когда скрипнула дверь, сердце замерло, потом забилось в ускоренном темпе. Все же, решилась!
Но это была не Вавочка. Порог перешагнул Бобик. Хмурый, похожий на священника, отпевающего ещё одного покойника. Набалдашник носа потемнел и набряк, глаза опущены.
— Хозяин требует, — замогильным тоном сообщил он. — Срочно.
Родимцев не изобразил ни радость, ни тревожные опасения. Просто поднялся с дивана, натянул джинсы, брезгливо обошел урода. Тот последовал за ним. Будто тюремный вертухай за зеком.
В коридоре расхаживает охранник. Странно, ночью его нет, днем, когда особняк находится в полной безопасности, бдит. Похоже, охрана снимается на период пребывания хозяина у любовницы, она же — его приемная дочь. Чтобы присутствие даже за дверю посторонних не портило аппетит сопостельников.
Николай осторожно два раза постучал в филенку двери. Бобик отодвинулся и прижался плечом к стене. На подобии собачонки, свернувшейся у порога хозяина. Только и нехватает настороженных ушей, но их заменяет выглядывающая из-под распахнувшейся легкой курткой — наплечная кобура.
Как обычно, Ольхов медленно и важно расхаживает по кабинету. От окна к двери, от стеллажей, забитых книгами — к двум кожанным креслам, оберегающих покой треугольного столика на гнутых ножках. Увидев телохранителя «дочери», банкир остановился, изобразил на лице нечто вроде приветливой гримасы. Для Родимцева — оскал тигра, заметившего жирную добычу.
— Присаживайся, Шавка. Извини за ранний вызов, но такая уж судьба у деловых людей — не спать, — манерно развел он руками. — Бизнес требует полной отдачи. Особенно, в нашей несчастной стране…
Николай сел не на предупредительно выдвинутый в центр комнаты стул — дерзко утонул в кожаном кресле. Дескать, не собираюсь подставляться и унижаться, готов для деловой равноправной беседы. Даже скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу.
Ольхов поморщился, но от замечаний воздержался. Минут десять распространялся по поводу разнесчастной своей судьбы, когда — ни отдыха, ни личной жизни. Можно подумать, что это не он ночью балдел в комнатах купленной любовницы.
В самый разгар монолога банкир вдруг резко остановился напротив телохранителя.
— Дочка рассказала мне о происшествии на берегу речки. Ты в очередной раз показал себя настоящим мужчиной и опытным бойцом. Благодарю.
Откуда только люди находят такое количество бессмысленных слов? Выбрасывают из себя, будто мусор на свалку! И все же приходится изображать послушное внимание, иногда кивать, соглашаясь с дурацкими замечаниями и фальшивыми благодарностями.
Вот и сейчас, Николай картинно по гусарски наклонил голову. Дескать, всегда готов к подвигу во имя преданности замечательному хозяину. Заодно спрятал насмешливую, злую улыбку. Говори, говори, трепач, сквозь подоплеку твоих высказываний просвечивается совсем иное. Подозрение, склеенное со злостью. На примитивную приманку меня не поймать.
— Признаюсь, твое назначение телохранителем дочери — ещё одно испытание. На верность. Конечно, я рисковал, доверяя козлу капусту, Тем более, такую красивую и сооблазнительную. Ты выдержал и эту проверку, как две предыдущих: в тире и в спортзале.
Пронизывающий взгляд вонзился в лицо слушателя. Выдержал ли, не дрогнут ли у парня веки, не опустит ли он виноватые глаза? У Николая зачесалась щека, потом — грудь. С трудом удержал руку, так и тянувшуюся к этим местам.
Очередная угодливая улыбка показала: похвала соответственно принята и оценена. Родимцев упорно молчал, реагируя на сладкие речи банкира подхалимистыми гримасами или движениями головой. В основном — кивками.
— Наступила пора вовлечь тебя в настоящие дела…
Ольхов снова заходил по кабинету. Кажется, несмотря на все проверки, он все ещё колебался открываться. Николай вспомнил смутные фразы Рекса о некой группе, выполняющей особые задания хозяина. Его охватило предчувствие какого-то, ожидающего его, очередного несчастья. Типа покушения на мать или убийства Сансаныча.
— Работа предстоит не трудная, можно даже сказать — легкая, — Ольхов умело лавировал между открытостью и закрытостью. — Не каждодневная, только при необходимости. Вознаграждение обычное, но в особые периоды удваивается и даже утраивается.
— И часть бывают эти самые «особые периоды»?
Родимцев впервые за время пребывания в кабинете открыл рот. Лучще бы, конечно, и дальше держать его взаперти, но нужно же показать свою заинтересованность «утроенным» вознаграждением? В равнодушное отношение к обещанным баксам банкир все равно не поверит. Ибо, по мнению бизнесмена честность — порок, свидетельствующий о возможном предательстве.
— Как когда, — поощрительно улыбнулся Ольхов. — Как говорят, по потребности. Моей, естественно… По новому статусу переедешь в другое крыло особняка. Там, где живут твои будущие кореши: Ром, Полкан, Рекс… С последним ты, кажется, успел подружиться?
Переселение — один из способов подальше увести козла от капусты. Зря Ольхов надеется на эффективность задуманного — не получится. Но Николай сосредоточился не на этом — на последней фразе. Ибо именно во внешне невинном вопросе — ядовитое жало, готовое выбросить смертельную струю. Поэтому он собрал в тугой комок всю свою волю и предельно равнодушно пожал плечами.
— Подружился — слишком сильно сказано. Во время тренировочной схватки — помните, в спортзале? — я малость попортил Рексу ногу. Вот и пришлось извиняться…
— Бобик говорит, что извинения были приняты?
Очередное пожатие плечами и многозначительная хитрая ухмылка. Ее, эту ухмылку, можно расценить и как похвальбу и как пренебрежение. Подумаешь, ножке сделали бо-бо, слабакам не место среди настоящих мужчин, пусть отправляются на кухню… Или — вот я какой хваткий да умелый, запомнят банкирские парни с кем имеют дело!
— Ну-ну, нельзя быть таким злопамятным. Ни тебе, ни твоим будущим друзьям… Что же касается «особых периодов», о них предупредит Бобик. Он же скажет когда, как и где.
Снова Бобик? Кажется, не удастся отвязаться от урода…
Комната в секции телохранителей мало чем отличалась от прежнего жилья. Разве только по коридору не разгуливал вооруженный охранник, да в ванной комнате стены облицованы не под мрамор. На стене висят не репинские бурлаки — картина неизвестного художника. Похоже, рисованная ногами. Окна выходят не в парк, а на парадный фасад особняка.
Новый статус беглеца имеет свои положительные и отрицательные стороны. Больше — отрицательных. Прежде всего, больше в его комнате не появится Вавочка, ревнивый любовник наверняка запретит ей навещать бывшего телохранителя. Потом — Николай превращается в обычного пешехода, «фордик» — недосягаемая ценность.
Положительная сторона — возможность беспрепятственно общаться с бывшим десантником, часами обсуждать с ним новости. Значит, быть в курсе всех замыслов банкира. Ибо Рекс всегда все знает.
Пожалуй, последнее достоинство перевешивает все прочие неудобства. Если, конечно, исключить утренние физзарядки под контролем Вавочки…
Дни тянулись мучительно спокойные. Но Родимцев уверен — спокойствие кажущееся, оно обязательно должно взорваться сумасшедшей гонкой. Так лошади на лугу лениво переступают с ноги на ногу, там щипнут травки, там постоят, пережевывая её. И вдруг вскинут голову, насторожат чуткие уши и — в галоп.
Завтрак в обществе молчаливых «корешей». Ром жует кашу, будто резину, Полкан жадно глотает её ложку за ложкой, Рекс спокойно попивает кофе с молоком — обычный утренний рацион. В столовую иногда заглядывает Бобик. Убеждается — подчиненные на месте, не передрались.
Непременная прогулся по парку. Ром и Полкан, устроившись неподалеку от будки дежурного охранника, дымят дорогими сигаретами. Рекс и Шавка не сидят — безустали разгуливают по аллеям. И — помалкивают. Рекс уже выложил все ему известное об особняке и его хозяевах, Николай не знал, как подступиться к главной интересующей его теме — банкирше. Вернее, лжебанкирше. Гуляя по аллеям, Николай бросал испытующие взгляды на окна второго этажа. Четыре из них — аппартаменты Вавочки. Чем может помочь Рекс?
Поэтому и молчат.
Занятый мыслями о дерьме, в которое он так неосмотрительно вляпался, Родимцев напрочь позабыл о немаловажном событии почти двухнедельной давности. Вербовке в сексоты госбезопасности.
В один из лениво плетущихся дней ему напомнили. Причем, как принято говорить, неординарным методом.
— Гуляете, дружки? — как всегда неожиданно выпрыгнул из кустов урод. — Свежим воздухом дышите или о чем-то сговариваетесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Вместе с чувством гадливости Николай ощутил и благодарность, и жалость. Благодарность за то, что Вавочка не побоялась заступиться за него, жалость — из-за нелегкой её судьбы.
— Глупости! — пренебрежительно отмахнулся банкир. — Все зависит от цены. Старая истина. Скажем, купил я контрольный пакет акций алюминиевого завода. На первый взгляд, дорого, баснословно дорого, но в будущем прибыль с лихвой компенсирует первоначальные затраты. Так и с тобой. Хочешь получить наследство — ласкай погорячей, не хочешь — будь холодна, как сегодня.
Условия поставлены, согласия или несогласия не требуется. Ибо отказаться Вавочка не может — обиженный любовник мигом заменит её другой телкой, более покладистой.
Девушка промолчала. А что она могла ответить?
Банкир демонстративно запахнул халат и, постукивая спадающими тапочками, ушел к себе. Вавочка проводила его брезгливым взглядом, вытерла выступившие злые слезы и захлопнула дверь. Послышался звук поворачиваемого в замке ключа.
Родимцев возвратился в свою комнату. Его лихорадило, в горле застрял упругий ком, который мешал дышать…
Остаток ночи Николай проворочался на постели без сна. Взбудораженный мозг рисовал картинки, одна другой мрачней. И — анализировал, сопоставлял, отбрасывал разные варианты поведения.
Виделась Вавочка в больнице, когда она организовывала консилиум у постели матери. А вот — она же сидит верхом на полуголом парне, стиснув его бока пухлыми коленками. И — смеется, смеется. Радостно и задорно. В минуту опасности, не побоялась встать рядом с телохранителем лицом к лицу с вооруженными рокерами…
Но нельзя же так просто забыть и о сценке в ночном коридоре, выбросить её из памяти!
Что же делать?
Родимцев все же распечатал заветную бутылку армянского коньяка. Заранее морщась, выпил полстакана. Сделалось легче, в голове перестали меняться тусклые кадры. Организм, видимо, понял состояние хозяина, не ответил тошнотой.
Прежде всего, не показать богатому рабовладельцу, что его бесправный слуга знает об истинном раскладе взаимоотношений Ольхова и его мнимой дочки. Не дай Бог, заподозрит — расправится и с Родимцевым, и, что намного страшней, с любовницей. Похоже, у засушенного банкира — ни жалости, ни честности. Все это вырезано в тот день, когда он вступил на скользкую тропу банковского бизнеса.
Ну, ладно, актерским мастерством Бог Николая не обделил, положил с избытком. Он выдержит и это испытание — не сломается. А вот что делать потом — сплошная, непроглядная темнота. Сбежать вместе с Вавочкой? Куда, на какие башли? Кто приютит бездомную парочку, где отыскать спонсора, который станет кормить и поить их?
Зарплату телохранители не получают — по словам Рекса, заработанные ими деньги отправляются на банковские счета. Жилье, кормежка, одежда — бесплатные, какого рожна ещё нужно? Поэтому никто из парней не качал права, не требовал выплат.
А Вавочка привыкла к безбедному существованию, когда в дамской сумочке всегда — толстая стопка «зеленых», которые она, не задумываясь разбрасывает налево и направо. Согласится ли ограничивать себя, или, как Симка, потребует за ласки и нежность достойной оплаты?
Выход единственный — не подгонять события, дать им возможность развиваться. Одновременно, искать пути выхода из, прямо скажем, тупиковой обстановки. Авось, появится какой-нибудь периферийный, не московский, фирмач, который возьмет Николая и его спутницу на работу. Кем угодно — телохранителем, продавцом, килером.
Утром, очухавшись от фантастических видений, Родимцев, как всегда, убрал постель и расположился с гантелями и гирей напротив раскрытого окна. Пересилил нежелание накачивать мускулы. Не расквашиваться, держать себя в форме!
Но для упражнений с гирями и гантелями ему чего-то нехватало, какой-то малости.
Ах, вот оно что — пустует кресло, в котором обычно располагается зрительница! Неужели Вавочка так и не появится?
Не появилась.
Пришлось сделать гимнастику в сокращенном варианте. Так же поспешно парень принял контрастный душ, докрасна растер тело жестким полотенцем. Ну, ладно, телка на смотрины не пришла, но, вдруг, пригласит вместе позавтракать?
Когда скрипнула дверь, сердце замерло, потом забилось в ускоренном темпе. Все же, решилась!
Но это была не Вавочка. Порог перешагнул Бобик. Хмурый, похожий на священника, отпевающего ещё одного покойника. Набалдашник носа потемнел и набряк, глаза опущены.
— Хозяин требует, — замогильным тоном сообщил он. — Срочно.
Родимцев не изобразил ни радость, ни тревожные опасения. Просто поднялся с дивана, натянул джинсы, брезгливо обошел урода. Тот последовал за ним. Будто тюремный вертухай за зеком.
В коридоре расхаживает охранник. Странно, ночью его нет, днем, когда особняк находится в полной безопасности, бдит. Похоже, охрана снимается на период пребывания хозяина у любовницы, она же — его приемная дочь. Чтобы присутствие даже за дверю посторонних не портило аппетит сопостельников.
Николай осторожно два раза постучал в филенку двери. Бобик отодвинулся и прижался плечом к стене. На подобии собачонки, свернувшейся у порога хозяина. Только и нехватает настороженных ушей, но их заменяет выглядывающая из-под распахнувшейся легкой курткой — наплечная кобура.
Как обычно, Ольхов медленно и важно расхаживает по кабинету. От окна к двери, от стеллажей, забитых книгами — к двум кожанным креслам, оберегающих покой треугольного столика на гнутых ножках. Увидев телохранителя «дочери», банкир остановился, изобразил на лице нечто вроде приветливой гримасы. Для Родимцева — оскал тигра, заметившего жирную добычу.
— Присаживайся, Шавка. Извини за ранний вызов, но такая уж судьба у деловых людей — не спать, — манерно развел он руками. — Бизнес требует полной отдачи. Особенно, в нашей несчастной стране…
Николай сел не на предупредительно выдвинутый в центр комнаты стул — дерзко утонул в кожаном кресле. Дескать, не собираюсь подставляться и унижаться, готов для деловой равноправной беседы. Даже скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу.
Ольхов поморщился, но от замечаний воздержался. Минут десять распространялся по поводу разнесчастной своей судьбы, когда — ни отдыха, ни личной жизни. Можно подумать, что это не он ночью балдел в комнатах купленной любовницы.
В самый разгар монолога банкир вдруг резко остановился напротив телохранителя.
— Дочка рассказала мне о происшествии на берегу речки. Ты в очередной раз показал себя настоящим мужчиной и опытным бойцом. Благодарю.
Откуда только люди находят такое количество бессмысленных слов? Выбрасывают из себя, будто мусор на свалку! И все же приходится изображать послушное внимание, иногда кивать, соглашаясь с дурацкими замечаниями и фальшивыми благодарностями.
Вот и сейчас, Николай картинно по гусарски наклонил голову. Дескать, всегда готов к подвигу во имя преданности замечательному хозяину. Заодно спрятал насмешливую, злую улыбку. Говори, говори, трепач, сквозь подоплеку твоих высказываний просвечивается совсем иное. Подозрение, склеенное со злостью. На примитивную приманку меня не поймать.
— Признаюсь, твое назначение телохранителем дочери — ещё одно испытание. На верность. Конечно, я рисковал, доверяя козлу капусту, Тем более, такую красивую и сооблазнительную. Ты выдержал и эту проверку, как две предыдущих: в тире и в спортзале.
Пронизывающий взгляд вонзился в лицо слушателя. Выдержал ли, не дрогнут ли у парня веки, не опустит ли он виноватые глаза? У Николая зачесалась щека, потом — грудь. С трудом удержал руку, так и тянувшуюся к этим местам.
Очередная угодливая улыбка показала: похвала соответственно принята и оценена. Родимцев упорно молчал, реагируя на сладкие речи банкира подхалимистыми гримасами или движениями головой. В основном — кивками.
— Наступила пора вовлечь тебя в настоящие дела…
Ольхов снова заходил по кабинету. Кажется, несмотря на все проверки, он все ещё колебался открываться. Николай вспомнил смутные фразы Рекса о некой группе, выполняющей особые задания хозяина. Его охватило предчувствие какого-то, ожидающего его, очередного несчастья. Типа покушения на мать или убийства Сансаныча.
— Работа предстоит не трудная, можно даже сказать — легкая, — Ольхов умело лавировал между открытостью и закрытостью. — Не каждодневная, только при необходимости. Вознаграждение обычное, но в особые периоды удваивается и даже утраивается.
— И часть бывают эти самые «особые периоды»?
Родимцев впервые за время пребывания в кабинете открыл рот. Лучще бы, конечно, и дальше держать его взаперти, но нужно же показать свою заинтересованность «утроенным» вознаграждением? В равнодушное отношение к обещанным баксам банкир все равно не поверит. Ибо, по мнению бизнесмена честность — порок, свидетельствующий о возможном предательстве.
— Как когда, — поощрительно улыбнулся Ольхов. — Как говорят, по потребности. Моей, естественно… По новому статусу переедешь в другое крыло особняка. Там, где живут твои будущие кореши: Ром, Полкан, Рекс… С последним ты, кажется, успел подружиться?
Переселение — один из способов подальше увести козла от капусты. Зря Ольхов надеется на эффективность задуманного — не получится. Но Николай сосредоточился не на этом — на последней фразе. Ибо именно во внешне невинном вопросе — ядовитое жало, готовое выбросить смертельную струю. Поэтому он собрал в тугой комок всю свою волю и предельно равнодушно пожал плечами.
— Подружился — слишком сильно сказано. Во время тренировочной схватки — помните, в спортзале? — я малость попортил Рексу ногу. Вот и пришлось извиняться…
— Бобик говорит, что извинения были приняты?
Очередное пожатие плечами и многозначительная хитрая ухмылка. Ее, эту ухмылку, можно расценить и как похвальбу и как пренебрежение. Подумаешь, ножке сделали бо-бо, слабакам не место среди настоящих мужчин, пусть отправляются на кухню… Или — вот я какой хваткий да умелый, запомнят банкирские парни с кем имеют дело!
— Ну-ну, нельзя быть таким злопамятным. Ни тебе, ни твоим будущим друзьям… Что же касается «особых периодов», о них предупредит Бобик. Он же скажет когда, как и где.
Снова Бобик? Кажется, не удастся отвязаться от урода…
Комната в секции телохранителей мало чем отличалась от прежнего жилья. Разве только по коридору не разгуливал вооруженный охранник, да в ванной комнате стены облицованы не под мрамор. На стене висят не репинские бурлаки — картина неизвестного художника. Похоже, рисованная ногами. Окна выходят не в парк, а на парадный фасад особняка.
Новый статус беглеца имеет свои положительные и отрицательные стороны. Больше — отрицательных. Прежде всего, больше в его комнате не появится Вавочка, ревнивый любовник наверняка запретит ей навещать бывшего телохранителя. Потом — Николай превращается в обычного пешехода, «фордик» — недосягаемая ценность.
Положительная сторона — возможность беспрепятственно общаться с бывшим десантником, часами обсуждать с ним новости. Значит, быть в курсе всех замыслов банкира. Ибо Рекс всегда все знает.
Пожалуй, последнее достоинство перевешивает все прочие неудобства. Если, конечно, исключить утренние физзарядки под контролем Вавочки…
Дни тянулись мучительно спокойные. Но Родимцев уверен — спокойствие кажущееся, оно обязательно должно взорваться сумасшедшей гонкой. Так лошади на лугу лениво переступают с ноги на ногу, там щипнут травки, там постоят, пережевывая её. И вдруг вскинут голову, насторожат чуткие уши и — в галоп.
Завтрак в обществе молчаливых «корешей». Ром жует кашу, будто резину, Полкан жадно глотает её ложку за ложкой, Рекс спокойно попивает кофе с молоком — обычный утренний рацион. В столовую иногда заглядывает Бобик. Убеждается — подчиненные на месте, не передрались.
Непременная прогулся по парку. Ром и Полкан, устроившись неподалеку от будки дежурного охранника, дымят дорогими сигаретами. Рекс и Шавка не сидят — безустали разгуливают по аллеям. И — помалкивают. Рекс уже выложил все ему известное об особняке и его хозяевах, Николай не знал, как подступиться к главной интересующей его теме — банкирше. Вернее, лжебанкирше. Гуляя по аллеям, Николай бросал испытующие взгляды на окна второго этажа. Четыре из них — аппартаменты Вавочки. Чем может помочь Рекс?
Поэтому и молчат.
Занятый мыслями о дерьме, в которое он так неосмотрительно вляпался, Родимцев напрочь позабыл о немаловажном событии почти двухнедельной давности. Вербовке в сексоты госбезопасности.
В один из лениво плетущихся дней ему напомнили. Причем, как принято говорить, неординарным методом.
— Гуляете, дружки? — как всегда неожиданно выпрыгнул из кустов урод. — Свежим воздухом дышите или о чем-то сговариваетесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38