Шатер колдуна стоял под двумя
могучими деревьями, ветви которых не пропускали света луны.
Несомненно, Сагайета находился в шатре - как подсказывало
Конану его звериное чутье. Внимательно оглядевшись по
сторонам, киммериец попытался оценить ситуацию.
К одному из деревьев прислонился охранявший шатер
страж. Конан бесшумно скользнул к нему и, взмахнув
топором, раскроил пикту череп. От страшного удара дикарь,
не вскрикнув, рухнул на землю, а убийца его замер, пытаясь
определить, был ли услышан кем-либо шум от падения тела.
Однако, к его счастью, этот звук заглушили удары барабана.
Приникнув к земле, Конан пополз к шатру и уже собрался
пробраться внутрь, как вдруг наступила мертвая тишина -
барабанная дробь смолкла. По спине киммерийца пробежал
холодок; он вспомнил, что во время прошлого боя после такой
паузы появились гигантские змеи.
Нужно было торопиться! Откинув полог шатра, Конан
заглянул внутрь, и сразу же в ноздри ему ударил резкий
смрад - запах змеиной кожи. В шатре было темно, только в
почти угасшем очаге тускло отсвечивали красным угли. Рядом
с очагом неподвижно сгорбилась фигура человека.
Это был шаман Сагайета. глаза пикта были закрыты, и,
вероятно, он пребывал сейчас в трансе после совершенного
колдовского ритуала. Редкостная удача! Конан поднял свое
оружие, собираясь одним ударом прервать жизнь
отвратительного колдуна, как вдруг услышал шорох, и над ним
взметнулась узкая тень.
Киммериец почувствовал, как в левое запястье, не
защищенное кольчугой, впились чьи-то зубы. Он опустил
глаза - на его руке, вцепившись в плоть, висела огромная,
длиннее человеческого роста, пиктская гадюка. Не был ли то
сам повелитель змей, в тело коего умел вселяться Сагайета?
Конан резко поднял руку, и тело змеи метнулось вслед за
его движением; тогда, взмахнув зажатым в правой руке
топором, он отсек голову огромной рептилии. Змея корчилась
на полу в предсмертных судорогах, свиваясь в кольца, и в
одном из бросков попала прямо на угли очага. Воздух
наполнился вонью паленого мяса.
Тем временем Конан, похолодев, смотрел на свое
запястье - на месте укуса выступили только две маленьких
капли крови, но вокруг них быстро расползалось темное
пятно, а рука онемела почти до плеча.
Нельзя было терять ни мгновения. Он бросил топор и
выхватил из-за пояса нож, собираясь надрезать кожу в
месте укуса и высосать смертоносный яд. Но в этот миг
скорчившийся у очага и до сих пор неподвижный шаман поднял
голову. Широко раскрытые глаза Сагайеты были холодными и
лишенными всякого выражения. "Как у змеи", - мелькнула
мысль в голове киммерийца.
- Варвар! Святотатец! - по-змеиному прошептал колдун. -
Ты посмел убить великое существо, в которое временами
переселялась моя душа... Но ты жестоко поплатишься за это!
Не отвечая, Конан метнул в Сагайету нож, но тот со
змеиной ловкостью увернулся, и лезвие вспороло стенку
шатра. Шаман вскочил и вытянул к киммерийцу костлявые руки.
Но убийственное заклинание колдуну произнести не
удалось: Конан молниеносным движением подхватил с пола
топор и, широко размахнувшись, вонзил его в тощую шею
жертвы. Раздался глухой хруст разваливающихся шейных
позвонков. Голова Сагайеты скатилась с плеч, его туловище
бессильно осело на пол; багровый фонтан, ударивши из
перерубленной шеи, брызнул в очаг. Зло зашипели политые
кровью угли.
Перед глазами Конана плавали алые кольца. С трудом он
отыскал свой нож и полоснул им по запястью. Брызнула кровь;
киммериец прижался к ране губами и, сплевывая, стал
отсасывать отраву. Но от потерял слишком много времени, и
всю левую половину его тела уже пронизывала жгучая боль.
Успеет ли он?.. Сможет ли?.. Конан стащил с себя ремень и
крепко перетянул руку у плеча.
В это время до слуха его долетели отдаленные звуки
начавшейся битвы. Суля по всему, дикари, так и не
дождавшись появления змей, снова пошли в атаку - либо
рассчитывая, что помощь придет попозже, либо надеясь на свое
численное превосходство.
Конан вскочил на ноги. Забыв обо всем, он был готов
бежать к полю боя, встать в строй вместе со своими
солдатами... Но острая боль, словно молнией пронзившая
тело, заставила его опомниться: он слишком хорошо знал, что
любое физическое напряжение, разгонявшее отравленную кровь,
обернется для него смертью. И он снова приник губами к
разрезу на распухшей руке.
Наконец, его усилия увенчались успехом - через какое-то
время киммериец почувствовал, что чудовищная боль понемногу
начинает ослабевать. Опухоль больше не увеличивалась, и он
даже мог согнуть посиневшую руку. Тогда Конан перевязал
запястье клочком оторванной от рубашки ткани и, зажав в
правой руке топор, а в левой, едва повиновавшейся ему,
голову Сагайеты, вышел из шатра и направился в сторону
протоки.

8

Призрачный лунный свет озарял несметное множество
пиктов, переправляющихся через речной рукав. На другом
берегу их встречал железный строй аквилонской пехоты -
стена щитов и острия длинных пик. Кавалерия на правом
фланге пока что бездействовала.
Капитан Лаодамас услышал окликающий его хриплый голос.
- Великий Митра! - изумленно прошептал он, обернувшись
и увидев забрызганную кровью фигуру киммерийца. - Что с
тобой случилось, Конан?
- Это сейчас должно интересовать тебя меньше всего.
Почему твои люди не вступают в бой? У тебя был приказ
атаковать дикарей, когда они будут на середине протоки.
Копыта Нергала, чего ты еще ждешь?! Почти все пикты уже на
нашем берегу!
- Но это не правилам, Конан! - запротестовал
светловолосый капитан. - Согласно военному кодексу,
бесчестно нападать на противника, когда он находится на
переправе...
- Видит Кром, я терпел твою глупость слишком долго, но
терпению моему пришел конец! Однако поговорим мы с тобой об
этом позже...
С этими словами киммериец выпустил из рук топор и
голову Сагайеты, после чего, подойдя к Лаодамасу,
неожиданно подхватил его под колено и, выдернув ноги из
стремян, сбросил опешившего всадника с коня. Взлетев в
освободившееся седло, Конан нагнулся, поднял с земли свой
топор и насадил на него отрубленную голову.
- Я прикончил Сагаейту, колдуна пиктов! - проревел он
зычным голосом. - Теперь нам нечего бояться змей! Вперед,
парни! За мной! Рубите и колите!
Повинуясь жесту киммерийца, горнист протрубил атаку, и
застоявшиеся кони рванула в галоп. Подняв свой топор,
увенчанный головой пиктского шамана, Конан мчался впереди
атакующей колонны, продолжая выкрикивать: "Сагайета мертв!
Сагаейта мертв!" Кавалерия аквилонцев бронированным кулаком
врезалась в толпу дикарей и смяла их. Началась кровавая
резня.
Полуголые пикты не могли противостоять закованным в
доспехи всадникам. К тому же избивавшие дикарей аквилонцы
повторяли вслед за Конаном: "Сагайета мертв! Сагаейта
мертв!" Не понимая языка, но разобрав знакомое имя, дикари
заволновались, и тут те из них, кто оказался рядом с
вражеским вождем, заметили венчавшую его топор
окровавленную голову шамана. В рядах пиктов произошло
замешательство, а затем их войско превратилось в
беспорядочную толпу; вскоре они, потеряв разум, бросились
бежать, не слушая отчаянных призывов предводителей.
Аквилонская пехота ударила вслед за кавалерией, и мечи,
копья и стрелы боссонцев и гандерландцев довершили начатую
бойню. В тот вечер Нергалу досталось множество жертв, а
круглый диск луны, отражавшийся в протоке, сделался алым от
крови пиктов, окрасившей ее воды. Мало кому из дикарей
удалось спастись, добежав до черневшего вдали леса.
У опушки Конан остановил всадников и велел горнисту
играть отбой: в темной лесной чащобе кавалерии делать было
нечего. Он отыскал глазами командира пехотинцев.
- Глико! Теперь дело за тобой - перебейте всех, кого
сможете догнать!
Старый капитан молча кивнул и, повелительно мазнув
рукой своим солдатам, исчез в темной чаще. Конан соскочил
с седла, но тут стволы деревьев закружились перед ним в
причудливом хороводе; чудовищная усталость, раны и змеиный
яд сделали свое дело. Даже для такого могучего человека,
как гигант-киммериец, эти испытания оказались чрезмерными:
свет в его глазах померк, и он, как подкошенный, рухнул на
землю.

* * *

Глико и Флавий сидели рядом с постелью Конана,
наблюдая, как лежавший на спине киммериец с явным
неудовольствием протягивает левую руку легионому лекарю.
Когда тот размотал бинты, они увидели, что предплечье
чудовищно распухло и почернело, словно опаленное огнем.
- Никогда бы не поверил, если б не видел собственными
глазами, что ты ухитрился держать в этой руке топор, - с
удивлением произнес Глико.
- Кром! А что мне еще оставалось? В другой руке я
держал поводья, - мрачно ухмыльнулся киммериец и спросил
лекаря: - Ну что, мясник? Долго ли мне валяться тут
бревном? Вылечишь руку или отрежешь напрочь?
- Вылечу. Но думаю, что ты сможешь подняться с постели
лишь через несколько дней, мой господин, - ответствовал
целитель. - А если ты не последуешь моим советам, то
свалишься от лихорадки. Это я тебе точно обещаю!
Конан сердито сплюнул на пол и вполголоса пробормотал
замысловатое ругательство. Потом со вздохом повернулся к
Глико и Флавию.
- Расскажите-ка, чем кончилось дело?
- Мы долго преследовали в лесу дикарей, - ответил
седовласый капитан. - Кое-кто пытался защищаться, и я
потерял немало солдат, стрелков и копьеносцев, зато
немногие из пиктов ушли живыми. Мы перебили их, мой
господин!
Покосившись на свою руку, киммериец тяжко вздохнул.
- Наверное, я старею, - пробормотал он. - Разве в
прежние времена я свалился бы с ног от укуса паршивой
змеи? Да и не такой уж крупной она была, а я хлопнулся в
обморок, как девица! А сейчас, похоже, у меня что-то с
головой, мерещиться всякое... Если не ошибаюсь, я слышал
слова "мой господин"?
- Пока ты валялся без сознания, мы кое-что успели
сделать, - улыбнулся Флавий. - Королю Нумедидесу отправлен
пергамент - о нашей победе, о спасении Чохиры и об измене
Лусиана. Ну, и к нему приложена покорнейшая просьба
назначить тебя командиром пограничной стражи. Мы все
подписали, хоть Лаодамас долго упирался - он никак не может
простить, что ты унизил его при солдатах. Похоже, он
собирается послать тебе вызов на поединок - после твоего
выздоровления, конечно.
- Пасть Нергала! - Конан расхохотался. - Да, мне
пришлось обойтись с ним совсем неблагородно, не так, как он
привык! Ладно, пошлю ему мои извинения... Парень он
неплохой, вот только малость свихнулся на своей родовитой
крови. Кровь, честь и достоинство нобиля... Ха!
В дверь постучали, и в комнату вошел человек в
запыленной одежде королевского гонца.
- От пресветлого и великого короля! - торжественно
провозгласил он. - Пергамент полководцу Конану, командиру
пограничной стражи, начальствующему над легионом Золотых
Львов!
Когда киммериец с ухмылкой признался, что именно он -
обладатель этого пышного титула, ему с церемонным поклоном
был вручен запечатанный воском свиток. Взломав печать и
развернул пергамент, Конан, шевеля от напряжения губами,
принялся старательно разбирать руны королевского послания.
Глико и Флавий смотрели на него с нетерпением и
любопытством.
- Наш пресветлый и великий король, - благополучно
добравшись до конца письма, возвестил Конан, - утверждает
мое назначение. А кроме того, приглашает в Тарантию, свою
столицу, дабы представить ко двору. - Блаженно втянувшись
под одеялом, киммериец с хрустом расправил мышцы и
пробормотал:
1 2 3 4 5 6 7