Сникерс улыбнулся:
— Ну у тебя и видок!
— Где вы болтались так долго?! — возмущенно спросил Лехельт, тяжело дыша. — Из-за вас грохнем сейчас объект!
— Понимаешь, такие пробки с утра! — озабоченно сказал Цаца. — Не проехать! Прут прямо по тротуарам!
— А это что?! — Лехельт ткнул пальцем в свертки и пакеты.
— Эй! Ты поосторожнее! — оглянулся Цаца, забыв про дорогу. — Мы заехали в один магазинчик на минуту... Чего ты кривишься?! Ты сам объект грохнул! Номера не засек! Небось в кафешке пропадал, да? Я так и думал! Все Зимородку расскажу! Вот оно, молодое пополнение!
Андрей махнул рукой. Цаца славился своим склочным характером. Ему стукнуло сорок пять, и он вот-вот должен был уйти на пенсию. Когда-то он был неплохим разведчиком, но в последние годы “стравил пар”, бегать ленился и типажи выбирал себе больше все статичные — инвалидов с переломанными ногами. Эта привычка и подвела его однажды, когда объект, вместо того чтобы присесть на лавочку, как предполагал Цаца, неожиданно вскочил в троллейбус. Троллейбус отъехал от остановки — и пассажиры привстали с мест, с изумленным гулом потянувшись к окнам. Там, по тротуару, раскинув по сторонам костыли на манер крыльев, за уходящим троллейбусом вприпрыжку мчался оперуполномоченный Цаца, подобный взлетающему аэроплану...
— Куда ехать? — спросил Лехельта Сникерс.
— Направо! Дай, я сяду за руль!
— Еще чего! — возмутился Цаца. — Я за машину расписывался! К тому же я выиграл приз за оперативное вождение в семьдесят восьмом году!
— Прошлого тысячелетия!.. — хихикнул Сникерс, но спорить с Цацой не стал.
Они еле-еле, как казалось Лехельту, миновали перекресток.
— Куда дальше? — невозмутимо спросил Цаца, притормаживая.
— В центр, я думаю... — неуверенно ответил Андрей. — Только так мы их не догоним! Вон, вон они!
Далеко впереди, в потоке машин, виднелась синяя “четверка”.
— Тормози, — сказал Сникерс. — Я поведу.
Было в голосе этого добродушного толстяка нечто такое, что даже скандальный “пенсюк” счел за благо с ним не спорить. Они проворно поменялись местами — и преследование пошло веселее, только светофоры замелькали. Пикап приближался — а поток машин становился все плотнее, и толстый Сникерс, обливаясь потом, дергал руль направо и налево, вертел головой и чертыхался вполголоса.
Наконец они остановились. Впереди, сколько хватало взгляда, торчали разномастные багажники, курились дымки. Одиноко высился в пробке троллейбус, раскинув рога, точно лось на вырубке. Дональд выскочил и побежал вперед, прижимая к груди фотоаппарат, лавируя между машинами и приближаясь к застрявшей неподалеку “четверке”. Его не отговаривали. Все они понимали, как важно зацепиться. Оперативная работа сродни эстафете: стоит кому-то ошибиться и уронить палочку — и все предшествующие усилия и успехи напрасны...
Он вернулся скоро. Молча сел в машину, махнул рукой и сказал:
— Это не они.
Сегодня был явно не его день...
— Точно не они? — сочувственно переспросил Цаца, причмокнув языком. — Может, плохо смотрел?
Андрей только головой покачал.
— Наплюй, — посоветовал Сникерс. — С кем не бывает...
— Да я и не расстраиваюсь. На зачет опоздал, вот жалость...
Он уныло взглянул на нескончаемую пробку.
— Ребята, не буду я тут с вами загорать... Скажите оперативному, что я двинул на базу своим ходом. Буду часика через три.
— Валяй, — дружелюбно отозвался Цаца. — Можешь не спешить, я попозже доложу. Прогуляйся.
И Андрюха махнул к Маринке. Они не виделись три дня, он лишь звонил ей с мобильника из засады.
Увидав его такого — грязного, небритого, странно одетого и до чертиков усталого, — она всплеснула руками.
— Ну как, поймали?
Андрей не рассказывал ей ничего, она лишь знала, что он где-то кого-то ловит.
— Пойдем, съедим кого-нибудь, — вместо ответа сказал он.
Его вид говорил красноречивее всяких слов. И Маринка повела его в пиццерию, накормила и напоила пивом, рассказала ему институтские новости. Он слушал — и медленно отходил, вспоминая, что кроме резидентов и шпионов есть нормальная жизнь...
Напоследок Маринка его развеселила.
— Между прочим, — сказала она, — Ромка стал такой странный. Все время расспрашивает меня о моих подругах... даже неприлично. И записался на курсы риторики! Обалдеть можно!
IV
Молодой охранник, объект Морзика, не появлялся на Двинской улице довольно долго. Вовка уже стал беспокоиться, не зевнул ли он его ненароком, не выпустил ли через служебный выход за углом. Он подогнал машину поближе и чертовски неудачно застрял в снежных отвалах, перегораживающих съезд на улицу. Задние колеса завертелись, выбрасывая снег, — и машина начала неумолимо садиться на брюхо.
— Давай, давай, давай! — приговаривал Морзик, до упора выжимая педаль акселератора.
Будь они вдвоем с Андрюхой или хотя бы с Кирой, он один бы вытолкнул машину, посадив напарника за руль. А теперь — хоть караул кричи...
По закону подлости, в это время из дверей “Красной шапочки” появился объект. Морзик опознал его со спины, по постановке плеч и посадке головы. На такие вещи у него глаз был наметан. Презрительно покосившись на отчаянно буксующего Черемисова, темноволосый красавец нажал на пульт, и в ответ ему дружелюбно подмигнула огнями белоснежная “тойота”. Небрежно бросив на заднее сиденье компактный кейс, парень еще раз с усмешкой оглянулся через широкое плечо на бедствующего разведчика, чем привел Морзика в неописуемое бешенство. Вовка отчаянно задергал рычаг коробки передач, завертел рулем, раскачивая машину вперед-назад, и вырвался-таки из снежной ловушки, как раз в тот миг, когда “тойота” сорвалась с места.
— Зараза! — ругался Морзик вслед уходящему объекту. — Не иначе ты задницей на дежурстве подрабатываешь, раз на такой тачке рассекаешь! Я тебя растрясу, зуб даю!
— Ты что несешь, салага! — неожиданно рявкнул ему в ответ свирепый бас оперативного дежурного. — Ты соображаешь, что говоришь, и кому?! Я Завалишину все доложу! Это чьей задницей я на дежурстве подрабатываю?! В каком это смысле?! Я этого так не оставлю!
Ахнув, Морзик только теперь заметил, что в пылу борьбы со снежными сугробами нечаянно зацепил тумблер включения связи с базой. На его беду, заступивший с утра оперативным майор Соловьев только недавно приобрел по сходной цене подержанный “форд”...
Поспешно пробормотав сбивчивые извинения, Вовка счел за благо уйти из эфира и припустил вслед объекту, в погоню за рубиновыми огнями “тойоты”.
Морзик, в отличие от Андрея Лехельта, не привык размышлять и комплексовать во время работы... да и в любое другое время. Он знал, что нужно “тянуть”, фиксировать, снимать. Теперь он врубил музычку, пользуясь тем, что сидит в машине один, закурил и гнал по улицам, прихлопывая большими ладонями по шершавой “баранке”, сроднясь с ней, как водитель-дальнобойщик. Его физиономия вытянулась, когда вслед за объектом свернул с Ленинского проспекта на знакомую улицу, где находилась их база.
Белая “тойота” остановилась у здания, в котором располагался один из офисов Дудрилина. Морзик знал об этом из материалов аналитической справки опера. Невдалеке уже видны были ворота “кукушки”. Проехав вперед. Черемисов развернулся и встал за углом, у известного ему запасного выхода. Коротко поговорив с базой, он натянул оранжевый жилет дорожного рабочего, нахлобучил на голову пластиковую каску и прихватил ободранный металлический чемоданчик с надписью “Инструменты”. В ОПС считается, что подписанная тара вызывает меньше любопытства, чем неподписанная. Если, к примеру, на ящике с “ухом” написано “марокканские апельсины”, случайный прохожий обращает на нее меньше внимания.
Помня месторасположение офиса, Вовка взбежал на третий этаж, достал из кармана отвертку и принялся ковырять выключатель. Это тоже относится к разряду классики: человек, занятый делом, подобен подписанной коробке. Впрочем, после неудачи с чайником Морзик скромнее оценивал свои способности к технике и проводку не трогал, а ограничился лишь снятием крышки выключателя.
Молодой человек из “Красной шапочки” вскоре появился в противоположном конце коридора и неспешно прошел в офис. Кейса при нем не было. Прикинув устройство коммуникаций здания, Морзик поднялся этажом выше и вошел в помещение, расположенное над офисом Дудрилина.
— Меня тут эта... послали! — радостно улыбаясь, сообщил он сидевшим в помещении женщинам. — Вытяжку посмотреть. Дайте стульчик, пожалуйста.
Под одобрительными взглядами двух почтенных дам он постелил на стул газетку и лишь потом влез на него с ногами. Дотянувшись до вентиляционной решетки, Морзик проворно просунул в нее миниатюрную подслушку на длинной капроновой нити и по вентиляционной трубе опустил ее до уровня третьего этажа. Закрепив нитку незаметным узлом, он с довольным пыхтением слез со стула.
— У вас полный порядок!
— Спасибо, молодой человек, — сказала одна из дам. — Может быть, хотите чаю?
И едва она потянулась к электрическому чайнику, как свет на всем этаже погас, а на лестнице этажом ниже раздался отчаянный вопль:
— Какая сволочь сняла крышку с выключателя! Меня чуть не поджарило!!
Удивленно вздернув брови, Морзик отказался от чая и поспешно удалился через противоположный выход, сняв от греха подальше оранжевый жилет и пряча под мышкой дурацкую метростроевскую каску.
Потом сидел в машине, одев наушники от плеера, и слушал. Запись шла автоматически.
— Это должно было быть синим с красным, — раздался хрипловатый невыразительный женский голос.
— Очень красиво, — отозвался молодой мужчина.
— Ерунда! Ты продолжаешь подхалимничать. Я же велела тебе быть искренним!
— Прости, ты права, как всегда.
— Ну вот, опять... Запомни, ты от меня ничего не добьешься, если не будешь искренним. Вранья мне и так хватает. Я хочу искреннего чувства, понял?
Судя по всему, говорившие были одни и находились рядом друг с другом. Морзик устроился поудобнее.
— Это же прекрасно, когда люди искренне любят друг друга. Если ты не будешь искренним, я тебя брошу.
— Вот стерва! — прокомментировал в машине Морзик.
— Не волнуйся, — сказал мужчина. — Ты слишком нервничаешь. Это заметно.
— Ерунда! Вам, тупым мужикам, только кажется, что вы все понимаете. Дудрилин тоже говорил, что видит меня насквозь. Пакость очкастая!..
— Потерпи. Уже недолго осталось. Еще пару часов.
— Ты думаешь — у меня нет сердца?! Что я холодная жестокая стерва?! Ты это думаешь?!
— Ничего я не думаю! — раздраженно ответил мужчина. — Просто говорю — потерпи. В конце концов, ты сама все это затеяла.
— А ты почему орешь на меня? Ты кто такой, чтобы на меня орать?! Мальчик с Пальчик!
— Я не кричу на тебя. Могу уйти, если хочешь.
— Ой-ой-ой, какие мы гордые! Никуда ты не уйдешь... пока своего не добьешься. Я знаю, чего ты хочешь. И знаешь что? Меня это за-бав-ля-ет!
— Не хочу ссориться...
— Конечно, не хочешь. Тебе это невыгодно... Убери руки. Свою порцию ласки ты уже получил. Я — твоя хозяйка, между прочим!
— Я помню, — вздохнул мужчина.
Они довольно долго молчали. Складывалось впечатление, что они ждут какого-то события, телефонного звонка...
— Нам лучше сейчас быть где-нибудь на людях, — осторожно сказал мужчина.
— Да, и еще лучше — порознь! — фыркнула она.
— Можно и вместе, главное — на людях. В конце концов, я твой работник.
— Работник... маляр и плотник... Он тебе позвонит сразу после того?
— Сразу, как только сможет.
— Хорошо. Одевайся. Едем обедать. После твоих тисков есть хочется.
— Но это мои трусы...
— Я знаю. Я хочу, чтобы ты надел мои. Представляешь, какая будет хохма, когда тебя арестуют и приведут в камеру!
— Не смешно. Отдай!
— Одевай, я сказала! Я не шучу!
Женщина взвивалась при малейшей попытке перечить ей.
В наступившей затем тишине шуршала одежда.
— Ну, ты довольна? — резко спросил он.
— Очень! В ресторане я буду смотреть на твою суперменскую физиономию — и забавляться! Запирай кабинет! Поехали!
— Надо хоть немного прибраться...
— Надеюсь, что уже не надо. Ты боишься, что Дудрилин сюда еще придет? Нет? Тогда оставь все как есть. А то я буду думать, что ты меня дурачишь, и начну сердиться. А когда я начинаю сердиться...
Хлопнула дверь. Голоса стали невнятными и вскоре совсем затихли. Морзик выключил аппаратуру, убрал наушники и запустил двигатель на прогрев.
Вскоре они появились, щурясь на свет и снег. Женщина оказалась худой и довольно невзрачной брюнеткой. Угловатые порывистые движения выдавали немалый темперамент, но Морзик, предпочитавший несколько иные формы, скорчил удивленную физиономию.
— Кошка драная!
Он сфотографировал голубков, ухмыляясь над тайнами нижнего белья заносчивого охранника.
Они еще попрепирались у машин: парень показывал рукой на свою “тойоту”, предлагая, видимо, ехать порознь, но Алевтина Дудрилина, не слушая его, села за руль спортивного “ситроена”. Бросив печальный взгляд в сторону своей белоснежки, ее спутник со вздохом забрался в машину хозяйки и тотчас принялся тщательно пристегиваться ремнем безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Ну у тебя и видок!
— Где вы болтались так долго?! — возмущенно спросил Лехельт, тяжело дыша. — Из-за вас грохнем сейчас объект!
— Понимаешь, такие пробки с утра! — озабоченно сказал Цаца. — Не проехать! Прут прямо по тротуарам!
— А это что?! — Лехельт ткнул пальцем в свертки и пакеты.
— Эй! Ты поосторожнее! — оглянулся Цаца, забыв про дорогу. — Мы заехали в один магазинчик на минуту... Чего ты кривишься?! Ты сам объект грохнул! Номера не засек! Небось в кафешке пропадал, да? Я так и думал! Все Зимородку расскажу! Вот оно, молодое пополнение!
Андрей махнул рукой. Цаца славился своим склочным характером. Ему стукнуло сорок пять, и он вот-вот должен был уйти на пенсию. Когда-то он был неплохим разведчиком, но в последние годы “стравил пар”, бегать ленился и типажи выбирал себе больше все статичные — инвалидов с переломанными ногами. Эта привычка и подвела его однажды, когда объект, вместо того чтобы присесть на лавочку, как предполагал Цаца, неожиданно вскочил в троллейбус. Троллейбус отъехал от остановки — и пассажиры привстали с мест, с изумленным гулом потянувшись к окнам. Там, по тротуару, раскинув по сторонам костыли на манер крыльев, за уходящим троллейбусом вприпрыжку мчался оперуполномоченный Цаца, подобный взлетающему аэроплану...
— Куда ехать? — спросил Лехельта Сникерс.
— Направо! Дай, я сяду за руль!
— Еще чего! — возмутился Цаца. — Я за машину расписывался! К тому же я выиграл приз за оперативное вождение в семьдесят восьмом году!
— Прошлого тысячелетия!.. — хихикнул Сникерс, но спорить с Цацой не стал.
Они еле-еле, как казалось Лехельту, миновали перекресток.
— Куда дальше? — невозмутимо спросил Цаца, притормаживая.
— В центр, я думаю... — неуверенно ответил Андрей. — Только так мы их не догоним! Вон, вон они!
Далеко впереди, в потоке машин, виднелась синяя “четверка”.
— Тормози, — сказал Сникерс. — Я поведу.
Было в голосе этого добродушного толстяка нечто такое, что даже скандальный “пенсюк” счел за благо с ним не спорить. Они проворно поменялись местами — и преследование пошло веселее, только светофоры замелькали. Пикап приближался — а поток машин становился все плотнее, и толстый Сникерс, обливаясь потом, дергал руль направо и налево, вертел головой и чертыхался вполголоса.
Наконец они остановились. Впереди, сколько хватало взгляда, торчали разномастные багажники, курились дымки. Одиноко высился в пробке троллейбус, раскинув рога, точно лось на вырубке. Дональд выскочил и побежал вперед, прижимая к груди фотоаппарат, лавируя между машинами и приближаясь к застрявшей неподалеку “четверке”. Его не отговаривали. Все они понимали, как важно зацепиться. Оперативная работа сродни эстафете: стоит кому-то ошибиться и уронить палочку — и все предшествующие усилия и успехи напрасны...
Он вернулся скоро. Молча сел в машину, махнул рукой и сказал:
— Это не они.
Сегодня был явно не его день...
— Точно не они? — сочувственно переспросил Цаца, причмокнув языком. — Может, плохо смотрел?
Андрей только головой покачал.
— Наплюй, — посоветовал Сникерс. — С кем не бывает...
— Да я и не расстраиваюсь. На зачет опоздал, вот жалость...
Он уныло взглянул на нескончаемую пробку.
— Ребята, не буду я тут с вами загорать... Скажите оперативному, что я двинул на базу своим ходом. Буду часика через три.
— Валяй, — дружелюбно отозвался Цаца. — Можешь не спешить, я попозже доложу. Прогуляйся.
И Андрюха махнул к Маринке. Они не виделись три дня, он лишь звонил ей с мобильника из засады.
Увидав его такого — грязного, небритого, странно одетого и до чертиков усталого, — она всплеснула руками.
— Ну как, поймали?
Андрей не рассказывал ей ничего, она лишь знала, что он где-то кого-то ловит.
— Пойдем, съедим кого-нибудь, — вместо ответа сказал он.
Его вид говорил красноречивее всяких слов. И Маринка повела его в пиццерию, накормила и напоила пивом, рассказала ему институтские новости. Он слушал — и медленно отходил, вспоминая, что кроме резидентов и шпионов есть нормальная жизнь...
Напоследок Маринка его развеселила.
— Между прочим, — сказала она, — Ромка стал такой странный. Все время расспрашивает меня о моих подругах... даже неприлично. И записался на курсы риторики! Обалдеть можно!
IV
Молодой охранник, объект Морзика, не появлялся на Двинской улице довольно долго. Вовка уже стал беспокоиться, не зевнул ли он его ненароком, не выпустил ли через служебный выход за углом. Он подогнал машину поближе и чертовски неудачно застрял в снежных отвалах, перегораживающих съезд на улицу. Задние колеса завертелись, выбрасывая снег, — и машина начала неумолимо садиться на брюхо.
— Давай, давай, давай! — приговаривал Морзик, до упора выжимая педаль акселератора.
Будь они вдвоем с Андрюхой или хотя бы с Кирой, он один бы вытолкнул машину, посадив напарника за руль. А теперь — хоть караул кричи...
По закону подлости, в это время из дверей “Красной шапочки” появился объект. Морзик опознал его со спины, по постановке плеч и посадке головы. На такие вещи у него глаз был наметан. Презрительно покосившись на отчаянно буксующего Черемисова, темноволосый красавец нажал на пульт, и в ответ ему дружелюбно подмигнула огнями белоснежная “тойота”. Небрежно бросив на заднее сиденье компактный кейс, парень еще раз с усмешкой оглянулся через широкое плечо на бедствующего разведчика, чем привел Морзика в неописуемое бешенство. Вовка отчаянно задергал рычаг коробки передач, завертел рулем, раскачивая машину вперед-назад, и вырвался-таки из снежной ловушки, как раз в тот миг, когда “тойота” сорвалась с места.
— Зараза! — ругался Морзик вслед уходящему объекту. — Не иначе ты задницей на дежурстве подрабатываешь, раз на такой тачке рассекаешь! Я тебя растрясу, зуб даю!
— Ты что несешь, салага! — неожиданно рявкнул ему в ответ свирепый бас оперативного дежурного. — Ты соображаешь, что говоришь, и кому?! Я Завалишину все доложу! Это чьей задницей я на дежурстве подрабатываю?! В каком это смысле?! Я этого так не оставлю!
Ахнув, Морзик только теперь заметил, что в пылу борьбы со снежными сугробами нечаянно зацепил тумблер включения связи с базой. На его беду, заступивший с утра оперативным майор Соловьев только недавно приобрел по сходной цене подержанный “форд”...
Поспешно пробормотав сбивчивые извинения, Вовка счел за благо уйти из эфира и припустил вслед объекту, в погоню за рубиновыми огнями “тойоты”.
Морзик, в отличие от Андрея Лехельта, не привык размышлять и комплексовать во время работы... да и в любое другое время. Он знал, что нужно “тянуть”, фиксировать, снимать. Теперь он врубил музычку, пользуясь тем, что сидит в машине один, закурил и гнал по улицам, прихлопывая большими ладонями по шершавой “баранке”, сроднясь с ней, как водитель-дальнобойщик. Его физиономия вытянулась, когда вслед за объектом свернул с Ленинского проспекта на знакомую улицу, где находилась их база.
Белая “тойота” остановилась у здания, в котором располагался один из офисов Дудрилина. Морзик знал об этом из материалов аналитической справки опера. Невдалеке уже видны были ворота “кукушки”. Проехав вперед. Черемисов развернулся и встал за углом, у известного ему запасного выхода. Коротко поговорив с базой, он натянул оранжевый жилет дорожного рабочего, нахлобучил на голову пластиковую каску и прихватил ободранный металлический чемоданчик с надписью “Инструменты”. В ОПС считается, что подписанная тара вызывает меньше любопытства, чем неподписанная. Если, к примеру, на ящике с “ухом” написано “марокканские апельсины”, случайный прохожий обращает на нее меньше внимания.
Помня месторасположение офиса, Вовка взбежал на третий этаж, достал из кармана отвертку и принялся ковырять выключатель. Это тоже относится к разряду классики: человек, занятый делом, подобен подписанной коробке. Впрочем, после неудачи с чайником Морзик скромнее оценивал свои способности к технике и проводку не трогал, а ограничился лишь снятием крышки выключателя.
Молодой человек из “Красной шапочки” вскоре появился в противоположном конце коридора и неспешно прошел в офис. Кейса при нем не было. Прикинув устройство коммуникаций здания, Морзик поднялся этажом выше и вошел в помещение, расположенное над офисом Дудрилина.
— Меня тут эта... послали! — радостно улыбаясь, сообщил он сидевшим в помещении женщинам. — Вытяжку посмотреть. Дайте стульчик, пожалуйста.
Под одобрительными взглядами двух почтенных дам он постелил на стул газетку и лишь потом влез на него с ногами. Дотянувшись до вентиляционной решетки, Морзик проворно просунул в нее миниатюрную подслушку на длинной капроновой нити и по вентиляционной трубе опустил ее до уровня третьего этажа. Закрепив нитку незаметным узлом, он с довольным пыхтением слез со стула.
— У вас полный порядок!
— Спасибо, молодой человек, — сказала одна из дам. — Может быть, хотите чаю?
И едва она потянулась к электрическому чайнику, как свет на всем этаже погас, а на лестнице этажом ниже раздался отчаянный вопль:
— Какая сволочь сняла крышку с выключателя! Меня чуть не поджарило!!
Удивленно вздернув брови, Морзик отказался от чая и поспешно удалился через противоположный выход, сняв от греха подальше оранжевый жилет и пряча под мышкой дурацкую метростроевскую каску.
Потом сидел в машине, одев наушники от плеера, и слушал. Запись шла автоматически.
— Это должно было быть синим с красным, — раздался хрипловатый невыразительный женский голос.
— Очень красиво, — отозвался молодой мужчина.
— Ерунда! Ты продолжаешь подхалимничать. Я же велела тебе быть искренним!
— Прости, ты права, как всегда.
— Ну вот, опять... Запомни, ты от меня ничего не добьешься, если не будешь искренним. Вранья мне и так хватает. Я хочу искреннего чувства, понял?
Судя по всему, говорившие были одни и находились рядом друг с другом. Морзик устроился поудобнее.
— Это же прекрасно, когда люди искренне любят друг друга. Если ты не будешь искренним, я тебя брошу.
— Вот стерва! — прокомментировал в машине Морзик.
— Не волнуйся, — сказал мужчина. — Ты слишком нервничаешь. Это заметно.
— Ерунда! Вам, тупым мужикам, только кажется, что вы все понимаете. Дудрилин тоже говорил, что видит меня насквозь. Пакость очкастая!..
— Потерпи. Уже недолго осталось. Еще пару часов.
— Ты думаешь — у меня нет сердца?! Что я холодная жестокая стерва?! Ты это думаешь?!
— Ничего я не думаю! — раздраженно ответил мужчина. — Просто говорю — потерпи. В конце концов, ты сама все это затеяла.
— А ты почему орешь на меня? Ты кто такой, чтобы на меня орать?! Мальчик с Пальчик!
— Я не кричу на тебя. Могу уйти, если хочешь.
— Ой-ой-ой, какие мы гордые! Никуда ты не уйдешь... пока своего не добьешься. Я знаю, чего ты хочешь. И знаешь что? Меня это за-бав-ля-ет!
— Не хочу ссориться...
— Конечно, не хочешь. Тебе это невыгодно... Убери руки. Свою порцию ласки ты уже получил. Я — твоя хозяйка, между прочим!
— Я помню, — вздохнул мужчина.
Они довольно долго молчали. Складывалось впечатление, что они ждут какого-то события, телефонного звонка...
— Нам лучше сейчас быть где-нибудь на людях, — осторожно сказал мужчина.
— Да, и еще лучше — порознь! — фыркнула она.
— Можно и вместе, главное — на людях. В конце концов, я твой работник.
— Работник... маляр и плотник... Он тебе позвонит сразу после того?
— Сразу, как только сможет.
— Хорошо. Одевайся. Едем обедать. После твоих тисков есть хочется.
— Но это мои трусы...
— Я знаю. Я хочу, чтобы ты надел мои. Представляешь, какая будет хохма, когда тебя арестуют и приведут в камеру!
— Не смешно. Отдай!
— Одевай, я сказала! Я не шучу!
Женщина взвивалась при малейшей попытке перечить ей.
В наступившей затем тишине шуршала одежда.
— Ну, ты довольна? — резко спросил он.
— Очень! В ресторане я буду смотреть на твою суперменскую физиономию — и забавляться! Запирай кабинет! Поехали!
— Надо хоть немного прибраться...
— Надеюсь, что уже не надо. Ты боишься, что Дудрилин сюда еще придет? Нет? Тогда оставь все как есть. А то я буду думать, что ты меня дурачишь, и начну сердиться. А когда я начинаю сердиться...
Хлопнула дверь. Голоса стали невнятными и вскоре совсем затихли. Морзик выключил аппаратуру, убрал наушники и запустил двигатель на прогрев.
Вскоре они появились, щурясь на свет и снег. Женщина оказалась худой и довольно невзрачной брюнеткой. Угловатые порывистые движения выдавали немалый темперамент, но Морзик, предпочитавший несколько иные формы, скорчил удивленную физиономию.
— Кошка драная!
Он сфотографировал голубков, ухмыляясь над тайнами нижнего белья заносчивого охранника.
Они еще попрепирались у машин: парень показывал рукой на свою “тойоту”, предлагая, видимо, ехать порознь, но Алевтина Дудрилина, не слушая его, села за руль спортивного “ситроена”. Бросив печальный взгляд в сторону своей белоснежки, ее спутник со вздохом забрался в машину хозяйки и тотчас принялся тщательно пристегиваться ремнем безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31