Я перекинула пальто через руку только потому, что когда-то это было хорошее, черное пальто и мне было жалко с ним расставаться.
Не могу сказать, что мне очень понравилось все это зрелище.
Я давно уже перестала зачитываться всякими книжками о приключениях и путешествиях, потому что поняла, что на красоты природы лучше всего любоваться, сидя в автомобиле, или вообще, глядя в окно из теплого дома. А тут совершенно типичный девственный лес, где не ступала нога человека.
Здесь было душно и тихо.
Пышные кусты папоротника доставали мне до пояса, со стволов свисали перепутанные бороды лишайника; когда глаза у меня притерпелись к этому зеленому великолепию, я поняла, что лес-то смешанный: я имею в виду, что тут явно росли и какие-то хвойные породы, а в подлеске было полно травы.
Опять же, очень тихо.
Я наклонилась и сорвала лист папоротника, просто для того, чтобы почувствовать под пальцами что-то материальное. Обычный папоротник, спорофит, если хотите, потому что вся нижняя поверхность листа была усыпана темными шершавыми точками. Некоторое время я была всерьез занята тем, что пыталась отскрести эти споры ногтем. Потом до меня дошло, что занятие несколько дурацкое, и я стала раздумывать над тем, что мне делать дальше.
Видимо, нужно было куда-то идти.
За последнюю пару-другую часов я уже успела несколько раз распроститься с жизнью, поэтому на то, чтобы беспокоиться по поводу направления и выбора маршрута, у меня больше не осталось сил. Я просто прикинула, что если уж за спиной у меня такой здоровый обрыв, то лезть в него не имеет никакого смысла. Значит, нужно идти вперед (или направо, или налево, что, в общем-то, одно и то же). Поэтому я двинулась вперед, не выпуская из рук пальто — оно приобрело какое-то сверхценное значение. Идти было трудно — все перепутано, все цепляется друг за друга в буйстве своей растительной жизни, приходилось раздирать эту зеленую, тугую сетку, потому что обойти ее было невозможно. Так что, продвигаясь, я наделала достаточно шума — настолько, что, когда я заметила, что я тут не одна, было уже поздно.
Оно уставилось на меня.
Оно было мохнатое и рыжее, руки у него свешивались чуть не до земли и оно там было не одно — в зарослях, за папоротниками, мелькало еще что-то, точно такое же рыжее и мохнатое.
Это было уже слишком.
Я развернулась и со всех ног бросилась бежать обратно, к скалам. Я проламывалась сквозь проклятые папоротники и один раз растянулась на земле, потому что нога у меня попала куда-то не туда. Я ждала, что в плечо мне вот-вот вцепятся волосатые лапы и при этом боялась обернуться. Я мчалась так, что стволы проносившихся мимо деревьев слились в сплошное однородное месиво. Наконец, я добежала до спасительной гряды и уже разогналась, чтобы ввинтиться в свою щель.
И тут обнаружила, что забыла, в какую.
Вся чертова скала была в трещинах — и по левую руку, и по правую. Потеряв голову, я носилась по каменной осыпи, не соображая, что за мной, собственно, никто не гонится.
И тут я услышала насмешливый голос:
— Ну что ты мечешься?
Я остановилась, будто меня прихлопнули ладонью. Потом осторожно обернулась. Самый обычный человек. В штормовке, в сапогах, и ружье за спиной. Его рюкзак валялся рядом на камне.
Все это было уж как-то совсем запредельно, точно в дурном сне. Но поскольку сон вообще не предполагает никакой логики, то именно это ощущение меня несколько успокоило. Я лишь перевела дух и сказала:
— Там кто-то есть.
— Дуреха, это же сульпы, — сказал он, — У них должна быть моя лошадь.
— Это… то, что там — это сульпы?
— А у тебя есть еще какие-то идеи по этому поводу?
Только тут я заметила, что говорит он с едва уловимым акцентом. никаких особых идей у меня не имелось, поэтому я промолчала.
— Так что ты тут делаешь? — опять спросил он.
— Как мне отсюда выбраться?
— Выбраться? Куда?
Действительно, куда…
— Ты ведь с той стороны, верно? — сказал он. — Я только что оттуда. Тебе что, очень туда нужно? Там, по-моему, неладно.
— Сама знаю сказала я угрюмо. — А куда мне еще деваться?
— Ты можешь, например, пойти со мной, — сказал он. — Что ты носишься у этой норы? Ты в ней что-то забыла?
Я почувствовала себя полной идиоткой, а выглядела, наверняка, еще большей, чем себя чувствовала.
— Ничего я не забыла… Я просто не понимаю… где я оказалась.
— На другой стороне сказал он — Ты, видимо, случайно нашла Путь.
— Ты хочешь сказать, что меня уже убили?
Я готова была принять любую версию.
— Ты что, с ума сошла? — искренне удивился он. — с чего вдруг тебя убили? Ты прошла путь, вот и все. Я уже лет пятнадцать хожу туда и обратно. хотя, похоже, придется это прекращать. Там становится очень опасно.
— Туда и обратно…зачем?
— Я переношу сюда кое-какие вещи, — сказал он — Собственно…это то, чем я в основном занимаюсь. Вставай, пошли.
Тут только я обнаружила, что все это время просидела на острых камнях. Видимо, в какой-то момент у меня подкосились ноги.
Я встала и потащилась за ним.
— Меня зовут Хаарт, — сказал он не оборачиваясь. — Я довольно долго жил на той стороне…так что, могу с тобой объясняться, как видишь. Теперь-то там стало опасно. Они на каждом шагу спрашивают документы. А мои — такая явная подделка…
Я покорно выслушивала весь этот бред, попутно размышляя, не дернуть ли мне в кусты. Потом решила подождать немного, посмотреть, что будет дальше.
Тут он обернулся и поглядел на меня.
— Я оставил у сульпов свою лошадь, — сказал он, — ты можешь посидеть тут, подождать. похоже, ты их боишься.
Я не собиралась из вежливости утверждать обратное — просто постелила на землю свое многострадальное пальто и плюхнулась на него.
Он скрылся за деревьями. Не было его минут сорок и я уже было начала думать, что он мне привиделся. Потом он вернулся. Он ехал на невысокой гнедой кобыле и вел в поводу вторую лошадь — эта была чалая и уж совсем низкорослая.
— Я одолжил ее у сульпов, — объяснил он. — Они все равно какое-то время дальше не двинутся. Они иногда кочуют с места на место, понимаешь, а сейчас только осели здесь. Ты верхом ездить умеешь?
Его лошадь была поседлана. Моя — нет.
Я была не в том состоянии, чтобы торговаться по этому поводу и только попросила его, чтобы он меня подсадил. Он без слов забросил меня на лошадь, я разобрала поводья, вцепилась в гриву и потрусила за ним.
Он ехал быстрой рысью, да еще без конца крутил лошадь, огибая стволы деревьев. У меня не было сил следить за дорогой — все внимание уходило на то, чтобы удержать равновесие. Проклятая кобыла оказалась толстой, как бочка — уж не знаю, было бы мне удобней, если бы она была костлявой.
Через полчаса я взмолилась:
— Имейте совесть!
Он сказал:
— А я думал, ты раньше не выдержишь. Ладно, меняемся.
На его лошади сидеть было гораздо удобней — я сразу подогнала стремена по себе, пропустила его вперед и мы поехали быстрой рысью. Теперь у меня появилась возможность наблюдать за дорогой — да только, никакой дороги не было. Впереди была сплошная зелень, вверху — тоже, под копытами лошадей — тоже. Лес и лес. Куда мы едем?
В какую сторону?
Через какое-то время он перевел лошадь в шаг.
Я набралась храбрости и спросила:
— Хаарт! Куда мы едем?
— А куда ты хочешь? — раздраженно отозвался он.
Мне, видимо, следовало вести себя повежливей, но полная нереальность происходящего позволяла, как мне казалось, не слишком следить за собой. Какого черта я должна быть вежливой со своими галлюцинациями?
— Да никуда я не хочу! — в сердцах сказала я, — я вообще не понимаю, как я здесь оказалась. И что вокруг происходит. Что вы мне тут голову морочите, ей-Богу!
Он уже овладел собой.
— Послушай, — терпеливо сказал он, — я не знаю, зачем ты лазила по этому подземелью, но я так понимаю, что ты от кого-то пряталась. Не от хорошей жизни ведь ты туда полезла. Вернуться ты не захотела — мы едем ко мне домой — нужно же тебе куда-то деваться.
— Вам легко так говорить, потому что я тут беспомощна и не могу за себя постоять…
— Постоять? Да ты ж сидишь! Вы там, на той стороне, все с придурью.
Разговор принял какое-то безнадежное направление и я заткнулась.
Какое-то время мы молча ехали шагом, потом он опять подобрал поводья.
Стволы — раздутые, чешуйчатые, коленчатые вновь замелькали мимо.
Он, не оборачиваясь, крикнул:
— Нам придется заночевать в лесу. Засветло мы из него не выберемся.
Почему-то, услышав это, я успокоилась. Может, именно потому, что ночевать в лесу мне пришлось бы в любом случае. Но сидеть одной, без огня, пялясь в темноту, в любую минуту ожидая увидеть приземистую тень с горящими глазами…нет уж, увольте!
Выяснив, что будет дальше, я впала в состояние довольно неустойчивого душевного равновесия. Я, вообще-то не отношусь к тем людям, которые с легкостью приспосабливаются к меняющейся ситуации, поворачивают ее себе на пользу и, вообще, плавают в полном всяких неприятных неожиданностей мире, точно рыбы в воде. Мне всегда нужно знать, что случиться через час — лучше бы, правда, ничего не случалось. Никогда не понимала, какой кайф в дамских романах, в которых бедную женщину судьба швыряет как щепку по воле волн, пока она не найдет тихую пристань в объятиях своего героя — когда она могла найти эту тихую пристань еще на первых страницах романа, выйдя замуж за какого-нибудь герцога, который ей уже делал предложение, но, видите ли, с первого взгляда не понравился. В результате она в обоих случаях будет стирать пеленки и швырять в мужа сковороду — но предварительно, почему-то, предпочитает как следует потрепать нервы себе и окружающим. Я люблю спокойную, размеренную жизнь — кто ее, кстати, вообще видел?
За всеми этими бесплодными размышлениями я не заметила, как стемнело — в лесу и днем было темновато, а потом тьма неожиданно сгустилась и я перестала различать стволы деревьев. Я ехала, отдав повод и предоставив лошади самой выбирать дорогу, а она, видимо, полностью полагалась на едущую впереди парочку. Головную лошадь я видела — она была светлой масти и мелькала впереди смутным пятном.
Вскоре после наступления темноты, Хаарт перевел лошадь в шаг, мы прошагали еще минут десять, и, наконец, остановились в каком-то месте, которое, по-моему, ничем не отличалось от остальных. Мне ничего не оставалось, как слезть тоже. Он молча смотрел, как я расстегиваю подпруги, кладу перевернутое седло на землю и протираю спину лошади пучком травы.
Потом он сказал:
— Странно, что ты хoть как-то ездишь верхом.
— Мой отец был палеонтологом. Я ездила с ним в экспедиции.
Он даже не спросил, что такое палеонтолог, а, может, знал. Забрал у меня повод и увел лошадей куда-то за поваленное дерево.
Потом вернулся и стал разводить костер. Делал он все привычно, умело, но за все это время не произнес ни слова. Я особенно не усердствовала — просто сидела и смотрела на огонь. Когда в котелке закипело то, что там кипело, он протянул мне жестяную кружку. Это был какой-то отвар из трав, по вкусу дрянь порядочная, но, по крайней мере, горячий.
— Есть хочешь? — спросил он.
— Ага, — удивленно откликнулась я.
Он порылся в своем рюкзаке и протянул мне подозрительного вида хлеб, уже довольно черствый, и кусок такого же черствого сыра. Я подмела все это за пару секунд — я и не думала, что так оголодала.
Он спокойно наблюдал за мной.
— Тебе действительно нужно туда возвращаться? — наконец, спросил он.
Я как следует подумала.
— Зачем? Я хочу сказать… что я там оставила?
Я оставила там холод и мрак, и звуки выстрелов на ночных улицах, и друзей, которых уже не было. Та жизнь закончилась, когда за мной гнались штурмовики — с таким же успехом они могли меня убить.
В тяжелых временах нет ничего хорошего — они ломают вашу жизнь равнодушно, не спрашивая — все, на что вы надеялись, все, о чем мечтали… Но, когда они наступают, гораздо легче отличить важное от неважного. Все, что, казалось, определяло, все, что наполняло существование смыслом во дни благополучия — карьера, достаток, престиж… кто теперь об этом думает? Только о том, без чего человек действительно не выживет — не может выжить — безопасность, еда, сон… безопасность.
— По крайней мере, тут спокойно, — сказал он. — Там, у вас, сейчас не слишком уютно. Я еле выбрался.
— Ты хочешь сказать, что в том, что ты ходишь туда и обратно… нет ничего особенного?
Он пожал плечами.
— Если можешь добраться куда тебе нужно, это не так уж и сложно. Я знаю несколько человек отсюда, которые болтались там довольно долго. И — наоборот.
— И никто об этом не знает? Там, у нас, я хочу сказать… Я ни о чем подобном не слышала.
— Предположим, ты выбралась бы обратно, — сказал он. — Ты стала бы об этом говорить?
— Да нет, я же не совсем безумная. Какой смысл рассказывать — мне бы просто никто не поверил. Но это все как-то…непонятно.
Он кивнул.
— Я и сам не знаю, как это происходит. Всю механику, я хочу сказать. Но если прикинуть…это — единственный проход, о котором мне известно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18