Да ты бы видела его. Нелегкая жизнь, уж конечно! Ни одному паразиту не жилось легче. Денег он не зарабатывал. Это за него делал его отец. Замечательный старик. Сколотил четверть миллиона фунтов на том, что скупал у крестьян и перепродавал глиняную и стеклянную посуду, чертовы черепки, как он ее называл. Обожал кларет, рыбную ловлю, охоту верхом с гончими – умел наслаждаться жизнью. Умер в восемьдесят лет на охоте. Нет, отец, которого я уважал, принадлежал к высшему обществу, учился в Чартерхаус-Скул – для меня, как он считал, и Беркхэмстед достаточно хорош – и на капитана в Магдален, и что дальше? Дальше ничего. Поступал как какой-нибудь простолюдин. Во всем. Картины в доме – это плохо, потому, дескать, что только всякие парвеню вешают у себя картины. Вот он и продал Курбе и Делакруа, которые принадлежали деду, и купил какой-то гоночный автомобиль. Водить он не умел, но ему нравилось быть обладателем гоночного автомобиля. Он не женился на девушке из высшего общества – только, мол, владельцы ночных клубов или фабрик, производящих воздушные шарики, так делают. Поэтому он женился на девице, которая у его адвокатов отвечала на телефонные звонки. А к адвокатам он наведывался довольно часто, потому что ему приходилось много судиться.
– Может быть, мне не стоило всего этого говорить, – помолчав, продолжал он, – но нужно ведь мне свалить вину на кого-то за то, что я такой, какой есть, правильно?
Элен внимательно смотрела на него. Он взялся за край простыни, в которую завернулась Элен. Она было сделала движение, чтобы остановить его, но тут же опустила руки, и он сдернул простыню. Некоторое время спустя он спросил:
– Поедем со мной на следующие выходные? В Нью-Йорк. Или куда скажешь.
Ответа не было так долго, что он заподозрил, что она уснула или притворяется, что спит, но наконец услышал ее голос откуда-то сверху:
– Ты действительно этого хочешь?
– Конечно хочу.
– Знаешь, пожалуй, я и впрямь смогу это устроить. Есть отличный повод – навестить тетку в Цинциннати.
– У тебя действительно там тетка?
– Была – десять лет назад. Но остается еще Артур.
– Да, это точно.
– Но знаешь, я в последнее время столько раз помогала Сью Грин, а за сегодня она чувствует себя виноватой. С другой стороны, почему Артур не может тоже поехать в Цинциннати?
– Твоя тетка – большая чудачка. Она не любит детей.
– Больше того, у нее с головой малость не в порядке и вообще со здоровьем. Было бы слишком ожидать, что она выдержит присутствие такого активного ребенка, как Артур.
– Да, нельзя же требовать от нее так много, правда?
– У тебя никогда не имелось детей, Роджер?
– Дорогая, пожалуйста, перестать выражаться на этот жуткий американский лад. Нет, у меня никогда не было детей. Вопрос о детях просто никогда не поднимался.
– Я думаю! Ладно, куда тебе позвонить, когда я все устрою?
– Я давал тебе свой нью-йоркский номер.
– Что-то не припомню. Лучше скажи еще раз.
– Я тебе его уже называл.
– Не важно. Скажи снова.
– Сказать?
– Почему ты не говоришь?
– Пожалуй, я мог бы его назвать.
– Если нетрудно. О Роджер!
– Я люблю тебя, Элен.
– У нас почти не осталось времени.
В соседней со спальней Бангов комнате зазвонил телефон, вернее, глухо затрещал. Элен вскочила с кровати.
– Я должна ответить.
– Ерунда, пускай его звонит.
Элен убежала, а Роджер остался еще немного понежиться в постели. Теперь он мог почти с уверенностью сказать, что выбранная им тактика принесла желанные плоды, и он искусно склонил ее к тому, чтобы через неделю уехать с ним. У него был слишком богатый опыт в такого рода делах, чтобы заранее ликовать – никаких торжествующих воплей, пока он не запрет за ними дверь в спальне нью-йоркской квартиры, – но то, что по самым скромным подсчетам теперь его шансы можно было оценить как шестьдесят против сорока, в то время как еще утром всего лишь как один против пятидесяти, было просто чудом. Ее голос в соседней комнате некстати напомнил, что времени у него почти не осталось, и даже мелькнула мысль, не показал ли он себя хуже Эрнста. Но, потратив на нее столько энергии, можно было не беспокоиться на этот счет. Она появилась в дверях, зачесывая волосы назад. Эта ее поза как бы говорила о некоем новом опыте, приобретенном недавно и очень красившем ее.
– Это тебя, – сказала она.
– Меня? Что за черт, кто это может быть?
– Он не назвался. Сказал, что просто друг.
– Друг? Это уже определенней.
– Только недолго.
– Можешь положиться на меня.
– Знаю.
Завернувшись в простыню, он вышел в другую комнату и поднял трубку.
– Мичелдекан слушает.
– Мистер Мичелдекан? – Голос с американским выговором был как будто совершенно незнаком.
– Слушаю вас.
– Мистер Мичелдекан, рад, что разыскал вас. Я звоню, чтобы справиться о вашем здоровье.
– С кем я говорю?
– Я имею в виду не физическое здоровье, понимаете, поскольку уверен, что оно у вас по-прежнему в полном порядке. Я бы желал узнать, как вы лично оцениваете состояние вашего духовного здоровья на данный момент.
Роджер перевел взгляд на стоявший рядом туалетный столик, где среди баночек, тюбиков и флаконов и прочего дамского арсенала лежал мужской галстук с тщательно завязанным узлом и пластмассовый футляр для электрической бритвы.
– Кто бы вы ни были, – сказал он в полный голос, – состояние моего духа, так же как гениталий и кишечника, вас не касается. Если это все…
– Позвольте вам заметить, сэр, следующее. Для меня, как священника Церкви, к коей вы принадлежите, ваше духовное здоровье является предметом исключительной и непосредственной важности. С вами говорит отец Колгейт. Если помните, в последний раз, когда мы встречались, я выразился в том отношении, что обнаружил у вас неопровержимые признаки, свидетельствующие о том, что ваша душа находится в разладе с Богом. Вот и сейчас, даже не видя вас, а только слыша по телефону, я по вашему тону с неизбежностью прихожу к тому же выводу. Беспокойство, поражающее душу, коя пребывает в разладе…
Роджер не прислушивался к словам Колгейта. Он не бросил трубку сразу только потому, что его внимание привлек шум машины, подъезжавшей к дому. Вот машина остановилась, и на крыльце послышались чьи-то тяжелые шаги. Роджер положил телефонную трубку рядом с аппаратом и выскочил из комнаты. В коридоре произошла традиционная неразбериха, когда бежавшие в разных направлениях Роджер и Элен столкнулись и какое-то мгновение боролись, как борцы, старающиеся увернуться от напарника. Наконец он оказался у себя в спальне и схватил одежду. Снова раздался звонок в дверь, и Роджер немного успокоился, но продолжал одеваться. Шага Элен прошелестели мимо и замерли в прихожей. Услышав, как она возвращается от двери одна, он как был, в рубашке, брюках и носках, сел на кровать.
Вошла Элен в халатике и золотистых домашних тапочках. В руках она держала большой желтый пакет.
– Это тебе, – сказала она. – Заказная, с доставкой на дом. Но не…
– Мне? Да что это все сегодня как с ума посходили?
– Погоди, не вскрывай – подожди, пока я не съезжу за Артуром.
– Интересно, чего еще ожидать? Кто-нибудь пригонит к дому стадо и скажет, что это для…
Тут он потерял дар речи, вскрыв пакет и обнаружив в нем свои материалы к лекции. К ним была приложена записка:
Уважаемый мистер Мичелдекан,
Я просмотрел ваши материалы (надеюсь, вы не станете возражать) и нашел их весьма интересными. Вы очень серьезно подготовились. Хотя я, признаться, противник подобного подхода к выступлениям.
Наверно, я должен принести извинения за то, что заранее не поставил вас в известность о своем намерении, но тогда какой во всем этом был бы смысл? Уверен, вы понимаете, о чем я.
С уважением Ирвин Мечер
P. S. Берегитесь Подвоха № 2!
– Что случилось? – спросила Элен.
– Ничего особенного. Прости, я оставлю тебя на минуту.
Он достал из нагрудного кармана пиджака записную книжку и вернулся к телефону. К его удивлению, голос в трубке продолжал вещать с прежней важностью.
– …учиться раскаянию, – доносилось до Роджера. – Но главное для новообращенного – это ужас, скорбь и страх. И не ждите поощрений, сын мой. Есть лишь один способ познания, который не требует от вас ничего, кроме серьезного и искреннего стремления к…
Роджер буркнул в трубку пару слов, помянув при этом Папу Римского, и дал отбой, потом заглянул в записную книжку и набрал номер.
Элен у него за плечом спросила:
– Кому ты звонишь? Что происходит?
Не оборачиваясь и не говоря ни слова, он протянул ей содержимое конверта. Потом сказал в трубку:
– Добрый день, могу я поговорить с профессором Пэрришем? А не скажете ли, где я могу найти его? Ах, у вас есть номер телефона? Будьте так любезны, продиктуйте. Благодарю, я попробую найти его там.
Элен несколько раз пыталась встрять в разговор, привлечь его внимание, когда он набирал новый номер, но он только мотал головой и отмахивался от нее свободной рукой. Наконец она выпалила:
– Ведь это твоя лекция, да?
– Да, да, и украл ее Мечер. Парень совсем сбрендил, и я собираюсь принять кое-какие… Алло, это Будвайзерский колледж? Библиотеку, пожалуйста.
– Но что ты можешь сделать теперь, дорогой? Да и какая польза будет тебе от этого сейчас? В любом случае не лучше ли будет сперва успокоиться?
Он яростно взглянул на нее:
– Я не желаю успокаиваться… Алло, пожалуйста, мне нужен профессор Пэрриш. Не могли бы вы поискать его? Да, конечно.
– Роджер, послушай!
– Да?
– Разве мы не согласились, что такое твое поведение ужасно?
– Да, возможно, но, боюсь, в данном случае твое напоминание некстати.
– В данном случае? Интересно. И что это за случай, по-твоему?
– Элен, дорогая, я вовсе не хочу сказать, чтобы ты не вмешивалась не в свое дело, поверь. Однако пойми, что я должен сам разобраться с этим… еврейским психом. Извини, но…
– Если ты собираешься сам с ним разбираться, зачем ты тогда втягиваешь в это дело Пэрриша?
– Будь так любезна, позволь уж мне самому судить…
– Можешь ты меня выслушать, Роджер?
– Ну, что ты хочешь мне еще сказать?
– То, что у нас осталось только десять минут, а потом мне надо будет ехать за Артуром. Я бы очень не хотела…
– Алло, слушаю вас. Хорошо, дорогая, увидимся позже, пока. Вы уверены? Босхбир двадцать два? Не могли бы вы в таком случае опять переключить меня на коммутатор? Благодарю вас.
– По крайней мере, теперь ты убедился, что Артур тут был ни при чем.
– Секундочку, дорогая, хорошо? Коммутатор? Босхбир двадцать два, пожалуйста.
Элен выбежала из спальни, громко хлопнув дверью. Роджер дернулся было, чтобы поспешить за ней, но потом вернулся к телефону и сказал в трубку:
– Кафедра английской литературы? Профессора Пэрриша, пожалуйста. Да будь вы хоть губернатором, мне наплевать, я хочу поговорить с профессором Пэрришем.
Через несколько минут Роджер убедился, что до Пэрриша ему при всем желании не дозвониться. Он вернулся к себе в спальню и обнаружил, что ни Элен, ни ее вещей там уже нет, и почти в тот же момент услышал, как ее машина отъезжает от дома.
Глава 12
– Прежде чем приступить к главному, я хотел бы выяснить одну простую вещь, если позволите.
– Буду рад всячески помочь вам.
– Во-первых, как мои материалы попали вам в руки?
– О, это самое замечательное во всей истории. Я ничего заранее не готовил, никаких конкретных планов у меня не было, только общая идея. А случилось все так: я зашел в гардеробную, чтобы повесить шляпу…
– Свою шляпу?
– Да. Чтобы быть совершенно точным – поскольку у меня несколько шляп, – одну из своих шляп. Ту шляпу, которая была на мне вчера вечером.
– Что представляет собой эта шляпа?
– Ну, думаю, вы бы сказали, что это шляпа темно-оливкового цвета, сделана из фетра, сужающаяся от полей к тулье, но не слишком, стоящая приблизительно…
– Есть на ней какие-нибудь украшения, эмблемы вроде колокольчиков, маленького охотничьего рога или кисточек?
– Нет, не на этой, но такая у меня тоже есть.
– Почему вы носите шляпы?
– Нравится. Вам нравится курить сигары, мне – носить шляпы.
– Допустим. Ладно, продолжайте.
– Первое, что я увидел в гардеробной, это портфель с крупной гравировкой на золотой пластинке: Р. X. Ст. Дж. У. М. или что-то вроде этого, такое же непонятное. Англичанин, сказал я себе. Но что за англичанин? А тот, который собирается читать лекцию. Это я понял сразу, даже не обратив еще внимания на буквы Р. и М.
– Блестяще.
– Нет, думаю, это будет преувеличением – просто, знаете ли, сообразительность. Меня заинтересовала одна вещь – это Ст. Дж. Не скрывается ли за этими инициалами имя Сент-Джон?
В другое время Роджер сказал бы, что не замечал подобных инициалов или не понимает, о чем идет речь (а то попросту врезал бы Мечеру левой и правой в диафрагму). К сожалению, последнее исключалось, поскольку с другого боку от Мечера сидела и явно прислушивалась к их разговору Сюзан Клайн – белые как снег волосы, огромные черные ресницы, ярко-алое платье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Может быть, мне не стоило всего этого говорить, – помолчав, продолжал он, – но нужно ведь мне свалить вину на кого-то за то, что я такой, какой есть, правильно?
Элен внимательно смотрела на него. Он взялся за край простыни, в которую завернулась Элен. Она было сделала движение, чтобы остановить его, но тут же опустила руки, и он сдернул простыню. Некоторое время спустя он спросил:
– Поедем со мной на следующие выходные? В Нью-Йорк. Или куда скажешь.
Ответа не было так долго, что он заподозрил, что она уснула или притворяется, что спит, но наконец услышал ее голос откуда-то сверху:
– Ты действительно этого хочешь?
– Конечно хочу.
– Знаешь, пожалуй, я и впрямь смогу это устроить. Есть отличный повод – навестить тетку в Цинциннати.
– У тебя действительно там тетка?
– Была – десять лет назад. Но остается еще Артур.
– Да, это точно.
– Но знаешь, я в последнее время столько раз помогала Сью Грин, а за сегодня она чувствует себя виноватой. С другой стороны, почему Артур не может тоже поехать в Цинциннати?
– Твоя тетка – большая чудачка. Она не любит детей.
– Больше того, у нее с головой малость не в порядке и вообще со здоровьем. Было бы слишком ожидать, что она выдержит присутствие такого активного ребенка, как Артур.
– Да, нельзя же требовать от нее так много, правда?
– У тебя никогда не имелось детей, Роджер?
– Дорогая, пожалуйста, перестать выражаться на этот жуткий американский лад. Нет, у меня никогда не было детей. Вопрос о детях просто никогда не поднимался.
– Я думаю! Ладно, куда тебе позвонить, когда я все устрою?
– Я давал тебе свой нью-йоркский номер.
– Что-то не припомню. Лучше скажи еще раз.
– Я тебе его уже называл.
– Не важно. Скажи снова.
– Сказать?
– Почему ты не говоришь?
– Пожалуй, я мог бы его назвать.
– Если нетрудно. О Роджер!
– Я люблю тебя, Элен.
– У нас почти не осталось времени.
В соседней со спальней Бангов комнате зазвонил телефон, вернее, глухо затрещал. Элен вскочила с кровати.
– Я должна ответить.
– Ерунда, пускай его звонит.
Элен убежала, а Роджер остался еще немного понежиться в постели. Теперь он мог почти с уверенностью сказать, что выбранная им тактика принесла желанные плоды, и он искусно склонил ее к тому, чтобы через неделю уехать с ним. У него был слишком богатый опыт в такого рода делах, чтобы заранее ликовать – никаких торжествующих воплей, пока он не запрет за ними дверь в спальне нью-йоркской квартиры, – но то, что по самым скромным подсчетам теперь его шансы можно было оценить как шестьдесят против сорока, в то время как еще утром всего лишь как один против пятидесяти, было просто чудом. Ее голос в соседней комнате некстати напомнил, что времени у него почти не осталось, и даже мелькнула мысль, не показал ли он себя хуже Эрнста. Но, потратив на нее столько энергии, можно было не беспокоиться на этот счет. Она появилась в дверях, зачесывая волосы назад. Эта ее поза как бы говорила о некоем новом опыте, приобретенном недавно и очень красившем ее.
– Это тебя, – сказала она.
– Меня? Что за черт, кто это может быть?
– Он не назвался. Сказал, что просто друг.
– Друг? Это уже определенней.
– Только недолго.
– Можешь положиться на меня.
– Знаю.
Завернувшись в простыню, он вышел в другую комнату и поднял трубку.
– Мичелдекан слушает.
– Мистер Мичелдекан? – Голос с американским выговором был как будто совершенно незнаком.
– Слушаю вас.
– Мистер Мичелдекан, рад, что разыскал вас. Я звоню, чтобы справиться о вашем здоровье.
– С кем я говорю?
– Я имею в виду не физическое здоровье, понимаете, поскольку уверен, что оно у вас по-прежнему в полном порядке. Я бы желал узнать, как вы лично оцениваете состояние вашего духовного здоровья на данный момент.
Роджер перевел взгляд на стоявший рядом туалетный столик, где среди баночек, тюбиков и флаконов и прочего дамского арсенала лежал мужской галстук с тщательно завязанным узлом и пластмассовый футляр для электрической бритвы.
– Кто бы вы ни были, – сказал он в полный голос, – состояние моего духа, так же как гениталий и кишечника, вас не касается. Если это все…
– Позвольте вам заметить, сэр, следующее. Для меня, как священника Церкви, к коей вы принадлежите, ваше духовное здоровье является предметом исключительной и непосредственной важности. С вами говорит отец Колгейт. Если помните, в последний раз, когда мы встречались, я выразился в том отношении, что обнаружил у вас неопровержимые признаки, свидетельствующие о том, что ваша душа находится в разладе с Богом. Вот и сейчас, даже не видя вас, а только слыша по телефону, я по вашему тону с неизбежностью прихожу к тому же выводу. Беспокойство, поражающее душу, коя пребывает в разладе…
Роджер не прислушивался к словам Колгейта. Он не бросил трубку сразу только потому, что его внимание привлек шум машины, подъезжавшей к дому. Вот машина остановилась, и на крыльце послышались чьи-то тяжелые шаги. Роджер положил телефонную трубку рядом с аппаратом и выскочил из комнаты. В коридоре произошла традиционная неразбериха, когда бежавшие в разных направлениях Роджер и Элен столкнулись и какое-то мгновение боролись, как борцы, старающиеся увернуться от напарника. Наконец он оказался у себя в спальне и схватил одежду. Снова раздался звонок в дверь, и Роджер немного успокоился, но продолжал одеваться. Шага Элен прошелестели мимо и замерли в прихожей. Услышав, как она возвращается от двери одна, он как был, в рубашке, брюках и носках, сел на кровать.
Вошла Элен в халатике и золотистых домашних тапочках. В руках она держала большой желтый пакет.
– Это тебе, – сказала она. – Заказная, с доставкой на дом. Но не…
– Мне? Да что это все сегодня как с ума посходили?
– Погоди, не вскрывай – подожди, пока я не съезжу за Артуром.
– Интересно, чего еще ожидать? Кто-нибудь пригонит к дому стадо и скажет, что это для…
Тут он потерял дар речи, вскрыв пакет и обнаружив в нем свои материалы к лекции. К ним была приложена записка:
Уважаемый мистер Мичелдекан,
Я просмотрел ваши материалы (надеюсь, вы не станете возражать) и нашел их весьма интересными. Вы очень серьезно подготовились. Хотя я, признаться, противник подобного подхода к выступлениям.
Наверно, я должен принести извинения за то, что заранее не поставил вас в известность о своем намерении, но тогда какой во всем этом был бы смысл? Уверен, вы понимаете, о чем я.
С уважением Ирвин Мечер
P. S. Берегитесь Подвоха № 2!
– Что случилось? – спросила Элен.
– Ничего особенного. Прости, я оставлю тебя на минуту.
Он достал из нагрудного кармана пиджака записную книжку и вернулся к телефону. К его удивлению, голос в трубке продолжал вещать с прежней важностью.
– …учиться раскаянию, – доносилось до Роджера. – Но главное для новообращенного – это ужас, скорбь и страх. И не ждите поощрений, сын мой. Есть лишь один способ познания, который не требует от вас ничего, кроме серьезного и искреннего стремления к…
Роджер буркнул в трубку пару слов, помянув при этом Папу Римского, и дал отбой, потом заглянул в записную книжку и набрал номер.
Элен у него за плечом спросила:
– Кому ты звонишь? Что происходит?
Не оборачиваясь и не говоря ни слова, он протянул ей содержимое конверта. Потом сказал в трубку:
– Добрый день, могу я поговорить с профессором Пэрришем? А не скажете ли, где я могу найти его? Ах, у вас есть номер телефона? Будьте так любезны, продиктуйте. Благодарю, я попробую найти его там.
Элен несколько раз пыталась встрять в разговор, привлечь его внимание, когда он набирал новый номер, но он только мотал головой и отмахивался от нее свободной рукой. Наконец она выпалила:
– Ведь это твоя лекция, да?
– Да, да, и украл ее Мечер. Парень совсем сбрендил, и я собираюсь принять кое-какие… Алло, это Будвайзерский колледж? Библиотеку, пожалуйста.
– Но что ты можешь сделать теперь, дорогой? Да и какая польза будет тебе от этого сейчас? В любом случае не лучше ли будет сперва успокоиться?
Он яростно взглянул на нее:
– Я не желаю успокаиваться… Алло, пожалуйста, мне нужен профессор Пэрриш. Не могли бы вы поискать его? Да, конечно.
– Роджер, послушай!
– Да?
– Разве мы не согласились, что такое твое поведение ужасно?
– Да, возможно, но, боюсь, в данном случае твое напоминание некстати.
– В данном случае? Интересно. И что это за случай, по-твоему?
– Элен, дорогая, я вовсе не хочу сказать, чтобы ты не вмешивалась не в свое дело, поверь. Однако пойми, что я должен сам разобраться с этим… еврейским психом. Извини, но…
– Если ты собираешься сам с ним разбираться, зачем ты тогда втягиваешь в это дело Пэрриша?
– Будь так любезна, позволь уж мне самому судить…
– Можешь ты меня выслушать, Роджер?
– Ну, что ты хочешь мне еще сказать?
– То, что у нас осталось только десять минут, а потом мне надо будет ехать за Артуром. Я бы очень не хотела…
– Алло, слушаю вас. Хорошо, дорогая, увидимся позже, пока. Вы уверены? Босхбир двадцать два? Не могли бы вы в таком случае опять переключить меня на коммутатор? Благодарю вас.
– По крайней мере, теперь ты убедился, что Артур тут был ни при чем.
– Секундочку, дорогая, хорошо? Коммутатор? Босхбир двадцать два, пожалуйста.
Элен выбежала из спальни, громко хлопнув дверью. Роджер дернулся было, чтобы поспешить за ней, но потом вернулся к телефону и сказал в трубку:
– Кафедра английской литературы? Профессора Пэрриша, пожалуйста. Да будь вы хоть губернатором, мне наплевать, я хочу поговорить с профессором Пэрришем.
Через несколько минут Роджер убедился, что до Пэрриша ему при всем желании не дозвониться. Он вернулся к себе в спальню и обнаружил, что ни Элен, ни ее вещей там уже нет, и почти в тот же момент услышал, как ее машина отъезжает от дома.
Глава 12
– Прежде чем приступить к главному, я хотел бы выяснить одну простую вещь, если позволите.
– Буду рад всячески помочь вам.
– Во-первых, как мои материалы попали вам в руки?
– О, это самое замечательное во всей истории. Я ничего заранее не готовил, никаких конкретных планов у меня не было, только общая идея. А случилось все так: я зашел в гардеробную, чтобы повесить шляпу…
– Свою шляпу?
– Да. Чтобы быть совершенно точным – поскольку у меня несколько шляп, – одну из своих шляп. Ту шляпу, которая была на мне вчера вечером.
– Что представляет собой эта шляпа?
– Ну, думаю, вы бы сказали, что это шляпа темно-оливкового цвета, сделана из фетра, сужающаяся от полей к тулье, но не слишком, стоящая приблизительно…
– Есть на ней какие-нибудь украшения, эмблемы вроде колокольчиков, маленького охотничьего рога или кисточек?
– Нет, не на этой, но такая у меня тоже есть.
– Почему вы носите шляпы?
– Нравится. Вам нравится курить сигары, мне – носить шляпы.
– Допустим. Ладно, продолжайте.
– Первое, что я увидел в гардеробной, это портфель с крупной гравировкой на золотой пластинке: Р. X. Ст. Дж. У. М. или что-то вроде этого, такое же непонятное. Англичанин, сказал я себе. Но что за англичанин? А тот, который собирается читать лекцию. Это я понял сразу, даже не обратив еще внимания на буквы Р. и М.
– Блестяще.
– Нет, думаю, это будет преувеличением – просто, знаете ли, сообразительность. Меня заинтересовала одна вещь – это Ст. Дж. Не скрывается ли за этими инициалами имя Сент-Джон?
В другое время Роджер сказал бы, что не замечал подобных инициалов или не понимает, о чем идет речь (а то попросту врезал бы Мечеру левой и правой в диафрагму). К сожалению, последнее исключалось, поскольку с другого боку от Мечера сидела и явно прислушивалась к их разговору Сюзан Клайн – белые как снег волосы, огромные черные ресницы, ярко-алое платье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27