Но за это придется
заплатить: вашему верному и благородному другу нужна сейчас
третья часть тех денег, которые были обещаны ему за
неоценимую помощь в возвращении исконных ваших земель.
Шаман закончил переводить речь Эдрика, сделал небольшую
паузу и добавил еще несколько слов - явно от себя.
- О чем он говорит? - спросил Флавий, не знавший языка
пиктов.
- Он дал согласие на выплату этой суммы. Сейчас придут
его люди с деньгами... Смотри же, вот они!
Четверо пиктов, вышедших из леса, с трудом тащили на
плечах огромный тяжелый сундук, висевший на толстой,
похожей на бревно палке. Они поставили свою ношу на землю,
Эдрик подошел к ней и поднял окованную медью крышку ящика.
Запустив в него обе руки, он вытащил горсть монет,
полюбовался на блеск золота и высыпал деньги обратно.
- Откуда у дикарей взялось это сокровище? - прошептал
удивленный Флавий. - Ведь собственную монету они не чеканят,
в торговле с нами очень редко берут деньги. Им нужны
украшения, ткани и оружие, а не бесполезные желтые кругляши!
- А ты разве не узнаешь этот сундук? В казначействе
Аквилонии такие обычно используют для перевозки звонкой
монеты. Думается мне, что в этом было жалованье солдат из
форта Тусцелан - его так и не успели выдать накануне штурма.
- Но Лусиан, граф Лусиан, наш военачальник! Как мог он,
потомственный нобиль, продаться пиктам?
- Хмм... У меня есть на сей счет кое-какие
предположения, Флавий.
- И Эдрик, Эдрик! Неужели мы допустим, чтобы
предательство сошло с рук этому гнусному шпиону?! - Флавий
гневно стиснул кулаки. - Мне кажется, я смогу добраться до
его горла прежде, чем дикари успеют поднять оружие!..
- Только попробуй, и пожалеешь, что родился на свет! Ты
разве не понял, как важно нам добраться до Велитриума и
сообщить то, о чем мы здесь узнали? Эти сведения куда дороже
жизни какого-то ублюдка! А потому держи-ка язык за зубами,
приятель, да нагни пониже голову - хоть теперь пиктам не до
нас, но осторожность все ж таки не помешает.
Тем временем пиктские воины, сгибаясь под тяжестью
сундука, удалились с поляны, сопровождаемые Эдриком. Шаман
Сагайета взобрался на плоский алтарный камень и начал
длинную торжественную речь, в которой превозносились
доблесть и мужество пиктов. Столпившиеся вокруг дикари
встречали его слова торжественным гулом и радостными
воплями, а затем пустились в странный причудливый танец,
движения которого как бы имитировали их действия во время
недавней битвы. По рукам снова пошли бурдюки с вином,
пляска становилась все более дикой и необузданной, и спустя
некоторое время все пикты, включая шамана, валялись точно
бревна на траве Поляны Совета.
Выждав еще немного, дабы убедиться, что опасности больше
нет, Конан велел Флавию следовать за ним, и беглецы с
превеликой осторожностью двинулись к берегу. Солнце село; в
наступившей ночной тишине, которую по-прежнему нарушало
только лягушиной кваканье, киммериец быстро пробирался
вперед по узкой, почти незаметной лесной тропинке. Молодой
полусотник был не так ловок; он то и дело спотыкался о
выступающие из земли корни или задевал ствол дерева, пока не
понял, что ему лучше всего идти по следам капитана, который,
похоже, мог видеть в темноте как лесная кошка. Казалось, сам
гигант-варвар не ведает усталости, однако заметив, что его
менее выносливый спутник начал задыхаться, выбившись из сил,
Конан остановился, дав ему время отдохнуть. Впрочем,
утомление не заставило неугомонного аквилонца прекратить
свои бесконечные расспросы.
- Так почему же граф Лусиан оказался предателем? Ты
говорил, что догадываешься...
- Ну, это довольно просто, парень. Ведь после того, как
пикты захватили Тусцелан, графу, как командующему легионом
пограничной стражи, фактически стала подчиняться все
Конаджохара.
- И что с того? Конаджохара! Невелик почет! Глушь, дикие
нравы, дикие люди... Это всего лишь небольшой кусок
побережья Громовой реки. Три бедные провинции - Конавага,
Чохира да Орискония, всего один город...
- Я про то и говорю. Губернаторы соседних провинций
станут требовать у короля, чтобы земли Конаджохары были
поделены между ними - и мне кажется, что наш добрый
Нумедидес не станет этому препятствовать. И что тогда
останется Лусиану? Большая часть его владений отойдет к
Боссону, а тамошний губернатор Тасперас - злейший враг
Лусиана. Теперь понимаешь, отчего нашему графу выгодно
сдать пиктам Чохиру? Он подложит свинью Тасперасу, а кроме
того, получит огромные деньги! В гарнизоне Тусцелана была
тысяча воинов, а жалованье они не получали целых полгода!
Прикинь, какую сумму это составляет! А всему Велитриуму
известно, что Лусиан более всего на свете любит играть в
азартные игры и ставки делает крупные. В последнее время
ему, наверное, больше везет в любовных делах, чем в игре, и
за ним значатся огромные долги, так что Сагайета
подвернулся ему очень кстати.
- Но если Чохира снова перейдет к пиктам, что же будет с
теми, кто там живет? Кто получил там землю?
- Думаешь, Лусиан из-за того ночами не спит? Его одно
заботит - благополучие и процветание собственной персоны. И
в том, как я полагаю, он мало отличается от остальных ваших
нобилей...
- Ты не прав, капитан! Вот ты упомянул губернатора
Боссона - он никогда бы не сделался предателем!
- Про барона Таспераса я и в самом деле не могу сказать
ничего дурного. Он даже оставил в пограничье своих людей -
после того, как пал Тусцелан, и присланные нам на подмогу
войска остальных губернаторов были отозваны. Но вообще-то я
не доверяю аристократам: они, как шакалы, рвут себе
богатства да владения, а случись какая беда, удирают
первыми. Ну, а что касается предательства Лусиана... Тут
палка о двух концах! Дикари-то, наоборот, считают его деяние
благородным - ведь он вернул им земли, которые Аквилония
получила обманным путем.
- Не могу понять, капитан - ты с таким презрением
говоришь об аквилонцах, и в то же время поступил на
королевскую службу. Да еще рискуешь ради нас жизнью в этих
гибельных местах, - в недоумении произнес Флавий.
- С чего ты взял, что я вас презираю? Нет, Флавий, в
твоей стране я встретил множество достойных людей, но,
видишь ли, немногие из них принадлежат к знати. А жизнью я
рискую, если уж говорить начистоту, не ради вас - просто я
привык хорошо делать свое дело. Ведь я командую наемниками
и чаще всего продаю меч не тому, на чьей стороне правда, а
кто больше мне заплатит. Но пойдем! Если мы будем и дальше
молоть языками, то не успеем до рассвета выбраться из этого
проклятого леса. Пошли!

4

Конан и Флавий, в обществе двух наспех одетых и, видимо,
только что поднявшихся с постели мужчин, сидели в
небольшой, освещенной масляной лампой комнате в казармах
Велитриума. Тяжелый дневной переход под лучами палящего
солнца, последующее сражение с пиктами, долгие часы,
проведенные в холодной воде, - все это совершенно не
отразилось на состоянии варвара, тогда как его молодой
спутник был полностью измотан. И потому Флавий почти не
принимал участия в разговоре, с трудом удерживаясь, чтобы не
заснуть прямо за столом. Двое других аквилонцев резко
отличались друг от друга: один из них был коренастым
человеком с седой бородкой и покрытым шрамами смуглым лицом;
второй - аристократического вида высокий юноша, на плечи
коего спускались длинные локоны светлых волос. Собравшиеся
обсуждали события прошедших дня и ночи.
- То, что ты рассказал, звучит очень странно, капитан
Конан, - заговорил молодой блондин, - Граф Лусиан - один из
знатнейших нобилей Аквилонии, и поверить, что он продал
свою страну, жизни наших солдат за пиктское золото... нет,
это совершенно невозможно!
Киммериец презрительно пожал плечами.
- Верить или не верить - твое дело, Лаодамас, однако
Флавия тоже свидетель этому. Он видел и слышал все!
- Как ты считаешь, Глико, - обратился Лаодамас к седому
воину, - имеем ли мы дело с изменой, или у них обоих просто
помутился разум?
- Мы действительно услышали сейчас невероятные вещи, -
после некоторой паузы ответил тот. - Но ты ведь знаешь, что
полусотник Флавий - достойный молодой командир, а Конан из
Киммерии дослужился в нашем войске до чина капитана и не
единожды доказал свое мужество и верность. А вот граф
Лусиан известен мне намного меньше, ибо он командует нашим
легионом не так уж давно.
- Но граф Лусиан - аристократ! Знатный нобиль! -
воскликнул Лаодамас.
- Великое дело! - фыркнул киммериец. - Просто смех
берет, до чего вы, люди благородной крови, уверены, будто
наследственный титул, как щит, оберегает аристократа от
слабостей и пороков, присущих нам, простым смертным! Ты еще
молод, Лаодамас, и вот тебе мой совет: присмотрись-ка
хорошенько кое к кому из своих собратьев, и ты узнаешь о них
такое...
- Но даже если все, что ты натворил, было бы правдой...
Да подожди!.. - воскликнул юноша, заметив блеснувший в
глазах Конана гнев. - Подожди, я ведь не сказал, что это
ложь! Но ты представляешь, в каком мы оказались положении?
По-моему, мы сейчас отправимся к командующему легионом
Золотых Львов и с порога скажем, что он - гнусный
предатель, а мы заявились, чтобы заточить его в темницу?
Так?
Киммериец скривил угол рта в недоброй усмешке.
- Не считай меня глупее, чем я есть на самом деле,
Лаодамас. Разумеется, необходимы доказательства - и они
у нас будут! Например, пройдоха Эдрик с четырьмя пиктами,
которые тащат Лусиану тяжеленный ящик с золотом... Ведь
должен же наш благородный граф получить то, что честно
заработал! Мы с Флавием старались добраться сюда побыстрей и
почти не отдыхали - видишь, парень совсем выбился из сил, -
а та компания движется не так проворно и, я думаю, не раз
отдыхает у своего сундука. Так что мы успеем перехватить их
прежде, чем кровавое золото будет доставлено по назначению.
Выслушав эту речь, седобородый Глико хмыкнул с
одобрением, и Лаодамас, поколебавшись, кивнул головой.

* * *

Ночь уже близилась к концу и на востоке уже вспыхнули
рассветные зарницы, когда киммериец и трое аквилонских
военачальников подошли к небольшой пристани, около которой
на волнах Громовой реки раскачивались несколько небольших
лодок. От вод уже поднимался предрассветный туман, звезды
тускло мерцали на бледнеющем небе. Было очень тихо; лишь
изредка плескала волна да терся о причал лодочный борт. И
потому, когда совсем рядом внезапно раздалось уханье совы,
все вздрогнули. Но Конан лишь покачал головой: на этот раз
они на самом деле слышали голос ночной птицы.
Ждать им пришлось недолго. Заря еще не успела
разгореться, как киммериец прислушался и предостерегающе
поднял руку.
- Похоже, это они... Быстро в укрытие!
Стараясь не шуметь, все четверо затаились под пристанью
- более удачного места, чтобы остаться незаметными, здесь
не нашлось. Теперь и спутники Конана слышали скрип уключин
и мерный плеск весел, что становился все ближе и ближе.
Вскоре из сумрака выплыла неясная тень - к пристани
приближался челнок, и над его бортами виднелись
расплывчатые силуэты людей. Их было пятеро.
Когда лодчонка достигла берега, один из сидевших в ней
выпрыгнул на доски причала и привязал ее, тогда как
остальные кряхтя от натуги, принялись вытаскивать из лодки
какой-то большой и, судя по всему, на редкость тяжелый
предмет. Подставив плечи под толстый шест, на котором была
укреплена эта ноша, они потащили ее за пятым своим
товарищем, шедшим налегке. Сидевшие в засаде приметили, что
на плечах носильщиков болтались плащи аквилонских солдат -
вероятно, перед тем, как отправиться речной дорогой, пиктов
сменили доверенные люди Лусиана.
Когда процессия приблизилась к укрытию перед ней, как
призрак, явившийся с Серых Равнин, выросла могучая фигура
киммерийца.
1 2 3 4 5 6 7